Франсуа Рабле
Гаргантюа и Пантагрюэль
ГЛАВА XXXIII. Как иные из губернаторов Пикрошоля поспешными советами поставили его в крайне опасное положение
Когда лепешки были захвачены, перед Пикрошолем предстали герцог дю-Менюайль, граф Спадассен и капитан Мердайль и сказали ему:
– Государь, сегодня мы сделаем вас счастливейшим и победоноснейшим из всех государей, живших после Александра Македонского.
– Наденьте, наденьте шляпы, – сказал Пикрошоль.
– Благодарим, государь, – сказали они. – Мы знаем свой долг. Вот средство для этого: вы оставьте здесь какого-нибудь капитана с небольшим отрядом людей командовать гарнизоном и охранять место, которое на наш взгляд достаточно защищено как самой природой, так и укреплениями, возведенными по вашему плану. Вашу армию вы разделите на две части, как вам покажется лучше. Одна обрушится на этого Грангузье и его людей. С ними вы легко покончите с первого же натиска. Там вы, понятно, заберете денег кучи, потому что у этого мужика их достаточно, – у мужика, говорим мы, потому что у благородного принца никогда нет ни одного су. Копить – дело подлых людей. Одновременно с этим другая часть ар мии должна направиться к Они, Сентонжу, Ангмуа и Гаскони, Перигору, Медоку и к Ландам. Крепости, города, замки они заберут без сопротивления. В Байонне, в Сен Жан-де-Люк и Фонтараби вы захватите все корабли и, крейсируя у берегов Галисии и Португалии, разграбите все прибрежные страны, до Лиссабона, где найдете подкрепление во всем, потребном завоевателю. О господи! Испания сдастся, ведь это все мужичье. Дальше вы пройдете Сибиллиным проливом[94], там воздвигнете два столпа, великолепнее, чем Геркулесовы, на вечную память о вашем имени, и пролив получит имя Пикрошолева моря. Проходите Пикрошолево море, и Барбаросса становится вашим рабом…
– Я, – сказал Пикрошоль, – его помилую.
– Хорошо, – сказали они, – пусть так, лишь бы он принял крещение. Вы завоюете королевства: Тунис, Гипп, Алжир, Бону, Кирену, всю Барбарию. Идя дальше, вы захватите в свои руки Майорку, Минорку, Сардинию, Корсику и другие острова Лигурийского и Балеарского морей. Обогнув левый берег, вы завладеете Галлией Нарбоннской, Провансом, землей Аллоброгов, Генуей, Флоренцией, Луккой, и – прощай Рим! Бедный господин папа! Он со страху уже умирает!
– Ей-богу, – сказал Пикрошоль, – я не стану целовать его туфли.
– По взятии Италии – Неаполь, Калабрия, Апулия, Сицилия, а также и Мальта в ваших руках. Желал бы я, чтобы любезные эти рыцари, некогда родосские, оказали вам сопротивление, – посмотрел бы, как они обмочатся.
– Охотно, – говорит Пикрошоль, – отправился бы я в Лоретто.
– Нет, нет, – говорят они, – это будет на возвратном пути. Оттуда мы возьмем Кандию, Кипр, Родос и Цикладские острова и пойдем на Морею. Она – наша. Святитель Треньян![95] Храни боже Иерусалим, потому что могуществу султана далеко до вашего!
– О, я, – говорит Пикрошоль, – велю построить храм Соломона.
– Нет, – говорят они, – погодите еще немного; не будьте никогда столь быстры в ваших предприятиях. Знаете, что говорил Октавиан Август? «Спеши, не торопясь». Раньше вам надо получить Малую Азию, Карию, Ликию, Памфилию, Киликию, Лидию, Фригию, Вифинию, Мизию, Харазию, Саталию, Самагерию, Кастамену, Лугу, Савасту[96], – вплоть до Евфрата.
– А увидим мы, – говорит Пикрошоль, – Вавилон и гору Синай?
– Пока, – говорят они, – в этом нет надобности. Разве мало хлопот переплыть Гирканское море, проскакать по трем Армениям и по трем Аравиям?
– Ну, ей-богу, – говорит Пикрошоль, – мы сошли с ума! О бедняжки!
– В чем дело? – говорят они.
– А что мы будем пить в этих пустынях? Юлиан Август[97] со всем своим войском, говорят, погиб там от жажды.
– Мы, – говорят они, – уже обо всем распорядились. Вы имеете 9014 больших судов с грузом лучших в мире вин на Сирийском море: они прибыли в Яффу. Там нашлось 2 200 000 верблюдов и 1 600 слонов, которых вы захватили на охоте в окрестности Сигельма, когда вступили в Ливию, и сверх того у вас в руках весь караван, направляющийся в Мекку. Разве они не снабжены вином в достаточном количестве?
– Пожалуй, – говорит он, – но мы не выпьем свежего вина.
– Честью клянемся, – говорят они, – черт возьми, герой, победитель, претендент на мировой престол не всегда может удовлетворить все прихоти! Возблагодарим господа, что вы вместе с вашими людьми добрались целыми и невредимыми до реки Тигра.
– Ну, – говорит Пикрошоль, – а что делает тем временем та часть нашей армии, которая разбила этого негодного пьяницу Грангузье?
– О, они не гуляют, – отвечают те, – мы скоро с ними встретимся. Они завоевали для вас Бретань, Нормандию, Фландрию, Гэно, Брабант, Артуа, Голландию, Зеландию. Они перешли Рейн по трупам швейцарцев и ландскнехтов, а часть их покорила Люксембург, Лотарингию, Шампань и Савойю до Лиона; тут они нашли ваши гарнизоны, возвратившиеся после морских побед, и соединились в Богемии, разорив Швабию, Вюртемберг, Баварию, Австрию, Моравию и Штирию. Затем они вместе сильно ударили на Любек, Норвегию, Швецию, Данию, Готланд, Гренландию, Исландию – до Ледовитого океана. После этого завоевали Оркадские острова и подчинили Шотландию, Англию и Ирландию. Проплыв оттуда по Песчаному морю[98] и мимо сарматов, они победили и покорили Пруссию, Польшу, Литву, Россию, Валахию, Трансильванию, Венгрию, Болгарию, Турцию, и находятся в Константинополе.
– Поедем же к ним поскорее, – сказал Пикрошоль, – я очень хочу быть также императором трапезундским. Разве мы не перебьем всех этих собак – турок и магометан?
– А какого же черта! – сказали они. – Что нам еще делать? И вы раздадите их земли и имения тому, кто вам честно будет служить.
– Сам разум того требует; это только справедливо, – сказал он. – Вам я даю Карманию, Сирию и всю Палестину!
– А, это очень милостиво с вашей стороны. Весьма благодарны вам, государь, – сказали они. – Да даст вам господь вечное благополучие!
Тут присутствовал один старый дворянин, человек испытанный в различных приключениях, подлинный воин, по имени Эхефрон; слыша такие речи, он сказал:
– Я очень боюсь, что все это ваше предприятие похоже на известный фарс про горшок с молоком, благодаря которому один башмачник мечтал разбогатеть, а горшок разбился, и ему нечем было пообедать. Чего вы добьетесь путем таких славных побед? Каков будет конец стольких трудов и злоключений?
– Конец будет таков, что, возвратившись, мы отдохнем в свое удовольствие, – сказал Пикрошоль.
– Ну, а в том случае, – спросил Эхефрон, – если вы никогда не возвратитесь? Ведь путешествие и долгое и опасное. Не лучше ли было бы отдохнуть теперь, не подвергаясь случайностям?
– О, – сказал Спадассен, – ей-богу, вот мечтатель! Ну что ж, забьемся в угол у камина и будем вместе с дамами коротать свой век за нанизыванием жемчуга или за прялкой, как Сарданапал. «Избегаяй рати ни коня ни осла не имать», – сказал еще Соломон.
– «А кто слишком, – сказал Эхефрон, – станет рисковать, и осла и коня может потерять», – ответил Малькон.
– Ну, довольно, – сказал Пикрошоль, – идем дальше. Боюсь я только этих чертовских легионов Грангузье. Что, если – пока мы будем в Месопотамии – они пойдут на нас с тылу? Какое средство против этого?
– Очень хорошее, – сказал Мердайль. – Маленький приказ, который вы пошлете московитам, в один миг доставит на поле брани четыреста пятьдесят тысяч отборных бойцов. О, если бы меня сделали вашим наместником, я бы наколотил вам их! Затопчу, загрызу, захвачу, разнесу, – сокрушу!
– Ну, ну, – сказал Пикрошоль, – теперь поторопитесь. Кто меня любит, пусть следует за мной!
ГЛАВА XXXIV. Как Гаргантюа оставил Париж, чтобы поспешить на помощь родине, и как Гимнаст встретил неприятеля
В этот самый час Гаргантюа, на своей громадной кобыле выехавший из Парижа сразу по прочтении письма от отца, проехал уже мост Ноннэн; с ними были Понократ, Гимнаст и Эвдемон, которые, чтобы поспевать за ним, взяли почтовых лошадей. Остальной обоз, везущий его книги и философские приборы, шел обычной скоростью. Приехав в Парилье, Гаргантюа получил известие от арендатора Гугэ, что Пикрошоль укрепился в Ла-Рош-Клермо и послал капитана Трипе с большой армией атаковать леса Вед и Вогодри, и что посланные грабили все дворы вплоть до винодельни Бильяр и, чему было странно и трудно верить, творили насилия по всей стране. Гаргантюа был напуган этим и не знал, что говорить и что делать.
Но Понократ дал ему совет: отправиться к господину де-Вогийону, который был их другом и союзником с давнего времени, и у него получше осведомиться обо всех делах. Так немедленно они и сделали и нашли его в полной готовности помочь им. Он был того мнения, что хорошо бы послать кого-нибудь из своих людей разведать о положении в стране и состоянии неприятеля, и потом действовать согласно плану, соответствующему моменту. Гимнаст вызвался идти; но было решено, чтобы для лучшего успеха он взял с собой кого-нибудь, кто знал бы все дорожки и тропинки и реки в окрестностях. Поэтому он отправился с Преленганом, конюшим Вогийона, и они бесстрашно обследовали местность во всех направлениях. Гаргантюа тем временем отдохнул и подкрепил силы со своими людьми, велев дать меру овса его кобыле; это было семьдесят четыре мюйда[99] и три четверика.
Гимнаст, едучи со своим товарищем, встретил врагов, рассыпавшихся в беспорядке, грабивших и ворующих все, что могли. Заметив их издали, разбойники сбежались толпою, чтобы их почистить. Тогда Гимнаст закричал им:
– Господа, я – бедный дьявол, я прошу вас помиловать меня. У меня еще есть несколько экю; мы на них выпьем: это, как говорится, aurum potabile[100]; а лошадь мою продадим, чтобы оплатить мое счастливое прибытие; после этого считайте меня своим, потому что нет человека, который сумеет изловить, нашпиговать, изжарить, приготовить и, ей-богу, разрезать и приправить курочку, как я. За мой proficiat[101], пью за всех добрых товарищей!
Тут Гимнаст открыл свою железную бутыль и, запрокинув голову, изрядно выпил. Бездельники смотрели на него, разинув рот на целый фут и высунув язык, как борзые собаки, в ожидании выпить после него, но в эту минуту подбежал капитан Трипе – посмотреть, что здесь делается.
Гимнаст предложил ему свою бутыль, говоря:
– Нате, капитан, пейте смело; я уж попробовал: это вино из Ла-Фэ-Монжо.
– Как, – сказал Трипе, – этот мужлан потешается над нами! Кто ты такой?
– Я, – сказал Гимнаст, – просто бедный дьявол.
– А, – сказал Трипе, – раз ты бедный дьявол, то можно тебя пропустить, потому что всякий черт проходит повсюду безданно, беспошлинно; но необычно, чтобы бедные черти ездили на таких добрых конях. Поэтому, господин дьявол, сойдите с коня, а я на него сяду; а если он меня плохо повезет, – то, господин дьявол, меня повезете вы, я очень люблю, чтобы черт меня нес!
ГЛАВА XXXV. Как Гимнаст ловко убил капитана Трипе и других людей Пикрошоля
Услышав эти слова, некоторые из них испугались и стали креститься обеими руками, думая, что перед ними переряженный дьявол. Один них, по имени Добрый Жоан, начальник деревенской милиции, вытащил из своего гульфика молитвенник и громко закричал:
– Если ты от бога, говори! Если ты от другого[102], уходи!
Но тот не уходил; многие из солдат услышали это и отошли от компании; Гимнаст замечал все это и соображал. Он сделал вид, что слезает с коня, и, свесившись с левой стороны лошади, ловко перевернулся в стремени, с большой своей шпагой на боку, и, проскочив под лошадью, тотчас взметнулся в воздух и вскочил обеими ногами на седло, стоя задом к голове лошади, и сказал: «Плохи мои дела!» Затем на том же месте подскочил на одной ноге и, сделав оборот налево, возвратился в прежнее положение.
Тогда Трипе сказал:
– Гм, сейчас я этого не буду делать, на что есть причина.
– Скверно! – сказал Гимнаст, – я ошибся; сейчас прыгну по-другому.
И вот с большой силой и ловкостью он сделал прыжок как прежде, но только с оборотом направо. Затем просунул большой палец правой руки под луку седла, всем корпусом поднялся на воздух, поддерживая тело исключительно одними мускулами и нервами названного большого пальца, и в таком положении перевернулся три раза. На четвертый, опрокинувшись всем телом и ни до чего не касаясь, поднялся между ушей лошади, поддерживая тело на воздухе большим пальцем левой руки, и в этом положении сделал круг, а затем, хлопнув ладонью правой руки по середине седла, перекинулся на круп коня, сев по-дамски.
Сделав это, он с той же легкостью перевел правую ногу поверх седла и оказался в положении наездника на крупе. Тут он сказал: «Лучше будет поместиться между луками». И, упершись в круп лошади большими пальцами обеих рук, перекувырнулся в воздухе и очутился в правильном положении уже между луками; затем прыжком подбросил себя в воздухе и так держался на седле, сдвинув ноги; в таком положении перевернулся еще раз сто, со скрещенными на груди руками, крича громким голосом:
– Я беснуюсь, дьяволы, беснуюсь, черти, беснуюсь! Держите меня, дьяволы, держите!
Пока он так вольтижировал, ротозеи в великом изумлении говорили друг другу:
– О, матерь божия, это оборотень или черт переряженный. «Аb hoste maligno libura nos, Domine!»[103]
И пустились бежать, оглядываясь как собака, укравшая дичь. Тогда Гимнаст, видя выгодность своего положения, сходит с коня, обнажает шпагу и начинает поражать ударами самых важных. Он навалил их целые кучи, раненых, убитых, избитых, и никто не оказывал ему сопротивления, полагая, что это голодный дьявол, как из-за его замечательной вольтижировки, так и на основании тех речей, которые вел с ним Трипе, называя его бедным чертом. Правда, Трипе предательски хотел ему раскроить череп своею ландскнехтской шпагою, но он был хорошо защищен доспехами и почувствовал лишь тяжесть удара; быстро обернувшись, он бросился на Трипе, на лету нанес ему удар острием шпаги и, в то время как тот прикрывался сверху, одним ударом распорол ему желудок, ободочную кишку и полпечени, отчего Трипе упал на землю и, падая, испустил из себя более четырех горшков супу, а вместе с супом и дух.
После этого Гимнаст ретировался, полагая, что никогда не следует гнаться за счастьем до его поворота, и что каждому рыцарю к своей Удаче следует относиться почтительно, не принуждая и не насилуя ее.
Вскочив на коня, он вонзил ему шпоры и поскакал прямой дорогой на Вогийон, и Преленган вместе с ним.
ГЛАВА XXXVI. Как Гаргантюа разрушил замок де-Вед, и как они перешли брод
Приехав, Гимнаст рассказал, в каком положении застал неприятеля, и о военной хитрости, которую он употребил один против всей их оравы, утверждая, что это бездельники, грабители, разбойники, полные невежды в военном деле, и что Гаргантюа с его спутником смело можно пуститься в путь, потому что им будет очень легко перебить их как скотов.
Тогда Гаргантюа сел на свою громадную кобылу, в сопровождении своих спутников, как мы выше сказали. По дороге, встретив высокое и большое дерево (которое в народе называли «деревом святого Мартина», потому что оно выросло из посоха, посаженного там когда-то святым Мартином) Гаргантюа сказал:
– Вот что мне было нужно. Это дерево будет мне служить и посохом и копьем.
Он легко вытащил дерево из земли, оборвал ветки и обработал по-своему усмотрению. В это время кобыла его стала мочиться, чтобы облегчить живот, сделав это так обильно, что на семь миль затопила окрестность, и вся моча стекла к броду де-Вед и так подняла уровень воды, что вся толпа неприятелей в великом ужасе потонула, кроме некоторых, взявших дорогу к холмам налево.
Когда Гаргантюа прибыл в лес Вед, Эвдемон ему сообщил, что остатки неприятеля засели в замке. Чтобы проверить это, Гаргантюа закричал во всю мочь:
– Там вы или не там? Если вы там, то не будьте больше там; если не там, то мне нечего говорить.
Один негодяй-пушкарь, стоявший у бойницы, выстрелил в него из пушки и попал ему в правый висок, но удар причинил ему боли не больше, чем если бы в него бросили косточкой от сливы.
– Что такое? – сказал Гаргантюа. – Вы бросаете в нас виноградом?! Дорого же вам обойдется сбор! I
Он в самом деле думал, что ядро – это виноградина. Те, что были в замке заняты грабежом, услышав шум, побежали к башням и бастиона и выпустили в него больше 9 025 зарядов из бомбард и пищалей, целясь все в голову, и пальба была такая частая, что Гаргантюа закричал:
– Понократ, друг мой, эти мухи слепят мне глаза. Дайте мне какую-нибудь ветку с этих ив, чтобы отмахиваться от них.
Он думал про свинцовые пули и артиллерийские камни, что это слепни. Понократ убедил его, что это не слепни, а артиллерийские выстрелы, и что стреляют из замка.
Тогда Гаргантюа стал колотить своим громадным деревом по замку и – удар за ударом – снес и башни и бастионы и все обрушил на землю. Благодаря этому все находившиеся в замке были разбиты в куски.
Отправившись оттуда, они прибыли к мосту у мельницы и нашли весь брод покрытым трупами так густо, что мельничный проток был запружен; это были те, что погибли от мочевого кобыльего потопа.
Они были в раздумье, как им перейти, в виду нагромождения трупов. Но Гимнаст сказал:
– Если черти здесь переходили, то и я отлично перейду.
– Дьяволы-то, – сказал Эвдемон, – переходили, чтобы унести души осужденных.
– О, святой Треньян, – сказал Понократ, – из этого неизбежно следует, что и он переберется.
– Разумеется, да, – отвечал Гимнаст, – или застряну на дороге.
Пришпорив коня, он свободно переехал на другую сторону, и лошадь ничуть не испугалась мертвых, потому что он ее приучил, согласно учению Элиана, не бояться ни душ ни тел мертвых, не убивая людей, как Диомед, убивавший фракийцев, и Улисс, клавший тела убитых врагов под ноги коню, – как рассказывает Гомер, – а просто, кладя перед нею в сено чучело, заставлял ее переходить через него, когда давал ей овес.
Трое других благополучно проследовали за ним, за исключением Эвдемона, лошадь которого увязла правой ногою до колена в брюхе жирного и толстого негодяя, потонувшего навзничь, и никак не могла вытащить ее оттуда, оставаясь увязшей, пока Гаргантюа концом своей клюки не погрузил остатков требухи этого подлеца в воду, и тогда лошадь подняла ногу и (поразительная вещь в гиппиатрии[104]) вылечилась от опухоли на этой ноге от прикосновения к потрохам толстого плута.
ГЛАВА XXXVII. Как Гаргантюа вычесывал пушечные ядра из волос
Проехав по берегу Вед, они немного спустя добрались до замка Грангузье, который дожидался их с большим нетерпением. По прибытии они угощались вовсю; никогда мир не видал более веселых людей, потому что «Supplementum supplementi chronicorum»[105] говорит, что Гаргамель от радости умерла. Сам я ничего об этом не знаю, и мне мало заботы как о ней, так и о всякой другой.
Правда, однако, в том, что, переодеваясь и причесываясь своим гребнем величиною в сто канн[106], усыпанным зубьями из цельных слоновых клыков, Гаргантюа стал при каждом зачесе вытряхивать больше семи снарядов, застрявших в волосах во время уничтожения леса Вед.
Отец его Грангузье, заметив это, подумал, что это вши, и сказал ему:
– Милый сын мой, неужели ты занес к нам ястребов из Монтэгю[107]. А я и не подозревал, что ты там жил.
Тогда Понократ возразил:
– Господин, не думайте, что я поместил его во вшивый коллеж, называемый Монтэгю. Я предпочел бы поместить его среди нищих святого Иннокентия, из-за ужасной жестокости и мерзости, которые я там узнал: с каторжанами у мавров и татар, с убийцами в уголовных тюрьмах и уж конечно с собаками в вашем доме обращаются гораздо лучше, чем с несчастными в этом коллеже. И будь я в Париже королем, черт меня побери, если бы я не поджег того дома и не сжег с ним вместе и принципала и надзирателей, которые допускают такую бесчеловечную жестокость у себя на глазах!
Подняв один из снарядов, он сказал:
– Это пушечные ядра, которые получил сын ваш Гаргантюа при проходе через лес Вед, благодаря предательству ваших врагов. Но и они получили за это вознаграждение, и все погибли под развалинами замка, как филистимляне от хитрости Самсона и как те, которых раздавила башня Силоамская, о чем написано в евангелии (от Луки, XIII). Я того мнения, что надо за ними идти в погоню, пока счастье за нас.
– Правда, – говорит Грангузье, – но не сейчас. Я хочу этот вечер попраздновать, и добро пожаловать!
При этих словах подали ужинать, – и сверх всего были зажарены 16 быков, 3 телки, 32 теленка, 63 молочных козленка, 95 баранов, 300 молочных поросят под чудесным соусом, 220 куропаток, 700 бекасов, 400 каплунов людюнуасской и корнваллийской породы и 1 700 жирных экземпляров других пород, 6 000 цыплят и столько же голубей, 600 рябчиков, 1 400 зайцев, 303 штуки дроф и 1 700 каплунят.
Дичи не могли достать сразу в таком количестве; было 11 кабанов, присланных аббатом из Тюрпенэ, 18 штук красного зверя – подарок г-на де-Гранмона; затем 140 фазанов – от сеньора Дезессара; несколько дюжин диких голубей, речной птицы, чирков, выпи, кроншнепов, ржанок, лесных куропаток, казарок, морских уток, чибисов, диких гусей больших и карликовых, а также хохлатых цапель, аистов, стрепетов и фламинго с красным оперением, красношеек, индюшек; в добавление было несколько сортов похлебок.
Кушаний было в изобилии, и они были приготовлены добросовестно Фрипесосом, Ошпо и Пильвержюсом[108].
Жано, Микель и Верренэ подали хорошо выпить.
