Франсуа Рабле
Гаргантюа и Пантагрюэль
ГЛАВА XXXV. Как Пантагрюэль сошел на остров Фаруш, древнее обиталище Колбас
Команда судна фонарийцев доставила связанного кита на землю, на ближайший остров, называемый Фаруш, чтобы его анатомировать и собрать почечный жир, который считался чрезвычайно полезным и даже необходимым для лечения некоей болезни, именовавшейся ими «безденежьем». Пантагрюэль не видел в этом особого расчета, так как он в Галльском океане встречал и других китов, даже еще более громадных. Он все же соизволил сойти на остров, чтобы дать посушиться и подкрепиться тем из его людей, которых отвратительный кит замочил и запачкал. Они высадились у маленькой пустынной гавани на южной стороне острова, у опушки высокого, прекрасного и приятного леса, в котором протекал восхитительный ручеек, нежный, чистый и серебристый. Там они разбили палатки с походными кухнями. Топили, не жалея дров. Когда все переоделись, брат Жан позвонил в колокол. По этому сигналу быстро расставили и накрыли столы.
Пантагрюэль, весело обедая со своими людьми, за вторым блюдом заметил несколько маленьких Колбас, которые, не говоря ни слова, карабкались на одно из высоких деревьев, росших неподалеку от места пира. Пантагрюэль спросил Ксеномана:
– Что это за звери?
Он думал, что это белки, хорьки, куницы или же горностаи.
– Это Колбасы, – отвечал Ксеноман. – Это – остров Фаруш, о котором я говорил вам сегодня утром. Между Колбасами и Каремпренаном, их хитрым и старым врагом, с давних пор идет смертельная война. Я думаю, что они испугались нашей пальбы по киту и заподозрили, что это их враг прибыл сюда со своими войсками, желая захватить их врасплох или же причинить им разорение на острове, как он уже несколько раз тщетно пытался это сделать, с малой пользой для себя, благодаря заботливости и бдительности Колбас. Вероломство неприятеля и близкое соседство его владений вынуждали их быть постоянно настороже, подобно тому как говорила Дидона спутникам Энея, хотевшим занять в Карфагене гавань без ведома ее и согласия.
– Друг мой! – сказал Пантагрюэль. – Если вы видите, что мы могли бы каким-нибудь честным образом положить конец этой войне и примирить их, скажите мне ваше мнение. Я займусь этим от всего сердца и не пощажу ничего своего, только бы уладить отношения между двумя враждующими странами.
– Это сейчас невозможно, – отвечал Ксеноман. – Около четырех лет прошло с тех пор, как, проходя мимо островов Фаруш и Тапинуа, я вменил себе в обязанность установить мир между ними или, по меньшей мере, долгое перемирие, и они уже были бы давно добрыми друзьями и соседями, если бы только те и другие отказались от своего пристрастия в одном пункте. Каремпренан не хотел включать в мирный договор ни лесных Свиных Колбас, ни горных Сосисок, старых кумовьев и союзников наших Мясных Колбас. Последние же требовали, чтобы крепость Как и замок Салуар были переданы им в полную власть безусловно, и чтобы из этой крепости были изгнаны подлые убийцы и разбойники, занимавшие ее.
«Соглашение не могло быть достигнуто, так как условия договора показались обеим сторонам несправедливыми. Поэтому окончательно ни до чего не договорились. Во всяком случае они стали врагами менее суровыми и более мягкими, чем прежде. Но затем в Шезиле было издано постановление национального собора, коим и Колбасы осуждались, и Каремпренан объявлялся нечистым и осквернившимся в случае, если он заключит с ними союз или какое бы то ни было соглашение, – это постановление страшно озлобило, ожесточило, словно отравило их и заставило упорствовать в враждебном настроении. Помочь тут ничем нельзя. Легче помирить котов с крысами или собак с зайцами».
ГЛАВА XXXVI. Как свирепые Колбасы устроили засаду против Пантагрюэля
Пока Ксеноман рассказывал, брат Жан заметил двадцать пять или тридцать молодых, стройных Колбас, крупными шагами удалявшихся из гавани по направлению к городу, крепости и замку, и сказал Пантагрюэлю:
– Дело без осла не обойдется, – я уж вижу. Эти почтенные Колбасы, пожалуй, могут принять вас за Каремпренана, хотя вы на него ни мало не походите. Оставим наш обед и приготовимся к должной самозащите.
– Это будет не плохо сделать, – сказал Ксеноман. – Колбасы – суть Колбасы: всегда двоедушны и предательницы.
Тогда Пантагрюэль поднимается из-за стола и идет осмотреть лес. Он сейчас же возвращается и осведомляет нас, что он уже открыл на него засаду из жирных Колбас, а направо, в полулье расстояния от них, большой отряд других, гигантских и мощных Колбас, в ярости идущих в битву против нас, – под звуки дудок, рожков, пузырей с гремушками, тамбуров, барабанов, труб и горнов. Заключая из того, что он насчитал семьдесят восемь знамен, мы приблизительно определили их число не менее, чем в сорок две тысячи. Порядок, в котором они двигались, гордая поступь и уверенное выражение лиц заставляли нас думать, что это были не молоденькие Колбаски, а старые боевые Колбасы. В первых рядах – под знаменами – шли воины в полном вооружении, с маленькими пиками (как нам издали показалось), но во всяком случае очень острыми и хорошо отточенными. На обоих крыльях наступающих фланги прикрывались лесными Свиными Колбасами, массивными Паштетами и конными Сосисками; все это были рослые, воинственные и свирепые островитяне.
Пантагрюэль был в большом волнении, и не без причины, хотя Эпистемон и доказывал ему, что, может быть, в обычае Колбас так принимать и встречать, в полном вооружении, своих иностранных друзей, как благородные французские короли встречаются добрыми городами королевства при восшествии на престол, после коронования.
– Быть может, – говорил он, – это только регулярная гвардия местной королевы, которая, осведомленная теми самыми молодыми караульными Колбасами, которых вы видели на дереве, о том, что в порт вошел пышный кортеж ваших судов, подумала, что это прибыл к ним какой-нибудь богатый и могущественный государь, и лично выходит к вам навстречу для приветствия.
Неудовлетворенный этим Пантагрюэль собрал совет, чтобы услышать его мнение относительно того, что следует делать в таком затруднительном случае, когда опасность очевидна, а надежды неопределенны.
Он вкратце указал, что такой способ вооруженной встречи часто скрывает в себе смертельную опасность под видом дружбы и ласки.
– Так, – говорил он, – император Антонин Каракалла некогда истребил александрийцев; а в другой раз уничтожил свиту персидского царя Атабана, под предлогом, что он хочет жениться на его дочери. Это не осталось безнаказанным, так как вскоре он потерял жизнь. Жители города Сихема были обмануты подобным же способом сынами Иакова, отомстившими им за похищение сестры их Дины. Галлиен, император римский, так же лицемерно убил константинопольских воинов. Под видом дружбы Антоний заманил к себе армянского царя Артавада, затем велел заковать его в толстые железные цепи и в конце концов умертвил. В памятниках древности можно найти тысячу других подобных историй.
«С полным правом и доныне восхваляется осторожность французского короля Карла VI, который, возвращаясь после победы над фламандцами и жителями Гента в свой добрый город Париж и услышав, что парижане, числом до двадцати пяти тысяч, вышли из города к нему навстречу, со своими молотками, в боевом порядке, не захотел вступить в город, как его ни уверяли парижане, что они вооружились, чтобы принять его с большим почетом, без всякой задней мысли и дурного намерения. Он потребовал, чтобы они сначала разошлись по домам и разоружились.
ГЛАВА XXXVII. Как Пантагрюэль послал за капитанами Рифль-андуем и Тайль-буденом, и о замечательной речи его относительно имен, мест и лиц
На кораблях Пантагрюэля были как раз два капитана, имена которых находились в тесной связи с именами хозяев острова – Андуй (Колбас), и их союзниц – Буден (Колбас Свиных), а именно – Рифль-андуй и Тайль-буден. Он послал за ними Гимнаста; Панург было вызвался заменить его, но брат Жан стал обвинять Панурга в трусости, в том, что он выискивает предлог, чтобы уклониться от предстоящей битвы. На замечание Эпистемона относительно связи имен капитанов и врагов Пантагрюэль произнес целую речь по поводу прорицаний на основании собственных имен. Он привел массу примеров, из которых самый разительный пример – Регилиана, который за свое имя, происходящее от слова «гех» (по-латыни – царь), был провозглашен императором. Далее Пантагрюэль ссылался на удивительную догадливость Пифагора, который на основании четности или нечетности числа слогов собственного имени выводил заключение, какая сторона у кого подвержена хромоте, подагре, параличу и т. п. Четное число показывало, что левая, нечетное – правая. И в самом деле оказывалось так – исключений из этого правила не было. Ахиллес был ранен в правую пятку, потому что имя его было нечетное. Афродита же была ранена Диомедом в левую руку, Вулкан был хром на левую ногу.
Затем Пантагрюэль снова вернулся к именам и рассказал про осаду Александром Великим города Тира. Долго не удавалось взять ему этот город. Но однажды он увидал во сне сатира, которого ему, хотя и с великим трудом, удалось в конце концов изловить и схватить. Сон его был истолкован так, что Тир будет взят, ибо слов «сатир», если разделить его на две части, будет «са» и «Тир», то есть – «твой» и «Тир». Люций Павел Эмилий, избранный императором, воевал против македонского царя Персея. И вот его дочь как-то встретила отца со слезами и объявила ему, что ее любимая собачка «Перса» сегодня умерла. Павел получил полную уверенность в своей победе над Персеем.
К концу этой речи явились оба капитана в сопровождении солдат, вполне вооруженных и очень решительных. Пантагрюэль вкратце объяснил им необходимость с их стороны выказать доблесть в сражении, если их вынудят принять его (ибо он до сих пор не мог поверить, что Колбасы могли быть так вероломны). Он запретил начинать нападение самим и передал пароль: «Чистый Вторник».
ГЛАВА XXXVIII. Почему люди не должны презирать Колбас
Вы, пьяницы, смеетесь – и не верите, что так было вправду, как я вам рассказываю. Я не знаю, как вас заставить верить. Если хотите, верьте; не хотите – пойдите, посмотрите сами. Но я хорошо знаю, что я видел. Дело происходило на острове Фаруш. Я вам называю остров. А припомните силу древних гигантов, взгромоздивших Пелион на Оссу и желавших окутать Оссой тенистый Олимп, чтобы вступить в сражение с богами и искоренить их на небе.
Это была сила недюжинная, немалая. Ведь они были половиной тела колбасами или, вернее, змеями.
Змий, искусивший Еву, был колбасообразный; тем не менее про него написано, что он был тоньше и хитрее всех прочих живых существ. Таковы и Колбасы! Еще и сейчас в некоторых академиях придерживаются мнения, что искуситель был именно Колбасой, – по имени Итифалл, – в которую был когда-то превращен добрый господин Приап, великий соблазнитель женщин в «парадизах» (слово греческое, по-французски значит «сады»).
Швейцарцы – сейчас народ смелый и воинственный, – а как знать, не были ли и они прежде сосисками? Я бы не решился положить против этого палец в огонь. Гимантоподы, один из весьма замечательных народов Эфиопии, согласно описанию Плиния, не что иное, как колбасы. Если этих примеров недостаточно, чтобы поколебать недоверчивость ваших милостей, то сейчас же (конечно, только после выпивки) поезжайте в Люзиньян, Портенэй, Вуан, Мервант и Понзог в Пуату. Там вы найдете стариков, свидетелей, людей уважаемых и старого закала, которые вам рукой святого Ригомэ поклянутся, что у Мелюзины, основавшей все эти места, было тело женщины только до органов жизни, а ниже она была змеиной колбасой, или колбасообразной змеей. Поступь ее, тем не менее, была изящная и твердая, – и до сего дня ей подражают бретонские фигляры когда пляшут свои триори с пением.
По какой причине Эрихтоний первый изобрел рыдваны, дроги и телеги? Потому что Вулкан произвел его на свет с ногами в виде колбас: чтобы прятать свои ноги, он предпочитал ездить в повозке, а не верхом. Ибо уже и в его время Колбасы не пользовались хорошей славой. У Оры, скифской нимфы, тело тоже было полуженским, полуколбасообразным. Тем не менее Юпитеру она показалась такой красивой, что он разделил с ней ложе и имел от нее сына, по имени Колакс.
Перестаньте же смеяться, поверьте, что нет ничего более истинного, чем евангелие.
ГЛАВА XXXIX. Как брат Жан заключает союз с поварами для предстоящей битвы с Колбасами
Брат Жан, увидев бодрое настроение яростно шедших на них Колбас, сказал Пантагрюэлю:
– Как я вижу, предстоит сенокос на славу! О, какая честь и великолепные похвалы будут нам за победу! Но мне хотелось бы, чтобы вы оставались только зрителем этого сражения и предоставили мне действовать с моими людьми.
– Какими людьми? – спросил Пантагрюэль.
– Отвечу по требнику, – отвечал брат Жан. – Почему Потифар, старший повар в кухнях фараона, тот самый, что купил Иосифа, и кому Иосиф, если бы захотел, мог наставить рога, – почему этот Потифар начальствовал над кавалерией во всем Египетском царстве? Почему Набузардан, старший повар короля Навуходоносора, был выбран из всех его военачальников для осады и разрушения Иерусалима?
– Я слушаю, – отвечал Пантагрюэль.
– …Черт возьми, – сказал брат Жан, – я осмелюсь поклясться, что они когда-нибудь раньше сражались с Колбасами или со столь же ничтожными, как Колбасы, врагами. Бить и валить таких врагов, кромсать и потрошить несравненно приличнее и удобнее поварам, чем всяким кавалеристам, солдатам и пехотинцам.
Пантагрюэль вспоминает, как Цицерон на хвастовство одного из Помпеевых офицеров количеством оставшихся в его лагере «орлов» (знамен значков) сказал: «Это было бы хорошо и кстати, если бы воевали с сороками». Он со своей стороны, находит, что брат Жан верно полагает, что им предстоит «кулинарная баталия», – и потому входит в союз с поварами. Он соглашается остаться зрителем предстоящего побоища.
Брат Жан тотчас отправляется к походным кухням и, предложив поварам выпить, зовет их в бой против Колбас. Те охотно соглашаются и выражают свою готовность «жить и умереть под его предводительством». «Жить – да! умереть – ни в коем случае!
Предоставим это Колбасам», – отвечает брат Жан и дает поварам пароль: «Набузардан».
ГЛАВА XL. Как брат Жан воздвигнул свинью и спрятал в нее поваров
Тогда, по приказу брата Жана, искусными мастерами была сооружена огромная свинья и помещена на корабле.
Дается описание этой машины. Повара вошли в свинью, как греки в деревянного коня при осаде Трои. Раблэ перечисляет на нескольких страницах имена этих поваров. Между ними мы встречаем Фуарара, Бренуса, Веделя, Лентяя (так звали одного из проглоченных Гаргантюа паломников). Глава заканчивается так: «Брат Жан со своим большим посохом входит последним и запирает изнутри двери, которые были с пружиной».
ГЛАВА XLI. Как Пантагрюэль сокрушил Колбас
Колбасы приблизились настолько, что Пантагрюэлю было видно, как они протягивали руки. Тогда он посылает Гимнаста узнать, чего они хотят и из-за какой обиды они собираются без всякого вызова воевать со своими старыми друзьями, ничего дурного им не сделавшими и не сказавшими. Гимнаст с глубоким почтением поклонился первым рядам и закричал изо всех сил:
– Ваши, ваши, ваши, все мы ваши, все мы к вашим услугам! Все мы сторонники Мардигра, старого вашего союзника!
При этом слове толстая, дикая, жирная Мозговая Колбаса, выступив перед фронтом своего батальона, хотела схватить его за горло.
– Ей-богу, – сказал Гимнаст, – тебе не пройти туда иначе как по кусочкам! Целиком никак не удастся.
При этих словах он поднимает свой меч «Поцелуй меня в…» (так он его назвал) обеими руками и разрубает им Колбасу надвое. Боже правый, до чего она была жирна! Она напомнила мне тушу того огромного бернского быка, который был убит при Мариньяне – при поражении швейцарцев. Верите ли, не меньше чем на четыре пальца было у нее сала на брюхе!
Когда он размозжил Мозговую Колбасу, то Колбасы бросились на него и преподло повалили на землю, но в это время Пантагрюэль с товарищами поспешили к нему на помощь. Тогда началась настоящая свалка. Рифль-андуй обдирал Колбас; Тайль-буден рубил Сосисок, Пантагрюэль перебивал врагам колени; брат Жан, сидя спокойно в своей свинье, все видел и наблюдал; как вдруг Телячьи Паштеты, бывшие в засаде, в великом ужасе обрушились на Пантагрюэля.
Тут брат Жан, увидев расстройство и смятение, открывает двери свиньи и выходит оттуда со своими добрыми солдатами. Одни из них тащили вертела, другие – сковороды, противни, листы, жаровни, кастрюли, котелки, щипцы, ухваты, горшки, ступки, пестики, – все они выстроились в порядке, как поджигатели, крича и завывая благим матом: «Набузардан, Набузардан, Набузардан!» И с криками и возмущением они ударили на Паштетов и Сосисок. Колбасы внезапно заметили это новое подкрепление и пустились галопом в бегство, будто увидав всех чертей сразу. Брат Жан поражал их ударами, кроша как мух; солдаты его тоже не щадили себя. Жалко было смотреть: все поле было усеяно мертвыми и ранеными Колбасами! И в рассказе говорится, что если бы бог не помог, то все колбасное племя было бы истреблено солдатами-кулинарами. Но произошел удивительный случай.
Хотите – верьте, хотите – нет.
С северо-восточной стороны прилетел большой, жирный, толстый серый кабан, на длинных и широких, как у ветряной мельницы, крыльях. И имел он ярко-красное оперение, как у краснокрыла, который на готском языке называется фламинго. Глаза у него были красные и пламенеющие, как у Пиропа. Уши – зеленые, как празиновый изумруд; зубы – желтые, как топаз; хвост у него длинный и черный, как лукулловский мрамор; ноги – белые, блестящие и прозрачные, как алмаз, и в то же время лапчатые, как у гуся и как некогда у тулузской королевы Педок. И было у него вокруг шеи золотое ожерелье с надписью ионическими буквами, в которой я мог разобрать только два слова:
«Hus Athenan». Это означало: «Кабан Минервы».
Погода стояла прекрасная и ясная. Но с прилетом этого чудовища загремел такой сильный гром с левой стороны, что мы все были поражены. Как только Колбасы заметили кабана, то тотчас» е побросали свое оружие и палки и упали на колени на землю, высоко подняв сложенные руки, ни слова не произнося, как будто молились ему.
Брат Жан со своими солдатами продолжал колотить и сажать Колбас на вертела.
Однако по приказу Пантагрюэля был сыгран отбой, и битва прекратилась. Чудовище, несколько раз пролетев туда и сюда между обеими змиями, сбросило на землю более двадцати семи бочек горчицы; потом исчезло в воздухе, не переставая кричать: «Мардигра, Мардигра, Мардигра!»
ГЛАВА XLII. Как Пантагрюэль вел переговоры с королевою Колбас Нифлезэт
Упомянутое чудовище больше не появлялось, и обе армии безмолвствовали. Пантагрюэль попросил позволить ему вступить в переговоры госпожою Нифлезэт, – так звали королеву Колбас, которая сидела своем рыдване вблизи знамен. Согласие легко было получено. Королева сошла на землю, грациозно приветствовала Пантагрюэля и охотно повидала его. Пантагрюэль начал жаловаться на то, что приходится воевать. Она почтительно принесла извинения, оправдываясь тем, что вследствие ложных донесений произошла ошибка: шпионы известили ее, будто это старинный враг Каремпренан высадился на берег и принялся разглядывать урину китов.
Она просила простить эту обиду, ссылаясь на то, что вообще в Колбасах больше грязи, чем желчи. Она соглашалась на условия, что она сама и все Нифлезэт, ее преемники, всегда будут владеть островом и страною в качестве вассалов Пантагрюэля и его преемников, будут повиноваться его приказаниям во всем и везде; будут друзьями его друзей и врагами его врагов; ежегодно, в знак феодальной верности, будут присылать ему по семидесяти восьми тысяч королевских Мясных колбас для закуски перед обедом в течение шести месяцев в году.
Все это она выполнила. На следующий день она отправила на шести огромных бригантинах названное число королевских Колбас доброму Гаргантюа, – в сопровождении юной Нифлезэт, наследной принцессы.
Благородный Гаргантюа переслал подарок великому королю Парижа, но от перемены климата и по недостатку горчицы, этого естественно восстанавливающего бальзама для Колбас, они почти все умерли. По приказу и желанию великого короля их похоронили кучами в том месте Парижа, которое до сих пор называется «Колбасная мостовая»[256].
Благодаря настойчивости придворных дам юная Нифлезэт была спасена и окружена почетом. После она вышла замуж в богатый и прекрасный край и родила несколько красивых деток, за что хвала богу!
Пантагрюэль любезно отблагодарил королеву, простил все обиды, отказался принять сделанное ею предложение и подарил ей маленький перламутровый ножичек. А затем стал с любопытством ее расспрашивать о вышеописанном чудовище. Она отвечала, что это чудовище – не что иное, как идея Чистого Вторника, их бога-покровителя в военное время первого основателя и родоначальника всей колбасной расы. А на кабана похож он потому, что Колбасы выделываются из свиней.
Пантагрюэль спрашивал, с какой стати и в каких лечебных целях сбросил он на землю столько горчицы. Королева отвечала, что горчица – их святой Грааль[257] и небесный бальзам; и что если только положить немного горчицы в раны сокрушенных Колбас – в самый короткий срок они заживают, и даже мертвые Колбасы воскресают.
О другом Пантагрюэль с королевой не говорил и удалился на свой корабль. То же сделали и все его добрые товарищи, захватив с собой свое оружие и свинью.
