Федор Буслаев
Басни Крылова в иллюстрации академика Трутовского
Художник с особенною любовью и часто весьма удачно рисует крестьянские типы. Как хороши эти три коренастые представителя прочности и величия Российского древа! Сколько азиатской хитрости в этой маленькой рабыне, вяжущей барский чулок! Не дурны в иллюстрации мужички и в тех сценах, где они, копируя «Антона Горемыку» Григоровича, играют давно, впрочем, заученную ими роль жертвы; например, когда земская полиция приводит к помещику оборванного горемыку и накладывает на него кандалы, может быть, за какую-нибудь вязанку хворосту, которую он стянул из барского лесу (стр. 220); или когда та же полиция схватывает его ни за что ни про что на сенокосе и оторопелого тащит к мертвому телу женщины, обвиняя его в преступлении на том только основании, что он неподалеку косил сено (стр. 18). В тех случаях, где «жертва», выведенная из терпения грубым насилием, решается на такое же грубое самоуправство, она принимается в иллюстрации за это непривычное ей дело как-то вяло и неловко, будто плохой актер на театре, как например, когда мужики идут с дубьем на барича, обесчестившего в их семье девушку (стр. 46).
Впрочем, в Крыловской иллюстрации есть один рисунок, где русские крестьяне являются сами по себе, без помехи бар и чиновников, в необыкновенно удачных, характеристических типах, именно, рисунок к басне «Стрекоза и Муравей» (стр. 52). Как величаво сидит в своей избе зажиточный крестьянин в рубахе и сапогах, положив локоть на стол, а другою рукой опираясь на скамью, на которой твердо и прочно сидит он, будто царь на престоле, управляя своим маленьким, запечным государством. Строго и неподатливо слушает он, но не смотрит в лицо оборванному бедняку, который, растопыривая руки, стоит пред ним и просит выручить из беды, жалуясь на свое сиротство: настоящая кабацкая голь, в кургузом кафтанишке, виснущем лохмотьями, и бородишка у него редкая, выщипанная, в лаптях и онучах; фигура поджарая и голенастая, точно сама стрекоза в кафтане, беззаботная и шутовская, хотя бесприютная и горемычная. Тип забулдыги, привыкшего жить на авось и небось, отлично противополагается суровому и самодовольному типу мелкого семейного деспота, – типу, отразившему в себе те темные элементы национального характера, из которых на широком поприще слагались в русской истории роковые личности вроде Ивана Васильевича Грозного.
Сказать, что Крыловская иллюстрация предлагает полную характеристику сословий и касается главнейших общественных интересов, это значило бы видеть в ней больше, нежели что хотел и что мог сделать иллюминатор. Задача современного искусства – воспроизводить действительность – так необъятна, что на решение ее должны посвятить себя целые поколения художников. От каждого из них в отдельности критика может требовать, чтобы он брал из жизни самое характеристическое, иногда и такое, что проходит незаметно для толпы, но что резко бросится в глаза всякому, когда будет остроумно и метко схвачено в художественном произведении. Читатель сам может судить, до какой степени широк и проницателен взгляд иллюминатора на действительность из следующего перечня главнейших сюжетов его иллюстрации.
