Ева Витальевна Шилова
Все, что может быть истолковано как угроза
Итак, семья Ланге по итогу в этой игре проиграла, а Вы выиграли. Но Ваш выигрыш может оказаться под вопросом, если в игру вступит еще один игрок в моем лице, а некая информация может стать или не стать достоянием окружающих. Потому что теперь все упирается в то, промолчу я о ней или нет. Разумеется, я могу ее обнародовать, как результат проплаченного Крисом Ланге расследования, и тогда не видать Вам перспективного мужа из семейства Шварцлозе. Более того, шумиха вокруг Вас поднимется такая, что возможно, Вам придется покинуть не только Карлсхаузен, но и Парсию.
Но я могу этого и не делать, если Вы догадаетесь поделиться частью своего выигрыша: у Вас ведь нет проблемы со средствами? Вам же достался неплохой куш после смерти Теодора Хинли? Вот и давайте уравняем Ваши средства и мои знания. Просто Ваш бонус станет меньше, а мой больше при сохранении нулевой суммы. Меня устроит половина стоимости от проданного Вами особняка господина Хинли. И я честно передам Вам все результаты своего расследования и спокойно уйду на покой.
Девушка, сидящая напротив, гибко потянулась и наконец заговорила:
– Я подумаю над Вашим предложением. Возможно, мы действительно сумеем прийти к соглашению.
А потом она сняла темные очки и посмотрела на Вацлава ярко-голубыми глазами.
Игра без правил
Если ведется игра без правил –
устанавливай свои правила!
Эдуард Геворкян
Фреде Гроссбау было весело. Она с интересом прочла репортаж об окончании судебного заседания по делу Вацлава Лукаша против Магдалины Маренцдорф. Особенно ее порадовал приговор: за попытку оклеветать и пытаться шантажировать честную барышню данный член коллегии адвокатов приговаривается к полугодовому лишению свободы и выплате ей соответствующей суммы компенсации. Также он навсегда лишается права на осуществление юридической практики, и судебные издержки будут взысканы с него, как с проигравшего.
Нет, в Лине она и не сомневалась, та за обретенную возможность сытой и беспроблемной жизни могла и не такого зубра в дорожное покрытие закатать. Как же вовремя она на нее вышла! Как же правильно та сумела воспользоваться предложенным шансом! И даже лучше, чем ей самой представлялось… талант, однозначно.
Ну, и подтверждение наличия мозгов в собственной черепушке не может не радовать, то, чего она опасалась, произошло, и ее линия обороны блестяще сработала.
Лучше бы, конечно, не приходилось постоянно изворачиваться и изыскивать новые способы обороны, но жизнь сложилась так, как сложилась. Если бы изначально все пошло по стандартному сценарию…, если бы у родителей получилось стать счастливыми…, если бы никто не пытался вмешаться в чужие дела…, если бы…, если бы…, то не было бы у нее за спиной этой гонки с препятствиями. Но история не знает сослагательного наклонения, а потому все в итоге вышло как вышло.
Кто ж мог знать, что из простой истории любви завариться настолько крутой триллер? А они не просто учились вместе в Хальбарнии в Штайрсдорфском университете, они ведь любили друг друга: Сабина и Джерхардт, несмотря на разное происхождение. Хальбарнийка и парсиец. Наследница древнего рода и сын лавочника. И помолвку они заключили без согласия родителей, понимая, что его не получат, по любви. И замуж за него она согласилась выйти по любви. И закрепить согласие вместе проведенной ночью – тоже по любви. Но вот дальше история пошла вперекос.
Когда Джер Вергле вернулся в родной Ахенбург, он даже не предполагал, с чем столкнется. А столкнулся он с тем, что его отец умер. Так-то, если подумать, ну, умер, ну, горе, так не катастрофа же? А получилась именно катастрофа. Потому что завещания отец не догадался написать, и его сестричка немедленно попыталась наложить лапу на наследство в виде дома, пользуясь тем, что матушка Джера оказалась совершенно дезориентирована таким развитием событием и могла только плакать. Поэтому сначала Джер с угрозами выкидывал из их дома тетушку с мужем и детьми, потом менял замки, потом выдержал долгую тяжбу, и все это, не прекращая вести занятия по химии в первой городской гимназии, и только получив на руки судебное решение, которое предписывало алчным родственничкам обходить их дом и участок за милю, смог, наконец, приступить к решению собственных личных дел. Интересно, чем он объяснял себе отсутствие с некоторых пор ответных писем от Сабины, но это так и останется тайной…
И вернувшись за невестой в Штайрсдорф, вместо нежной встречи получил известие, что любимую увезли домой. Джер, понятно, сразу кинулся в Грюйс, в усадьбу «Лавры», а там его невеста с во-от таким животом. И ее матушка, благородная Сильвия Беринг, с во-от такой тростью. Готовую его этой тростью отгонять от дочурки с криком «Мерзавец!», «Опозорил!» и «Убью!» Бабка в ярости тогда отца чуть и впрямь не прибила…
Джер попробовал успокоить грозную даму и сунулся с предложением немедленного венчания, и будущая теща от этого вроде как немного пришла в себя и даже было озаботилась транспортом… и тут у Сабины не иначе как от нервов отошли воды. Вот так, уехал улаживать дела – а вернулся к родам. А ближайший роддом был в Лоскенвальде.
В грозовую ночь на 21 мая Сабина родила двойню и скончалась от кровопотери, успев попросить назвать девочек Рег и Рик. И ее мать вместе с несостоявшимся мужем начали думать, а что им дальше делать? Джер уже потом рассказал дочери о том, как Сильвия Беринг рыдала и билась в истерике, как бесилась, как обвинила его в смерти Сабины, и он не возражал ей, потому что это реально было горем; как сначала орала ему «Забери свои отродья!», как потом, передумав, требовала отдать обеих наследниц ей… но в итоге согласилась на их раздел. И выбрала себе ту, которая, по ее мнению, была обладательницей более темных, «фамильных» беринговских глаз, и безапелляционно заявила, что ее внучку будут звать Регина. Джер, не споря, забрал вторую девочку, даром, что по его глубокому убеждению, никакой разницы в цвете глаз у новорожденных не было и быть не могло…
Но сразу разъехаться из Лоскенвальда они не смогли. Грудничок – это вам не взрослый, ему требуется врачебный пригляд, материнское молоко и смена пеленок. Поэтому, пока искали кормилиц, готовых к путешествию. пока запасались матерчатым скарбом, пока врачи согласились выдать маленькие свертки с детьми в руки родственников, прошло хороших дней десять. И уезжая, Сильвия Беринг напоследок прошипела Джеру, чтоб ноги его не было в усадьбе «Лавры», и чтоб он даже не смел думать об общении с Региной! Иначе она приложит все силы, чтоб упрятать его в тюрьму Грюйса. А силы для этого у нее были.
А «свою» дочь отец отвез в Парсию, где в родном Ахенбурге, с помощью уговоров и денег умудрился получить метрику, что 3 июня у него родилась Ярлина Вергле. И никому не сказал, что по дороге остановился в Дрейдене, где, выполняя волю несостоявшейся жены, все-таки оформил девочке метрику по реальным данным свидетельства о рождении. Так появился документ о существовании Фредерики Беринг. Причем, с датой рождения был интересный нюанс. Рождение Рик произошло 20 мая, в 23.30., то есть до полуночи, а Рег – в 0.30., после полуночи, то есть 21 мая. И Рик, опередившая при появлении на свет сестру всего на час, получила несовпадающую с ней дату рождения.
Но новоявленная Ярлина Вергле до поры до времени об этом не подозревала. У маленькой Ярлы была понятная и уютная жизнь: теплый дом, купание в речке летом, катание на санях зимой, вкусные бабушкины пироги, интересные рассказы отца, напоминавшие волшебные сказки о превращении одних веществ в другие, книги с картинками, красивые куклы и никаких лишних тревог. И так было, пока ей не исполнилось шесть лет.
А потом как-то утром не проснулась ее бабуля Альма, как сказали лекари – «что Вы хотите, старость!», и привычная жизнь рассыпалась, как выпущенные из рук бусины. Ярла могла бы перечислить все места, куда они укатились: одна к печке – и некому стало готовить обед, другая в прихожую – и никто не брался за метелку, чтоб убрать в доме, третья в огород – и на грядках появились сорняки вместо овощей, четвертая в мыльню – и в доме не осталось чистых вещей…
И собрать их обратно тоже было некому, Джерхардт Вергле после похорон матери неделю беспробудно пил, не обращая внимание на происходящее в доме. А когда протрезвел… и увидел грязные полы, немытую с поминок посуду, нетопленную печь и трясущуюся от холода, голода и страха дочь… все-таки понял, что надо что-то менять. Причем, кардинально, поскольку сам он заниматься «женской» работой не умеет. И учиться не собирается.
И если найти за отдельную плату тех, кто будет приходить убираться, стирать и готовить было вполне реально, то вопрос, кто будет сидеть с маленькой Ярлой, пока он находится на работе, повис в воздухе. А бросать шестилетнюю девочку в доме одну было заведомо плохой идеей. И Джерхардт использовал все свое красноречие, чтоб убедить руководство гимназии сделать исключение – и Ярлу зачислили в первый класс первой городской гимназии на год раньше, чем остальных учеников.
Нет, она умела читать, писать и считать, поэтому разницы в знаниях и навыках при обучении не возникало, но вот необходимость оставаться в школе, когда ее соученики разбегались по домам, и коротать время за выполнением домашних заданий, сидя на занятиях отца со старшими классами… чтоб потом возвращаться с ним вместе домой ближе к вечеру, было откровенно скучно. Да и присутствовать на чужих непонятных уроках поначалу было не слишком интересно. А потом… потом она увидела, как ученики устраивают настоящее, хоть и в миниатюре, извержение вулкана из перекиси водорода и средства для мытья посуды, или делают фигуру Лихтенберга, иначе называемую «электрическим деревом», или угадывают химический элемент по цвету реакции какого-нибудь из щелочных металлов с водой: калий будет гореть фиолетовым, натрий – ярко-желтым, а литий – красным. И поняла: занятия химией – это, на самом деле очень интересно! И даже отчасти напоминает колдовство. Поэтому место будущей учебы – химфак, для Ярлы определилось достаточно рано.
А время потихоньку катилось, Ярла подрастала, отец перестал бояться отпускать ее одну из гимназии после занятий домой, и ее домашние обязанности увеличивались. Она уже уверенно убиралась в доме, варила суп, заводила тесто на пироги, и только стирку упросила оставить приходящей прачке. Мир снова стал уютным и понятным, пока однажды летом отец не повез ее в курортный Карлсхаузен. И стало ясно, что для людей с разным уровнем дохода на свете есть очень разные места для отдыха. Ярла могла сформулировать свои ощущения лишь примерно, но понимала, что крохотная гостиница, от которой до моря нужно идти добрую милю – это для них с отцом. А лучший пансионат курорта «Волна» – это место для богатых. Но именно в это место ее привел однажды отец, чтоб познакомить с сестрой и бабушкой. Вот так просто.
Да она, дожив до тринадцатилетнего возраста, вообще не знала, что у нее есть сестра! И та ей не понравились. Сестра, в отличие от нее, оказалась красивой и какой-то ладненькой. Волосы как темный шелк, глаза как мед, а одежда, а сумочка, а манеры! Сама Ярла по сравнению с ней казалась слишком высокой и неуклюжей. И плохо одетой.
А бабка ей понравилась еще меньше! Выдра зубастая, но важная, как жена их градоначальника. И этот взгляд, которым она смерила ее внешность и немодную одежку, и оценила максимум на троечку по десятибалльной шкале. И то, как дала понять, что она явно не выдерживает сравнения с сестрой. И то, как сухо и пренебрежительно она разговаривала с отцом, как с провинившимся лакеем! И как тыкала им в нос тем, что их жизненный уровень по сравнению с ней удручающе низок. По итогу встреча явно не задалась.
Всю дорогу домой Ярла молчала, и только дома прямо спросила у отца как так получилось, что у нее есть родственники, о которых она была не в курсе. И почему они с сестрой не похожи. И почему они не живут вместе. И почему столько лет не виделись. И почему это бабка такая противная и их не любит.
Вот тогда отец принес на кухню бутылку кальвадоса, крепко приложился к содержимому, и все ей выложил. И про студенческую любовь, и про разницу в его и материнском социальном положении, и про преждевременные роды, и про деление детей. И что родились разнояйцовые близнецы, и что внешностью Регина пошла в мать, а Ярлина в отца. И что бабка сознательно предпочла ограничиться одной внучкой. И о разнице в уровнях дохода семей. И о том, что существует метрика на ее родовое имя – Фредерика Беринг. И что она в этой паре близнецов старшая и имеет куда больше прав на наследование состояния старой грымзы! И захрапев от количества выпитого, уснул прямо за кухонным столом.
А Ярла поняла, что ей надо крепко подумать. Получается своим выбором бабка лишила ее того, что ей полагается по праву рождения. Метрику она нашла без особого труда, потому что прекрасно знала, где именно отец хранит коробку с документами. И перепрятала. Такой козырь мог однажды пригодиться, хотя по молодости лет она еще не понимала, как его использовать.
Утром, протрезвев, отец наотрез отказался беседовать о прошлом. И добавил, что больше сестры не увидятся, уж очень бабка против их общения. И настоятельно просит их не пытаться сблизиться или афишировать родственную связь. Но с этого дня его как подменили, он все чаще закрывался в домашней лаборатории, где бился над усовершенствованием существующих образцов взрывчатки. Бризантность все норовил повысить, которая возрастает с увеличением плотности и скорости детонации взрывчатого вещества.
Тогда еще маленькая Ярла не понимала, зачем ему это, а когда подросла… начала замечать каких-то непонятных личностей, проскальзывавших в отцовский флигель почему-то обязательно в сумерках. Видеть передачу каких-то свертков. Ловить обрывки непонятных разговоров, касавшихся упоминаний населенных пунктов. А потом, прочтя в «Курьере» заметку о дерзком ограблении пенсионного фонда в Майнце, когда сейф был вскрыт с применением взрывчатки нового типа, сложила, наконец, два и два, получив нерадостный ответ на то, откуда у них в последнее время появились деньги.
Силен, папаня, чтоб заработать побольше денег, не нашел ничего умнее, как с медвежатниками связаться. Спасибо, не с террористами, там и статья пострашнее, и наказание подольше. Но одно было ясно, надо сбегáть и быстро-быстро отмежевываться от папашиной славы участника ОПГ. Поэтому на его предложение продолжить обучение в Хальбарнии на химфаке в университете Штайрсдорфа она немедленно согласилась. Чем больше будет между ними расстояние, тем меньше у полиции будет оснований подозревать ее в чем бы то ни было. Вот тогда и настало время извлекать из тайника метрику на свое второе имя.
Она и здесь оказалась младше остальных студентов на год, а некоторых и на два, но с ее уровнем подготовки эта разница оказалась практически незаметной. Труднее оказалось научиться откликаться на Фредерику, но со временем пришло и это. И Ярла с упоением погрузилась в учебу, наконец-то она нашла место, где ее воспринимают как обычную учащуюся, не слишком интересуясь ее происхождением или толщиной кошелька. И даже осмелилась начать носить ультрамодную новинку – брюки.
И когда в конце первого курса ей пришло сообщение о семейной трагедии, оно не слишком ее удивило или взволновало. Отец, похоже, в очередной раз перестарался в процессе изобретательства и что-то пошло не так: половина флигеля разлетелась на куски, а ему самому в голову угодил осколок тяжеленой ступки. Скорее всего, он уже никогда не придет в сознание. Врачи объясняли ей это, смущаясь и запинаясь, и не понимали, почему она не рыдает и не бьется в истерике. Как им объяснить, что отец давно перешел для нее в категорию потенциально опасных родичей? Не поймут. Впрочем, зачем ей их понимание? Она дождалась его смерти, оплатила похороны, заперла дом и вернулась в Штайрсдорф. Где в конце второго курса официально поменяла метрику Фредерики Беринг на паспорт, что возможно было только по достижении 18 лет. Не забыв проделать то же в Парсии как Ярлина Вергле.
Но прошлое в очередной раз дотянулось до нее с неумолимостью зомби, вылезающего из старой могилы. Совершенно неожиданно бабка забросала ее письмами. Которые ей пересылались через две границы до востребования, и Ярла, устав кидать их в мусорку, рискнула с ней встретиться. Чтобы понять, что этой старой перечнице могло вдруг понадобиться.
Так вот, пока она училась в Штайрсдорфе, сестричка, оказывается, поступила в университет Эребурга. Известие об этом не вызвало у Ярлы ничего кроме кривой усмешки, она вполне бы прожила и без этой информации. Подумалось только, как странно складывается судьба: они обе, пусть и по разным причинам выбрали обучение не в той стране, где росли, благо язык не слишком отличался. Регина – потому что углубленное изучение ее любимого ченьского языка проистекало именно на филологическом факультете Эребургского университета. А ее отец в свое время чуть не пинками загнал в Штайрсдорф, ну как же – альма матер ее родителей, где они оба учились на химфаке! Лучшие преподаватели, базовое системное образование, будущие возможности! И подальше от него с его мутными знакомыми.
Так вот в процессе обучения Регина умудрилась не поделить парня с какой-то истеричкой. И ее родственники, чтоб их развести, сподобились довести сестричку до психушки. И бабке пришлось забрать ее в Хальбарнию. А когда бабка привезла домой полубезумную Регину, тут-то у старушки и проснулась… нет, не любовь ко второй внучке. Ненависть к обидчикам. И мысль об использовании ее для мести и продолжения рода.
И эта старая оглобля не нашла ничего умнее, кроме как в приказном порядке выкатить Ярле аж целый список требований. Во-первых, помочь поквитаться с теми, кто обидел бедную Региночку, во-вторых, обеспечить рождение наследника рода Берингов. Не за просто так, а в обмен на наследство. Как Ярла ей только в рожу не плюнула? Ой, с трудом! И послала бабусю далеко-далеко, объяснив, что, отказавшись однажды от внучки, она утратила все права на ее будущее. Не рассказывать же было этой гангрене, что после ее смерти она, при наличии документов на имя Фредерики Беринг, и так получит право претендовать на родовое имущество.
Но бабка оказалась подлее и хитрее, нежели ей представлялось. Вернее, предусмотрительнее. Для начала ей пришло сообщение, что банк, где лежали доставшиеся от отца деньги, разорился. Это было неприятно, но не смертельно, в конце концов она получала стипендию, да и дом в Ахенбурге всегда можно было продать, как-то не ощущала она большой к нему привязанности. Но когда сгорел и дом, а страховку ей отказались выплатить, мотивируя отказ потерей квитанций об уплате отцом страховых взносов, Ярла призадумалась. Это не может быть совпадением, это чье-то целенаправленное давление. И она даже догадывается, чье. Но кидаться скандалить не стала, зачем? И вернулась в Штайрсдорфский университет. Пускай те, кому она нужна, побегают и поищут ее, единственный канал связи с ней – Главпочтамт, Я. Вергле, до востребования. А лично ей туда чаще, чем раз в месяц наведываться как-то не к спеху. Она и подождать может.
Расчет оправдался, через месяц ее абонентский ящик оказался забит корреспонденцией. С единственным адресантом – С. Берлинг. Прижало, значит, кошелку старую, ишь как рвется сочувствовать. Типа. Или вымогать, с этой никогда не поймешь, чего она может захотеть. Но приглашений накидала аж шестнадцать штук, что, никак, сильно припекло?
Поэтому в Грюйс Ярла ехала настороженная и натянутая, как струна. Никакой усадьбы «Лавры», встреча должна пройти на нейтральной территории. Бабка, на удивление, не стала давить, а попыталась на сей раз свои требования подсунуть под соусом помощи ей. Ярла коротко ответила, что не нуждается. Бабка попыталась давить на жалость к сестре и ей самой. Ярла пояснила, что эту страницу они перелистнули восемнадцать лет назад. И закрепили пять лет назад. Бабка предложила оплату, и вот тут можно было переходить к обсуждению условий. Ярла поощрительно кивнула: излагайте.
Условия договора были ожидаемыми: Ярла выходит замуж за выбранного бабкой человека. Обязуется родить ему ребенка, который получит двойную фамилию с половинкой Беринг. А после смерти бабки получит для этого ребенка наследство Берингов.
И это все? Вот это бесправное сидение под боком неизвестно у кого, да еще с перспективой обязательного деторождения, – должно казаться ей лучшим выходом из сегодняшней ситуации?
Понятно, что расчет был на ее молодость и глупость, но, когда человек занимается точными науками, причем не первый год, невольно вырабатывается четкость и системность мышления. И уж объяснять откуда у нее такой подход к оценке происходящего Ярла всяко не собиралась. Чем меньше эта интриганка о ней знает, тем меньше у нее возможностей для подставы.
И начала уточнять. Почему замуж именно за этого индивидуума?
Потому что он теневой король инвестиционного рынка и сможет разорить семейку, доведшую Регину до сумасшествия.
Ага. А лет-то ему сколько?
Всего пятьдесят восемь.
Хорошенькое дело – всего! Это на фоне ее восемнадцати! Старикан – бабкин ровесник и, видимо, ее старинный знакомый. А почему такие сложности с местью? Нанять пару хулиганов, они пробьют этим… как их там, голову кирпичом в подворотне и готово?
Нет, они должны получить удар по самому больному – по самолюбию! И жить с этим!
Ух ты ж, какие страсти. Ярла подумала. И резюмировала, что ее пытаются тупо надуть: подложить под старикашку, где целью бабки станет месть и наследник, а сама она рассматривается как способ оплаты его услуг и средство достижения цели. И ласково спросила, в чем именно будет заключаться ее выгода.
Бабка начала верещать и брызгать слюной на тему бессердечности некоторых нищих сирот, которым предлагают крышу над головой и возможность резко поднять свой уровень жизни, и получить в перспективе наследство, а они, неблагодарные, еще и кобенятся! Чем выбесила Ярлу отдельно: сиротка, значит, при живых бабке с сестрой. Крышу, значит, над головой после поджога ее дома. Ах, ты ж, сводня старая, небось Регинке такого древнего ископаемого не подсовывала бы! Ну, еще бы, то ж любимая внучка, а то она.
И четко изложила свои условия. Ей вернут сумму вкладов, которая бабкиными или еще чьими-то стараниями «сгорела» в обанкротившемся банке. А также стоимость сожженного дома. К этому придется добавить оплату супружеских услуг за общение с замшелым пеньком. Наследство Берингов будет переписано на будущего наследника в момент его рождения, а не неизвестно когда. Никто из них не посмеет сделать попытку отнять у нее ребенка после рождения под благовидным предлогом, иначе она обнародует их мутные идейки насчет мести кому-то там. Оставит на хранение нотариусу запись их намерений и брачный договор, пусть и у нее будет страховка на случай очередных бабулькиных… закидонов. И, кстати, она оставляет за собой после рождения наследника право прекратить близкое общение с мужем и подать на развод.
Эх, как старушенция глаза-то выпучила! Как глубоководная рыба. И губами шлепала так же безмолвно и беспомощно. Думала поставить ее в тяжелые условия, потом тупо купить ее услуги за проживание и жратву, да еще прикидываться благодетельницей? Не выйдет. А не надо было гадить исподтишка, тогда у Ярлы не было бы повода требовать возмещения.
Поняв, что нелюбимая внучка догадалась о причине постигших ее неприятностей, и перестав истерить, бабка задумалась. Наверняка прикидывает, поняла Ярла, как бы ее получше облапошить. Ясно же, что сама она нужна им только на время вынашивания наследника и свершения мести, а потом ее и выкинуть будет можно, как выжатый фрукт. И бабка принялась торговаться.
Ярла сразу отвергла ее предложения по поводу способа получения денег. Нет, ее не устраивает перевод на счет, потому что на него в любой момент сможет наложить лапу будущий супруг. И нет, она желает получить деньги не в каком-то отдаленном будущем, а сейчас и наличными. В качестве компенсации. А что она собирается делать со своими деньги, никого не касается.
И кстати… в качестве жеста доброй воли и признания ее родней, в день свадьбы бабулька может передать ей фамильный перстень семьи Беринг. Тот самый, с пчелой. Чтоб никто не сомневался в праве будущего наследника носить двойную фамилию и претендовать на деньги и имущество Берингов.
Но и бабка оказалась не проста. Скандалила и спорила по каждому пункту до хрипоты. Ей бы в министры финансов податься, объегорила бы всех. Выйодывалась, как сказали бы однокурсники, со страшной силой. Но и Ярла подстраховалась, не зря же столько знакомых в университете завела, она текст будущего договора (без упоминания конкретных фамилий!) трижды перепроверила, сначала у тех, кто на юридическом учился, а финальный вариант – у тех, кто там преподавал. Она понимала, на что идет, что бабка с будущим мужем наверняка постараются ее обмануть, возможно, даже попробуют запихнуть составить компанию Регине в дурке, когда в ней отпадет надобность, но у нее оставался неучтенный козырь – двухлетнее обучение на химфаке под вторым именем, о котором бабка не в курсе, просто так в унитаз не спустишь, при малейшей угрозе она много чего интересного окружающим продемонстрировать может. Причем совершенно неожиданного. Из самых невинных составляющих.
И заключить это соглашение ее подвигли отнюдь не статус и не деньги. И уж, тем более, не месть семейству Ланге. Ярла хотела другого. Того, что у нее было когда-то, но со смертью бабули Альмы закончилось. Она хотела семью, в которой тепло. Она хотела, чтоб ее любили. Она хотела именно тех отношений, которыми ее долго обделяли. Ее не замечал отец, ее презирала бабка Сильвия, ею брезговала сестра. Может быть это с ней самой что-то не так, раз ее лишают общения самые близкие люди? Возможно, следует изменить формат этого общения, постаравшись построить семью на других принципах – к примеру, супружеских? А, если и так ничего не получиться, то хоть убедиться в этом наверняка…
Ну, и неплохо бы восстановить справедливость в финансовом плане, ощутимо куснув старую мерзавку за самое ее чувствительное место – кошелек. Поэтому выторгованную компенсацию она заранее забрала у нее налом, даже ухом не поведя на ее фальшивые слезы и не ответив на настырные вопросы, куда она такую сумму в одиночку тащит. Есть счета под пароль, вот ими она и намерена воспользоваться. Подальше от любопытных.
И договор был подписан. Со всеми уточнениями и дополнениями. С правом получения наследником двойной фамилии Хинли-Беринг. С условием передачи ему прабабкиного наследства. И даже с правом расторжения договора через четыре года в случае невозможности соблюдения сторонами некоторых условий. «Сразу ставь конечные сроки, – еще тогда посоветовала ей мэтр Нойглиц, – мало ли какие функциональные сбои могут быть в таком… почтенном возрасте, а оказаться пожизненно связанной условиями договора по чужой вине – радости мало!» Как в воду глядела, крючкотворка.
И уже при подписании ее, наконец, сочли возможным познакомить с будущим спутником жизни. Теодор Хинли, хоть и был немолод, не производил неприятного впечатления, и обращался с ней скорее по-отечески, а не с нездоровым энтузиазмом прышавого юнца, внезапно допущенного к женскому телу. И настоял для начала на приведении ее внешности к некому стандарту, принятому в его кругах, с чем бабка немедленно согласилась. И началось ее «обтесывание» в четыре руки.
Волосы Ярле высветлили до оттенка «пепельный блонд» и велели их отращивать. Макияж подбирали под несколько образов, «привязав» их к наборам одежды и обуви. Ознакомили с марками фирм, которые пристало выбирать и носить. А уж сколько тонкостей, оказывается, нужно знать при покупке шляпки! Как будто экзамен сдаешь по неорганической химии! Или нет, на экзамене было куда проще… там она не ошиблась бы.
А потом платье, прическа, свадьба, передача фамильного перстня Берингов, бабкин сухой чмок в щеку, холодок золотого обручального кольца, торжественный марш, торопливый обед, и Ярлина стала законной женой Теодора Хинли.
Впоследствии, анализируя собственные ощущения, Ярла понимала, что в чем-то ее эта высокосветская жизнь ослепила, ну, как же, к ее услугам лучшие ателье и магазины, шикарные приемы, галантные собеседники, уважительное обращение… Муж оказался вполне терпимым, не склонным к каким-нибудь неприемлемым излишним наклонностям… И беременность наступила довольно быстро. И бабка была далеко. Наверное, эта стабильность и была тем, чего ей не хватало? Наверное, можно было сказать, что жизнь удалась.
Иногда она задумывалась над тем, кто у нее родиться. Почему-то ей казалось, что это будет лучшая в мире девочка, похожая на ее мать и свою бабку Сабину, такая же темноволосая и медовоглазая. Она видела только ее портрет, но почему-то была заранее уверена в этом сходстве.
За вечерним чаем у камина муж даже периодически пытался донести до нее механику того, чем он занимается. Но тогда все эти игры, манипулятивные сделки, рынок «буйволов» и «драконов» казались ей чем-то далеким и сложным для восприятия. И то, что Теодор, потирая руки обещал со дня на день обрушение строительного «пузыря», ее, конечно, радовало, но как-то… опосредованно. Там, где-то, происходит что-то, в чем она не разбирается и не участвует, так откуда взяться искренней радости?
А когда он, нетерпеливо открыв в очередной раз утренний «Курьер», с восторгом закричал «Есть!», она внезапно почувствовала резкую боль внизу живота. Путь до «Гаринэ», лучшей лечебницы Бренна в ее памяти отпечатался вспышками боли и перепуганным лицом мужа, который то орал на извозчика «Аккуратнее вези!», то умолял ее потерпеть, и только в палате, куда ее привезли на каталке и чей-то властный голос скомандовал «Наркоз!», боль растворилась, оставив ее плыть в океане покоя, ни о чем не думая.
Выкидыш. Это было едва ли не первое, что она выделила из успокаивающих причитаний медсестры, когда очнулась и потребовала ответа, что с ней было. Ярла плакала молча, чувствуя, как постепенно промокает под щекой наволочка. Невезучая она, не будет у нее семьи и самой лучшей в мире девочки, темноволосой и медовоглазой, похожей на ее мать Сабину. В голове как набатом бился только один вопрос «За что?»
И лекарь ее ничем не обрадовал, резким тоном объявив вердикт – «вторичное бесплодие» после «чистки». Значит, все, их род прерывается, несмотря на надежды бабки Сильвии и ее собственные. Но было и еще кое-что, потому что назначенный ей лекарь, господин Струссе внезапно обвинил ее в алчности и пренебрежении к собственному здоровью. Это-то с чего? А с того, милочка, что Вы не первая, кто поступает к нам с таким диагнозом после беременности от господина Хинли! Знаете же, что у него морфологические нарушения спермы, а все кидаетесь на деньги, рискуете здоровьем, пытаясь доносить дефектную беременность!
