Ева Витальевна Шилова
Все, что может быть истолковано как угроза
Дагеротип секретарши тоже вызвал минимум энтузиазма: на всем облике строгой немолодой дамы читалось только одно слово – компетентность. Небось, и печатает со скоростью пулемета, и на работу никогда не опаздывает, и подчиненных шефа усмиряет одним движением брови.
– Далее, Минна Ширтиц, восемнадцать лет. Машинистка. Не замужем, проживает с родителями и старшими братьями. Работает в банке после окончания гимназии второй год, имеет веселый нрав, не пропускает ни одного фестиваля по народным танцам. Периодически ее встречают после работы разные молодые люди.
А вот тут уже оживился весь отдел. Снимок барышни Ширтиц был сделан где-то на улице, на что указывали попавшие в кадр кусты, и дополнительно раскрашен. Золотоволосая хохотушка в национальном костюме с кокетливым жакетом-корсажем сапфирового цвета была на редкость хороша. Вот такую я бы допросил, аж облизнулся Нортон. Я бы глубины ее памяти, и не только памяти, поизучал. Наверняка там таится много интересного и неизведанного…
– И, наконец, охранники: в тот день возле хранилища с 8.00 бессменно дежурила пара Хубер-Дайнц, после окончания их рабочего дня в 20.00 на ночное дежурство заступила пара Эйсманн-Вагнер. Все четверо неоднократно проверенные сотрудники, а Вагнер и вообще наш бывший коллега. Никто лишний, по их словам, в помещение депозитария не заходил.
– Так мы и ищем «своего»! – не упустил возможности подколоть провинциального коллегу Тойгер. – Вор-то явно «внутренний»!
– А это не может оказаться уборщица? На них и внимание никто не обращает, и доступ у них есть беспрепятственный во все помещения.
– Уборщик. Обращают. И не во все. – послушно разъяснил Хофер. – Банк заключил с агентством «Адлер» соглашение, что специальный человек производит основную уборку помещений с 8.00 до 9.00, причем при уборке кабинетов, помещений кассы и хранилища за ним, не заходя внутрь, наблюдают оба дежурных охранника.
– А если днем кто-то грязюку на обуви натащит? Или снег?
– С этим справляется специальный чистильщик обуви, сидящий перед банком.
– Подождите! У кого из них вообще был доступ к ключам от сейфов? И к самому хранилищу? Или и к тому, и другому? Или возможность сделать дубликат? – Нортон все еще надеялся сузить круг подозреваемых.
– К сейфам… у директора. У его заместителя. У начальника депозитария. У старшего менеджера отдела ценных бумаг. У охраны только к хранилищу.
– Другими словами, его не было только у подозрительных дам? И мы их можем смело исключить?
– Н-не совсем… – замялся Хофер. – Только одну из них. В тот день директор Грубер отпустил свою секретаршу, госпожу Эдер, пораньше домой к приболевшему сыну, а потом, собственно, и занялся выборочной проверкой сейфов. Так что она не могла даже знать о том, что ситуация «припекает».
– Минус фигурант – всегда плюс! – весело заржал Тойгер.
– И потом… мы думаем, что проникновение в хранилище и возврат содержимого сейфа произошло двадцать седьмого февраля после 20.00., когда дневные охранники сдали дежурство ночной охране, и пара Эйсманн-Вагнер заняла свой выгороженный локально-охранный пост у входа в банк, но до 21.00, когда все, даже задержавшиеся сотрудники, покинули помещение банка. Именно в этот момент при отсутствии охраны у двери в хранилище и наличии ключа от него проще всего было туда пробраться, не попавшись никому на глаза.
– А охранники что, так и сидят всю ночь в своем «аквариуме» безвылазно?
– Нет, банк подписал с агентством договор о комбинированной охране. Каждый час они совершают обход внутренних помещений. Тех, которые не заперты.
– И кстати, кто может поручиться, что у этого вора не было сообщника среди охранников? У них-то доступ к самому хранилищу есть, так? Сказал напарнику, мол, в туалет нужно отлучиться, а сам с дубликатом нужного ключика быстренько к сейфу метнулся, забросить туда пакет – минутное дело!
– Не получается, – помотал головой Хофер. – Никаких передвижений ночных охранников поодиночке по инструкции не предусмотрено. А туалет находится в том же помещении.
То есть дневная смена охраны в сам депозитарий заходить не имела права, а ночная не имела еще и возможности. Если… между дежурными не было сговора. Или между дежурными и уборщиком. Но охрану из этого самого местного агентства всяко проще прощупать землякам, а не столичным работникам, к этому их уж точно не припашут, с облегчением подумал Нортон. И комиссар, как будто подслушав его мысли, предложил плотной проверкой охраны заняться эребургским полицейским, а присутствующих призвал подумать, с кем из оставшихся фигурантов могли бы поработать сотрудники его отдела.
– Чего тут думать, тамошних девиц надо раскручивать! – ни секунды не сомневался Тойгер.
Что-то в этом есть… раз уж у них не было доступа к ключам от сейфов и хранилища, они как раз и могут стать тем самым незаинтересованным источником информации. Потому, что женщины, с одной стороны, как правило, более наблюдательны, чем мужчины, а с другой, больше склонны посплетничать. И кому же достанется право их «раскрутки»?
– Майор Нортон Хольмберг и лейтенант Кэри Вартнер! – торжественно провозгласил комиссар Бергер. – Вы направляетесь в Эребург для помощи местному комиссариату в расследовании краж в депозитарии банка Майера. Кэри, ты займешь должность охранника, твой объект – машинистка Минна Ширтиц. Норт, ты изображаешь столичного репортера и пытаешься влезть в доверие к младшему менеджеру Ярле Хинли. Вопросы?
– Почему именно мне досталась эта страшилка? – искренне возмутился Нортон. У него от неожиданности даже голова перестала болеть, настолько поразился его организм. – Почему не та танцорка?
– Потому что лейтенант Вартнер у нас молодой и сам любитель танцев, так что и с ней куда быстрее общий язык найдет. А вот ты мужчина солидный, тебе сам бог велел окучивать более взрослый контингент, – комиссар не задержался с объяснением. – Пойми, Норт, вдова не клюнет на молоденького парнишку, здесь сработают только возраст и опыт!
– Да ладно тебе, Хольмберг, подкатишь к вдовушке, они говорят, покладистые и не слишком переборчивые, – осклабился Тойгер, – главное, очень глубоко… в смысле далеко не заходи, а то твоя невеста тебя не поймет!
Нортон мысленно только глаза закатил: вот потому ты, хауптман Тойгер, и не станешь никогда майором. Ты уже третий комиссариат меняешь и нигде прижиться не можешь, по причине поганого характера и грязного языка. Никак не держатся у тебя во рту скабрезности, обязательно выливаются на окружающих. Но одно ты подметил точно, Анне-Лиза факту его командировки незнамо куда и незнамо насколько явно не обрадуется и будет долго дуться…
– А представителем какой газеты я буду, и на какую тему собираюсь писать? – с тоской поинтересовался Нортон.
– У нас есть договоренность с «Курьером», я предупрежу главреда, и он выпишет тебе удостоверение спецкора. А тему…, тему, я надеюсь, нам подскажут коллеги из Эребурга, о чем, собственно, можно расспрашивать эту вдовушку, не вызывая подозрений.
– Нет, комиссар, – счел нужным возразить Нортон, – как хотите, но такое не «прокатит». На написание статьи сколько времени нужно? Ну, материал пособирал с неделю, потом сел и настрочил за день-другой, и можно уезжать. А у нас есть гарантия или хотя бы надежда не то, что мы этих вороватых сотрудников или одинокого вора словим за пару недель? Нету, а удлинять пребывание, оплаченное, замечу, пребывание репортера в чужом городе без веской причины, значит сознательно навлекать на себя подозрения.
– И что ты предлагаешь?
– Мне нужно обоснованно задержаться в этом Эребурге минимум на месяц, чтоб хоть как-то успеть войти к ней в доверие. Поймаем вора раньше, раньше уеду, но до того мне нужен «железный» повод сидеть там безвылазно и контактировать с этой воблой.
– Повод, говоришь… а если не просто журналист? Если, скажем, писатель?
– Было бы идеально, только что я отвечу на вопрос о том, что я такого уже написал? Чтоб было правдоподобно? А такой вопрос непременно будет задан…
– Н-да, кажется, легенду надо продумать получше…
Это еще мягко сказано. Пока легенда настолько «сырая», он в этот Эребург даже не сунется, его расколют в два счета и вся операция по ловле вора будет обречена на провал. Потому, что затаившийся и непойманный вор продолжает представлять опасность, а ну как поделится задумкой с каким-нибудь собратом по разуму и, пока они будут его караулить в одном городе и одном банке, тот провернет эту схему отъема денег у финансового учреждения в другом месте. Нет, такую добычу надо скрадывать осторожно, мелкими шажочками, чтоб наверняка.
И «покрутив» причину приезда и возможных расспросов Хольмберг с комиссаром, наконец, решили попробовать не врать. В смысле, сказать часть правды, но кое о чем умолчать. Существуют же разные государственные финансовые органы, которые занимаются проверкой состояния подотчетных организаций на местах, вот Нортон и станет таким выездным представителем Службы текущего банковского надзора. Но его задача будет нетривиальной, он должен будет изображать фининспектора, который хорошо разбирается в собственно бухгалтерском учете и анализе банковских операций, что, кстати, чистая правда, но не совсем представляет себе технику отражения в банковском балансе операций с ценными бумагами клиентов.
В последние годы видов таких операций становится все больше и объем их растет, а законодательство за этим ростом не поспевает. До сих пор нет единого мнения о том, как учитывать в балансе долгосрочные и краткосрочные ценные бумаги клиентов, вместе или по отдельности, а, значит, нет и единых нормативов, какую налоговую ставку следует устанавливать и какой налог взимать за текущие операции с ними. И куда правильнее относить операции по их хранению, то ли к активным, раз это делается за отдельную плату и составляет часть прибыли, то ли к комиссионно-расчетным, раз существуют стандарты по оплате арендуемых сейфов.
И с кредитованием под залог ценных бумаг тоже пока полной ясности нет, четких указаний что делать, если курс заложенных бумаг колеблется, до сих пор не выработано. Поэтому в Службе текущего банковского надзора якобы принято решение разослать инспекторов по разным городам, чтоб они на месте выяснили как с этими неясностями справляются местные банки. И составить отчет, включающий в себя оценку действий банкиров по каждому виду операций. А потом, изучив сводный отчет, департамент управления банками Центрального банка разработает рекомендации по уточненному отражению ценных бумаг в балансе банка и налоговые ставки для каждого вида операций с ними.
Нортон аж загордился собой, такую шедевральную причину для проверки сотворить всего-то за десять минут – да он, прям, гений! Комиссар Бергер, слушая его, довольно кивал, о чем-то думая, а потом разразился ценным указанием:
– Знаешь, Норт, а ведь нашему отделу и правда такая методичка не помешает… так что, будь любезен, составь-ка ты и вправду такой отчет с оценкой их действий… и с рекомендациями как лучше поступать в том или ином случае, вот и будет у тебя тот самый «железный» повод торчать в этом Эребурге месяц-другой, а у меня ясность, что писать бухгалтерии в качестве обоснования твоей туда командировки. Не могу же я вписать причину «вхождение в доверие к фигурантке»! Или того хуже «соблазнение подозреваемой за казенный счет»! А так, «для проведения расследования на месте с целью разработки рекомендаций по предотвращению хищений» все понятно и лишних вопросов не возникнет…
И этот туда же! Что ж их всех так зациклило на этом соблазнении! Они думают, Нортон не способен разговорить фигурантку, не пуская в ход тяжелую артиллерию? А комиссар добавил:
– Директор Грубер будет частично поставлен в известность о твоем расследовании. И сам даст ей секретное указание ввести тебя в курс дела. И предложит в качестве прикрытия использовать легенду об ухаживании.
Нет, теперь его точно всем отделом засмеют! И постоянно будут подкалывать, как у него продвигается процесс ухаживания? Ладно, Кэри, ему повезло к очаровательной машинисточке клинья подбивать, процесс, прямо скажем, не лишенный приятности, а ему общаться с этой линялой страхотой…
В Эребург из Бренна поезда-экспрессы не ходили. Пришлось брать билет на обычный пассажирский поезд и трястись ночь и часть дня со скоростью сорок миль в час, да еще с остановками в каждой деревушке, которые и на карте-то не всегда обозначены. А что делать? Это поезд местного значения, обслуживающий потребности этого региона, поэтому деваться было некуда. И Нортон страдал всю дорогу, ежась от сквозняка, в борьбе с которым не помогало выданное казенное одеяло, и постоянно просыпаясь от заливистого храпа соседа по двухместному купе, вот уж кто точно получал удовольствие от поездки! Ну, или по крайней мере, не ощущал неудобства так остро.
Поэтому на перрон Эребурга Нортон сошел продрогший, сонный и злой. И цветущий вид явно нормально выспавшегося встречающего его Хофера как-то не добавлял красок в этот промозглый день. А посадивший его в коляску коллега прямо лучился энтузиазмом, обращая его внимание на ту или другую достопримечательность, мимо которой он его провозил.
Эребург ему, пожалуй, понравился. Ему подходило название городок, настолько аккуратным и, пожалуй, несовременным он был. И не гоняющимся за модными тенденциями, как Нортон не всматривался, он нигде не заметил зданий-новоделов с преобладанием стекла и бетона. Зато уютные домишки с остроконечными башенками составляли подавляющую часть строений.
– А почему нет каких-нибудь небоскребов? – с любопытством спросил он сопровождающего его к месту будущего проживания Хофера. Тот на него чуть руками не замахал в священном ужасе:
– Эребург внесен в список Всемирного культурного наследия! У нас запрещены строения, не соответствующие стилю города!
Ну… идея, наверное, правильная. Побывать в городе, напоминающем сказку позапрошлого века… даже ему нравится. Наверняка у них весь год от туристов отбоя нет…
Кстати, а это показное средневековье не распространяется, случаем, на сантехнические удобства? А то как-то хотелось бы и мыться в привычной ванне, и не бегать в деревянную будочку на улице…
Но Хофер его успокоил, пояснив, что запрет на новшества распространяется только на внешний вид зданий, а «начинку» большинство домохозяев давно сменили на современную. Так что пансион госпожи Дингль оснащен и водогреем последней модели, и сантехникой фирмы Виллерой и Бош. Ему там сняты комнаты, и есть договоренность насчет еды, он может питаться в местных тавернах и погребках, а может понедельно оплачивать набор из завтрака-обеда-ужина или завтрака-ужина. Или только завтрака. Или вообще готовить сам, кухонный уголок в его распоряжении.
Нет уж, он предпочтет, чтоб его кормили, наверное, правильнее будет оплатить первую неделю завтраков, чтоб потом побродить по городу для ознакомления, заходя при необходимости в местные… а, таверны, и пробуя изыски местной кухни… а уж потом определяться, хочется ли ему и дальше куда-то бегать, начало марта не самое лучшее время для ежедневных прогулок, пусть и по сказочному городу…
Тем более, что ему еще придется изображать ухажера этой! И бить ноги на прогулках с ней, бр-рр!
Его съемные комнаты оказались вполне пристойными: спальня с кроватью поистине гигантских размеров, уютная гостиная-кабинет, совмещенная ванная комната, мини-кухонька, даже телетрофон имелся. Госпожа Дингль, невысокая, но весьма объемная дама, вручая ему ключ от апартаментов размером с небольшой ломик, показала заодно и общую столовую, объяснила, к кому обращаться в случае необходимости стирки одежды или, упаси Бог, какой поломки оборудования, и сурово предупредила насчет гостей:
– Никакого разврата! А знакомых попрошу выпроваживать не позднее одиннадцати вечера, у меня приличное заведение!
И взяв с него плату за первую неделю завтраков, величественно удалилась. Хофер, посмеиваясь, выложил из своего саквояжа пару вкусно пахнущих свертков, бутылку вина, и предложил перекусить на скорую руку. А после того, как на кухне нашелся кофе и джезва…, пара глотков живительного напитка и жизнь начала налаживаться.
– Так как предполагается обставить мое внедрение? – уже благодушно спросил Нортон, допивая вторую чашку кофе. – Надеюсь, совершать прилюдно подвиг по спасению «прекрасной» дамы не придется?
– Зачем так усложнять? – не понял иронии Хофер. – Сегодня господин Грубер попросит барышню Хинли постепенно ввести в курс дела фининспектора Хольмберга из столицы насчет особенностей обращения с ценными бумагами в их банке, и возможных злоупотреблений с ними. А чтоб это не выглядело в глазах окружающих как слив информации полицейскому, внешне вы будете изображать случвйно познакомившуюся пару, у которой нашлись общие интересы для разговоров.
– Кстати, почему барышню? Она же вроде как замужем была?
– Молодая она слишком для госпожи. Как-то вот барышня и приклеилось…
– Угу… так как я с ней познакомлюсь?
– Завтра ты подсядешь к ней за обедом. Она всегда в обеденный перерыв в 13.15 ест в таверне «У Эмиля» напротив здания банка Майера.
– Ты еще скажи, что по ней можно часы проверять!
Но Хофер в ответ на шутку не улыбнулся, а коротко заверил «Можно». Еще и зануда, живущая по графику, вот как с такой вообще знакомиться? Ладно, что там у коллег на нее есть?
– Ярла Хинли, урожденная Вергле, двадцать три года. Биография у нее прозрачная, но какая-то… странная. Родилась в провинциальном Ахенбурге, в семье учителя городской гимназии. Мать умерла в родах, воспитывалась отцом и бабкой по отцовской линии. Росла, училась в той же гимназии … до семнадцати лет о ней даже упоминаний толком нет. А потом от несчастного случая умирает ее отец.
– Ага, вот и начинают всплывать интересные подробности!
– Не было там ничего интересного, – вздохнул Хофер, – ее отец был учителем гимназии не изящной словесности, а на минуточку, химии! И любил повозиться в домашней лаборатории. Так что всякими взрывами и пожарами даже соседей было не удивить, что уж говорить о полиции и пожарной команде. Но однажды он перестарался и погиб.
– А Ярла точно к этому событию…?
– А ее даже в городе не было, Нортон, ты не там ищешь, слушай дальше. После гибели отца дочь живет тихо, обучаясь на каких-то курсах, пока однажды не сгорает ее дом.
– Ну хоть на сей раз…?
– Опять мимо, она приехала в Ахенбург только через неделю после пожара. Да и сам подумай, зачем свое жилище уничтожать? Чтоб потом на улице жить? Там вообще непонятно получилось, судя по всему – явный поджог, но кто мог ее так ненавидеть? Восемнадцатилетняя девчонка посмотрела на пепелище, выяснила, что страховку ей не выплатят, плюнула и покинула свою малую родину навсегда. Дальше она отправляется не куда-нибудь, а в столицу, где через несколько месяцев выходит замуж за столичного аристократа – Теодора Хинли.
– А, стесняюсь спросить, как там обстояло дело с их разницей в возрасте?
– В корень зришь – он был ее старше в три раза!
– Еще и продажная, значит…
– Да ладно тебе, не в содержанки же подалась, а в законные жены! Но долго эта идиллия не продлилась, Теодор Хинли как-то утром был обнаружен остывшим.
– Заездила, значит, старичка, – хмыкнул Хольмберг, – или там было что-то…?
– Да нет, патанатом написал – естественная смерть.
– А она опять не при чем?
– Угадал, полиция проверила: Ярла Хинли в тот момент находилась с визитом не где-нибудь, а в Хальбарнии. А дотянуться оттуда… сам понимаешь.
– Пусть не сама, для этого существуют сообщники!
– Всем комиссариатом искали, ничего, точнее никого похожего. У нее вообще друзей и приятелей не было, ну, кроме тех, с кем ее знакомил муж.
– Н-да… и что дальше?
– А дальше она нанимает знающего адвоката и тот помогает ей вступить в права наследования.
– А потом, получив доступ к денежкам покойного муженька, она заводит любовника и пускается во все тяжкие!
– Нет. Она поступает в Бреннский университет, где заканчивает двухгодичные курсы бухгалтеров и делопроизводителей.
Скажи ему Хофер, что она поступила в бродячий цирк укротительницей слонов, он и то меньше бы удивился. С другой стороны, становится понятно, с чего ее в банк Майера на работу взяли… не за красивые же глаза. Тем более, что красота этих самых глаз, судя по увиденному им дагеротипу, факт спорный.
– Значит, в банк она попала на законных основаниях… так, подожди, но ты же сам ее подозревал в кражах!
– Это пока я не выяснил, чьей именно вдовой она является. И не узнал, каков уровень ее доходов. То, что она снимает роскошные апартаменты и носит дорогущие тряпки, составляет от силы сотую часть ее пассивного дохода! Так что воровать по мелочи она не станет…
– Но что-то же держит ее здесь?
– Что-то держит…, – грустно согласился Хофер, – но мы не знаем, что… может ты как раз выяснишь…
Что ж, сегодня Нортон отдохнет, а завтра пойдет на штурм крепости под названием Ярла Хинли. И будет очень неплохо, если Хофер подскажет ему, где именно сегодня лучше поесть. Нет, пока он не голоден, принесенные коллегой ветчина с бужениной оказались выше всяких похвал, но время-то всего час дня, так что сейчас он ляжет спать, поскольку выспаться в поезде не удалось, но к вечеру он проснется и непременно проголодается.
Хофер посоветовал посетить находящийся чуть не за углом кабачок «Белый кролик», где следовало заказать фирменное блюдо – крольчатину, тушеную в пиве, и к ней обязательно стумп. И не захотел, зараза такая, объяснять, что это за диковинка, сказав только, что ему непременно понравится.
А заказанный вместе с мясом стумп оказался ароматным овощным пюре с пряностями. Очень, кстати вкусным, хоть и непривычно выглядевшим.
Утром Нортон проснулся отдохнувшим и полным сил, и чуть не проспал завтрак, подача которого заканчивалась в 9.30. Эк у них тут все строго, не иначе госпожа Дингль вдова бывшего военного, порядки, как в гарнизоне. Сам завтрак его порадовал: яичница с ломтиками бекона под металлическим клошем, булочки, сыр, джем, кофе, сливки – точно, никакой беготни по окрестностям по утрам, его и здесь прекрасно кормят! В столовой он оказался единственным едоком, очевидно остальные постояльцы давно позавтракали и разбежались по делам.
А ему пора привести себя в порядок и выдвигаться изучать город. Ему следовало для встречи с фигуранткой выглядеть солидно (не мальчик с улицы!), но при этом достаточно демократично, чтоб никто не усомнился в его способности завести разговор с понравившейся барышней. И если шоколадный костюм-двойка прекрасно подходил к выбранному им приличному образу, то шейный платок намекал на некоторую богемность его обладателя. И пальто с остромодными лацканами «ласточкино крыло» также должно было выдавать в нем человека, разбирающегося в одежных трендах.
Доехав на извозчике до центра Эребурга, Нортон отправился на разведку прогулочным шагом: надо же ему понять, где здесь расположены «очаги культуры», куда уместно и не зазорно пригласить барышню, за которой он вроде как собирается ухаживать. И что ему может предложить этот городок? Опера, драматический театр, синематограф… и все. Н-да, негусто…
С другой стороны, предполагается что она будет ему вроде как лекции читать, а это с посещением той же оперы как-то плохо совмещается. Абсолютно, то есть не монтируется. И что остается? Либо пешие прогулки… вот по всей этой слякоти, либо поездки на лошадях… пока кто-то из них не сломает ногу, либо посиделки под крышей. Пожалуй, приглашения на ужин в данном случае могут оказаться наиболее приемлемым видом совместного досуга… ну да, только непонятно, когда она будет есть, если в ее обязанности входит его просвещать.
А зайдя в 13.20 в таверну «У Эмиля» Нортон практически сразу узнал свою будущую… наставницу? Информатора? Объект ухаживания? Как ее правильно называть? Да, какая разница, это он по ходу определится, а пока вперед, на штурм! Если она предупреждена своим начальством о его появлении, не должна прогнать. Вот и начнем знакомиться.
Ярла Хинли привлекала внимание прежде всего тем, что сидела одна. Практически все остальные сбивались в компании, кто попарно, кто по нескольку человек, а она обедала в гордом одиночестве. С гордо выпрямленной спиной. Ну да, с момента первого взгляда на ее дагеротип она не похорошела. Такая же унылая прическа, такие же угловатые очки, такой же строгий офисный костюм. Какой офисный? Это же костюм из последней коллекции Гермес! И Нортон знал, сколько он стоил, потому что Анне-Лиза вокруг этой модели разве что танец дикарей не станцевала, увидев его в витрине.
Такие костюмы положено на приемы надевать. Где пьют игристое и общаются с представителями семей правящих родов. Ну, в крайнем случае, министрами. А эта в нем на работу ходит в заштатном банчке. Она это специально делает, чтоб позлить окружающих? Или просто так привыкла носить эксклюзив, что не желает переходить на дешевую одежду? Но познакомиться, мотивированно познакомиться, это костюмчик ему поможет.
И направился к ее столику, чтобы сделать комплимент ее хорошему вкусу. В ответ на это барышня Хинли сначала дожевала то, что ела, потом промокнула губы салфеткой, и только потом соизволила его поблагодарить. Да, манеры, а так и не скажешь, что за спиной нищее прошлое в провинциальном Ахенштадте, или как его там! Вышколил тебя бывший муж, девочка, хорошо вышколил, куда-нибудь в приличное место и приглашать не стыдно!
Нортон церемонно попросил разрешения присесть. Получил его и сделал заказ. А пока его готовили, представился.
– Знаю, – неожиданно произнесла барышня Хинли. – Мне о Вас говорил директор нашего банка. Я, правда, не совсем поняла, что конкретно от меня требуется…
– Барышня Хинли, а давайте попробуем начать общаться как люди, которые нашли общий язык. Я понимаю, сейчас не самый подходящий момент для объяснений, но ведь рабочий день у Вас когда-нибудь закончится, и мы сможем, не торопясь, поговорить обо всем, что меня интересует. Есть же в Вашем городе какое-то тихое и уютное заведение? Как Вы посмотрите на то, чтоб там поужинать? И все обсудить?
Она раздумывала несколько секунд, а потом сказала:
– Обычно я ужинаю в «Охотничьем погребке». Это на Липовой аллее, Вам любой житель покажет. Рабочий день у меня заканчивается в семь вечера, ровно в восемь я буду там.
Дальше ему принесли вполне приличный стейк, и беседу они продолжили, обсуждая плюсы и минусы способов приготовления мяса. Нортон выступал за обжарку на открытом огне, а барышня Хинли больше склонялась к готовке с минимальным доступом воздуха, например, в тажине.
Что ж, по итогам обеда Нортон мог себя поздравить, все присутствующие в таверне, а среди них наверняка были ее сослуживцы, чуть глаза не поломали, пялясь на их оживленную беседу, теперь знакомство нужно развивать, живенько так пообщаться за ужином, договориться о дальнейших встречах, и скоро ни у кого не останется сомнений в том, что заезжий хлыщ запал на банковскую воблу. А даже если кто-то решит, что он охотник за приданным, оно и к лучшему, не придется объяснять причины его внезапного интереса к барышне Хинли…
«Охотничий погребок» оказался именно погребком. К его двери вели несколько ступеней вниз, что обеспечивало в самом подвальном помещении тишину. Пусть и относительную, но, по крайней мере, шум улицы слышен не был. И музыка отсутствовала. И публика чинно питалась, не пытаясь орать тосты или громко поздравлять друг друга. И освещение было неярким. Нортон, войдя внутрь, не сразу понял, куда идти, но предупредительный официант принял его пальто и сообщил, что его ждут за столиком номер шесть. И даже любезно к нему проводил.
А неплохо они тут все устроили: столики отделены друг от друга деревянными шпалерами, по которым пущены какие-то вьющиеся растения. Все это дает иллюзию уединения каждого стола. В качестве освещения использовались лампы с матовыми колпаками, создающими уют. А шестой столик, за которым барышня Хинли сидела, вообще находился в нише, что исключало возможность подслушивания. Неплохое место она выбрала для доверительной беседы. Правильное.
И заказав по ее совету колбаски на гриле, Нортон перешел к делу. Он изложил ей ту же байку, которой ей должен был «скормить» директор Грубер, насчет того, что Центральный банк обеспокоен несовершенством законодательства, регулирующего рынок ценных бумаг. И больше всего той его части, которая касается работы банков с ними. Пробелы в учете разных видов бумаг дают возможности для дополнительного мошенничества. Перед ним и еще несколькими посланцами в разные банки страны поставлена задача тщательно изучить проблему и разработать рекомендации по уточненному отражению ценных бумаг в балансе банка и постараться определить налоговые ставки для каждого вида операций с ними.
– Да, господин Грубер попросил проинструктировать фининспектора Хольмберга из столицы насчет возможных злоупотреблений в банке с ценными бумагами. Но зачем?
– Затем, что у меня чисто бухгалтерское образование, – вздохнул Нортон, не погрешив, между прочим, против истины, потому что заканчивал именно этот факультет в полицейской академии. – Я плохо представляю себе какие могут существовать правонарушения, связанные с этими активами. А Вы в курсе. Мне придется на месте вникнуть в то, о чем я осведомлен не полностью.
– А учебники читать не пробовали?
– Долго. И там нужная мне информация… она не собрана в одном месте, а проявляется частями. Поэтому мне нужно получить обзор очень узкой сферы рынка.
– И зачем из этого делать тайну?
– Затем, что официально я буду осуществлять внешний аудит вашего банка. Но не исключен вариант, при котором в процессе анализа состояния вашего банка выясниться, что кто-то из Ваших сослуживцев эту брешь в законодательстве нащупал и вовсю ею пользуется! Подворовывая либо у банка, либо у его клиентов!
– Но почему именно я?
– Потому что директор Грубер именно Вас охарактеризовал как наиболее перспективного и компетентного специалиста, с которым мне лучше всего поговорить. И потому что…
– Ну, что ж Вы запнулись? Скажите прямо, потому что с моим уровнем доходов я не стану потихоньку таскать деньги.
– Ну… да.
– А почему все так таинственно?
– А чтоб этих нарушителей не спугнуть! Одно дело, когда девушка ведет беседы с ухажером, а другое – когда консультирует специалиста-смежника! Из ЦБ.
– Что ж… Вам виднее. Значит, будете ухаживать?
– Буду!
– Тогда… хоть как Вас зовут, а то господин Хольмберг как-то уж слишком официально.
– Нортон.
– Ярла. Тогда давайте заодно оговорим место и время встреч. Мне неизвестен Ваш график, но мою-то работу с девяти до семи никто не отменял!
– С утра и я буду занят с документами, но мы можем видеться вечерами, вот здесь же, например, приятное местечко…
