Ева Витальевна Шилова
Все, что может быть истолковано как угроза
Но не могут же они торчать в этом Эребурге до второго пришествия! Ему хочется домой, в свою квартиру, к своей работе, к своей невесте! Гм… а ведь, когда закончится расследование, ему придется выбирать. Самым правильным, конечно, было бы вернуться в Бренн, жениться, наконец, на Анне-Лизе и выбросить из головы и этот сказочный городишко, и этих банковских служащих, и… Ярлу. Нортон недовольно сморщился, потому что перспектива его не устраивала. Нет, из Анне-Лизы получится прекрасная жена, мать его будущих детей, тот самый надежный тыл, но… но, кажется, в первый раз в жизни он начал понимать своего дядюшку Генриха, который, несмотря на женитьбу и наструганных отпрысков, чуть не четверть века умудрялся поддерживать отношения с какой-то своей знакомой замужней дамой. И вынырнув из очередного коротенького загула, пояснял юному племяннику, что семья – это, конечно, святое, но в жизни еще должно оставаться место для праздника. А Ярла как раз очень подходила под понятие женщины-праздника, потому что соответствовала его представлению о раскованной партнерше, не намекала на узаконивание их отношений и не требовала денег! Так вот, нельзя ли их как-то в своей жизни совместить? Но так, чтоб одна не узнала о наличии другой? Жить в Бренне, но периодически наведываться в Эребург? Ну, или где он договориться провести с Ярлой выходные…
И только мощным, практически нечеловеческим усилием воли выпихнув из головы разные. не совсем приличные картинки, Нортон постарался начать мыслить здраво. Если они с Кэри не хотят застрять здесь на всю оставшуюся жизнь…, а они не хотят, придется что-то предпринять. Осталось понять, что именно. Как подтолкнуть и спровоцировать этого неведомого вора? Как заставить его полезть в сейф?
А если они изначально неправильно представляли себе его мотивы? Нортон аж забегал по гостиной-кабинету, ловя проскользнувшую мысль, пока она не сгинула в глубинах мозга. Может ведь быть и такой вариант, как же он сразу не сообразил! А как там дела с активностью на бирже? Где сегодняшняя газета со сводками?
Вот оно. Сегодня последний день весны, завтра лето, пора каникул, а, значит, на рынке наступает затишье и спад активности. То, что нужно, осталось привлечь к установке ловушки директора Грубера и обеспечить подстраховку в лице Кэри Вартнера. Но предварительно договориться о переводе его в дневную смену и назначить к нему напарником не Эйсманна, а кого-то проверенного. И ловушка захлопнется. И все у них получится.
И уже вечером второго июня при проверке выяснилось, что обнесен сейф господина Шефера. Именно в нем не хватало акций компании «Феникс» на кругленькую сумму тридцать тысяч шиллингов. Вот теперь, если он правильно понял механизм поведения вора, следует ждать попытки подбросить бумаги обратно.
Но прошла неделя, а бумаги на место так и не вернулись. Нортон начал нервничать, потому что разработанный им безупречный план дал сбой. Как лучше поступить? И он попросил директора Грубера собрать всех подозреваемых в комнате для переговоров. Предварительно обеспечив охрану в лице майора Хофера и трех его подчиненных. И передоверив им функции официальных лиц. У него, как у скромного фининспектора, осуществляющего внешний аудит банка, строго говоря, вообще нет права во что-то вмешиваться.
Директор Грубер мрачно оглядел присутствующих. Ему явно не нравилось происходящее. Впрочем, оно никому из присутствующих не нравилось. И правильно. Директор сообщил, что вызвал полицию по поводу произошедшей в депозитарии кражи. И о том, что сейчас здесь присутствуют те, кто мог ее совершить. Он надеется, что вор раскается и вернет акции компании «Феникс», украденные из сейфа господина Шефера. Этот человек, разумеется, будет немедленно уволен, но дальнейшего хода делу он не даст. В противном случае полиция прямо сейчас начнет расследование.
И никто не отозвался.
А с чего им отзываться? Прямых-то улик нет. Хотя… что там Хофер говорил об осмотре помещения депозитария? А Хофер предупредил присутствующих, что в депозитарии найдены отпечатки пальцев, и сейчас все присутствующие их сдадут. Для сравнения и определения принадлежности. И начал «откатывать» пальцы присутствующих на заранее подписанных листах бумаги. А по итогу сообщил, что после утренней уборки помещений с 8.00 до 9.00 в депозитарии «наследили» Эгон Штайнер и… Ярла Хинли.
– Я сегодня сопровождал клиента к ячейке! – возмутился Штайнер. – По личному распоряжению господина Грубера!
– Я туда вообще не заходила! – в свою очередь возмутилась Ярла. – У меня даже доступа нет!
– Тогда откуда там Ваши отпечатки?
Ярла чуть не взорвалась от злости, а потом задумалась и спросила:
– А мои отпечатки… они на каком предмете?
Хофер надулся и что-то забормотал о тайне следствия, но оказался перебит.
– Вы не поняли! Я ведь не спрашивала, что это за предмет! Я спрашивала именно какой он! Предмет может быть… ну…, стационарным или мобильным! Потому что, если мои отпечатки обнаружились на дверце сейфа, который стационарный – это одно. А если на предмете, который можно переместить, то есть мобильном – это другое. Такой предмет и подкинуть могли. Так какой это предмет?
Хофер, подумав, достал из саквояжа пакет. И развернув его, предъявил изящный портсигар.
– Это точно ее вещь! – неожиданно влез начальник депозитария Штайнер. – Я сам видел, как она в него сигарилки перекладывала!
Но этого не может быть, тупо подумал Нортон. По срокам не получается! Но прежде, чем он успел хоть что-то сказать, Ярла вцепилась в Хофера как голодный клещ в подвернувшегося теплокровного:
– Господин, не знаю Вашего имени и звания, в какой день точно произошла кража?
– В среду, второго июня, – послушно ответил Хофер, – но что это меняет?
Это все меняет, с облегчением выдохнул Нортон. И, вторя ему, Ярла победно выпалила:
– Да все! Второго июня у меня ее просто еще не было! Эту вещь мне подарили третьего июня, в мой день рождения!
– И… подаривший не откажется признать этот факт?
– А что здесь нужно скрывать? – не поняла Ярла. – Что может быть предосудительного в факте подарка?
Нортон понял, что пора вмешаться и подтвердил, что все именно так, он сделал барышне Ярле этот подарок. Да, именно в день ее рождения, третьего июня. Он еще не успел договорить, как послышался ехидный комментарий этого менеджера-крысеныша Ланге:
– Ну, правильно, если вовремя лечь под полицейского, можно не бояться обвинений в чем угодно! Любовник все равно отмажет!
Как он и думал, с гнильцой парнишка. И что бы он сейчас ему не ответил, это будет не в его пользу. Но он недооценил степени озверения Ярлы.
– С кем я сплю, никого не касается! А насчет кражи… – тут она прищурилась, – с учетом того, что у меня в принципе нет доступа в помещение депозитария, что, я надеюсь, не откажется подтвердить охрана, приходится предполагать, что кто-то мой портсигарчик стянул и туда позднее подбросил, чтоб отвести от себя подозрения. Кто-то точно имеющий доступ внутрь. – максимально неприятным голосом подсказала Ярла, зло глядя при этом на менеджера Ланге. – И, кстати, можно же проверить по записям, кто именно второго июня заходил в хранилище?
А действительно, кто? Кэри послушно открыл журнал посещений и огласил список посетителей:
– Ганс Пихлер. Эгон Штайнер. Кристиан Ланге. И… директор Грубер.
Ну, допустим, с директором Грубером они заходили в депозитарий вместе после окончания рабочего дня для проверки содержимого сейфов, но вот остальные трое… Нортон внимательно оглядел эту троицу и максимально мягко предупредил:
– Вы же понимаете, что предложения замять дело, как ранее обещал директор Грубер, больше не поступит? Возможно, кто-то сам захочет признаться и облегчить свою участь?
Ответом ему было молчание. Разбавленное возмущенным сопением.
– Вы догадываетесь, что следующим шагом полиции будет обыск? Причем обыск не только ваших рабочих мест, но и ваших домов, и жилищ ваших знакомых? Тридцать тысяч шиллингов – не та сумма, на пропажу которой банк закроет глаза…
Троица подозреваемых продолжала молчать, зло глядя на него. Что-то он упускает… но если предположить, что события развивались по тому сценарию, который он подозревает, то…
– А еще мы проверим, кто из вас, начиная со второго июня продал пакет акций компании «Феникс». Для суда этого будет достаточно.
А вот тут реакция их оказалась разной, Пихлер равнодушно пожал плечами, Штайнер согласно кивнул, а Ланге только фыркнул. Почему они так спокойны? И тут подал голос директор Грубер:
– Мне не совсем понятно, как Вы собираетесь это осуществить, правом совершать сделки на бирже обладают только профессиональные участники рынка ценных бумаг, но брокеры при этом не обязаны отчитываться, с чьими конкретно активами они совершают сделки.
И сколько всего брокеров на эребургской бирже? И что будет, когда они все хором пошлют их с их любопытством?
– Ну зачем же нагнетать, директор Грубер, не все так безнадежно, – неожиданно пропела Ярла, – достаточно поговорить с теми брокерами, которые поддерживают хорошие отношения с присутствующими здесь. Вот, например, господин Ланге… он водит дружбу с брокером Бенедиктом Брехтом, и мог продать бумаги через его контору.
А в ответ на его презрительный взгляд, добавила:
– Разумеется, брокеры не обязаны выдавать клиента, но есть нюанс. Если предъявить брокеру распоряжение о выдаче информации, подписанное Комиссией по ценным бумагам, никаких тайн не останется. А еще у молодого Бенедикта есть отец, почтенный господин Корнелиус, а он человек старой школы, и дорожит своей репутацией. Как только Вы ему покажете подобное распоряжение и намекнете, что подозреваете его сына и подчиненного в торговле краденными активами, он очень быстро начнет сотрудничать с полицией. И будет настаивать на том, что его мальчик ничего не знал о происхождении переданных ему акций.
А парнишка-то занервничал! И когда вызванный в банк Корнелиус Брехт подтвердил, что именно Кристиан Ланге принес в их контору второго июня пакет акций компании «Феникс» для продажи, как уже поступал до этого не раз, судьба шустрого менеджера была решена. Когда его уводили, он еще успел прошипеть Ярле, чтоб она не обольщалась, потому что залетный полицейский трахает ее исключительно по служебной необходимости, а потом вернется к невесте. И та заледенела буквально на глазах.
Нортон в служебной записке подробно изложил, что имнно пытался, причем, похоже, не в первый раз, провернуть Крис Ланге. Он извлекал из сейфов те акции, курс которых падал, продавал их через брокерскую контору Брехтов, дожидался дальнейшего падения цены и давал команду на обратный откуп. Потом возвращал бумаги обратно в хранилище, а разницу прикарманивал.
То, что в последний раз он продал акций компании «Феникс», но не смог вернуть их назад, связано, видимо с тем, что эти бумаги с четвертого июня резко подорожали. Курс проданных им чужих акций внезапно пополз вверх, потому он и не смог их в нужном объеме выкупить и вернуть. Потому и пытался подставить хоть кого-нибудь, понимая, что многократно проверенная схема дала сбой и расследования не избежать.
И дело по обвинению Кристиана Ланге в краже и мошенничестве они завершили в срок. Но после дачи показаний Ярла уволилась из банка Майера и в тот же день покинула город. С Нортоном она говорить не пожелала, да и что он мог ей сказать? «Дорогая, это не то, что ты подумала!»? А это именно то, что она подумала.
И он понимал, что после таких откровений она никогда его не простит.
Игра с нулевой суммой
Разница между победой и поражением, как правило,
висит на тонкой ниточке, и тот, кто готов отдать игре все,
чего она требует, и немного больше, обладает потенциалом для величия.
Виктор Нидерхоффер
Вацлаву было тревожно. И даже слегка не по себе. Общение с клиентом, с бывшим клиентом, следует заметить, складывалось странно. В смысле, по-разному. Сначала молодой господин Ланге вел себя как капризный восточный владыка, свысока поучая его как следует вести защиту, потом, когда дело начало клониться в сторону обвинительного приговора, перешел к позиции возмущения всем и всеми, а под конец, когда прокурор затребовал присуждения соответствующего тюремного срока вкупе с конфискацией имущества, начал жалобно заглядывать ему в глаза и спрашивать «Ну, не могут же меня действительно упечь за решетку? Я же собирался все вернуть!»
Как дитя малое, неразумное, ей-Богу, раздраженно думал Вацлав. Как чужое брать, так он не гнушался и не думал, что совершает преступление, а как за это пришлось отвечать, так он мгновенно перепрыгнул на позицию «со мной так поступать нельзя!»
Почему нельзя? А как еще с тобой поступать, когда дело абсолютно ясное? Пока рискуешь собственными активами, всем на это плевать, хоть публично сожги их на площади перед Королевским замком, никто и не глазом не моргнет, но ты-то рискнул чужими! И то, что ты собирался украденные бумаги впоследствии возвратить, не отменяет того, что сначала ты их стянул! Если бы не была его очередь в адвокатской конторе брать дело следующего обратившегося к ним клиента, ни за какие пряники он бы не согласился иметь дело с этим напыщенным павлином!
Только выбора не было. Для любой частной компании адвокатов существует квота на оказание платных услуг для всех обратившихся, а уж с чем там к тебе придут, то ли семейный кодекс разъяснять, то ли защиту вести в суде, заранее неизвестно. Это как повезет. Или не повезет. Ему не повезло оказаться дежурным именно в тот день, когда в их контору обратилась сестра этого вороватого господина. Пришлось и в следственный изолятор помотаться, а это другой конец города, ни разу не ближний свет, и вникать в ранее ему неизвестные обстоятельства совершения правонарушения, и, главное, выслушивать высокомерные советы этого невежды, как и на чем ему следует строить защитительную речь. И доведя его дело до конца, Вацлав Лукаш с облегчением оформил все необходимые бумаги, сдал их секретарю суда и постарался забыть об этом неприятном клиенте.
Он и забыл. А клиент – нет. И нате вам, прислал ему через тюремную канцелярию прошение о свидании по своему делу «в связи с вновь открывшимися обстоятельствами». Надо же, канцеляризмы какие освоил! Не иначе в камере «грамотные» соседи подучили. Только теперь ему приходится в свой законный выходной тащиться по жаре в пригород, где территориально расположена колония-поселение, в которую и законопатили нечистого на руку господина Ланге, не видящего разницы между своим и чужим карманом. Или полагающим таковую несущественной.
Не доходя до помещения, отведенного под беседы отбывающих срок с посетителями, Вацлав напрягся, потому что узнал доносившиеся голоса собеседников. Рози Ланге, вечно чем-то недовольная сестра подзащитного «мило» общалась с осужденным братиком. Помнит он эту девицу, еще обращаясь в их контору впервые, уже вела себя так, словно ей все должны, а отдавать почему-то не торопятся. Бывают такие люди, которые при любой ситуации уверены в своем праве не просить, не договариваться, а из горла вынимать то, что по каким-то причинам считают положенным себе. Таким тоном господа властно требуют оброк с нерадивых холопов. Так что постоит-ка он лучше в уголке у двери, пока эта… «барынька» не уйдет, лишний раз с ней сталкиваться абсолютно нет желания.
Тем более, что разговорчик-то шел на повышенных тонах. «Барынька» упрекала брата в том, что фактом попадания в неволю он испортил жизнь не только себе, но и ей. Потому что денег на жизнь у нее нет, ни на съем жилья, ни даже на еду. Потому что жених расторг помолвку, не желая пятнать себя связью с семьей заключенного. Потому что друзья и подруги внезапно перестали ее узнавать. Потому что теперь ей хоть ложись да помирай, а все Крис виноват!
– Рози, ну у тебя же есть образование! – слабо отбрыкивался брат. – Ты могла бы устроиться на работу…
Чего у нее есть? Какое такое у нее образование имеется? Вацлав неподдельно изумился, не производила это избалованная стервочка впечатление человека, который дал себе труд обучиться чему-то полезному. Нет, игра на фортепиано, вышивка, малевание акварелек, да хоть и ведение домашнего хозяйства – всему этому ее наверняка обучали на дому, но чтоб у нее было образование, которое дает право на работу… никогда бы не подумал.
– Крис… ну кем меня могут взять?
– Учительницей младших классов в женской гимназии, стенографисткой в машбюро, секретаршей, в конце концов!
Действительно, чего эта «барынька» выкобенивается? Детишек учить – вполне достойный труд…
– Думаешь, я не пробовала обращаться? Только кому я в гимназии сдалась со славой «сестра заключенного»? Они как фамилию услышат, так начинают морды воротить, да еще отчитать пробуют, мол, как я могла подумать, что они, воспитатели юного поколения, согласятся иметь дело с родственницей вора!
– А секр…
– Ты хотел сказать секретуткой? Тоже мимо. Только один смелый и нашелся. Твой Пайн. Да и тот с условием регулярного секс-обслуживания его гнусной особы!
Н-да, а ведь если подумать…, девица-то конкретно влипла. Клеймо «сестра вора» просто так не смывается и не забывается. О чем Крис думал, когда вляпывался в эту историю с кражей? Неужели так был уверен в успехе, что не просчитал всех рисков не только для себя?
– Дьявол, Рози, ну кто ж мог знать! Мне не хватило-то всего пары дней! Я для тебя же и старался! Думал, что не просто на жизнь, а и на приличное приданное хватит!
Интересно, он действительно собирался по итогам своей аферы позаботится о сестре? Похоже… но это ни в коей мере не умаляет его вины. Ладно, теперь нужно дождаться ее ухода, а там можно будет и спросить, на какой предмет лично он, Вацлав Лукаш, вдруг понадобился бывшему клиенту. И какие такие у него могут быть «вновь открывшиеся обстоятельства».
Дождавшись ухода Рози, Вацлав проскользнул в помещение для бесед, и получил, наконец, возможность узнать, что, собственно, Крис Ланге желает ему сообщить. А тот молча вынул из кармана конверт и положил перед ним лицевой стороной вверх. Вацлав сначала даже не понял, зачем он это сделал, а потом присмотрелся… прочел имя адресата, потом адресанта… это был фирменный конверт их адвокатской конторы. Адресованный Кристану Ланге. А кто из конторских, кроме него, мог бывшему подзащитному что-то писать? Да лично он предпочел бы вообще больше никогда о нем не слышать, не то, чтобы вести переписку! Остальные вообще отношения к этому делу не имели… И что в конверте?
Крис перевернул конверт и открыл его жестом фокусника. Внутри был пепел.
– Это шутка такая? – тихо и размеренно, чтоб не сорваться на площадную брань, и не набить эту холеную рожу, поинтересовался Вацлав. Если каждая сволочь, мнящая себя высокородной, будет ему такие розыгрыши устраивать, нужно уходить из адвокатов и пристраиваться кондуктором. А что, проезд бесплатный, работа с людьми, всех неприятностей – пассажиры попробуют проехать без билета. Все лучше, чем испытывать на себе чувство юмора тех, кто мнит себя неуязвимыми.
– Это не шутка. – Кристиан был непривычно серьезен. – Это доказательство того, что меня подставили. И не только меня.
Интересно, как пепел в конверте может быть доказательством хоть чего-нибудь? Ладно, раз уж он все равно притащился в такую даль, он послушает. И господину Ланге придется быть очень убедительным, пока Вацлав не сорвался. А история оказалась… как минимум любопытной.
Когда однажды утром выяснилось, что акции, в которые отец Криса вложил все имущество, рухнули, господин Ланге-старший еще держался. И собирался мужественно объявить себя банкротом, по причине чего засел в кабинете, дабы привести в порядок бумаги и точно понять, что у их семьи осталось. Пусть крохи, но свои. Леопольд был человеком не слабым, и, наверное, смог бы перенести и этот удар, но с дневной почтой получил письмо, которое и стало последней каплей. Именно над этим письмом его и хватил удар.
Крис первым обнаружил его труп, вернувшись домой ближе к вечеру, и немедленно связался по телетрофону с приемной больницы святого Людвига. Пока приехали медики, пока пытались что-то сделать, пока констатировали смерть, прошло много времени. И к разбору семейных бумаг Ланге-младший приступил только на следующий день. И кое-что показалось ему странным. Если остальные письма были самыми обычными, то этот конверт из дешевой бумаги оказался без обратного адреса. И пустым. Но почему-то посыпанным пеплом. А Крис мог поклясться, что никакого пепла вчера на столе не наблюдалось, зато на столе перед отцовским телом лежало нечто маленькое и ярко-пестрое, по размеру похожее на визитку. А утром этого чего-то уже не было, зато был пепел. Тогда он не придал этому значения. Но потом…
Вчера утром администрация колонии-поселения передала ему письмо из их адвокатской конторы. То есть, по всем признакам, из конторы. По правилам, переписку такого рода не вскрывают, поэтому конверт распечатал он сам. А там была записка из двух предложений: «Твой отец сумел быстро сдохнуть. Ты так просто не отделаешься.» А еще там была карта Таро – Шут. Крис положил обе бумаги обратно в конверт и немедленно подал прошение о свидании с бывшим адвокатом по своему делу.
– И теперь вместо записок и карты Вы можете предъявит только пепел. Я не понимаю, что я должен из этого уяснить?
– Что это не чьи-то дурацкие шутки. Я вспомнил, то, что лежало тогда на столе перед отцом и что потом стало пеплом – это тоже была карта Шут. Присланная мне такая же карта так же превратилась в пепел. Значит, это не совпадение, а чей-то злой умысел. Это подстава. Кто-то осознанно довел отца до смерти, а меня до тюрьмы, и аккуратно замел следы. Это обязательно нужно расследовать.
Вацлав задумался. Насколько можно верить Крису? То, что он там что-то якобы вспомнил о событиях давно минувших дней, это голословное утверждение, которое проверить невозможно в принципе. Чтоб уменьшить срок пребывания за решеткой, он и не такое может сочинить. С этим понятно. Но вот вчерашнее письмо… мог он взять одно из их старых писем к нему (да та же Рози из дому принесла!), выкинуть содержимое, насыпать пепла и теперь морочить ему голову? Мог. Но есть кое-что, что свидетельствует в его пользу.
Примо: он ни разу не писал писем Крису в колонию. И никому в конторе и в голову бы не пришло заниматься чем-либо подобным после выполнения своих обязательств. Конечно, он наведет справки, но вряд ли кто-то из собратьев-адвокатов замешан. Значит, автор, как минимум, знал, где хранятся фирменные конверты их адвокатской конторы и имел возможность один незаметно позаимствовать.
Секундо: на счастье Криса, он-то как раз пусть и случайно, но знает, что нужно сделать, чтобы превратить бумагу в пепел без использования спичек. Если хочешь, чтоб текст оказался недоступен через непродолжительное время после прочтения, обмакни бумагу в раствор бензоилпероксида и сразу запечатай в конверт. Тот, кто вскроет конверт, не станет прятаться как крот в подземелье, а постарается прочесть текст при свете. А под действием света бумага окисляется перекисью бензоила и через час-другой (как ее ни прячь в темное место) превращается в те самые хлопья пепла. Способ крайне редкий и не этому фанфарону о нем знать.
Терцио: крайне интересен выбор карты Таро – Шут. Сам Вацлав не верил во все эти гадания, но знал, что Таро используется еще и для обычных карточных игр. Кто-то ведь ему что-то такое рассказывал… и значение именно этой карты было крайне неоднозначным. Допустим, он знает у кого это уточнить, но нерешенным остается главный вопрос.
– Господин Ланге, допустим, я Вам верю. Я сказал – допустим! – он поднял ладонь, останавливая радостно вскинувшегося Криса. – Допустим, некто действительно прислал и Вам, и Вашему отцу по карте из комплекта Таро. Но есть кое-что, что мне неясно. А именно: каких действий Вы ждете от меня? Вклады на рынке Ваш отец делал добровольно. Вас играть на чужих активах тоже никто не заставлял. Что именно следует расследовать в данном случае?
– Но как же… – Крис явно растерялся. – Он довел отца до смерти! Он мне… пусть не угрожает, но злорадствует!
– И в чем состав преступления этого кого-то? Карту на столе у отца видели только Вы. Свою записку с картой тоже видели только Вы. В полиции Вас даже слушать не будут, спишут на попытку заморочить голову.
– Я говорю правду, я своими глазами…!
– Господин Ланге, в силу определенных обстоятельств… Вам веры особой нет. Полиции нужны улики, а не Ваши идеи. И даже если… в чем я сомневаюсь, будет проводиться расследование, Вашего отца не вернуть, и Вам срок не скостить. Это Вы понимаете?
– А наказать эту сволочь?
– Еще раз: за что? Поймите, со времени смерти Вашего отца прошло слишком много времени, доведение до смерти доказать не выйдет, а злорадство в Ваш адрес ненаказуемо.
– Но хотя бы отомстить!
– И как Вы намерены осуществить это, пребывая в заключении?
– Я намерен поручить именно вашей конторе расследование обстоятельств этого дела!
– А мы не сыщики, мы адвокаты, начнем с этого. И подобное расследование должно оплачиваться, а у Вас больше нет денег, и на этом закончим.
– А как же справедливость?
Он наивный или прикидывается? Или просто до такой степени махровый эгоист, что любая с его точки зрения несправедливость, приключившаяся с ним, должна немедленно и забесплатно быть решена всеми окружающими к его удовольствию? Похоже, последнее. А это он зря.
– А о справедливости речь ведете только Вы. Остальные, начиная с судебных органов и заканчивая пострадавшими клиентами, полагают, что Вы получили по заслугам.
Ты что ж думал, Вацлав будет с тобой миндальничать? Да ты ему надоел хуже натирающих ботинок еще во время следствия, так с чего теперь начать расшаркиваться? Ишь, как мордашку породистую скрючил, привыкай к своему нынешнему статусу – никто.
Тем не менее, держать удар Крис, как выяснилось, тоже умел. Он сцепил зубы, а затем поинтересовался:
– А если я найду деньги?
– Я буду вынужден сообщить об этом судебным органам, поскольку все Ваши доходы обязаны «уходить» на погашение Ваших долгов.
Думай, мальчик, думай, Вацлав тебе прямым текстом подсказывает! Крис задумался, а потом… неожиданно просветлел и прямо распрямился на убогом стуле не хуже, чем в изящном кресле.
– Господин Лукаш, – церемонно обратился от к Вацлаву, – в случае, если найдется некое третье лицо, согласное оплатить частное расследование по моему заказу, Ваша контора не отказалась бы поспособствовать в найме профессионального служащего, способного его провести в кратчайшие сроки?
От, молодец! Всегда бы такую скорость соображения и такой слог.
– В этом случае – да.
– И Вы не откажетесь проконсультировать нанятого специалиста по приоритетным направлениям будущего расследования?
– Всенепременно.
Что-то он и сам начал не менее велеречиво выражаться, заразно это, не иначе.
– А что… с Вашей точки зрения можно попробовать найти?
Ладно, кое-что он ему подскажет бесплатно, потому что история действительно какая-то странная. Если не сказать больше. Но только сами направления, за все остальное – оплата по тарифу. Если избалованный мальчишка и впрямь уговорит кого-то потратить деньги на расследование.
– Конверт. Кто-то должен был его взять, чтоб содержимое дошло до Вас без просмотра. И взять именно в нашей конторе, то есть иметь доступ к ящику с канцелярскими принадлежностями. Поэтому сохраните его… на всякий случай.
Содержимое конверта. Я знаю способ, который применил автор послания для уничтожения текста, но, учтите, чтоб придумать такое, надо быть знакомым с химией, и отнюдь не поверхностно! Возможно, придется задействовать экспертов.
Карта Таро – Шут. Дело не в том, что он паяц и насмешник, автор явно вкладывал в послание некий более глубокий смысл, но разъяснить его точнее может только специалист.
И самое главное – тот факт, что карту получили Вы оба. Если предположить, что некто изощренно мстит членам Вашей семьи, Вам придется припомнить, в чем этот мститель обвиняет или считает виноватыми вас обоих сразу.
И оставив Криса думать над мотивом мести Вацлав поехал обратно в город. Ему, пожалуй, уже тоже было интересно выяснить кое-что… тем более, что Тузик как раз в городе…
Кайтер Витоша, носивший столь несерьезную кликуху, человеком-то был как раз очень серьезным. А прозвище в среде матерых международных катал получил благодаря своей странной привычке, получая из прикупа туза, приговаривать «вот и тузик, как арбузик». С чем это было связано, он и сам объяснить не мог, но благодаря поговорке уменьшительная кличка так и прижилась.
С Кайтером Вацлав был знаком давно, еще с тех пор, когда Лукаш защищал его интересы в запутанном деле о наследстве его скончавшейся бабули, и выиграл дело. С тех пор они иногда пересекались за бокалом хорошего коньяка, дабы обменяться интересными байками: один рассказывал веселые судебные казусы, другой смешные истории игрового мира. И если требовалась консультация, никогда друг другу не отказывали. И не спрашивали зачем собеседнику нужны те или иные сведения.
Вот и сейчас, Вацлав, воспользовавшись телетрофоном в кабинете начальника колонии, заранее договорился с Кайтером о визите в его берлогу ближе к вечеру, поскольку его уже и самого изнутри «покусывал» сыщицкий азарт, все-таки было что-то в деле Ланге непонятное. Непонятное, но явно интересное. Он еще не понимал, что именно, но интуиция нашептывала, что есть там двойное дно, точно есть, не может не быть. И что прячется там какой-то редкий зверь: осторожный и нестандартный. А интуиции своей он привык доверять.
Кайтер уже все приготовил к визиту Вацлава: в камине, несмотря на теплую погоду, потрескивали поленья, на низком столике коньяк золотился в специальном штофе, их ждали идущие к нему в наборе снифтеры, рядышком скромно притулился хьюмидор, ожидая, когда собеседники соизволят угоститься сигарой, сохраненной без потери качества… и спиртовка, на которой хозяин собирался сварить крепкий кофе. Ибо Тузик для первой порции благородного напитка свято придерживался правила трех «С»: чашечка кофе, коньяк, сигара. И никаких посторонних разговоров, пока не будет выполнен этот ритуал!
Вацлав выпил предложенный кофе и взял бокал с коньяком в ладонь. Завораживающее в чем-то зрелище – смотреть, как благородный напиток стекает по стенкам. Между прочим, помогает держать мозг в тонусе, заставляя угадывать какой выдержки алкоголь сегодня у тебя в руках, потому что чем старше коньяк, тем более тягучей будет жидкость. Отпивал он из своего снифтера мелкими глотками, стараясь смаковать каждую каплю, чтоб оценить послевкусие, иногда поднося к губам сигару для затяжки.
