Ева Витальевна Шилова
Все, что может быть истолковано как угроза
И тут официант принес Нортону заказанные колбаски. И съев первый кусочек, он уверился, место не только удобное и приятное, но и кухня в нем – выше всяких похвал!
– Что ж, я арендую здесь шестой столик с понедельника по четверг, так что приходите, будем беседовать…
Поужинав, Нортон заказал бутылку красного и попросил барышню Хинли начать его просвещение по рынку ценных бумаг.
– С чего бы начать… Нортон, как Вы думаете, зачем люди… и организации вообще выпускают акции и облигации? Понятно… а ответ очень прост – им, как правило, банально не хватает денег. Например, если у государства дефицит бюджета, и нечем выдавать заработную плату, оно, конечно может включить печатный станок, но этого лучше не делать. Да, деньги появятся «из воздуха», но подобные действия только провоцируют инфляцию, что для любой страны не хорошо. И государство идет другим путем – выпускает облигации. Гособлигации раскупаются охотно, степень риска по ним ноль процентов, и получая деньги от их продажи, государство, таким образом, временно закрывает брешь в бюджете. Продажа краткосрочных гособлигаций – средство занять деньги у населения и организаций в долг. Продажа долгосрочных облигаций – такая же возможность занять деньги у населения и организаций в долг, но на более длительное время. Оттого они и называются долговыми бумагами. Пока понятно?
Идем дальше, акции. Причина их выпуска тоже зачастую связана с нехваткой денег для открытия некого достаточно дорогостоящего производства. Но поскольку частные лица не обладают правом с ходу занимать у вкладчиков деньги, выпуская облигации, пока не докажут в течении двух лет, что их акционерное общество способно приносить прибыль, то выбора и нет, им приходится сначала регистрироваться как АО. Ни одно акционерное общество не открывается без предварительного просчета имеющихся и необходимых активов. Вот, представьте, что Вы собираетесь открыть свое производство, для чего Вам нужно 100 000 шиллингов. А Вас есть только 70 000. 30 000 не хватает. Что Вы будете делать?
– Можно обратиться в банк…
– Можно. Вот только банк сразу определит Вам такой нехилый процент за кредит, и в случае своевременной неуплаты отнимет Ваше производство за долги. Поэтому большинство поступает по-другому: предлагает желающим вступить с собой в долю при открытии этого производства. Вот тут и появляются акции. Вы выпускаете их на общую сумму тех самых 100 000, и продаете долю на сумму 30 000, получая недостающие средства. Именно поэтому акции принято называть долевыми бумагами.
– Пока понятно.
– Теперь об операциях на рынке ценных бумаг… мне почему-то кажется, что Вас больше заинтересуют операции именно с долевыми бумагами, с акциями, они дают больше возможностей для игр и да, для применения мошеннических схем, ну, или хотя бы манипулятивных сделок.
– А разница?
– Для определения мошенничества существуют механизмы изобличения и последующего наказания. Для манипулятивных сделок практически ничего подобного нет. Они нарушают дух, но не букву закона.
Ну, надо же, удивился Нортон, а она не такая страшилка, когда рассказывает о том, что ей интересно, даже глаза засверкали. Но пора было закругляться и так они остались в погребке чуть не последними. И разошлись, договорившись о встрече на четверг.
После двух дней сидения над банковским балансом, Нортон шел в «Охотничий погребок» с удовольствием, всегда же интересно послушать что-то необычное, которое к тому рассказывают понятным языком, а не лезут в дебри. И заказав на сей раз котлету по эйвенски, приготовился слушать барышню Ярлу.
– Понимаете, если говорить об общих тенденциях рынка акций, принято употреблять два устоявшихся термина: рынок «буйволиный» и рынок «драконий».
– Почему так странно?
– Потому что первое название применяется, когда экономика страны на подъеме, и курсы акций растут как грибы после дождя. И желающих их купить больше, чем желающих продать, то есть спрос превышает предложение. А аналогия с буйволом… он как раз имеет привычку поднимать соперника вверх, на рога. И буйволами принято называть инвесторов, которые играют на повышение. Понятно, откуда взялось название рынка?
– В-общем, да. А драконы?
– А название драконьего рынка применяется, когда экономика страны на спаде, и предложение выше спроса. Курсы акций снижаются, ибо желающих продать актив больше, чем желающих купить. Драконами принято называть инвесторов, которые уверены, что некие акции упадут в цене и играют на понижение. Сам термин произошел когда-то от способа нападения комодского варана. Страховитая, между прочим, зверюга, хватает жертву за горло и роняет вниз, дожидаясь, пока та не умрет от яда после укуса. А кто-то вспомнил об этой его милой привычке и назвал так игроков на понижение.
– Нет, но почему дракон?
– Это – второе название комодского варана. Оно и короче, и красивее. Так и прижилось.
– А что насчет особенностей?
– А Вы подумайте, как именно Вы собираетесь играть на повышение?
– Куплю акции и подожду, когда их курс вырастет, а потом продам подороже!
– Абсолютно правильно, займете «длинную» позицию! А как Вы будете играть на понижение?
– Здесь нужно успеть продать акции, пока их курс не упал!
– И в чем должна состоять Ваша выгода? Как заработать на игре на понижение?
– Ну…
– Вот именно. Нортон, что нужно для игры на повышение? Доступ к деньгам. А что нужно для игры на понижение? Доступ к бумагам. Желательно чужим. Представьте, что у Вас, как у брокера, есть не принадлежащие Вам бумаги АО «Демон» в количестве 100 штук по цене 200 шиллингов. Вы уверены в том, что их курс упадет. Вы продаете эти бумаги за 20 000 шиллингов и ждете. Такая позиция называется «короткой» или продажей без покрытия. Курс действительно падает до 120. И тут хозяин бумаг требует их обратно. Вы откупаете их обратно, но уже за 12 000. А разницу 20 000 – 12 000 = 8 000 шиллингов Вы кладете в карман.
– А как насчет законности подобных действий?
– Вот потому-то существует столько желающих похвастаться как удачно они сыграли на повышение, и единицы, готовые рассказать, как они выиграли на падающем рынке.
– Понятно… а как насчет в следующий раз встретиться на выходных?
– Не получится, в пятницу вечером я уезжаю в Бренн. В субботу в опере премьера, дают «Фиделио». Не хотите со мной?
Э, нет, составлять ей компанию для поездки в столицу Нортон не будет! Ладно здесь, но, если кто-то увидит их вместе там… а тем более, донесет Анне-Лизе… нет, уж, спасибо, только скандала ему и не хватало! Поэтому он что-то пробормотал о делах и назначил встречу на следующий вторник…
А во вторник, отведав жаркое из оленя с брусникой, Нортон попросил разъяснений насчет действий тех, кто готов одалживать ценные бумаги:
– Вот, допустим, я игрок…
– Трейдер.
– Хорошо, я трейдер, и хочу сыграть на понижение. Я обращаюсь к брокеру и занимаю у него ценные бумаги, так? Я их продаю, и жду падения курса, чтоб откупить подешевле и вернуть брокеру. А брокер-то почему мне верит? А если мои ожидания не сбудутся и курс бумаг не упадет, а вырастет, как он собирается с меня требовать подорожавшие бумаги обратно?
– Начнем с того, что Вы подписываете с брокером определенное соглашение. Если открытие и закрытие позиции происходит «внутри» одного торгового дня, то, как правило дополнительная комиссия не взимается. Но если между сделками купли и продажи вклинилась ночь – то брокер уже начинает начислять процент. И процент этот может иногда достигать до 10 % от суммы сделки. Это еще одна причина, почему такие сделки заключаются на короткий период, чтоб накладные расходы не «съели» прибыль.
– Сколько?! Эти брокеры совсем страх от жадности потеряли?
– Ну… они тоже хотят подстраховаться. Как говориться, собака – друг человека, брокер – враг человека, хотя и собака…
– Другими словами, при игре на повышение, если купленные акции снизились в цене, можно занять выжидательную позицию и постараться переждать этот «просад». А в случае игры на понижение и короткой продажи каждый день просрочки будет стоить нехилых денег?
– И это еще мягко сказано! При игре на повышение максимальный убыток может составить ровно вложенную сумму, то есть 100 %, а при игре на понижение потенциальные убытки вообще не ограничены! И 200, и 300, и 1000 % не предел! Короткая торговля – ставка на неизвестное будущее, так что это по любому рискованный способ заработка…
– Эээ… а можно на примере? Что-то я не очень…
– Можно и на примере. Итак, трейдер занимает у брокера акции компании «Лотос» на сумму 10 000 шиллингов, и продает их, будучи уверенным в том, что их курс упадет. И ошибается, курс начинает расти. Уже через три дня эти акции начинают стоить 20 000. А еще через четыре дня – 30 000. И тут у бедного трейдера остаются ровно два варианта: или ждать, надеясь, что ситуация измениться…, что не факт, или выкупать активы с убытком для себя, для чего придется выложить имеющиеся 10 000 + недостающие 20 000 + комиссионный процент брокера за прошедшую неделю. В данном случае операция принесла трейдеру более 200 % убытка.
– И как люди на это идут?
– Я так понимаю, сейчас это был риторический вопрос…
Интересно, откуда она все это знает? Пусть даже работая в банке, который не чурается сделок с ценными бумагами, но знания-то у нее какие-то уж больно специфические. Где она могла всего этого нахвататься?
И в следующий раз под запеченную баранину с подливой Нортон возобновил вопросы о подстраховке брокеров. Не может быть, чтобы дело было только в соглашении и процентах за комиссию, должны существовать еще какие-то механизмы!
– Механизм есть, – кивнула Ярла, – брокер всегда может выставить так называемый маржин-колл. Если брокер видит, что долг трейдера так неласково растет, он выставляет ему тот самый маржин-колл – требование внести на маржин-счет больше денег. Если сложно, могу на примере.
– Да, пожалуйста.
– Итак, трейдер попадает в ситуацию, когда его короткая продажа становится убыточной. Но брокер, заключая соглашение, изначально внес требование об открытии им маржинального счета как раз на случай «просада». Сумма на этом счете – своеобразная страховка брокера. И как только брокер видит, что потери трейдера начинают перекрывать эту сумму, он требует ее увеличить. Если у трейдера деньги есть, он это сделает, а если нет? Тогда брокер вправе начать продавать другие активы из портфеля трейдера, а если ситуация и дальше ухудшится, наступает момент стоп-аута – принудительного закрытия брокером короткой позиции, что, кстати, абсолютно законно! И наш гипотетический трейдер может не просто потерять деньги на одной сделке, он может легко лишиться всего инвестиционного портфеля, который уйдет на продажу для компенсации потерь брокера.
– Весело… а как еще можно пролететь?
– Можно нарваться на так называемое «короткое сжатие». Но тут нужен либо игрок с большими деньгами, либо договорившаяся группа инвесторов. Самый последний такой случай был года три назад с акциями сети магазинов «Стокс». Дела у них шли откровенно неважно, курс акций падал и самые хитрые трейдеры, прогнозируя их дальнейшее падение, понабрали их акций в долг и продали. И все бы у них получилось, если бы им не сломала игру группа независимых инвесторов, заинтересованная, наоборот, в росте котировок.
Эти шустрые непрофессионалы договорились и устроили то самое «короткое сжатие», они поднатужились, нашли денег, и начали массово скупать акции «Стокс». И цена поползла вверх, скакнув с 30 шиллингов аж до 500 за акцию. Трейдеры оказались в капкане: либо пополнять брокерские счета, либо возвращать акции с миллионными потерями…
Встречаясь с Ярлой, Нортон периодически удивлялся не только ее знаниям, но и необычному складу характера и психики. Несмотря на достаточно юный возраст, она оказалась достаточно взрослой и самодостаточной. Не было в ней склонности к аффилиации, не было потребности находиться в чьем-то обществе, не было желания создавать эмоционально значимые отношения с окружающими и кому-то что-то доказывать. Такая молодая, но уже эмоционально прохладная девушка. Странно…
– А что делать, если рынок стал драконьим, в смысле внезапно упал, и что-то надо делать?
– Делать… говорят, что в этом случае самое правильное – ничего не делать. В смысле ни в коем случае не продавать свои активы, даже несмотря на их стремительное удешевление.
– Ну, как же не делать, если портфель в «красной» зоне?
– А вот так. Рынок все равно восстановится, а нужные активы к тому моменту могут оказаться в сбросе. И кстати, если финансы позволяют, можно одновременно попробовать сыграть на повышение: купить не по делу просевшие акции по дешевке и умиротворенно ждать подъема их курса. Рынок со временем выровняется, а Вы почувствуете себя не только богатым, но и умным.
– Интересно, а искусственно можно заставить курс акций упасть?
– Легко! Не так давно такой фокус провернула ИНФАРМ.
– Они же… вроде лекарствами от диабета торгуют? Кому могло понадобиться ронять курс их акций?
– Торгуют. Только вот контрольный пакет у них был подразмыт и возникла угроза поглощения конкурентами. Они и объявили, что планируют отныне инсулин, метформин и сульфонилмочевину раздавать бесплатно. И даже провели акцию по раздаче инсулина всем диабетикам соответствующего типа не помню в каком городе.
– И что?
– То, что их акции резко упали в цене, какую прибыль можно ждать от компании, которая свою продукцию не продает, а раздает?
– А… понятно. И что дальше?
– А дальше ИНФАРМ преспокойно выкупила по дешевке собственные акции и прекратила благотворительные раздачи лекарств. И курс ее бумаг немедленно поднялся до прежнего уровня.
И, поскольку весна, наконец, пришла и в Эребург и значительно потеплело, он рискнул как-то пригласить ее покататься на лодке по реке. И с удивлением заметил, что она хорошо выглядит в платье, что ей идут распущенные волосы, что у нее правильные черты лица, что у нее, в конце концов, красивые ноги. И неожиданно для себя задал тот вопрос, который давно крутился у него на языке:
– Барышня Ярла, а откуда Вы откуда столько всего про рынок ценных бумаг знаете?
– Ну… – она аж порозовела от смущения, – понимаете, я давно собираю вырезки из газет про ловушки, существующие на рынке акций, и хочу когда-нибудь сделать из них компиляцию с пояснениями, что-то вроде пособия для тех, кто хотел бы поиграть на рынке, но не знает, с какой стороны к этому процессу подойти, потому что не понимает, чего опасаться. Господин Грубер в курсе моего хобби, потому он и попросил Вам помочь…
Так вот почему она торчит в этом городишке! Видимо, Грубер не мешает, а то и разрешает ей собирать информацию по сделкам с ценными бумагами из первых рук, а где бы она еще получила такой доступ к предмету изучения! Теперь становится понятным ее интерес и задержка в этом банке…
Так бы это псевдоухаживание с лекциями и продолжалось, если бы не Хофер. Именно он организовывал дополнительную слежку за всеми фигурантами и однажды сообщил Нортону то, отчего тот, скажем так, не обрадовался.
– А ты никогда не задумывался, почему твоя девушка регулярно проводит выходные вне Эребурга?
– Так она в столицу ездит, на премьеру оперы, в театр, просто по магазинам пробежаться, благо есть на что…
– Нортон, она раз в две недели ездит не просто в столицу. Она ездит к любовнику. Я уж не знаю, как ты там втираешься к ней в доверие, но делаешь ты это непрофессионально. Если вообще делаешь. Вон Кэри, который прислан машинистку окучивать, чуть не жениться на своей Минне собирается, а ты?
А что он? Он, между прочим, с ней договорился, она честно делится с ним своими знаниями, все вокруг убеждены, что он за ней ухаживает, какого дьявола? Все, да не все. И если он чего-то решительного в ближайшее время не предпримет, быть ему посмешищем всего полицейского управления. А ведь и директор Грубер, и комиссар Бергер, и даже хауптман Тойгер намекали, что даже не сомневаются в его способности обаять Ярлу. Намекальщики нашлись… Но действительно, почему он так сопротивлялся этой мысли?
Она ведь не страшная, он успел рассмотреть. И глаза яркие, и фигура вполне себе, и ноги красивые… и ему эти почти три месяца воздержания тоже как-то не слишком весело дались… но вот Анне-Лиза… а кто ей скажет? Вряд ли эребургские полицейские непонятно с чего соберутся ставить в известность его столичную невесту хоть о чем-то. И вообще, существует же мужская солидарность! Хотя бы теоретически. Почему бы и не рискнуть? Что, собственно, он теряет?
И с чего, собственно, он так завелся?
Потому что ситуация изменилась, ну, или изменилось его отношение к ней. Потому что одно дело, когда происходящее воспринимается как попытка подсунуть ему, любимому, какую-то дурнушку, которая априори его не достойна. И другое дело, когда у умной и привлекательной барышни имеется возможность выбора и делается он отнюдь не в твою пользу! Это возмутительно! И оскорбительно. Внутренний самец рычал и бил себя хвостом по бокам. Потому что так недолго и комплекс неполноценности заработать. И чем, в конце концов, он хуже этого ее столичного дружка?
Нортон решил не останавливаться на прогулочных вариантах ухаживания за Ярлой и начал намекать на более близкое знакомство. Правда, он не совсем понимал, куда бы он мог бы ее пригласить, ведь госпожа Дингль ясно высказалась насчет недопущения разврата во вверенном ей гарниз… то есть пансионе. А если попросить ее пригласить его на свою территорию? Но барышня Ярла старательно «не понимала» сделанных им намеков, что, между прочим, злило ужасно. Пока однажды он не сообразил, что она точно так же не горит желанием выставлять на всеобщее обозрение собственную личную жизнь, это он уедет, а ей еще тут жить, и еще неизвестно, как местные провинциальные обитатели относятся к людям, открыто демонстрирующим факт к ни к чему не обязывающей сексуальной связи. Может, клеймят позором, или еще как-то ущемляют и угнетают. Остракизму подвергают. Не зря же она так старательно маскирует факт своих столичных развлечений…
Значит, надо увезти ее из Эребурга с ночевкой, причем под благовидным предлогом. Чтоб и она захотела поехать, и никому в голову не пришло что-то лишнее подозревать. И самый лучший предлог – посещение бальнеологического и спа-курорта. И Нортон обратился к директору Груберу.
И уже в ближайшую пятницу барышня Ярла садилась в вечерний поезд Эренбург-Кюль, делающий остановку в Иртенсе. Который славился своими минеральными источниками. Окружающие могли только завистливо вздыхать: везет же некоторым! Не каждого начальство премирует за высокие показатели в работе двухдневной путевкой на воды! Какие там процедуры! А какие там массажные кабинеты!
Сам Нортон ехал за ней следующим ночным поездом, куда постарался прошмыгнуть, не привлекая внимания. Не хочет она лишних пересудов – так он и не даст им возможности появиться. Зато там, в Иртенсе, где нет знакомых, у него появится шанс обаять, показать… и доказать, что он всяко лучше, чем неизвестно кто.
Как бы случайная встреча состоялась около четырех часов вечера в субботу. Нортон специально не попадался Ярле на глаза раньше, он выжидал, когда она пройдет стандартный комплекс разминания, окунания и обертываний, чтоб беседовать с ней, когда наступит релаксация и она придет в состояние окончательной разнеженности и расслабленности. Что интересно, увидев его, Ярла даже не удивилась. Только заметила, что чего-то в этом роде и ожидала, потому что не мог старый скупердяй Грубер раскошелиться на такое поощрение сотрудника, пусть и старательного. Не в его это правилах. Но и не возмутилась, а это уже внушало надежду.
И, будучи довольной и разморенной, приняла приглашение вместе поужинать. А потом и переночевать в его номере. И, разглядывая утром спящую Ярлу, Нортон все отчетливее понимал, что не напрасно он все это затеял, когда она не нацепляет на себя привычный ледяной панцирь, изнутри проступает ее беззащитная сущность. А она ведь действительно хороша.
И почему он раньше этого не замечал? Вернее, замечал, но… как-то фрагментарно. Отдельно – правильные черты лица, отдельно – красивые ноги, отдельно – стройную фигуру. И только здесь и сейчас отдельные части вдруг сложились в единый гармоничный и привлекательный образ. А когда она распахнула ясные серые глазищи и промурлыкала «доброго утра!» он даже удивился, почему раньше они казались ему бесцветными? Вот же какой яркий оттенок! Как у нее получилось раньше его прятать?
И не удержавшись, Нортон вновь потянулся к ней, чтоб снова ощутить в руках это тело, нежное и покорное, а какой-то момент сильное, выгибающееся в предоргазменной судороге, и услышать этот сладкий стон, который ему, а не какому-то там столичному гаду удалось извлечь из уст женщины. А потом они завтракали на веранде, и он бережно стирал сливочную пенку, оставшуюся у нее на губе после выпитой чашки кофе. И они купались в горячем радоновом бассейне, неосознанно пытаясь украдкой дотронуться друг до друга. А потом прогулялись к водопаду, чтоб увидеть висящую над ним радугу. И Нортону показалось, что слово счастье начало обретать новый, ранее неизвестный ему смысл.
Но когда они возвращались на поезде домой, появилась новая проблема. Когда он осторожно заговорил о том, что было на источниках, Ярла немедленно согласилась с тем, что у них все было замечательно, и тут же предложила считать произошедшее между ними случайностью. Разовой акцией. Так и выразилась, стерва, «разовой акцией, которую лучше забыть и не повторять». Вот так легко и спокойно. Нортон снова почувствовал себя обманутым. Это должна была быть его реплика! Это он должен был объяснять страховидной барышне, что с его стороны вчера имел место быть исключительно акт благотворительности! Однократный и спонтанный, который больше не случится! И принеся извинения, потом долго, морщась, терпеть ее слезы и заверения в вечной любви, чтоб иногда (так и быть!) дозволять повторение прошлого, причем исключительно на своих условиях.
Как у нее так получилось все вывернуть наизнанку? А ведь получилось. Вот сказала и даже не смутилась. Как будто это не ей вчера было хорошо! Как будто ей не в новинку выпроваживать из своей жизни назойливых кавалеров! А если действительно не в новинку? Если она и его воспринимает просто как очередное мимолетное приключение? Как одноразового партнера? Было – ну, было, забыли, проехали, живем дальше, и не надо нам тут разных воспоминаний. Или напоминаний. Лишнее это.
Неужели она сможет вот так запросто отказаться от мужчины, неоднократно доказавшего ей свою… состоятельность? Эта сможет. Вон как смотрит сквозь очки: спокойно и холодно. Это вчера она раскрылась перед ним как раковина, продемонстрировав имеющуюся внутри жемчужину. А сегодня панцирь с маской вернулись на свои места. Напротив него сидела не веселая Ярла, а ледяная барышня Хинли, безупречный, мать ее, младший менеджер отдела ценных бумаг банка Майера.
Да он ей…, а что он, в сущности, может ей сделать?
Обнародовать факт их кратковременной связи? А дальше? А дальше она недрогнувшей рукой напишет заявление на увольнение из банка и вернется в столицу. Купит себе еще какой особняк и будет продолжать там собирать газетные вырезки для своего опуса. Вести светскую жизнь. Продолжать спать с уже имеющимся любовником. И он уж точно никогда не сможет претендовать при встрече с ней на нечто большее, нежели сухое приветствие.
Нортон подумал. Готов ли он к такому развитию событий? А ведь он не готов. Не готов ее отпустить. Не после того, как видел такую метаморфозу: как из замороженной рыбины вылупилась игривая русалка. И как теперь спокойно жить, зная, что такое чудо существует рядом, но в скрытой форме? И может достаться не тебе? Никакое мужское самолюбие этого не перенесет. И, между прочим, он еще поручение коллег не выполнил, не опросил Ярлу насчет ее сослуживцев. Нет, отпускать ее нельзя.
А как он собрался ее удерживать? Силой? Это, прям, шикарная идея! Главное, действенная. Придется уговаривать, кто б знал, как он этого не любит! А это сейчас неважно, давай, Норт, собрался и напрягся. И вспомнил, как это делается. И Нортон вытащил из глубин памяти все свои навыки по убеждению и улещиванию. И все-таки уговорил Ярлу продόлжить их отношения. Пусть и скрытно. И даже сошел с поезда за одну остановку до Эребурга, чтоб эту самую конспирацию не нарушать.
А беседы их с этого момента приобрели немного другую направленность. Ярла, по его просьбе, выдала хлесткие характеристики на своих сослуживцев, сразу оговорившись, что может оказаться необъективной, мало ли, что ей могло показаться.
Директор Карл Грубер? Жмот и скупердяй. Впрочем, с учетом его должности, это, наверное, правильно, если начать бездумно транжирить деньги, особенно не свои, тут не то, что банк, всю финансовую отрасль можно пустить в трубу.
Его заместитель господин Ганс Пихлер? Никакущий дядечка. Привычная тень директора. Вечный зам, вечный второй. Надежный, но абсолютно безынициативный. Исполнительный как солдат. Пресный как галета.
Начальник депозитария Эгон Штайнер? Жаба похотливая. Всех наших девчонок давно мысленно раздел и трахнул во всех позах. Нет, он рук не распускает, боится, что при малейшем намеке на скандал его ревнивая женушка подаст на развод, а, поскольку господину Груберу она приходится племянницей, с работой он тоже мгновенно попрощается.
Старший менеджер Кристиан Ланге? Вечная обиженка. Задирает нос, ссылаясь на чертову уйму поколений каких-то там предков. Ждет от окружающих почтения и почитания своему происхождению и не понимает, почему всем на это плевать. А когда ему прямо сказали, что голубая кровь – это у лягушек и каракатиц, а еще у пауков и червей, чуть нас всех слюной не заплевал от злости.
Секретарша директора Матильда Эдер? Железная тетка. Ей бы мужиком родиться: такие армиями командуют, не меньше! Наш директор потому и не боится периодически уезжать, оставляя вверенный ему пост на нее. Никогда ничего не забывает, и кого угодно может поставить на место.
Машинистка Минна Ширтиц? Баядерка наша. Окромя танцулек ничем не интересуется. Вот что бы ей карьеру в каком балетном заведении не делать? Нет ведь, сидит в банке, зарастает пылью, пальчиками в пишущую машинку тюкает.
Охранник Губерт Эйсманн? Пиноккио, деревянный человечек. Такое ощущение, что в его организме не хватает смазки, при каждом движении чудится скрип. Или не чудится? Скрипят колени, скрипят плечевые суставы, поскрипывают зубы и даже шестеренки в мозгу и те проворачиваются со скрипом.
Кто из них мог решиться на кражу? Ярла задумалась, вынула из портсигара сигаретку, вставила в мундштук, прикурила и выпустила струю вишневого дыма.
– Теоретически любой… Норт, я не претендую на понимание этих глубинных побуждений, которыми у психоаналитиков нынче модно все объяснять, но чтоб взрослый человек начал совершать некие противоправные и наказуемые поступки, нужны веские причины. Я таких могу себе представить ровно две: либо человек болен клептоманией и тащит все, что видит…, но такое бы давно заметили, либо у вора безвыходная ситуация. То есть шанс попасть в тюрьму с его точки зрения для него менее страшен, чем шанс спереть какую-то ценность. Осталось понять, какая именно ценность ему вдруг настолько занадобилась и почему.
В-общем, логично… так кто же из них мог рискнуть воровать на рабочем месте?
Директор Грубер? Но он же сам и недостачу обнаружил, и в комиссариат обратился, и расследование затеял. Или это способ так филигранно отвести от себя подозрения и прикрыться полицией? Нет, как-то не тянет он на изощренного хитреца… будем пока считать его условно невиновным.
Ганс Пихлер? Надоело вечно сидеть на скамейке запасных и решил сыграть напоследок в рискованную игру? А почему бы и нет, именно с ним директор Грубер проверял содержимое сейфов, именно он как раз и мог незаметно подсунуть в нужный сейф ранее умыкнутые бумаги. Оставляем в подозрении.
Эгон Штайнер? Надоело зависеть от жены и ее родственничка-начальника? Захотелось на вольный выпас и пойти по девочкам? Седина в голову, бес в ребро? Причина вполне подходящая… только вот ни одного подтверждения этому нет. Но все равно подозрителен.
Кристиан Ланге? Такие высокомерные засранцы обычно брезгуют «тупыми» преступлениями. Разве что, действительно, как намекал Хофер, захотел рискнуть обеспечить приданное сестре. Но как-то это притянуто за уши… И что? Пусть пока остается в списке потенциальных расхитителей.
Матильда Эдер? Зачем эта мать-командирша без капли воображения вообще могла пойти на кражу? Тут даже его подозрительность пасует. Да и не было у нее физической возможности вернуть бумаги в сейф. Тоже переводим пока в разряд условно невиновных.
Минна Ширтиц? А вот ее могли использовать вслепую как исполнителя. Почему бы не допустить факт наличия некого «мозгового» центра, чьи распоряжения она выполняла? Но Кэри клянется и божится, что она не при чем! А если его провели? Эту версию следует проверить, пока из списка подозреваемых машинисточку не вычеркиваем.
Губерт Эйсманн, бывший напарник Хуго Вагнера? Пока именно он вызывал у Нортона больше всего подозрений. Деревянный он там, или нет, а деньги могли ему понадобиться позарез. Но дежурящий с ним сейчас в паре Кэри тоже не смог назвать ни единой попытки отклониться от параграфов несения службы! Затаился? Возможно… и сколько еще им придется ждать, пока он проявит свою вороватую сущность?
Но было и еще кое-что. К названным Ярлой причинам хищений Нортон мог добавить еще две. Во-первых, не так давно в столице завершилось дело по мелким кражам из магазинов, которыми занимались отпрыски аристократических фамилий. Озверевшие от скуки детки, не зная, как еще развлечься, занялись мелкими хищениями ради получения адреналина. И ставки делали, как же без этого! И тот, кто умудрялся упереть самую дорогую на день спора вещь, срывал нехилый банк.
Дело замяли, их родители штрафы выплатили, но сама идея подобного развлечения никуда не делась! И это добавляло, к сожалению, в список подозреваемых саму Ярлу, потому что мотивом для совершения такой кражи мог быть не материальный интерес, а именно что дурацкий азарт… когда человеку, вот как ей, не нужны деньги, а просто хочется пощекотать нервишки себе и окружающим.
Но было и, во-вторых. Весь его опыт подсказывал, что еще одним, причем весьма весомым мотивом для совершения преступления может быть желание кого-то подставить. А вот тут подозревать можно каждого из их списка. Они слишком мало знают о том, какие отношения на самом деле связывают работников банка, чтоб уверенно кого-то оправдать, или, наоборот, уверенно кого-то разрабатывать.
