Ева Вагнер
Древние Свитки

Полная версия

Черная комета

“На заре времен,

когда не было ни света, ни тьмы,

извечное Сознание блуждало в небытии..”,

– так начинались Древние Свитки.

– Учитель! Учитель! – молодой мужской голос ворвался в просторную залу, высеченную на вершине горы Дахаро, древней обители серринов.

Тёмное пространство огромной пещеры пронизывали стройные лучи необычайно яркого звездного света, струящегося сквозь высокий арочный свод. Исполинские колонны пересекали пространство библиотеки Школы Звёздного Света, словно древние колоссы, застывшие в вечном бдении. Величественную твердыню серринов покрывали мириады серебристых прожилок звездной руды, мерцающей в холодном свете звезд, а все стены от пола до потолка были заполнены множеством вырубленных прямо в камне полок, заставленных всякого рода ветхими книгами, свитками и пергаментами, помнящих еще те времена, когда школа только зарождалась. Здесь были и трактаты об устройстве вселенной, и монускрипты о движении небесных тел, и толкования небесных знамений, а также множество записей об удивительных свойствах звездного света, который питал необычные способности этой высокогорной расы.

О чем думали Небеса, молчаливо взирая на спешащего молодого человека, никто не знает, но можно с уверенностью сказать, что с самого рождения он находился в поле их зрения. Сколько себя помнил, Даррен всегда жил в школе. Здесь он знал каждый уголок, и древняя библиотека была не исключением. Она стояла на этой горе с незапамятных времен, словно свидетель старинной красоты и мудрости, которая ранее таинственно оберегала эти края. В ней ученики и учителя школы проводили немало времени в попытках постичь загадки вселенной.

Во всех семи расах, населяющих Терру, серрины были теми, кто занимался исследованием небесных явлений и постижением силы, которую давал звездной свет. Иногда их называли звездочеты, что было верно лишь отчасти, ведь помимо изучения космических явлений, они также исследовали магию звездного света, которая определяла их особые способности и их необычный облик. Роста они были около ста семидесяти сантиметров, худощавые, кожа их была почти белой, как и прямые длинные волосы. Глаза у них были большие и светлые. Нрав их изначально был возвышенный, а ум устремлен в постижение видимого и невидимого, но со временем первое почти всецело вытеснило второе, а то, что осталось от второго, полностью исказилось.

Случайному наблюдателю могло показаться, что бегущий юноша тоже принадлежит к народу серринов, но присмотревшись, можно было заметить, что рост его был выше, кожа его была не такой белой, как у серринов, глаза, хотя почти такие же прозрачные, но всё же не такие большие и светлые, а волосы его были и вовсе серыми и волнистыми, а не прямыми, как было принято у серринов, и не росли ниже плеч. Однако, несмотря на это, на нем была форма Школы Звездного Света: светло-серые штаны из шерсти лунных лам, перехваченные до голени синими кожаными ремнями, мягкие туфли и подпоясанная светлая длинная рубаха с кожаными наручами, украшенными серебристыми узорами.

По словам наставника Даррена мастера Ван Хорна, в возрасте двух лет его ему отдал отшельник Мунг, живший в уединении на горе Чундоу, а по совместительству наставник самого Ван Хорна. Откуда тот взял мальчика, никто не знал, а сам он на все вопросы отвечал уклончиво. Он только говорил, что ребенок сирота, и родители его умерли. “Наставь его на Светлый путь”, – это единственное, что сказал тогда Мунг Ван Хорну.

Даррен был очень любознательным ребенком и всегда донимал мастера всевозможными расспросами: “А почему серрины могут использовать магию звездного света, а другие расы нет?”, “А почему звёзды с некоторыми разговаривают, а с некоторыми нет?”, “А на других планетах тоже живут серрины?”, и Ван Хорн терпеливо всё ему объяснял, как родному сыну, но однажды мальчик спросил:

– Почему я не такой, как другие?

Ван Хорн, как обычно, в это время был в библиотеке и что-то сосредоточенно изучал, но услышав вопрос, он тут же отложил массивный свиток, который был у него в руках, и посмотрел в большие голубые глаза мальчика. Он давно ожидал этого вопроса, но как на него ответить, он сам не знал, поэтому только честно сказал:

– Просто ты немного от них отличаешься.

– Но почему я не такой, как они? Ведь я тоже серрин, – удивился в ответ звонкий мальчишеский голос.

– Да, – вздохнул Хорн и опустил взгляд, – Постарайся не обращать внимания.

И Даррен старался не обращать внимания, однако другим ученикам это плохо удавалось, поэтому со сверстниками отношения у него не особо складывались. Они часто задирали его из-за отличающейся внешности. В итоге он держался от них немного в стороне, а они от него, и вместо посиделок с друзьями он всё своё время проводил за занятиями, в библиотеке или за тренировками. Наверное, это была одна из причин, почему в итоге он стал одним из лучших учеников школы. Хотя искусство владения техниками звездного света давалось ему хуже, чем остальным, его упорство и настойчивость в итоге вывели его в ряды самых преуспевающих учеников, после чего желающих его задирать заметно поубавилось. Осталась только шайка Бадхиджа, которая по непонятным для Даррена причинам питала к нему особую неприязнь. Наверное, им было обидно, что он достиг больших высот в овладении стихией звездного света, чем они, чистокровные серрины благородных кровей, которых преимущественно принимали в школу, несмотря на способности. Случалось, что детей бедняков тоже брали, но только если те показывали выдающиеся таланты, а таких было немного. Гораздо больше было тех серринов, которые во что бы то ни стало желали отдать свое дитя на престижное обучение владению стихией звездного света и не жалели на это ни сил, ни средств. Ведь обучившись владению стихией, серрин обретал невиданную силу, возвышавшую его над сородичами.

Как раз из таких семей и были Бадхидж и его друзья. Сам он был сыном влиятельного серрина, нажившего состояние на торговле шерстью лам. Его пастбища покрывали широкие горные долины, а его дом, скорее напоминавший дворец, располагался высоко на южном склоне и блестел белоснежными колоннами из дваргского мрамора.

По-началу Бадхидж с тремя друзьями просто дразнили Даррена словечками типа “безродный”, но став постарше, они дошли до откровенных издевательств. Как-то раз подростки обманом заманили его и заперли в пещере с ламелями, крупными, до метра в длину, ящерами с гладкой серой кожей, там обитавшими, сказав, что он должен быть со своими сородичами. Там, в темноте, среди снующих ламелей Даррен просидел всю ночь. Мастер на следующий день нашел его, виновных наказали, но юноша запомнил это чувство несправедливости и унижения, которые ему причинили сверстники только за то, что он немного от них отличался. В тот день он впервые испытал чувство ненависти. Словно сгусток тьмы, она окутала его сердце, пока он сидел в мрачной пещере, и словно темный туман, она поглотила каждую искру света внутри него. Она была словно пламя, разжигаемое безумным жаром страсти, испепеляющим все на своем пути. Словно токсичный яд, она проникла в его душу, отравляя каждую мысль, каждое дыхание. В объятиях ненависти звучали роковые аккорды, разрывая тишину и приводя к мрачному падению.

Это был один из тех моментов, который остро давал почувствовать юноше темную сторону этого мира. Впервые он ее ощутил, когда осознал, что у других детей есть любящие родители, братья и сестры, бабушки и дедушки, которые заботились о них, дарили игрушки и угощали сладостями. Даррен же с детства был лишён этих простых радостей жизни. Игрушками его были камни, растения и деревянный кинжал, который сделал ему Мунг, когда Даррену было два года, а питался он так же скудно, как его учитель-аскет.

Когда Мунг отдал мальчика Ван Хорну, тот не был готов к роли отца, и по-началу относился к нему так же, как к остальным ученикам, строго требуя соблюдения дисциплины и распорядков школы, предназначенных для более взрослых учащихся. Но Даррен везде за ним следовал и часто вместо игр листал древние трактаты в библиотеке, пока Ван Хорн занимался там своими исследованиями. Со временем, приметив любознательность и смышлёность ребенка, а также его упорство и трудолюбие, Ван Хорн взял его в свои ученики.

Однажды, когда Даррену было три года, он сказал, что луна разговаривает с ним. Когда Ван Хорн спросил, что она ему говорит, маленький Даррен ответил, что она говорит, что это не его родной дом. Мастер про себя решил, что мальчик сказал это из-за того, что чувствовал себя неуютно и одиноко в школе, и с тех пор стал больше проявлять заботы о своем подопечном и иногда привозить ему из города Астерии, столицы серринов, сладостей и игрушек. Мастер Хорн фактически стал отцом этому ребенку и дал ему свою фамилию Ван.

Несмотря на скромные условия, в которых рос Даррен, сдержанность учителя и отсутствие привычных детству радостей и игр, в целом ему было присуще видеть мир в светлых тонах, кроме того случая с шайкой Бадхиджа. Именно тогда он понял, что даже если ты сам не желаешь никому зла, зло все равно может настигнуть тебя, и от него необходимо уметь вовремя защититься. Хотя Даррен был сильнее своих обидчиков, но всё же недостаточно силён, чтобы одолеть всех четверых. Однако он был не из тех, кто готов смириться со своим положением. Впоследствии он перерыл всю библиотеку в поисках техник, которые могли бы свести на нет численное преимущество противника, но ничего подходящего так и не нашел. Конечно, были звездные клинки и техника расщепления, которая создавала множественные копии оружия и направляла их в цель, но она была смертельна, и использовать ее друг против друга ученикам было строжайше запрещено.

После истории с ламелями Даррен хотел отомстить обидчикам, но мастер сказал, что месть – это низменное чувство, недостойное ученика Школы Звездного Света. Несмотря на это, на днях Даррен чуть было не убил Бадхиджа во время соревнования по боевым искусствам, приставив к его горлу звездный кинжал так сильно, что оставил длинный кровавый след на его шее, настолько в нем кипела обида и злость. Даррена исключили из соревнования, а мастер Хорн снова напомнил ученику, что ему необходимо избавиться от разрушительного стремления к мести, которое незаметно для него самого способно поглотить все светлые стремления, которым, пусть и в теории, но все же обучали на горе Дахаро.

Гора Дахаро, где стояла Школа, издавна была местом сосредоточения энергии звездного света, а сердце горы находилось на ее самой высокой вершине. Здесь в окружении скальных пиков возвышался пронизанный крупными серебристыми жилами каменный монумент три метра высотой и около метра шириной, в центре которого, словно самая яркая звезда на небосклоне, сиял белым светом Свет Серинэ, прародительницы серринов. Это был Источник, который в разной степени наделял представителей расы способностью использовать энергию звездного света, и подобные источники были у всех семи рас.

В центре монумента можно было разглядеть небольшой бриллиант вытянутой формы. Это был камень алеандр. Когда-то давно он был дарован прародителям серринов Серинэ и Серину, от которого и пошло наименование расы. Алеандр наделял владельца особой силой к управлению стихией, и такие камни были у всех семи рас, населявших Терру. Алеандры, как и Источники, бережно охранялись. Как правило, ими владели старейшины, но у серринов алеандр принадлежал всей школе и помогал собирать звездный свет, который поступал с небес в гору. Проходя через Источник и камень, свет преобразовывался в энергию, которая наделяла серринов особыми способностями, а также превращалась в очень легкий и прочный серебристый металл, пронизывающий всю гору, словно вены. Из этого металла мастера школы изготавливали звездные клинки, изысканные длинные белые кинжалы, достояние и гордость Школы Звездного Света. Напитанные энергией светил, они источали мягкое белое сияние и позволяли творить в бою удивительные вещи. В последние годы они стали использоваться особенно часто из-за усилившихся нападений на страну серринов Сериндан различных странных существ, наводнивших в последнее время весь континент Терра.

Совсем недавно серринам пришлось оборонять столицу своего царства Астерию от нашествия магуров, огромных жутких тварей с клыкастой мордой, длинными острыми рогами, светящимися в темноте желтыми хищными глазами и выгнутой вверх спиной, покрытой черной взлохмаченной шерстью. Давно уже серрины не сталкивались с такой угрозой. Мастера школы отбились от атаки, но перед тем магуры унесли с собой немало жизней жителей столицы и посеяли во всем Сериндане панику. Астерию накрыл такой хаос, от которого жители не сразу смогли оправиться. Старейшина успокоил горожан, усилив в городе патруль из мастеров и лучших учеников школы. В одном из таких патрулей однажды участвовал и Даррен, юноша восемнадцати лет. Та ночь прошла гладко, если не считать того, что к патрулю постоянно подходили простые серрины с просьбой провести ритуал с использованием звездного света, особенно же просили сделать предсказание. Некоторые его товарищи за определенную плату охотно соглашались, но Даррен считал такие дела недостойными членов школы. Это отношение передалось ему от Ван Хорна, который знал от своего учителя Мунга о том, что изначально звездный свет было запрещено использовать в подобных целях.

Небеса сами дают возможность узнать будущее, когда они этого хотят и кому хотят, – как-то раз говорил Ван Хорн своему ученику, – и не следует самовольно пытаться во что бы то ни стало вторгаться в их замыслы. Так было сказано в Древних Свитках, но сейчас, когда они преданы забвению, все виды гадания расцвели пышным цветом. Пусть старейшина Мидх считает их важной частью деятельности школы, мы с тобой оставим это дело другим.

Ван Хорн частенько рассказывал Даррену о том, что древние правила родоначальников школы были забыты, и со временем звездный свет стал использоваться не только для познания тайн вселенной и защиты от зла, но и для всевозможных магических ритуалов на исполнение желаний тех, кто мог хорошо за это заплатить: заговоров, приворотов, вызова духов, и прочих обрядов, притягивающих удачу, богатство, славу, успех, выгодное сотрудничество, большую любовь и прочее, и прочее, что приносило школе немалый доход. Постепенно эти запретные практики распространились и по другим школам, ведь никто не хотел уступать другим в части богатства и власти.

– Однажды это всё может погубить народы, – бывало, говаривал мастер Мунг Ван Хорну, стоя рядом со своей хижиной на вершине горы Чундоу и устремив вдаль печальный взгляд. – Настали такие времена, когда всеобщее искажение целей жизненного пути достигло таких масштабов, что только великое бедствие способно вернуть сердца народов на путь истины.

После этого он уходил обратно в свою хижину, оставив ученика в тягостных раздумьях. Это был один из тех редких моментов, когда лицо Мунга было наполнено тревогой, будто он видел то, что предстоит пережить народам в будущем, но потом, проведя некоторое время в созерцании, его дух снова обретал присущую ему легкость и светлую радость, словно в эти моменты его взгляд проникал далеко за завесу времени и пространства и видел то, что приносило ему утешение.

Инцидент

Даррен добежал в конец зала, где на невысоком постаменте располагался длинный каменный стол, заваленный многочисленными пожелтевшими от времени свитками, края которых уже начали осыпаться от времени. Над одним из них склонился невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти в плотной темно-синей мантии в пол, испещренной серебристыми символами. Его длинные белые, словно снег, волосы ниспадали на спину, а пряди у лица были убраны назад. Светлое узкое лицо выражало сосредоточенность, брови были нахмурены, а губы напряженно сжаты.

– Мастер Хорн, я ее видел! – взволнованно выпалил юноша, одновременно пытаясь отдышаться. – Я видел черную комету на востоке, за ней тянется черный след! Всё, как вы говорили!

Ван Хорн поднял на ученика внимательный взгляд.

– Значит, время настало, – угрюмо проговорил он. – Всё, как предсказал Мунг.

Между бровей мужчины пролегла глубокая складка, а его лицо стало еще серьезней, чем обычно. Некоторое время он постоял в раздумьях, после чего, наконец, сказал:

– Даррен, смотри, что я нашел в пещере Мунга на горе Чундоу. Здесь всё написано так, как он говорил.

С этими словами он повернул к ученику развернутый потемневший свиток.

– Это записи мастера Ларэлла. Он предупреждал еще триста лет назад, что эти времена настанут.

Даррен встал над свитком и при свете мерцающей лампады начал читать вслух:

– "В лето 1061-е третьей эпохи я, Ларэлл, мастер Школы Звездного Света, странствовал по свету и повстречал в земле Хаш бессмертного воина в царских доспехах. Он поведал мне, что народы забыли свое предназначение и извратили свой путь на земле, за что вскоре их постигнет великая скорбь. Земля погрузится в хаос, небеса разверзнутся и исторгнут яростный огонь, который пожрет Терру".

Даррен перекинулся с мастером встревоженным взглядом и продолжил читать:

– "Начало этих времен знаменует черная комета с длинным хвостом, которая придет с востока, как сказано в Древних Свитках”. Дальше, видимо, приписка мастера Мунга, – Даррен аккуратно развернул тонкими пальцами крошащийся край свитка и продолжил, – “Я стал искать Свитки, ибо помнил, что были некогда в Терре древние письмена, принадлежащие еще прародителям и передававшиеся народами из поколения в поколения, но нигде не мог их найти".

Текст обрывался, оставшаяся часть записи была утрачена. Учитель и ученик некоторое время молча стояли, с тревогой вглядываясь в текст.

– Древние Свитки, – наконец задумчиво проговорил Ван Хорн, – мастер Мунг долго искал их, путешествовал в далекие земли, обращался в разные школы, но никто ничего о них не знал, и всё же однажды ему удалось встретить в западных землях одного дорлинга, у которого обнаружилась копия Свитков. Кажется, его звали Доринг. Они подружились, и мастер остался у него на три месяца, чтобы прочесть их, и, однажды прочитав, он уже не был прежним. С тех пор он удалился на гору Чундоу, полностью разорвав отношения с остальным миром, только нам с тобой он иногда позволял навещать его.

Ван Хорн вспомнил всегда радостное лицо мастера Мунга, и его сердце наполнилось светлой печалью. Прожив на горе Чундоу в уединении много лет, тот постиг нечто, что никогда не давало ему унывать. В отличие от других серринов, он с радостью ожидал день своей кончины, так как всегда говорил, что земная жизнь – лишь этап на пути к вечности. И хотя Мунг увещевал Ван Хорна не огорчаться, когда его не станет, говоря, что они еще с ним увидятся, когда придет время, в этот момент мастер остро ощутил, как сильно ему будет не хватает мудрого наставника, к которому он за эти годы так привязался. Хорн мотнул головой, стряхнув нахлынувшие воспоминания, и вернулся к принесенной Дарреном новости.

– Нужно созвать Совет Старейшин, предупредить, что пророчество начало сбываться. Земля Хаш в наши дни называется Пустыней Песков Времени, она в трех днях пути от нас, отправимся туда. Я слышал, там есть какое-то сооружение, если идти на север. Может быть, мы сможем найти того бессмертного, – с этими словами он стремительно направился к выходу, захватив с собою свиток.

Пока Ван Хорн уверенным шагом пересекал просторные каменные залы в направлении покоев старейшины, он вспоминал о том, как вчера в ночном небе заметил отделившуюся от горы Чундоу светлую точку, которая плавно вознеслась к небесам. Так он понял, что душа мастера Мунга покинула эти земли навсегда. Тот прожил девяносто лет, сорок из которых провел на горе Чундоу, оставив школу и предавшись созерцанию. До этого он всю жизнь посвятил обучению молодых серринов техникам управления энергией звездного света, а одного из них даже взял в свои ученики, пытливого и проницательного юношу по имени Ибн Ван Хорн. С тех пор минуло много лет, и сейчас юноша уже сам стал наставником необычного ученика по имени Даррен.

Много лет назад Мунг говорил Ван Хорну о том, что после его смерти они увидят на востоке черную комету, которая знаменует губительные для всей Терры времена. Удивительно, но как только Мунг покинул мир живых, его пророчество тут же начало сбываться. К сожалению, не все в школе доверяли словам старого странного Мунга, а о Свитках и вовсе уже никто не помнил.

Ван Хорн подошел к украшенной серебристым орнаментом большой двустворчатой двери, постучался и, не дожидаясь ответа, приоткрыл одну из них. Тяжелая каменная дверь тяжело подалась вперед.

Старейшина Мидх находился в своих покоях. Он сидел за столом и внимательно просматривал записи о доходах школы. Лицо его было немного полноватым, что было не вполне свойственно серринам, рот и нос крупные, а длинные белые волосы собраны в низкий хвост. Его ярко-синюю мантию с белыми символами украшал роскошный ворот из белоснежного меха шиллы, редких зверьков, обитающих в горах, а шею обрамляло ожерелье из сапфиров – дар одного клиента, хотя старейшина старался избегать этого слова, заменяя его на "благодетеля". Благодетелями же назывались богатые представители пяти рас, живших в Медее, как называлась восточная часть Терры. Те обращались в Школу за хорошими предсказаниями, знамениями и толкованиями, а иных, как правило, и не было, ведь тогда не было бы и благодетелей, не желающих слушать о себе что-либо дурное. Сам он был из семьи потомственных звездочетов, связанной давними тесными связями с высшей прослойкой серринского общества. И хотя пост старейшины в Сериндане формально не передавался по наследству, уже в третьем поколении ими становились представители семьи Мидх.

Отношения со старейшиной были у Ван Хорна довольно натянутыми, но оба старались не показывать этого, ведь надо же как-то сосуществовать под одной крышей. Мастер Хорн вслед за Мунгом был убежден, что школа свернула со своего предназначения и занимается не тем, для чего изначально была создана, Мидх же считал, что главный показатель правильного пути – это доходы школы, но поскольку позицию Ван Хорна почти никто в школе не разделял, отстаивать ее было бесполезно. Оставалось только молча с грустью наблюдать за происходящим, осторожно на уроках пытаясь вкладывая в умы учеников, для чего на самом деле они обучаются владению стихией.

Просторное помещение с полукруглым сводом было славно обставлено: резной стол из синего камня, высокое резное кресло, вычурно украшенное драгоценными металлами и камнями, и скорее напоминавшее трон. На комоде черного дерева стояли дареные графины дорогих напитков, пол устилал темно-синий дорлингский ковер, изображавший звездное небо, а стену украшала огромная мозаика из разноцветных дваргских кристаллов, сложенных в изображение уступа звездочета на горе Дахаро и старейшину Синга Мидха в синих одеждах, со значительным видом всматривающегося в небо.

– О, Ван Хорн, входи, любезный друг, присаживайся, – старейшина обратился к мужчине, появившемуся на пороге, и жестом указал на обитый синим бархатом стул, который хоть и был дорого украшен, но не так, как кресло старейшины, которое лишний раз служило напоминанием посетителю, кто здесь хозяин.

Ван Хорн, не обращая внимания на любезность Мидха, тут же приступил к делу:

– Старейшина, время настало. Предсказание мастера Мунга начало сбываться. На востоке появилась черная комета. Нужно немедленно собрать совет, сообщить всем, что…, – начал спешно он рассказывать об их с Дарреном открытии.

– Тише, тише, мой друг, – недовольно поджав губы, оборвал его Мидх, – опять ты про бредни этого старика. Сколько раз я тебе говорил, что лучше тебе заняться делом, приносящим реальную пользу, а не пустыми россказнями.

Он постучал указательным пальцем по записям на своем столе, которые служили самым ярким свидетельством того, что Мидх считал пользой.

– Это то, о чем говорилось в Древних Свитках! – настаивал Хорн.

Его голос стал тверже, он надеялся, что уверенность его слов прибавит веса тому, что он говорил.

– Свитки! – старейшина раздраженно вскинул руками. – Кто их хоть раз видел своими глазами?

– Мастер Мунг видел.

Старейшина никогда всерьез не относился к рассказам мастера Мунга, и Ван Хорн, конечно, об этом знал, но сейчас, думал он, настало время, когда нужно отбросить сомнения и принять решительные меры для защиты от надвигающейся угрозы.

– Ты уверен, что он их видел? – Мидх вышел из-за стола. – Может он выдумал их, как и того бессмертного воина, которого тоже никто больше не видел?

– Его видел мастер Ларэлл триста лет назад.

Внезапно на столе перед Мидхом возник потертый свиток, который Ван Хорн неожиданно положил прямо поверх записей о доходах школы. Теперь-то Мидх поверит, ведь записи Ларэлла служили неоспоримым свидетельством того, что слова Мунга не просто фантазии. На мгновение на лице старейшины промелькнуло неудовольствие, он удивленно поднял бровь и развернул осыпающийся пергамент. Прочитав, он повертел его в руках, как какую-то безделушку, и вернул Хорну.

– Неймется тебе, Хорн.

В его голосе мастеру, помимо неудовольствия, послышалась скрытая насмешка.

– Вечно тебе мерещатся какие-то мрачные пророчества и угрюмые предзнаменования, а мир как стоял, так и стоит. Почему бы тебе не научиться просто наслаждаться тем коротким мигом, который нам отмерен и зовется жизнью?

Старейшина устало посмотрел на серрина перед ним.

– Трудно наслаждаться жизнью, когда над нами нависла угроза немыслимых масштабов, – в голосе Ван Хорна проскользнул укор. – Не кажется ли тебе странным, что слова мастера Мунга начали сбываться сразу после его смерти?

– Позволь тебе напомнить, что мы звездочеты, Хорн. То, что Ларэллу и Мунгу удалось предсказать появление кометы, говорит лишь о том, что они хороши в своем деле, но это еще не значит, что за ней что-то последует. Ни я, ни другие мастера не видим в ней ничего особенного, или ты думаешь, что мы настолько бездарны?

Глаза Мидха недобро сверкнули, предостерегая от продолжения этой темы, но Хорн упорно стоял на своем.

– Синг, – Ван Хорн решил обратится к старейшине по имени, как к старому другу, которого знал всю жизнь, – ты прекрасно знаешь, что не все серрины обладают способностью толковать небесные знамения, а те, кто обладают, делают это не одинаково хорошо. Ларэлл и Мунг были одними из наиболее одаренных толкователей, и их предсказания подтверждают слова того бессмертного.

Мидх снисходительно посмотрел на Ван Хорна как на надоедливого ребенка, который весь день не дает ему покоя, и сказал:

– Сомневаюсь, что в нашем мире остались бессмертные, если они вообще когда-либо существовали, – махнул он рукой. – То, что Ларэлл кого-то встретил, назвав его “бессмертный”, еще ничего не значит. Почему он ничего никому не сказал, а только сделал какую-то сомнительную запись?

– Мы не знаем наверняка, говорил он кому-то или нет. Он мог сказать, но ему не поверили. До сих пор всех, кто заговаривает о бессмертии, считают чудаками, не так ли?

Ван Хорн посмотрел на Мидха большими серыми глазами, в которых читался тот же вопрос. Он знал, что уже давно никто не воспринимал легенды о бессмертных всерьёз. Никто, кроме мастера Мунга и Ларелла.

– Всё это сказания давно минувших лет, Хорн. Как может взрослый серрин вроде тебя верить в них?

Мидх окинул мастера снисходительным взглядом, но Ван Хорн продолжал настаивать. Обычно мастер предпочитал не ввязываться в споры, если дело не представляло исключительной важности, но сейчас был именно такой случай. В такие моменты, когда требовалось проявить настойчивость, Ван Хорн терпеливо, но твердо отстаивал свою позицию, невзирая на насмешки оппонента. Он стоял на прямых чуть расставленных ногах, с прямой спиной и взглядом, полным непоколебимой решимости. Он был похож на скалу, которую невозможно сдвинуть с ее места никакими усилиями людей и богов.

– Ларэлл и Мунг были выдающимися мастерами, как тебе хорошо известно, – голос Ван Хорна стал жестче. – Их способности превосходили всех в Школе Звездного Света. Они оба были знакомы с Древними Свитками, и оба относились к ним всерьез. Оба говорили о бессмертии и пророчестве как о реальности. Оба оставили школу и стали отшельниками, так как постигли нечто важное.

Он стоял посреди покоев старейшины, держа в руках потертый свиток и всем своим видом показывая намерение доказать истинность слов Мунга, но для Мидха эти слова были совершенно ничего не значащими, словно детский лепет.

– Да, они были одарены, но одаренность не гарантирует защиту от безумия. Одиночество легко может стать почвой для поврежденного разума, чему есть немало примеров, – Мидх вскинул указательный палец вверх, будто поучая нерадивого ученика. – Вспомни беднягу Навелла, как он ушел в отшельники, и стали ему там мерещиться призраки и умертвия, что и свело в итоге бедолагу с ума. Доотшельничелся!

Все знали историю с Навеллом, она была и впрямь трагическая, и она такая была не одна. Цель у бедняги Навелла была благородная – совершенствование духа вдали от мирской суеты, наедине со вселенной и своим внутренним “я”. Вот только это “я” оказалось неподготовленным к такому испытанию, которое оказалось не только физическим, но и духовным. Физически оно было связано с тем, что приходилось вдали от цивилизации и привычных удобств организовывать свой быт, но духовная проблема была в том, что не было практического руководства для подобного жительства, ведь Древние Свитки были утрачены, а написанные в древности руководства, в отрыве от Свитков, были мало понятны и не приводили к нужному результату. Поэтому смельчакам приходилось руководствоваться только догадками своего несовершенного разума, что довольно часто вело их попытки к краху. Так случилось и с Навеллом, которого мастера смогли вернуть обратно в школу, но привести в равновесие его разум так и не смогли. Еще долго он пугал обитателей горы своими внезапными криками о том, что на гору надвигаются полчища призраков и исполинский демон.

Были и другие истории, когда отшельники через какое-то время начинали считать себя преуспевшими в духовной жизни. На этой почве в их душах вырастали обильные семена гордыни и самомнения, которые в итоге тоже низвергли бедняг в состояние глубокой духовной болезни. Так, например, мастер по имени Сиринах двести лет назад после десяти лет жизни в уединении, по своему мнению, достиг такого уровня просветления, что стал считать себя чуть ли не небожителем не от мира сего. Ему стали являться светлые крылатые существа, убеждавшие его, что он достиг такой высоты духа, что тело его уже тоже одухотворено и не притягивается к земле, а только к небу, к горним обителям, где ему самое место, и убеждали его прыгнуть с утеса, на котором он обитал, и убедиться в этом, продемонстрировав веру и твердость духа, что он в итоге и сделал, разбившись, конечно же, насмерть.