Елена Барлоу
Добровольная зависимость
И в тот момент я вдруг поняла, что никакой обиды и не было. То есть, она была, но совсем не то, о чём я предполагала. Я злилась, потому что меня лишили жизни, о которой я и понятия не имела: одиночество где-то в чужом городе, работа с такими же чужими людьми, без точной гарантии на безбедное и светлое будущее. Вместо осуществления желаний юной, дерзкой особы, я получила шанс полюбить, как страстная женщина. К тому же, я сумела исправить ошибки, совершённые людьми, которые ранили Джейсона. Если бы не его действия, я могла бы сгинуть, как женщина, и остаться такой же холодной и слепой, какой была раньше. А он остался бы несчастным до конца жизни…
– Раньше я об этом не думала, – произнесла я шёпотом.
– О чём не думала? Простить меня? – переспросил Джейсон удивлённо.
– Нет, это лишь мысли вслух.
В его глазах я видела ожидание и сдерживаемое нетерпение. В душе я испытала настоящую радость, ведь он ждал меня. Ждал так же, как и я его.
Моя ладонь скользнула в его руку, и я почувствовала знакомое тепло, как и всегда, от прикосновения к этому мужчине.
Когда я выросла, обрела ясный ум и способность здраво смотреть на окружающий мир, я пожелала стать свободной. И я стала, он помог мне в этом. Я больше не могла полагаться на то, что гордость станет моей защитой. Да и не хотела этого.
Я сама потянулась к нему, взяла его лицо в свои ладони и коснулась губами его колючей щеки. Когда его губы прижались к моим, а тёплые руки сжали плечи, я в каком-то немом изумлении подчинилась и подалась вперёд, к нему, обнимая, открываясь ему. А через несколько мгновений, когда он вдруг отстранился, я ощутила слабый, но резкий толчок своего ребёнка. Ладонь Джейсона была прижата к моему животу, и, когда наши взгляды встретились, я поняла, что он разделил со мной момент этого бесконечного родительского счастья. Мы улыбались, глядя друг на друга, и я знала, что была навеки соединена с этим мужчиной…
ЭПИЛОГ
… Если бы меня попросили описать тот день, когда родился мой сын, я бы охотно сделала это, не упуская ни одной подробности. Так уж сложилось, что солнце в то утро впервые за несколько недель явило себя, и дождя не было. Пока город готовился к празднику Весны, наш дом готовился принять нового члена семьи. Из-за продолжительных болей и соответствующих недомоганий я невольно превратилась в злую и раздражительную особу, совершенно непохожую на себя и способную только охать и хвататься за любой предмет в доме, чтобы как-то перетерпеть муки.
Я не замечала, с какими лицами вокруг меня суетились родители и сестра, даже не слышала, как утешал меня муж. И только когда всё случилось, мне сообщили, что прошло несколько часов. Несколько часов мучений, о которых я почти ничего не помнила!
– И слава Богу, дорогая! – говорила мне мать. – Тебе повезло родить такого крепыша без последствий, знаешь? Сестра твоего отца была такой же худенькой, как и ты, а вот с её беременностью всё кончилось печально…
Джейсон тогда поспешил выпроводить разнервничавшуюся матушку из спальни и закрыл за ней дверь. Он тихо опустился на край постели, где отдыхали я и маленький сероглазый человечек, который мирно спал рядом со мной и лишь иногда шевелил крохотными пальчиками во сне.
– Знаешь, почему королева тогда не послала меня в Бирму? – шёпотом спросил мой муж.
– Нет, ты ведь так и не рассказал, – ответила я так же тихо.
– Между делом я сообщил ей, что ты беременна, и я скоро стану отцом. – Он улыбнулся, глядя на сына, и хмыкнул. – Тогда она назвала меня «полным ослом» и велела быстрее возвращаться домой, к жене, которую я должен боготворить и на руках носить. Она оказалась права, я был ослом…
– Я рада, что ты так хорошо воспитан. Королевские приказы нарушать нельзя.
Сдерживая улыбку, я мысленно благодарила Господа за то, что он создал Джейсона таким, и за все его хитрости, и горячее, страстное сердце, принадлежавшее мне до конца дней. И то утро, наполненное гармонией, утопало в тишине, пока в соседней комнате не запела маленькая, жёлтая канарейка.
Глава 28. Итальянский мотив (Дополнение, часть I)
Примечание к части
Небольшое дополнение к работе: отсутствующий эпизод, события которого происходили где-то между 9-ой и 13-ой главами.
В какое отчаянное время приходится существовать женщинам, подобным мне! Если наши раздутые несоответствующим образованием и поглощёнными самостоятельно знаниями из иностранных книг амбиции так и остаются проигнорированными, мы оказываемся загнанными в угол непонимания со стороны общества, а в основном, таких важных и себе на уме мужчин. И нам приходится… мы вынуждены находить выход в неприятном супружестве (что хуже всего, неприятным оно бывает для обеих сторон) и коротать дни в одиночестве, предаваясь несбыточным мечтам о свободной и самодостаточной жизни.
Возможно, я сама нагоняла эту тягостную осеннюю тоску на себя, просиживая день ото дня в библиотеке Готье и изредка пытаясь разобраться в этой странной и скрытной персоне, своём муже. Попытки эти ограничивались короткими встречами то за завтраками или ужинами, то его собственными просьбами о моём присутствии при собрании прислуги или пересчёта продовольствия и иных складских деталей особняка. Порой я даже жалела, что дальше условностей наши разговоры никуда не приводили. Я смотрела на Джейсона, и иногда мне казалось, будто этот тёмный, строгий человек подсвечен красным, как лампы в пустующих гостевых комнатах, напоминавших мне картины из старых сборников с шедеврами художников прошлых столетий. Скрытные, таинственные и далёкие в едва различимом красноватом свечении, как будто такова их осязаемая аура.
Я боялась оставаться с мужем наедине не из-за его непонятного давления и внушения всем окружающим его неведомой мужской силы, а потому что воспоминания о брачной ночи до сих пор были живы в моих мыслях, и при одном только взгляде на него я начинала невольно думать о таком, о чём молодой жене успешного предпринимателя думать вовсе не положено. Становилось жутко неловко, мысли путались, так что я заливалась краской и спешила либо скрыться, либо попросту не обращать на него внимания. В следствие чего я не могла заметить каких-то перемен с его стороны. Его обращение ко мне оставалось на сдержанно-вежливом уровне. Иногда меня это вполне устраивало. Иногда мне хотелось ударить его за это.
Толчком к так называемому «большему» стало предложение сопровождать его в поездке в итальянскую провинцию под названием Бергамо. Случилось это за ужином в один из самых холодных осенних вечеров. Я неторопливо доедала уже заметно остывшее рагу из телятины, а оставшиеся в тарелке овощи попросту отодвигала на самый край, когда Готье вдруг отложил свою газету (за ужином он частенько читал и меньше ел) и сказал, что через пару дней должен отбыть заграницу по важному делу, касающемуся рабочего процесса. И ещё что-то про проект его учителя, который всё никак не хотят одобрить из-за несостыковок в чертежах, и тому подобное. Выдержав небольшую паузу, я просто ответила:
– Звучит весьма занимательно. Как долго вы будете отсутствовать?
– Возможно, это займёт недели три, не больше, – затем он замешкался и с беспокойным вздохом сложил руки перед собой. – Я также надеялся, что ты поедешь со мной. Путешествие немного утомляет, но по прибытию ты успеешь достаточно отдохнуть, обещаю.
Я решилась поднять на него глаза. Судя по всему, он ожидал, что я откажусь, что неудивительно при наших-то отношениях. Я раздумывала минуту или чуть больше. Что я потеряю, если соглашусь? Кроме того, что буду вынуждена находиться рядом с Готье почти круглосуточно, возможно, меня ничто не смущало. Что случится, если откажусь? Он может охладеть ко мне ещё сильнее. И мне придётся почти месяц провести в этом доме одной… и медленно умирать от тоски.
К тому же, это Италия, в конце концов!
Словно прочтя мои мысли, супруг слегка улыбнулся. Он неотрывно следил за мной. Проклятые серые глаза, которые будто смотрели в душу, сбивали меня с толку.
– Понимаю твоё замешательство, – произнёс он и как-то по-театральному кивнул. – Далёкие поездки страшат, а ты, насколько мне известно, дальше границ старого-доброго Уэльса не выезжала… до сей поры.
– Мы были в Лондоне, сэр, – категорично возразила я. – Уже что-то, вам не кажется? Для провинциалки.
Я снова пыталась поддеть его, словно несносная девчонка лет десяти. Пришлось тут же настроить себя по-иному. Нехорошо получалось, но он первый начал. Эта мысль заставила меня, наконец, улыбнуться. Как это ни странно, Готье заметно расслабился, он откинулся на спинку стула и чуть наклонил голову. При подобном освещении и убранстве столовой, я готова поклясться, его портрет можно было бы нарисовать в тот же самый момент. Получился бы удивительный, даже соблазнительный полуанфас… Мои мысли снова неслись не в том направлении.
– Забудь о том, что кто-то может назвать тебя провинциалкой. По крайней мере, ты не обижайся на это слово. Взять хоть меня самого… чего только я не натерпелся за время юности, – с минуту он помолчал, разглядывая чудесный старинный сервиз на столе, и вновь посмотрел на меня. – Я сам виновен в том, что ты до сих пор не ощутила прелести обеспеченной жизни и теперь опасаешься выезжать со мной куда-либо…
Мне захотелось возразить, но я вовремя передумала. Я ждала, как он закончит свою мысль.
– Я, пожалуй, и сам отвык от того, что приходится заботиться о ком-то, кроме себя… Но даю слово джентльмена, что поездка тебе понравится. Я сделаю для этого всё, обещаю. Если ты, конечно, согласишься, Кейт.
Когда моё имя из его уст звучало настолько мягко и мелодично, я разрывалась между тягой скрыться подальше от этих странных чар и желанием кинуться мужу на шею. Я знала, что мои щёки уже предательски пылали и выдавали моё состояние. Догадывался ли он? Глядя супругу в глаза, я не могла этого понять. Он с обыкновенным спокойствием ожидал ответа. Наконец, я одобрительно кивнула.
– Благодарю за приглашение, сэр. Я поеду с вами, несмотря на то, что это действительно страшит меня.
После того, как мы закончили ужин и прошли в кабинет, Готье, достав с высокого шкафа огромную пожелтевшую и пыльную карту, наглядно показал мне будущий маршрут путешествия. Я стояла по левое плечо от него, следила за тем, куда он указывал пальцем и рассматривала цветные линии на плотной бумаге.
– Поездом мы спокойно доберёмся до Истборна. А уже оттуда, на корабле… – он провёл линию через голубой участок, именуемый Ла-Маншем, через Бискайский залив и остановился у юго-западной границы Франции. – До французского берега. Мы остановимся в Бордо, а после за два дня доберёмся до Бергамо.
Готье закончил рассказ и украдкой взглянул на меня. Кажется, я была немного ошеломлена первыми впечатлениями о предстоящей дороге, и удивление было написано у меня на лице, так что муж широко улыбнулся и сочувствующе произнёс:
– Согласен, выглядит внушительно и даже пугает. Но поверь, ты и не заметишь времени, проведённом в пути.
– Возможно, вы правы. И кто же намерен развлекать меня, кроме вас? – поинтересовалась я, когда мы оба выпрямились и посмотрели друг на друга.
– Думаешь, я для этого не гожусь?
Я лишь улыбнулась. Когда он так смотрел на меня, то невольно хотелось верить в любые сказанные им слова. Смущённая и впечатлённая его рассказом, я пробормотала какие-то благодарности, пожелала доброй ночи и ушла к себе.
Тем вечером я долго не могла заснуть. Сидела на кровати, оперевшись на две большие подушки, и пыталась читать с зажжённой свечой возле изголовья. Мне казалось, что муж до сих пор находился рядом. Слабый аромат его одеколона остался на моих волосах и, пока я расчёсывала их (тщательней и дольше, чем раньше), могла ощутить этот знакомый, соблазняющий запах.
Безрезультатно я провела те три часа, бодрствуя. Он так и не пришёл в ту ночь, несмотря на всё моё желание физической близости. Засыпая, я жалела себя и проклинала собственное тело за то, что оно изнывало от страсти к этому невероятному мужчине.
***
В Истборне, после нескольких часов путешествия на поезде, мы пересели на огромный пассажирский корабль с неоригинальным названием «Виктория». Готье держался холодно и почти безразлично вплоть до момента, когда убедился, что все наши вещи были доставлены на судно. Лишь после этого он обратился ко мне с вопросом:
– Как ты всё это находишь?
Мы продвигались к длинному, на вид вполне устойчивому трапу, по которому шествовали другие пассажиры. Шум этой необъятной толпы немного отвлекал, как и своеобразные запахи портового городка, и звуки работающих механизмов корабля, и сильный холодный ветер, который пробирал до костей. Поглядывая по сторонам и сжимая то и дело локоть мужа, в который я буквально вцепилась, я ответила дрожащим голосом:
– Весьма впечатляет! Слишком много людей вокруг, а в остальном я ожидала худшего.
– То-то ты до сих пор не можешь меня отпустить! – рассмеялся он.
Впервые с тех пор, как мы покинули Лейстон-Холл тем ранним, солнечным утром, он проявил хоть какие-то эмоции, что уже радовало. Я терялась, если наше обоюдное молчание затягивалось, ведь тогда все мои мысли обращались либо к невесёлому началу нашей семейной жизни, либо к единственной ночи, проведённой вместе. А подобное порой жутко отвлекало.
Как позже оказалось, он знал капитана – невысокого, статного мужчину средних лет – который поприветствовал нас на палубе, спустя несколько минут после того, как корабль пришёл в движение. Холодный морской воздух прекрасно отрезвлял, и время от времени я ощущала лёгкое головокружение. До того, как спуститься в каюту, супруг провёл меня по променаду, чтобы ознакомить с территорией «Виктории»; здесь же прогуливались и другие пассажиры первого класса; судно стремительно отдалялось от земли, а я смотрела на пустующий, озарённый солнечным светом горизонт, и пребывала в полнейшем восторге.
Вместе с мужем я посетила и карточный зал, и главный холл, где одна лишь огромная хрустальная люстра со вставками из белого золота напоминала о том, в каком месте я оказалась. Богатые дамы, разодетые по последней моде, их кавалеры и члены семей – все они выглядели бесподобно и были веселы, но в этом обществе я совершенно не чувствовала себя защищённой. Я не привыкла к подобным толпам, к тому же, убранство вокруг буквально сверкало дороговизной, и это лишний раз напоминало о том, что я не принадлежала миру состоятельных и богатых.
Когда мы поднимались по главной лестнице, некоторые незнакомки, не скрывая усмешек, одаривали меня любопытными взглядами. Я краснела, думая о том, что выдавало во мне провинциалку: неугасаемая манера испуганно озираться по сторонам или же статный супруг, с которым мы явно контрастировали. Даже в подаренном им платье для путешествий, сшитом на заказ из плотной тёмно-серой ткани, и в новом пальто я походила, скорее, на школьницу, он же, при всей возможной простоте его чёрного дорожного костюма, являл собою образец выходца из состоятельной семьи. Мне оставалось лишь кротко поглядывать на него снизу верх и вздыхать.
Стало легче, лишь когда я переступила порог нашей каюты. Дорогая мебель из красного дерева цвета анигре и необыкновенно мягкий тёмно-коричневый ковёр с причудливыми золотыми узорами сразу же бросались в глаза. Слева находилась небольшая ванная комната, а под одним из двух иллюминаторов, занавешенным тяжёлой шторой цвета виридана, располагалась широкая кровать, заправленная чистейшим бельём розовато-жёлтого оттенка.
Пока я осматривала каюту, в которой мне вместе с супругом суждено будет провести последующую ночь, Готье отпустил проводившего нас стюарда и бросил ему пару монет в знак благодарности за помощь с багажом.
– Что скажешь? – поинтересовался мой муж, бросив пальто на одно из кресел рядом. – Здесь гораздо спокойнее, чем наверху, верно? Ничего, немного потерпеть останется. Завтра, после обеда, мы уже пересечём Ла-Манш.
Я просто кивнула, сняла шляпку и положила её возле туалетного столика, стоявшего в углу комнаты. Было немного душно, так что я поспешила снять пальто. В ту же минуту Готье сам подошёл ко мне сзади и помог снять верхнюю одежду. На мгновение наши взгляды пересеклись в овальном зеркале над туалетным столиком, и я смутилась, снова покраснев. Всё ещё держа моё пальто в руках, Готье подождал, пока я повернусь к нему, и поинтересовался с неожиданной нежностью в голосе:
– Ты, полагаю, устала?
– Совсем немного…
– Предлагаю тебе пока принять горячую ванну, а после мы обязательно поужинаем вместе. Что скажешь?
Неуверенная улыбка появилась на моих губах. Я утвердительно кивнула, старательно пытаясь не отводить глаза от лица мужа.
– Хорошо, тогда можешь располагаться. А я пока поприветствую капитана, если он, конечно, не занят, и скоро вернусь.
Я искренне поблагодарила его за заботу, и через минуту его уже не было рядом. Кое-как справившись с волосами, закрепив их в небрежную высокую причёску, и с корсетом под платьем (я уже успела пожалеть, что не взяла с собой прислугу, как советовал Готье; но Анаис одолела простуда, поэтому я не стала тревожить её перед путешествием), я наконец разделась и забралась в предварительно набранную и разбавленную ароматными маслами горячую ванну. Несколько минут полнейшего безделья и тишины сделали своё дело – я расслабилась, закрыв глаза, и едва не заснула.
Последующие несколько часов прошли на удивление стремительно, я практически не заметила, как наступили сумерки, настолько была отвлечена! После короткого отдыха я успела разложить кое-что из вещей, разобрать единственный чемодан со своей одеждой (остальные вещи принадлежали Готье, в основном книги и чертежи для работы в Италии) и переодеться к обеду. Супруг вернулся, когда я только заканчивала туалет. Он молча оглядел меня с ног до головы, и на его слегка обветренном лице появилось выражение глубокого удовлетворения. Я вздохнула с облегчением, потому что до сих пор не привыкла выбирать наряды для особых выходов без посторонней помощи. Здесь не было ни Анаис, ни экономки, миссис Фрай.
Для обеденного времени я выбрала простое бледно-кораллового цвета платье из шёлка и хлопка с короткими рукавами в оборках. Какое-то время супруг наблюдал за тем, как я поправляю ленты на талии и завязываю аккуратный бант; он стоял на пороге, подперев плечом стену, а в отражении зеркала перед собой я видела, как он то и дело поглаживал длинными пальцами обручальное кольцо. Я уже не чувствовала себя так неловко, оказываясь с ним наедине, как было раньше. Нет, я скорее отвлекалась, замечая, какой у него пронзительный взгляд и выразительные серые глаза, и какие красивые у этого молодого архитектора пальцы… Это своеобразное изучение друг друга чаще всего сопровождалось обоюдным молчанием.
В небольшом ресторане, где к тому времени было мало свободных мест, мы встретились со своими соседями, которые заняли каюту напротив: молодая женщина, немногим старше меня, и её супруг ирландец – седоволосый майор с многочисленными наградами и званиями, которые я так и не запомнила. Джейсон вскоре разговорился с ним, а я нашла его молодую жену весьма занятной особой. Мы просто болтали о погоде, о безделушках и обсуждали окружавшую нас обстановку, пока наслаждались аппетитным обедом. Как оказалось, новая знакомая, как и я, путешествовала через пролив впервые в жизни.
Поскольку майор, с присущей военному жёсткой манерой, настоял на том, чтобы отвлечь моего мужа и сыграть с ним в карточном зале, его очаровательная спутница поспешила увести меня на палубу, где мы провели следующие пару часов, не спеша прогуливаясь и любуясь открывавшемуся нам виду. Держась за поручни, я вглядывалась в горизонт, где расплывчатая розоватая линия соприкасалась с водой Ла-Манша, слушала детский смех и отвлечённые разговоры других пассажиров, наслаждавшихся, как и я, тем тёплым вечером. Супруга майора умела развлечь занимательными шутками, я даже успела позабыть о муже на какое-то время.
Вместе с соседкой мы вернулись в каюты, пожелали друг другу доброй ночи, а когда я переступила порог комнаты, на глаза мне попался внушительный букет ярко-алых роз. Заворожённая, я подошла к комоду, на котором красовался этот невероятный подарок, коснулась нежных лепестков и незамедлительно уловила их аромат. Я не могла сдержать улыбки и просто стояла там, ощущая, как разливается по телу приятное тепло. Я жалела, что супруга не было рядом в тот момент, мне хотелось узнать у него, чем же я заслужила подобную милость.
Взгляд мой невольно упал на двуспальную кровать, где я должна была провести ночь… и Джейсон тоже. Тогда я понятия не имела о доме в Италии, будет ли у меня своя спальня, и как часто мне доведётся оказываться рядом с мужем. Будет ли он занят так же, как и дома, захочет ли делить со мной постель? После первой и единственной ночи я ещё немного знала о физической любви. Разве что могла только догадываться о том удовольствии, что приносила близость между мужчиной и женщиной. Желал ли Готье заново испытать подобное удовольствие, ведь до сих пор ничем это не выказывал?
Но факт оставался фактом: в тот самый момент у нас имелась только одна каюта на двоих, одна постель и одна ночь в ограниченном пространстве. Я занервничала от подобных мыслей. Сердце забилось чаще, и на мгновение я испугалась, что просто сбегу, потому что не знала, как стоит вести себя. Но хуже всего оказалась мысль о том, что он и вовсе не придёт. Он мог бы провести ночь за игрой в карты, с другими джентльменами, и попросту оставить меня одну. Удивительно, но это пугало меня больше всего.
Полчаса я провела в ожидании мужа. Лишь позже догадалась переодеться в лёгкую ночную рубашку, не стала даже надевать халат, и тщательно причесаться. Ещё несколько томительных минут я пыталась заняться чтением, но ничего из этого не вышло. Книгу я отложила в сторону, вернулась за туалетный столик и взглянула на себя.
«Бледность тебе не к лицу, дорогая, – любила повторять моя дражайшая матушка, – и если не будешь следить за своими локонами, то не сможешь самостоятельно распутывать эти вечные колтуны!»
Слава Богу, с волосами я вполне справлялась, но бледность то и дело касалась моего лица. От волнения, от пустых переживаний. Однако переезд из Уэльса наложил отпечаток и на меня саму: я чувствовала себя гораздо старше, хотя прошло не так много времени со дня венчания; жизнь в особняке, где каждый день слуги готовы были исполнять мои просьбы и желания, понемногу приедалась. Я лишь старалась не превратиться в одну из тех молодых особ, не способных даже выбраться в город без сопровождения целой свиты и лениво перебирающих десятки пар совершенно дорогих перчаток в каком-нибудь элитном салоне… Я бы не смогла позволить себе раствориться в этой рутине богачей и лентяев, и отражение в зеркале каждый день напоминало мне о маме, о сестре, а те в свою очередь – о прошлом, которым я так дорожила.
Бледная, немного взволнованная и такая же неискушённая, как и месяц, и год назад, я улыбнулась сама себе, погасила одну из ламп и встала у постели, чтобы помолиться за здоровье матушки и счастье сестры и её супруга, но не успела преклонить колени, как входная дверь отворилась, и Джейсон вошёл в комнату.
На первый взгляд казалось трудно определить, однако, я почему-то поняла сразу: мой муж был нетрезв. Движения казались чересчур плавными и неторопливыми, к тому же, он не стал застёгивать пуговицы жилетки и запонки на рукавах рубашки кремового цвета. Готье даже не обратил внимания на то, с каким интересом я наблюдала за его поздним возвращением. Он запер дверь, обошёл невысокую ширму в нескольких шагах от кровати, снял жилетку и обувь, и лишь после этого взглянул на меня. Я с вызовом приняла его заметно улучшившееся настроение и спросила, скрестив под грудью руки:
– Вы хорошо провели вечер, сэр, не так ли? Надеюсь, вы осознаёте, что без супруги вашего нового друга я бы не сумела отыскать дорогу до каюты.
Он хитро улыбнулся и состроил обиженную гримасу. Я впервые замечала подобное.
– Ты недооцениваешь себя. Здесь полным полно указателей и стюардов, которые помогли бы тебе вернуться.
– Так вы повеселились, сэр? – переспросила я уже настойчивей. Я не хотела, чтобы он заражал меня своим игривым настроением, но, видимо, было поздно. – В следующий раз пришлите хотя бы записку о том, когда ожидать вас.
– А ты ждала? – поинтересовался он вдруг и тут же сделал шаг в мою сторону.
Насторожившись, я сжала кулаки так, что ногти больно впились в ладони, но внешне старалась остаться такой же невозмутимой. Мой муж взглянул на меня прояснившимися глазами, и от этого взгляда я едва ли не задрожала. Когда он приблизился, медленно, словно боялся спугнуть меня, и оказался так близко, что я могла ощутить его запах – немного одеколона, морской бриз и портвейн – я смело посмотрела ему в глаза, ожидая чего-то особенного…
Он же просто встал по левое плечо от меня и с самым гордым видом посмотрел на ароматный букет возле кровати.
– Надо же! Какая прелесть! Как давно у тебя появились поклонники?
– Не пытайтесь таким образом перевести разговор, – сказала я и всё же невольно улыбнулась, – и откупиться, ясно?
– Вот как? Почему у меня такое ощущение, будто меня обвиняют в преступлении, которого я не совершал?
– Вы же знали женщин и до меня, – засмеялась я. – Мы любим бить побольнее, если того требует ситуация. Вы посмели оставить меня с этой особой, которая ни на минуту не могла закрыть рот! Я с ней очень утомилась.
Он попытался скрыть улыбку, я успела заметить это, однако, даже при неярком освещении было ясно, что мой муж всё так же весел. Я и сама понемногу начинала оттаивать, поскольку, даже при всех обстоятельствах, тянулась к нему, как к своему единственному защитнику и другу. Кто знает, как скоро закончилась бы та ночь, если бы мы оба тогда были пьяны.
– Так ты предпочитаешь тишину и полный покой вместо шумных соседей и прогулок? – спросил Готье после недолгой паузы. – Возможно, мне вовсе не стоило возвращаться? В таком случае, зачем ты отчитываешь меня за то, что я оставил тебя с юной миссис «люблю поболтать»? Да, мне бывает тяжко, когда я пытаюсь понять вас, женщин…
– Но речь-то шла не о вас, – поспешила я смягчить его. – Лишь о чужих, понимаете?
– Будь осторожна, иначе я сочту это за признание. Или комплимент.
Я в смущении опустила глаза. Его голос напоминал тягучий мёд, слишком сладкий, чтобы устоять. Даже такой ледышке, какой была я. Одно было ясно точно: я не хотела привязываться к нему, я боялась, что такая привязанность лишит меня последнего, что оставалось. Лишит меня гордости. И что же я должна буду делать? Стать, подобно другим – зависимой и окончательно предать всё, что так любила и знала? Я опасалась этого. Но наедине с мужем крепчал ещё один страх: он окончательно охладеет ко мне, и кроме той самой гордости у меня не останется ничего.
Готье бросил последний взгляд на букет, немного подумал, затем вновь обратился ко мне:
– Что ж, раз мой небольшой подарок тебя не впечатлил, могу предложить лишь крепкий и здоровый сон. После такой продолжительной прогулки и морского воздуха ты быстро уснёшь, поверь моему опыту.
Признаться честно, я не желала отходить ко сну. Но сказать мужу об этом не решилась. Это означало бы, что мне нужно его внимание. На тот момент я посчитала подобное дурным знаком. Но в следующий же миг задала вопрос, который не ожидала от самой себя:
– Может, расскажете тогда о своём первом опыте?
Он искренне рассмеялся, тихо и мягко, и покачал головой; прошёл мимо меня и остановился напротив, справа от постели. Я наблюдала, как он раздевался, оказавшись на бледном свету лампы, и пыталась понять, наконец, почему он казался мне таким привлекательным и молодым в тот вечер.
– Не думаю, что тебе понравится мой рассказ. И рассказчик из меня никудышный, поверь! – отвечал он, снимая рубашку. – К тому же, я услышал тебя. Ты утомилась…
Он был совершенно неубедителен, и неожиданно для себя я поняла, что Готье желал поскорее избавиться от моего общества, точнее, отдохнуть от моих расспросов. С этим я ничего не могла поделать, лишь подчиниться. Бросив в сторону Готье обиженный взгляд, я увидела, как он начал снимать брюки, и едва сдержала вздох волнения. Однако, он предусмотрительно погасил лампу со своей стороны и встал ко мне спиной. И я последовала его примеру. И, пока забиралась в постель, под тёплое, воздушное одеяло, старалась не касаться супруга и не думать о том, обнажён он был в тот момент, или же нет…
Качка была едва ощутима, создавалось впечатление, будто мы вовсе не находились на огромном корабле. И всё же я не могла заснуть, а, когда позже голоса в коридоре стихли, наступила поразительная тишина. Неторопливые шаги стюарда, делающего вечерний обход, были последним, что я услышала перед тем, как наконец погрузиться в сон.
Пробуждение было внезапным, словно принудительным. Так, что придя в себя, я не сразу осознала, где находилась. Белеющий в темноте кружок циферблата часов, стоявших на тумбе у изголовья кровати, показывал лишь чуть за полночь. Было по странному жарко и тесно; я обнаружила, что лежала, прижавшись к голой спине мужа. В каком-то внезапном порыве я дотронулась рукой до его обнажённого плеча, коснулась пальцами взъерошенных волос на затылке, иссиня-чёрных и мягких, но тут же одёрнула руку, потому что именно в тот момент, он издал короткий стон и окончательно проснулся. Я была растеряна, но вполне готова попросить прощения за то, что разбудила его подобным образом, когда он вдруг повернулся ко мне, оперевшись на левый локоть, и спросил ещё сонным голосом:
– Кейтлин, что-то случилось? Тебе нехорошо?
То, что произошло дальше, ни он, ни я так и не обсудили позже. Почему? Я не знаю. Это был искренний, горячий и внезапный порыв, когда подобное происходит с людьми, как я или Готье, они пытаются либо сохранить приятные воспоминания в памяти, либо похоронить их глубоко-глубоко и никогда не воскрешать, чтобы было легче не потерять себя, не предать. Кажется, я выбрала последнее и частенько задумывалась о том, что решил для себя мой муж, однако, напрямую не спрашивала.
Когда его ладонь коснулась моей щеки, я не пошевелилась, не отвернулась. Контраст наших тел на однотонных простынях в этой тягучей темноте поражал меня. Блеск серых глаз казался мне неестественным, и что-то сказочное, не от мира сего, было в этом строгом взгляде… Несколько секунд прошли и показались мне вечностью, пока наши губы не встретились, и я не ощутила его горячее дыхание, одурманивающее, частое.
Я не выказала никакого сопротивления, нет, скорее, наоборот: это я потянулась к нему, я ответила на тот первый поцелуй, больше похожий на резкий, лёгкий укус, что лишь больше распалило меня. Нас обоих. Его губы завладели моими, и он так крепко прижался ко мне, переместившись со своей стороны постели, сминая одеяло и убирая лишние подушки, что, готова поклясться, можно было услышать, как бьётся его сердце.
