Елена Барлоу
Добровольная зависимость
– Мадам, пожалуйста. Поговорите с мастером. Мы все понимаем, что вы не скоро сможете простить его…
Я хмыкнула и покачала головой. Они понимают! Разве кто-то отбирал у них все мечты, настраивал против них семьи, принуждая к предательству?!
– Он совсем ничего не ест, он даже не спит. Только ходит, как призрак, перед этой дверью, и ждёт, когда вы впустите его. Если вы только с ним поговорите…
– Мы уже разговаривали, и ничего не изменилось. Я просто… – я была так раздражена и расстроена, и вовсе не намеревалась выслушивать жалостливые речи прислуги. – Прекратите докучать мне! Оставьте меня в покое!
И прежде, чем я договорила, она вышла из спальни, закрыв за собой дверь. Она скажет ему, что я отказываюсь говорить и мириться с ним, подумала я тогда. И пускай! Он не ел и не спал два дня! Вот беда! Да разве это достойное для него наказание?
Мне хотелось, чтобы он помучился и осознал, как мне было больно.
Несмотря на волнения и плохое настроение, я и не думала голодать. Или мой организм отказывался подчиняться сердечным мукам. Я понимала, что и мне, и ребёнку понадобятся силы, поэтому ела почти за двоих. С аппетитом проблем не возникало.
Матушка не давала мне скучать и сопровождала на прогулках. И как-то раз, пока мы медленно шли по заснеженному саду в тот солнечный и спокойный день, она решилась заговорить со мной:
– Родная моя, где ты думаешь встречать Новый Год? Учитывая все обстоятельства, я подумала… мы с Джорджи подумали, что лучше было бы на какое-то время покинуть Лейстон-Холл и вернуться домой. Если соберёмся сегодня и отправимся утром, успеем как раз в срок.
Я стояла неподвижно, глядя на голые кусты, посаженные вокруг замёрзшего фонтана; моя мать была права: мне не стоило оставаться рядом с мужем, и я в серьёз подумывала о том, чтобы уехать. Я уже не держала зла на Коллет. Она всегда была легкомысленной и ведомой, совсем как мама. Как же я отличалась от них… Как жаль, что рядом не было отца, чтобы указать мне действительно верный путь.
– Кейтлин, мы пригласим миссис Пиншем отпраздновать с нами. Она приведёт всех своих собачек, которых ты так любишь, и мы все вместе повеселимся.
– А что же Коллет? – спросила я, не поворачиваясь. – Она останется с нами?
– Она раскаивается, милая, и сделает так, как ты скажешь. Тебе решать.
В последнее время мне так часто приходилось слышать это. С каких пор я должна была за кого-то решать? Вдруг матушка подошла ко мне, взяла за руку, и я обернулась к ней. Её красивое лицо было печальным, а глаза были влажными.
– Не нужно, мама! Я справлюсь.
– Я знаю, знаю! – сказала она и обняла меня. – И всё-таки ты любишь его. Тяжело осознавать, что у такой любви столь непрочный фундамент. Однако, это не означает, что кто-то может её разрушить. Даже он сам… или ты.
***
Тем же вечером наши вещи были собраны, всё было готово к утреннему отъезду. Анаис долго уговаривала меня взять её с собой, но я ясно дала ей понять, что наших семейных активов едва ли хватит на её содержание в Глиннете. К тому же, никто, даже я, не знал, на какой срок я покидала Лейстон-Холл. Испытывая радость от скорой встречи с нашими добрыми соседями и возвращения в родной дом, я не могла не чувствовать волнения, потому что не могла уехать просто так, не сообщив и не простившись с Джейсоном. Он заслуживал хотя бы этого.
Я практически наткнулась на него в коридоре, когда все уже улеглись спать. Он выходил из своего кабинета и, заметив меня, резко остановился. Экономка не приукрасила правду, он действительно походил на призрака. Не стану утверждать, но, кажется, он так и не сменил тот костюм, в котором встречал Рождество. Нездоровый цвет лица, тёмные круги под глазами, взъерошенные волосы, мятая рубашка – я бы и не подумала, что мой муж мог довести себя до такого состояния.
– О, это ты! Как же хорошо, что ты пришла, – сказал он, разглядывая меня так пристально, будто не верил, что я была настоящей. – Я думал, что сойду с ума, если не увижу тебя. Милая, поговори со мной. Позволь мне только сказать…
– Я шла, чтобы предупредить тебя, – произнесла я твёрдо, хотя и не с такой уверенностью, с какой хотелось бы. – Матушка пригласила меня домой. Она хочет встретить Новый Год в Глиннете. Мы уезжаем утренним поездом и как раз успеем вовремя.
С минуту мы просто стояли там, у двери его кабинета, и я была не в силах посмотреть на Джейсона. Понятия не имею, о чём он думал. Мне же сердце подсказывало повременить с поездкой домой, в то время как разум уговаривал держаться от этого человека подальше.
– Я тебя не отпускаю.
Я взглянула на Джейсона и сглотнула, сжав кулаки.
– Ты не можешь мне приказывать. Не после того, что натворил. Мне нужно время, понимаешь? И я знаю, что ты скажешь. Если ты начнёшь говорить со мной о своей безграничной любви до гроба, я просто ударю тебя или громко закричу, потому что это больше не аргумент.
– Ты хочешь развода? – спросил он глухо, кусая губы.
– Я этого не говорила, хотя думала об этом, но… Будем честными: я твоя жена и ношу твоего наследника. Я никогда с тобой не разведусь. Не поступлю, как Мэгги, нет.
Это было правдой, и мне вдруг стало так легко, так неожиданно легко от подобных мыслей, что дальнейшие объяснения были бы излишне. Но он так и не понял.
– Тогда не уезжай. Останься со мной.
– Нет. Ты подавляешь мою волю, разве не ясно? – я заговорила тише, приблизившись к мужу. – Нельзя просто взять и перевернуть мир какого-то человека без его на то желания! Это несправедливо, нечестно… абсурдно! Ах, да я так часто думала о тебе и Коллет, считая, что ты любил её, хотел быть с ней, а я просто оказывалась под рукой. Или ты забыл? Я чувствовала себя такой дурой, раз заставляла тебя привыкать ко мне! А потом проклинала себя за то, что помогла сестре сбежать, ведь думала, что ты был бы с ней гораздо счастливее, чем со мной.
– Прости меня.
Жестом отчаяния я отмахнулась и уже намеревалась уйти, но он схватил меня за руку и потянул к себе. Не успела я отреагировать, как оказалась в его кабинете. Джейсон закрыл дверь, прижал меня к стене, взяв моё лицо в ладони и заставив посмотреть ему в глаза.
– Ты моя! Моя, моя, моя… Я хотел тебя, я ждал тебя так долго, и думаешь, я не мучился? Моя совесть не хуже, чем у Коллет, – будто обезумевший он гладил мои щеки, касался губами моей кожи; его дыхание стало учащённым. – Но пришлось так поступить. Да, пришлось, и я своей вины не отрицаю. Но я люблю тебя… тише, молчи! Как ещё я мог бы тебя добиться, если бы не вынудил?
– Люби ты меня по-настоящему, ты позволил бы мне учиться. Ты меня переделал.
А потом он отпустил меня. Нехотя, медленно. Я словно стала быстрым потоком воды, протекающим сквозь его пальцы. Джейсон долго смотрел на меня, затем кивнул, будто пришёл к какому-то заключению; он подошёл к письменному столу, взял стакан, наполовину наполненный тёмной жидкостью, и разом его осушил. Через несколько минут он сказал, даже не обернувшись ко мне:
– Можешь уезжать. У тебя столько времени, сколько захочешь. Но сначала дай слово, что позволишь быть рядом, когда родится ребёнок, и не откажешься от любых денег, если я пришлю их.
Но я не думала, что всё зайдёт так далеко! И я едва не высказала свою мысль вслух. Тогда я поняла, что моя маленькая месть переходила дозволенные границы, и я могла пострадать от неё. Однако, я промолчала. Я всё пообещала ему, как он и просил.
– Помнишь, как твой брат уехал перед Рождеством? – спросила я перед тем, как покинуть кабинет. – Это из-за того, что он всё узнал, верно?
– Верно. Но ты не подумай о нём плохо, он ничего тебе не сказал лишь из-за нашей с ним кровной связи. В противном случае, он сам бы тебя и увёз.
Я вспомнила, как подслушала разговор двух братьев той ночью. Эдвард говорил, что Джейсон не сможет скрывать от меня правду, а после обязательно меня потеряет.
Эдвард всё-таки был умным человеком.
***
Джейсон Готье родился в пасмурный день в большом старом доме на окраине Глиннета; кажется, то был вторник, и слуги суетились и бегали, распихивая и толкая друг друга. На маленького Эдварда тогда никто не обращал внимания; он беззаботно играл с мохнатым спаниелем своей матери, пока домочадцы были заняты по непонятной ребёнку причине.
Акушерка громко кричала, чтобы миссис Готье тужилась изо всех сил, кричала даже громче, чем роженица. Но эти роды показались ей куда легче, чем первые. И не больше, чем через час, хозяин дома держал на своих руках прелестного мальчика с невероятными серыми глазами, словно глядевшими вам в самую душу.
Он рос сообразительным, невероятно послушным, и в то же время мальчик казался независимым, как истинный маленький джентльмен. Родители любили баловать его, снисходительно относились к редким мелким проказам, случавшимся в основном из-за старшего брата. Даже строгий дед, мистер Браун, уроженец Дижона, поощрял внука с несвойственной ему нежностью.
Супругов Готье не стало, когда Джейсону исполнилось четырнадцать; братья остались сиротами и были отосланы к деду в развивающийся городок на юго-востоке Англии. Эдвард так и не смирился с потерей родителей и столь значительными переменами. Жизнь с таким человеком, как мистер Браун, была ему в тягость, и он уехал через несколько лет после смерти родителей. Тогда же Джейсон стал совсем замкнутым, не отвлекался ни на что, лишь прилежно учился и следовал строгим советам богатого деда.
На светских приёмах господа с почтением смотрели на юношу, державшегося перед ними, как принц, учтивого и вежливого. Он с гордостью носил свою фамилию и обещал стать успешным человеком, так что его единственному родственнику было, чем похвастать перед соседями.
Дамы и юные леди неустанно флиртовали с ним, но в женитьбе он совершенно не был заинтересован. А женщины видели очаровательного молодого человека с прекрасным чувством юмора и немалым наследством и ломали головы, как же добиться его расположения. Они не стеснялись вздыхать, стоило лишь краем уха услышать его глубокий голос, когда он рассуждал о политике или прогрессе. Молодой Готье не обращал внимания на откровенные попытки женщин соблазнить его, ему было комфортно в своём невинном одиночестве, он вполне был бы рад удержать свою юность…
Если бы не встретил Мэгги Уолш.
Никто так и не понял, чем она завлекла его. Несомненно, она была красива, греховно красива и притягательна. Джейсона не смутила ни разница в возрасте, ни её любовь к флирту и нескончаемым празднествам, ни уговоры деда порвать с ней раз и навсегда. Общество решило, что юноша влюбился, это было нормально, ведь роковая красавица приняла его предложение.
Джейсону шёл девятнадцатый год, когда он женился на Мэгги.
Ни через год, ни через три и больше у них не появились дети. Вызывающее поведение супруги Готье возбуждало негодование у общественности, а Джейсон словно не замечал этого. Он работал над новыми строительными проектами, выбрав для себя наипростейший способ как можно реже появляться на публике.
Давно не стало его деда, молодой человек был богат, но холоден ко всему, что творилось вокруг него.
Узнав тайну Мэгги и её брата, он не перестал вести привычный образ жизни. Всё шло, как и раньше. И это раздражало его жену всё больше и больше. Осознание того, что она так и не сумела разжечь огонь в этом мужчине, бесило Мэгги; она даже стала сомневаться в своей страстной любви к брату, настолько сильно её тянуло к безразличию супруга. А скорее к тому, как бы сломать его и заставить хоть что-то чувствовать.
За шесть лет совместной жизни они делили постель всего несколько раз. Мэгги умела заставить мужа чувствовать себя ничтожеством в любовных делах.
– Ты даже не можешь заставить меня почувствовать страсть, – говорила она с издёвкой; она обожала дразнить его, зная, что он не захочет ответить. – Как же тебе должно быть стыдно и противно, дорогой! Ты ни разу не сумел довести меня до оргазма. Слабак! Да что ты за мужчина?.. Советую тебе поехать в Лондон и поискать там для себя какую-нибудь умелую шлюху. Когда она научит тебя некоторым приёмчикам, можешь вернуться ко мне. И, возможно, я тебя приму.
Её неожиданная беременность многое изменила; Готье смягчился, и нежная улыбка то и дело играла на его красивых губах. Но позже, потеряв ребёнка, Мэгги окончательно потеряла и своего мужа. Он не обращал на неё внимания, даже избегал её, работая и уезжая на долгое время, оставляя её. Она злилась. На него, за его холодность, на себя, потому что он был ей нужен. Но он не любил её.
Новость о желании Джейсона развестись стала для всей семьи Уолш шоком. Мэгги думала, что до подобного ни за что не дойдёт, но вот супруг уже стоял перед ней с готовыми документами, спокойно и безразлично бросая ей в лицо:
– Нас с тобой больше не существует. Это конец. Скоро я отправляюсь в Африку с товарищами мистера Брауна и прошу тебя как можно скорее подписать бумаги.
В тот день она едва не разбила о его голову дорогую вазу, которую в порыве гнева бросила в мужа. Повстречавшийся ему через несколько вечеров Роберт Уолш угрожал дуэлью, но до этого так и не дошло. Джейсон уехал в Глиннет, чтобы продать старый дом, где он родился и рос. Когда давние знакомые его семьи, некие Стрэнтоны, о которых он почти не слышал, пригласили его в гости, он с неохотой согласился. Что-то подтолкнуло его пойти, предстать перед теми людьми, таким образом официально давая понять, что слухи о его разводе – чистейшая правда.
Это был скучный, ничего не обещающий майский вечер. Кто-то из гостей объявил, что некая Кейтлин, юная дочка покойного сэра Стивена Травести, споёт итальянский романс, и Джейсон с привычной безразличностью подошёл ближе, чтобы послушать.
Когда девушка запела, он дёрнулся, словно коснувшись оголённого провода, но тут же поспешил взять себя в руки.
«И день ото дня я хочу видеть лишь тебя,
Мы вместе, а значит, я никогда не буду одна.
Без страха, я знаю, я останусь с тобой… »
Отчего-то ему стало больно слушать; сердце заныло, оно рвалось из груди, и кровь стучала в висках. Тогда он подумал, что начал сходить с ума. У этой исполнительницы был идеальный слух, высокий голос казался чистым, завораживающим… Увидев обладательницу этого голоса, Готье отметил с печалью, смешанной с радостью, что она была совсем юна. Совсем ребёнок! На вид лет пятнадцать, не больше. И пока она пела, он смотрел на неё, как и все гости; смотрел, не отрываясь, пытаясь запомнить её: длинные волосы светло-медного оттенка были заплетены в две косички, круглое личико было бледным, видимо, от волнения; её глаза имели редкий цвет – зелёный в сочетании с коричневым; полные губы были розовыми и такими манящими, что кроме как «невинность» Готье не мог ничего придумать.
Невинная маленькая леди в далеко не новом и совершенно не модном платье, тоненькая и невысокая. Она стояла там, преисполненная безнадёжной надежды поскорее убежать и скрыться. Джейсон вдруг подумал, что знает её. Её чувства, её желания, и они были схожи с его собственными. Они были похожи!
Он разузнал у знакомых об этой семье. Мать-вдова и две дочери. Взглянув на старшую, Готье понял, что среди роскоши и празднества ей было самое место. Она купалась в комплиментах и была недурна, да. И в то же время, сёстры были неразлучны. Всё время вместе, хихикали и шептались. И если мисс Коллет отвлекалась, то её сестрёнка скромно стояла, опустив голову. Они были очень дружны, отметил Джейсон.
Он долго истязал себя желанием подойти и познакомиться. Что подумает её мать? Что подумают остальные? Нет, так нельзя было! Он бы напугал её. Претерпевая дикое желание, он пригласил старшую сестру на вальс, не заботясь, умеет ли она танцевать. Всё прошло неплохо, весьма неплохо.
Кейтлин хочет учиться в Кардиффе. Она любит читать, гулять в одиночестве и писать стихи. Прелестно! Но ему это мало, что давало. Джейсон вдруг понял, что рано попался в сети. Слишком рано для этой маленькой Кейтлин, но уже поздно для него самого. Он не сомневался, ибо то была любовь: ничего подобного он не испытывал ни разу в жизни, и эти чувства были сравни эйфории.
Шестнадцать лет! Ах, ну нельзя просить её руки сейчас… И он решил ждать. Вряд ли она выйдет замуж до того, как он сам решит посвататься, однако, всё-таки регулярно справлялся об этой семье, об их успехах и бедах.
Какое-то время он боролся с собой. Он не мог работать, то и дело отвлекался на мысли об этой девушке с голосом ангела; ночами он запирался в своей спальне, ложился в постель и жалел себя, проклинал за то, что это случилось с ним, с ней. Его глодали такие невероятные мысли, такие запретные желания, что он сам себя боялся. Как будто впервые он посмотрел на себя со стороны: он был жив, он был мужчиной, совсем ещё молодым, и он едва не похоронил себя рядом с женщиной, которая напоминала ему Дьявола.
Джейсон стал одержим. Несколько раз он порывался прийти и заявить о том, что хочет Кейтлин себе в жёны, но успешно сдерживался. Дни напролёт он представлял, как через пару лет эта девочка вырастет, окрепнет и больше не будет похожей на невинного ребёнка. Он сделает ей предложение и увезёт с собой… Построит для них дом, их собственный, где сделает её счастливой!
Время тянулось непростительно долго; мужчина считал своё вожделение непристойным и запретным, как грех, но избавиться от этого не мог. За произошедшим он позабыл, что их развод с Мэгги Уолш так и остался неподтверждённым. И он вызвал её для долгого разговора, где были и слёзы, и мольбы. Эта женщина никогда не вела себя так, подумал он тогда.
Его терпение кончалось, и, дабы пресечь очередную попытку отложить развод, он заявил с неприкрытой гордостью:
– У меня есть избранница, Мэгги. Есть та, с которой я хочу прожить до конца своих дней. Ты понимаешь? Я желаю избавиться от тебя, чтобы передо мной больше не возникало никаких препятствий к этому браку. Это именно то, чего я хочу.
Были проклятья, оскорбления и снова слёзы. Он знал, каким позором для Мэгги станет этот развод, но ему было всё равно. Парочка лет, и он свяжет судьбу с той, которую действительно хочет. И ничего не изменится.
В последнюю ночь перед отъездом Мэгги пришла к нему. Он не проснулся, когда она вошла в его спальню; не проснулся, когда она разделась и забралась в его постель. Её холодные руки заскользили по его обнажённым плечам, и это заставило его очнуться.
– Убирайся прочь! – прошипел Джейсон с яростью. – Убирайся, или я тебя убью.
Её прекрасное тело белело в темноте, длинные волосы рассыпались по подушке, и она потянулась к нему, обнимая и целуя. И когда всё случилось, он даже не смог сопротивляться. Омерзение и стыд настигли его гораздо позже. Но за те несколько минут, когда он, как сумасшедший, набросился на неё и взял, словно дикарь, Джейсон пережил наслаждение невероятной силы. Он представлял лицо и тело совершенно другой девушки, чья невинность и молодость так мешали ему и одновременно восхищали. У его любовницы, которая заставила его потерять голову, были зелёные глаза, а не порочные и тёмные; у неё была светлая кожа и полные губы, сулящие только самые нежные поцелуи; это с ней он занимался любовью, с ней он потерял контроль, а не с Мэгги.
И потом, встав и одевшись, он повернулся к бывшей супруге и раздражённо сказал:
– Чтобы завтра же тебя здесь не было!
– Будь ты проклят, Джейсон Готье! Ты и твоя шлюшка, кем бы она ни была! Я ненавижу вас обоих!
Её яростные крики больше не заботили его.
Он видел свою цель ясно и чётко.
Он решил, что ни перед чем не отступится, лишь бы Кейтлин была с ним. С ней он познает истинное счастье, да, именно с ней. Он будет любить её, страстно и бесконечно любить, и у них появятся замечательные дети.
Никогда ещё он не чувствовал себя таким счастливым.
Три года он путешествовал и натерпелся сполна, а, вернувшись, ждал, когда сможет взять счастье в свои руки. Но оно ускользнуло от него, словно песок сквозь пальцы. Его возлюбленная выросла, стала очаровательной и гордой… и не желала выходить замуж. Её отчим, тот ещё брюзга и дурак, отказал даже говорить с ней о женитьбе.
Он ненавидел его! Ненавидел свою упрямую любовь! Девчонку, которая никак не отдавала назад его слабого сердца.
И тогда возник план. И он сделает всё, чтобы заставить её быть с ним! Она принесёт себя в жертву во имя их общего благополучия и любви, но ничего… Она всё поймёт, поймёт, потому что будет любить его ещё сильнее, чем он её, хотя такое вряд ли возможно…
А если она откажется?
Если не предложит себя вместо сестры?
Что ж, и это не беда. Он раскроет все карты и не оставит её в покое, пока она не будет принадлежать ему и только ему. Похитит, скроет ото всех – какая разница?
Разве нельзя пожертвовать всем ради великой любви?
Глава 27. «Теряя тебя… »
После Нового Года – весьма тихого и скромного праздника для нашей семьи – жизнь вошла в привычную колею. Порой мне просто казалось, что я никогда и не покидала родной дом. Дни были пасмурными и дождливыми, но не было даже намёка на снег. Ривер-Нэт не замерзала, а деревья у нас во дворе оставались одетыми в тускло-жёлтую листву.
Я действительно соскучилась по этому старому дому моего детства: его серые камни, темнеющие у самой земли, черепичная крыша, когда-то светлого синего цвета, и вечно скрипучая дверь с тяжёлым кольцом, за которое дёргали соседи и стучались, давая нам знать о своём визите.
На столе, в крохотной светлой столовой, как и всегда, можно было найти деревянную доску, на которой мать обязательно забывала незаточенный нож, кусок сыра или большой ломоть хлеба под полотенцем. Из открытого окна, прямиком во двор, доносились запахи готовки; в детстве мы с сестрой, играя позади дома, сразу могли угадать, что ожидало нас на ужин.
Так прошла неделя, или около того. Мне не нужно было заново привыкать к жизни без многочисленных слуг или горничных, наша пища была намного скромнее, но, стоит признать, и в деньгах мы более не нуждались. Время от времени мы получали небольшую сумму от пожилого камердинера моего мужа; он приносил конверт в воскресенье или понедельник, желал всего наилучшего и уходил. Мать вслух читала письма и откладывала деньги при мне, дабы я знала их местонахождение.
Джейсон ни разу не попросил меня вернуться, больше не молил о прощении или о скорой встрече. Судя по всему, и он не собирался к нам. После спада холодов он думал продолжать работу, и его люди уже были готовы. К тому времени, как в городе стихли отголоски праздников, я стала понимать всю ничтожность нашей разлуки, но понятия не имела, как вести себя дальше.
Едва не решив вернуться в Англию, я тут же передумала. Мать и отчим отговаривали меня, да и частые боли в спине намекали о том, что поздно было путешествовать. Я чувствовала себя хуже с каждым новым днём и, возможно, прокляла бы всё на свете, если бы не поддержка матери и Коллет, которая решила остаться с нами до рождения моего ребёнка.
Вскоре я могла в полной мере ощутить все радости (и не только) своего положения. Но несмотря на ухудшающееся физическое состояние, я трезво смотрела на вещи и терпела любые боли и капризы своего тела. И я очень скучала по мужу. Я не решалась написать ему и просить приехать, мне казалось, что так я выставляю его дураком; я бросила его, а спустя несколько недель стала бы звать к себе, словно это было так легко! Я не могла так с ним поступить и решила немного подождать.
– Вот увидишь, он приедет сам, – говорила мне мать время от времени. – Он гордый, конечно, но не настолько.
Однако, примерно через месяц после возвращения домой, я получила письмо от Джейсона, которое разрушило все мои мечты и планы.
Это было рано утром, тихим пасмурным утром, слишком уж тёмным; я проводила камердинера, закрыла дверь и отправилась в спальню, где и распечатала конверт.
«Дорогая моя Кейтлин,
Я не стану ходить вокруг да около, чтобы не оттягивать момент неизбежного. Спешу сообщить тебе новости из столицы: кое-кто из моих влиятельных знакомых решил пригласить меня для встречи с Её Величеством, которая выказала желание познакомиться со мной. Я был в равной степени как счастлив, получив это приглашение, так и напуган… Больше всего я жалею, что тебя не будет рядом. В таком случае я не мучился бы, а был уверен в решимости хоть горы свернуть!
Встреча пройдёт в неофициальной обстановке, в её Кенсингтонском дворце, что, несомненно, только радует.
К сожалению, именно от решения королевы зависит моё ближайшее будущее; поскольку сейчас она пребывает не в лучшем расположении духа из-за ссоры с премьер-министром, а мой влиятельный знакомый настаивает на своей кандидатуре в качестве такового хотя бы на ближайшие несколько недель, Виктория должна будет указать мне путь: остаться в столице или отправиться в Бирму, поскольку в Лондоне обеспокоены влиянием французов на местных… Все эти политические войны, из-за которых страдают невинные люди, совершенно не вдохновляют меня, Кейт. Надеюсь, ты не думаешь, что я становлюсь бесчувственным тираном, когда дело касается службы.
В любом случае, я должен буду подчиниться Её Величеству. Правда, если её решение в большей степени коснётся Бирмы, мне придётся пробыть там не меньше года… Эти мысли убивают меня, как и то, что ты злишься, что ты уехала от меня. Но я буду терпелив, как и три года назад, когда понял, что нам судьбой предназначено быть вместе.
С любовью, твой известный раб и муж,
Дж.»
Я почти скомкала письмо, но потом тут же распрямила листок и отложила его к другим бумагам. Тяжело опустившись на большой, дубовый стул, я склонилась над столом и сжала голову руками. Мне нужно было сосредоточиться и понять, наконец, как всё изменить, но я странным образом была зациклена на том, что написать Джейсону будет слишком эгоистично.
Я страдала без него. Каким-то шестым чувством понимала, что он тоже дразнил меня. Он поступал так долгое время со дня нашей свадьбы, чтобы я не догадалась о его «вселенском» обмане. Я злилась на него, потому что он, как искусный механик, разобрал меня и переделал по своему желанию… и я влюбилась. Его план сработал, и я была счастлива, пока всё не раскрылось.
Эти мысли помогали мне переживать долгие дни одиночества и истощения. Февраль уже вовсю вступил в свои права, а моё душевное состояние, вперемешку с физическим, оставляло желать лучшего. В конце концов, сама Коллет не выдержала и заявила, что отправит своего мужа в Лондон, и там он отыщет «этого проклятого англичанина» и заставит приехать в Глиннет. Я была благодарна ей за заботу, благодарна всем за то, что терпели мою меланхолию и бесконечные скитания по дому в ночное время (мой сон окончательно испортился), но не собиралась заставлять мистера Рэтмора делать подобное.
***
За две недели до празднования дня святого Дэвида сестра с мужем уехали по неким делам и обещали вернуться совсем скоро; я сидела в столовой перед единственной горящей свечой и перечитывала короткое письмо, написанное мной много дней назад, и которое я так и не удосужилась отправить по назначению. Раньше я никогда не считала себя слабовольной. Это качество, скорее, больше подходило матери. Но теперь, после всего, что с нами произошло, я больше не ощущала себя независимой и сильной. Более того, мне казалось, что я таковой никогда и не была.
По сравнению с этим одиночеством, которое высасывало из меня все силы и желания, жестокость Джейсона по отношению ко мне просто таяла на глазах. Бывало, я считала его страстную любовь едва ли не благословением, а в следующую секунду понимала, что это настоящая разрушительная сила, которая сметает всё на своём пути. Поэтому мне так боязно было отправлять то письмо.
Когда огонёк свечи заплясал на сквозняке, я подняла голову и вдруг заметила за окном подъехавший кэб. Решив, что это Коллет с супругом вернулись домой, я медленно поднялась на ноги, пытаясь игнорировать тупую боль в конечностях, и поспешила открыть дверь. Однако, снаружи я обнаружила совсем не сестру.
Сначала я услышала его голос, от неожиданности глупо уставясь в полутьму. Поскольку кэб отъехал слишком быстро, увозя с собой единственный горящий фонарь, я разглядела перед собой только тёмный силуэт мужчины.
– Здравствуй, Кейт. Могу я войти? – сказал он, и я отступила, чтобы впустить его внутрь.
Джейсон был одет в чёрное пальто, судя по всему, новое и весьма дорогое, костюм тёмно-синего цвета и начищенные до блеска туфли.
Он улыбался мне так тепло и нежно, что я тут же вытянулась, а боль как рукой сняло. Я вдруг поняла, что смотрела на него слишком пристально, будто призрак увидала, но ничего не могла с собой поделать. Он был бледен и явно давно не брился, но на мой взгляд всё равно выглядел, как самый совершенный мужчина на свете.
Не переставая улыбаться, он оглядел меня с ног до головы и весело сказал:
– Надо же! Как ты изменилась! Тебя стало немного больше, Кейт, но от этого ты только красивее.
Его комплимент показался мне слегка неумелым, но оттого, что я так долго не слышала его голос, не смотрела в эти любимые, серые глаза, сильнейшие чувства возобладали надо мной, и я поняла, что вот-вот разрыдаюсь. Что и вышло.
Пока Джейсон думал, куда поставить свой саквояж, я опустилась в глубокое кресло у окна и тайком вытерла влажные щёки.
– Видела бы ты меня на приёме у Её Величества! Это был настоящий позор! – говорил он с искренней весёлостью, снимая пальто. – Во-первых, я опоздал минут на тридцать, не меньше. Но она мне на это не указала. Во-вторых, я дрожал перед ней, как осиновый лист, и вообще имел неосторожность часто заикаться. Никогда так не волновался! К счастью, маркиз Солсбери отвлёк нас разговором. Позже он сказал мне, что я был похож на провинившегося школьника, а не на серьёзного капитана в отставке… Кейтлин?
Я попыталась изобразить улыбку, но, скорее всего, это было жалкое подобие таковой. С минуту мы смотрели друг на друга; я – со слезами на глазах, он – спокойно и с нежностью. Наконец, он подошёл ко мне, опустился рядом, взяв мои похолодевшие руки в свои, и принялся успокаивать:
– Ну что ты, Кейт? К чему теперь эти слёзы? Не нужно, не нужно плакать.
– Я думала, что ты уедешь… и мы не увидимся, – произнесла я, всхлипывая.
– Нет, твоему примеру я бы не последовал. Хорошо, забудем об этом, потому что не в моих интересах дуться.
Я согласно кивнула и, глубоко вздохнув, сказала уже спокойней:
– Ты не сердишься, что я оставила тебя?
– Нет, ни в коем случае!
– Я думала, что ты дразнишь меня долгой разлукой. И, на самом деле, я попалась. Как и всегда.
Его улыбка померкла, теперь он выглядел, скорее, опечаленным. Протянув руку, Джейсон коснулся моей щеки и погладил пальцами кожу.
– Я заслужил то, что ты заставила меня испытать. Вообще-то, я был немного удивлён, когда ты меня впустила. Это значит, что ты прощаешь меня?
