Дмитрий Зурков
Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение
Глава 22
И ему это почти удалось. Ночь прошла спокойно, и только в предрассветных сумерках второй пост чирикнул «Тревогу». Все-таки тренировки сказываются. И в лучшую сторону. «Дежурный по костру», услышав сигнал, тихонько дотянулся до нас с Митяевым и командиров групп. А те в свою очередь легкими тычками разбудили остальных. Никто не вскакивал, не шумел, все бесшумно взяли оружие наизготовку, рассредоточились и всматривались в отступавшую темноту. Тлеющие головешки в ямке сверху, стараясь не греметь, накрыли заранее приготовленным куском кровельного железа, оставив маленькую щель. Двое казаков по кивку Митяева еле заметными тенями выскользнули наружу, через минуту один вернулся.
– Со второго поста заметили кого-то в лесу. Думают, что человека три, не больше. Сидят у опушки, смотрят на деревню, выходить, наверное, боятся.
– Гансы бы так себя не вели, – шепчет Михалыч. – Пошлем группу?
– Давай, но брать только когда из леса выйдут. И пошли пару в обход, посмотреть: не идет ли кто за ними.
Минут через десять терпение у лесных обитателей кончилось, и они, пригнувшись, попытались прокрасться мимо фольварка в сторону деревни. Далеко, естественно, не ушли. В зыбком рассветном свете было видно, как внезапно за их спинами возникли фигуры в балахонах-лохматках, а вот дальше нас ожидал сюрприз. Двоих казаки спеленали сразу, даром, что один нес штыковую лопату с обгоревшим черенком, у другого в руках был немецкий штык-нож. Упали на землю и больше не поднялись. А вот с третьим получилось не так гладко. Он будто спинным мозгом почуял момент нападения, дернулся в сторону, и атакующий казак пролетел мимо, напутствуемый пинком в копчик. Неизвестный одним движением развернулся навстречу второму, подкатился и подбил противника. Но и встать уже не успел. Подоспевший первый боец прыгнул ему на спину и жестко провел удушение. Второй, пользуясь ситуацией, моментально достал бечеву для вязки, приготовленный кляп, и через десять секунд все было закончено.
К нам подбежал Егорка:
– Командир, взяли троих. Вроде на наших похожи. Гриня с Мишкой их караулят. А так – все чисто.
…У стены лежали три человека, связанные по рукам и ногам. Ну, это Гриня умеет. По моему знаку он с казаком поднимает крайнего, ставит на колени. Потом протягивает мне отобранный штык от маузера и шепчет:
– В карманах и за голенищами у всех пусто.
Шепчу в ответ:
– Достань кляпы, разговаривать будем.
На меня в неярком утреннем свете смотрит заросший, всклокоченный, до черноты грязный мужик в изрядно излохмаченной солдатской форме русской армии.
Так, а ведь мы все в балахонах, формы не видно, карабины немецкие… А вот на всякий случай проверим их на «вшивость». Делаю знак рукой «тихо» Михалычу и начинаю спектакль:
– Вер зинд зи, русише швайне? (Кто вы такие, русские свиньи?)
И смотрим на реакцию. Собеседник широко раскрывает глаза, полные отчаяния, судорожно глотает… Так, товарищ в ступоре. Второй, весь какой-то округлый и мягкий даже с виду, лежит на земле и дрожащими губами что-то шепчет, похоже, «Отче наш» читает, глаза плотно зажмурены – сильно боится.
– Твою ж…!.. Опять немчура проклятая…
Это уже третий, которого заломать сразу не смогли. Внешне – самый опрятный, в смысле, видно, что следит за одеждой, даже сапоги почище, чем у других. Лет тридцать – тридцать пять, коренастый, плечистый, спутанная нечесаная борода, фиолетовый синяк на одной скуле, большая ссадина на другой, хотя мои его по лицу не били. Пронзительный злой взгляд… Столько ненависти в глазах я никогда не видел!
Похоже, не «засланцы». Добро, меняем язык:
– Ну, доброго вам утречка, славяне.
И теперь шесть изумленных глаз смотрят на меня, аж стыдно немного стало. Михалыч приходит на выручку и принимается за допрос:
– Ты кто таков будешь, мил человек? Откель здесь взялся и что делаешь?
– Бомбардир-наводчик шестой батареи семьдесят седьмой артиллерийской бригады Савелий Малышев. Из плена я бегу, трое нас. Сначала убежало с десяток, да немцы по следам собак пустили. Мы-то ручьем в сторону ушли, а остальных – порешили, наверное…
– Когда и где это было?
– Да дня три как тому назад. А где – не знаю. Шли на восход, отсыпались в лесу… А вы кто будете? Вы же наши, рассейские?
– А вот это тебе знать пока необязательно. Ты посиди, отдохни малость, а я с другими побалакаю. Гриня, давай второго, который вам всем чуть не навалял… Ты кто будешь?
– А человек я русский буду! Тока вот не знаю, кто вы есть и как к вам обращаться – тоже мне неведомо!
Пора брать дело в свои руки. Больно уж норовистый собеседник попался. Весь напрягся, будто пытаясь порвать путы.
– А не боишься так разговаривать с русским офицером? За такое можно и под суд загреметь.
Собеседник даже оскалился по-звериному. Такое ощущение возникло – с волком, загнанным в угол, разговариваю. Вот этого силой не возьмешь. Скорее в глотку вцепится, умирая, но зубов не разожмет.
– Не вижу я тута ахвицеров! Каких-то мужиков в дерюжках вижу, а более – никого!
– Стоять! – Это я уже казакам, которые собрались поучить вежливости грубияна при помощи сапог. – Пока он несвязанный был, не сразу его одолели, а теперь уж чего силу показывать?
Неторопливо расстегиваю свой балахон, показываю погоны:
– Этого достаточно? Теперь будем разговаривать?
– Встал бы во фрунт, ваше благородие, да руки-ноги связаны. Стрелок второй роты первого батальона пятьдесят третьего Сибирского полка Семен Игнатов. Вместе с ними из этапного лагеря бежал.
– Это тебя в лагере так разукрасили? Германцы?
– Не-а, не только. Свои тож постарались. За то, что своровать у ранетых одежку да сапоги не дал.
– Я так подозреваю, им не меньше досталось.
– Руки-ноги не ломал, жить будут, паскуды.
– Ладно. Гриня, развяжи их и давай третьего сюда. Уже намолился за это время на год вперед, наверное.
– …Ваше благородие! Обозный ездовой шестой батареи семьдесят седьмой артиллерийской бригады Платон Ковригин!
– Да не ори ты так, всех немцев в округе перебудишь. Тебя же обратно в плен и заберут.
– Не, никак не можно нам в плен. Очень уж там плохо. Мы лучше – к своим…
– Он со мной с одной батареи, ваше благородие, – поясняет бомбардир. – Нас тогда пятеро осталось…
– Так, добры молодцы, голодные наверняка? Митяй, твои сегодня кашеварят, добавь одну банку тушенки им на троих и чаю побольше заварите. Завтракаем и идем дальше. – Обращаюсь к бывшим пленным: – Сразу много не дадим. А то с голодухи наедитесь, потом животами маяться будете, все кусты по дороге обгадите. Да и гансы по запаху без всяких собак след возьмут.
Ели быстро, но без суеты. Михалыч отдал новеньким запасную ложку, и они по очереди быстренько прикончили банку «диетического» продукта из говядины. Ковригин чуть ли не до блеска вылизал ложку, потом, глядя голодными глазами на казаков и скорчив умильно жалкую физиономию, попытался выканючить еще кусок сухаря, но сибиряк его приструнил:
– Платошка, уймись! Сейчас набьешь пузо до отвала, потом и помереть с обжорства могёшь. Я такое в тайге видел, как с голодухи мужики на заимке нажирались, потом от заворота кишок Богу душу отдавали. Тож так хочешь? Терпи! Вона, чай пей.
– Семен, а ты сам откуда родом будешь?
– Я-то сам, вашбродь, из Томской губернии, родом из села Колпашева…
– Ух, ты! Земляк, значит. Я тоже – томич. Доводилось про ваше село слышать. Говорили, богато живете.
– А чё не жить-то, земля щедрая. Обь да Кеть рядом, тайга вокруг богатая. Рыбу артельно ловили, опять-таки к вам в Томск везли. Опять же – кедровый орех, ягоды, грибы. На охоту ходил с малолетства. Как десять годков минуло, меня батя стал в тайгу с собой брать. Заимка у нас своя была. Лося, медведя добывали, пушного зверя били.
К нашему разговору стали прислушиваться.
– А в армию как попал?
– Батя меня женил пять лет назад, женка сама с Новониколаевска. Там и поселились. А когда война началась, меня, как запасного, и мобилизовали. В сентябре четырнадцатого года отправили на фронт, а второго ноября первый бой приняли, который чуть последним не оказался… – Семен испытующе смотрит на меня, потом решается говорить дальше: – Извиняйте, вашбродь, за правду. Командир наш, полковник Свешников, выгнал всех в атаку в чисто поле. Без артиллерии, без разведки, как коров на пастьбу. Германцы нас из пушек и накрыли. До окопов германских дойтить даже не успели. Сам-то командир в окопе командовать остался. От полка за три дня человек триста строевых осталось. Свели нас в роту, да в соседний пятьдесят пятый временно отправили. Потом уже пополнение прибыло, снова мы полком стали. Тока вот офицеров старых осталось всего четверо, остальных сразу из школ прапорщиков прислали, – он зло сплюнул на землю и опять взглянул на меня, – молодых да зеленых, пороха не нюхавших…
– Не горячись, земляк. Я понимаю: плен, побег… Но начальство судить – не наше с тобой дело. А к немцам-то как попал?
– Охотников в разведку выкликали, я и пошел. Языка взяли, да, когда обратно ползли, сумел он, подлюка, тряпку изо рта вытолкнуть и на помощь позвать. На нас германцы и навалились, не сумел отбиться. Вот в лагере и оказался, там с Савелием и Платошкой сошелся. Потом, когда разговоры пошли, что в Германию повезут, бежать решили… Ну, а дальше – с вами повстречались…
Новое место дислокации организовали на другом краю леса, примыкавшего к фольварку. Нашли полянку с небольшим ручейком метрах в пятидесяти от края массива, выставили дозорных, затем я собрал всех оставшихся для постановки задачи:
– Слушаем все сюда и смотрим на карту. Через полчаса первая пятерка выдвигается для наблюдения к железнодорожной станции. Гриня, как следует проверь своих. Я и Андрейка идем с вами. За пулеметчика остается Федор. Остальные ждут нас здесь до утра. Михалыч, если мы не придем к рассвету, уводишь группу дальше, вот в этот лесок, там ждете нас до обеда, после продолжаете рейд самостоятельно. Но надеюсь, до этого не дойдет. Дальше, устрой новеньким банно-прачечный день, в смысле – пусть отмоются, приведут себя в порядок – ручей рядышком. С трех сторон не виден, а со стороны дороги – пошлешь пару человек в секрет на время купания. Пусть смотрят за ними и за дорогой.
Оборачиваюсь к «гостям»:
– Вам выход из лагеря запрещен. Мы вам верим, но это – необходимая предосторожность. Даже до ветру вдвоем ходить. Понятно?
И уже Митяеву:
– Посматривай за ними постоянно. Береженого Бог бережет… Все понял?
– Вопросов нет, командир.
– Ну, тогда мы пошли…
Глава 23
Отойдя несколько верст от леса, сделали мини-привал, где обговорили дальнейшие действия:
– Две двойки уходят влево и вправо, маскируются и отслеживают движение поездов на подъездах и на самой станции. Гриня, Андрей, берите себе по одному человеку. Я с оставшимися перехожу «железку», беру под наблюдение мост через реку. Наша задача днем – отследить все поезда, идущие и туда, и обратно. Кто, сколько и куда. И с чем. Обращать внимание на все непонятное и необычное. Посмотреть саму станцию, запомнить, что и где стоит. Осторожней с биноклями, могут «зайчика» немцам пустить. Наблюдать только из тени. Встречаемся здесь, когда сумерки начнутся. Ночью уходим по дороге в сторону фронта, берем трех языков. Узнаём, кто такие, запасаемся оружием и обмундированием для новеньких и уходим в лагерь. Так что гансов подбираем по размеру. Вопросы есть?
– Вопросов нет, – Гриня и Андрей отвечают хором, остальные кивают головами.
– Тогда разбежались. И удачи вам, казаки!..
«Железку» мы перескочили спокойно. Может, немцы и патрулировали пути, но за двадцать минут лежания в кустах возле насыпи мы никого не заметили. Поэтому быстренько перемахнули через полотно и, прокравшись по кустикам две версты, вышли по речке к нужному нам мосту. Охрана объекта заключалась в том, что четыре ганса торчали парами по разным берегам и лениво перекрикивались друг с другом, дымя своими трубками. За все время по мосту прошло только три поезда: два товарняка и один «солдатский». Когда солнце уже стало садиться и мы собирались уйти к месту сбора, охранники оживились, привели в порядок внешний вид, даже как-то подобрались. Через минуту возле моста остановилась мотодрезина, обложенная мешками с песком, со стоящими впереди и сзади пулеметами. Видно, кто-то из немцев вспомнил хитрости англо-бурской войны и решил по образу и подобию слепить вот такой эрзац-броневик. С этого шедевра военной мысли в тусклом свете ацетиленового фонаря спрыгнул какой-то офицер. К нему тут же подлетел старший наряда (я разглядел в бинокль унтер-офицерские знаки различия на петлицах), вытянулся с докладом. Приехавший задал несколько вопросов, видимо, удовлетворился ответами и отбыл дальше на станцию на своем драндулете. Оставшаяся охрана, оживленно переговариваясь, заняла свои места и смотрела на приближавшийся поезд. Паровоз, не торопясь, тащил десяток товарных вагонов, украшенных на центральных дверях германскими орлами. Замыкал состав пассажирский вагон, в окнах которого мелькали немецкие пикельхельмы.
А вот это уже интересней! Паровозная бригада – военная. Это, значит, раз. На десяток теплушек – целый вагон охраны. Это, значит, два. И по какой причине может быть такой ажиотаж? Я так думаю, что только по одной – они везут что-то важное или опасное. Завязываем узелок в мозгу на память и делаем запись в блокнотике. И смотрим дальше. А дальше в шесть часов со стороны станции к ним приходит смена. Ночная, удвоенная. Это мы тоже запомним. Слева чуть заметно подползает Егорка и шепчет:
– Командир, может, возьмем сменившихся? Сразу и ночную задачу решим.
– Нет, Егор. Здесь, как я понимаю, что-то важное возят или уже провезли. На мосту пока шуметь нельзя. Разберемся что к чему, тогда уже и повеселимся. Зови Антошку, уходим на точку сбора…
По дороге, правда, пришлось задержаться. Рельсы перешли благополучно, а вот версты через три, перед гравийкой пришлось остановиться. И все из-за того, что на ней притормозили до нас три ганса и один мотоцикл с коляской. Мы уже подобрались почти к самой дороге, как издали донеслось тарахтение моторов и появились германские предтечи байкеров. Семь мотоциклов неслись по проселочной дороге, оставляя за собой длинный пыльный шлейф. Треск моторов становился громче и громче, потом в эту симфонию бензиновых тарахтелок вплелся звук клаксона, исполнявшего сольную арию в стиле «Люди добры! Поможите, кто чем может!». Второй с конца мотоцикл свернул на обочину и остановился. Его «братья» последовали его примеру, и кайзер-байкеры, собравшись у виновника остановки, стали выяснять причину и степень серьезности поломки. Судя по многочисленным наклонам и сидению на корточках экипажа, что-то случилось с мотором. Остальные кригскамрады помогали ремонту своими шутками и гоготом. Это безобразие продолжалось до тех пор, пока самый старший из мотоциклистов не пролаял команду, по которой все расселись по своим седлам, и мотостадо, тарахтя и оставляя после себя клубы пыли и едкого дыма, унеслось в сторону станции.
Неудачники, оставшиеся ждать, наверное, ремлетучку, по очереди выполнили священный ритуал всех водителей – пнули переднее и заднее колеса своего железного коня и стали разводить в двух шагах небольшой костерок из веток, в изобилии валявшихся у дороги. Да, назвав это чудо техники «железным конем», я сильно погрешил против истины. Мотоцикл, скорее всего, напоминал не полноценного коня, а сказочного конька-горбунька. К чуть-чуть раздувшемуся велосипеду приделали снизу движок от бензопилы «Дружба», подвесили на раму жестяную коробку в качестве бензобака и выпустили на большую дорогу. Но смех смехом, а коляска у него присутствовала, и не одна, а в компании с МГ-08. С моего места были видны даже коробки с запасными лентами.
Немцы время даром не теряют, и вскоре над костром уже закипает котелок. Весь экипаж микровундервафли располагается поближе к огню и ждет, когда можно будет испить кофейку. Ну, это они зря. Не то чтобы нам тоже кофе хотелось, хотя доносившийся запах был заманчив. Только пора уходить на встречу с остальными, а оставлять супостатов в тишине и блаженстве наступающей майской ночи не хочется категорически. Поэтому тихонько ползем поближе…
Егорка брошенным по мотоциклу камушком изображает металлический звук на дороге, прозвучавший неожиданно громко. Вся чужеземная троица тут же приподнимается с насиженных мест, хватается за оружие и начинает вглядываться в темноту. В сторону, противоположную от нас. Плохо вас учили, кайзер-зольдатен, зер шлехт! После света костра вам, чтобы что-то увидеть, проморгаться надо секунд десять, которых у вас уже нет. Короткий, почти бесшумный рывок к огню, захват за козырек каски, рывок на себя, удар другой рукой по горлу. Хруст чего-то внутри, хрип, бульканье. Удар на добивание… Второй немец уже валяется рядом со сломанной шеей. Третий успевает обернуться навстречу опасности, и Антошке приходится «порадовать» его ударом ножа в печень. Все-таки без крови не обошлось, придется отстирывать. Хотя для наших новеньких это всяко лучше, чем их обноски. Быстренько раздеваем гансов, забираем карабины, очередной «люггер» и все, что нам может пригодиться, – документы, жетоны, часы, фляжка со шнапсом… И чуть было не ушли! А байк? Немцам оставлять? Да ни за что!
– Егор, Антон, мотоцикл под откос, тушки туда же!
Лезу в коляску – поискать что-нибудь хорошо горящее. И сразу нахожу большую жестянку с маслом. Отлично! Теперь берем котелок, сливаем туда горючку из бака…
– Командир, а пулемет?!
– А пулемет останется здесь! Нам еще сколько по тылам бродить? Все это время ты его волочить на горбу будешь? Самому жалко, да ничего не попишешь.
Поэтому приводим в действие вариант «ни себе, ни гансам». Хорошо, что на базе сходил несколько раз в учебку к пулеметчикам. Старые вояки-унтеры быстро научили разбирать и собирать максимку. Так, где тут этот шедевр американского гения немецкого розлива?.. Нажать на защелку, откинуть вверх крышку ствольной коробки, рукоятку послать вперед и удерживать правой рукой. Левой в это время беремся за боевую личинку, рукоять – назад, поднять вверх замок, повернуть на четверть оборота и снять с оси. Передаю железяку Егорке, утопим по дороге в какой-нибудь луже. Так, теперь используем трофейный штык в качестве консервного ножа и занимаемся художественной резьбой по водяному кожуху…
Ну, а сейчас поливаем скульптурную группу сначала маслом, потом бензином. И кидаем спичку. Ух, полыхнуло здорово! Если не считать маленьких нестыковок типа «а чегой-то они, раздевшись, возле моторрада валяются?», подозрения раньше утра у немцев возникнуть не должны…
– Все, уходим!..
При подходе к оговоренному овражку нас окликают условным свистом, и через пару минут мы уже внизу, где в ямке горит «пластунский» костерок, рядом с которым сидит Гриня.
– Командир, все высмотрели, все записали. Последний поезд пришел где-то к половине седьмого. Его германцы загнали в тупик и охрану отдельную выставили. Мы четырех часовых насчитали. Там еще вагоны стоят, но охраняют только эти.
– Видели мы этот состав. Там, похоже, что-то секретное привезли…
Продолжить разговор нам мешает очередной сигнальный свист, на который невдалеке откликаются без промедления. Через несколько минут к нам присоединяется Андрейка с напарником. Они докладывают, что и где видели, и тоже отмечают усиление охраны возле таинственного эшелона.
– Так, братцы. Если поезд загнали в тупик, то, скорее всего, дальше он не пойдет, будет стоять и ждать. Значит, мы имеем пару дней на другие дела, которые будем делать подальше отсюда, чтобы на станции не встревожились. Поэтому тихонько уходим к основной группе и там думаем дальше.
– Командир, а три сгоревших германца на дороге?
– До станции версты три-четыре будет. Расстояние довольно большое, надеюсь, что все обойдется…
К остальной группе добрались далеко за полночь, хорошо, что луна временами подсвечивала. Привычно обменялись опознавательными сигналами и через несколько минут были уже среди своих. Костровой успел разбудить Митяева, который подвесил над углями котелок с водой и с нетерпением ждал новостей. Но сначала доложился сам.
– Вокруг лагеря все спокойно, никто не шастал. Новенькие наши помылись-постирались, теперь отсыпаются. У Платошки и артиллериста ноги сбиты, я их своей мазью попользовал.
– Это та, которая на топленом сале и пахнет – хуже не придумаешь?
– Командир, ею еще мой дед все раны да порезы лечил. – Михалыч делает вид, что обижается.
– Ладно, лишь бы на пользу пошло.
– Да, я тут с Семеном побалакал немного, серьезный он мужик. Мою мазь трогать не стал, попросился рядышком травок поискать. Знамо дело, пошли вместе. По лесу ходит – у нас не каждый пластун так смогет. Шагает, а ни травинка, ни веточка не шелохнутся, и не слышно ничего.
– Ну, так вы же степняки, к простору привычны, а он – лесовик, считай, полжизни в тайге провел.
– Допытывался про нас, я в ответ – молчок. Так он сам все мне и рассказал. Мол, для партизан – мало нас, оружие только легкое, да и безлошадные мы. Вот и выходит с его слов, что разведкой мы занимаемся, только больно далеко от своих ушли.
Какой умный Штирлиц нашелся! Все-то он подмечает! Прям, шпиён какой-то. Или просто глазастый сибирский охотник… Ладно, к своим выйдем, – разберемся!
– Травки он свои нашел?
– Нашел, разжевал, к морде прилепил, а часть заварил и выпил, да еще и товарищей своих угостил. Сказал, что завтра красавцем будет. Нам тоже предлагал, да мы от греха подальше отказались. Ладно, вы-то как сходили? Удачно?
– Сходили удачно. Посмотрели на станцию, на мост, на охрану. Сегодня туда странный поезд пришел. Около него даже охрану отдельную выставили. Обратно шли, не смогли разойтись с мотоциклистами. Так что, три комплекта формы у нас есть. Там замаскировали под пожар, но на скорую руку, поэтому завтра отсюда уходим подальше. Через два-три дня гансы успокоятся, тогда вернемся, посмотрим, что сможем с этим составом сделать. А пока пьем чай, и – спать! Утро вечера мудренее…
