Дмитрий Зурков
Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение

Глава 17

Оказывается, капитан Валерий Антонович Бойко – змий еще тот! Искуситель и издеватель! Приехал к нам на базу, посмотрел на занятия с вновь прибывшими добровольцами, оценил арсенал, нажитый непосильным трудом, в смысле – глянул на нашу военную добычу. Затем получил в подарок трофейный «люгер» и огорчил решением использовать меня как курьера. Типа некому в корпус директиву отвезти. Я ему с пеной у рта начинаю доказывать, что нам заниматься и заниматься надо, а он стоит и улыбается. И никак его не пронять! И ведь благодарен я должен ему быть – провернул тогда приказ о присвоении званий буквально за сутки. Это уметь надо, да и знать, к кому и как подойти. И теперь наш дружный коллектив – это вахмистр, трое приказных и десяток рядовых. Ах, да, забыл! И прапорщик в качестве командира!..

А теперь вовсю пользуется правами благодетеля! И далась ему эта директива!.. Нет, ведь обязательно я, и обязательно со своими бойцами в качестве конвоя!.. Хорошо, что штабной автомобиль дает, с ветерком поедем. Отмазаться не получается. Я уже смирился с тем, что день потерян, а он, змеюка-искуситель, сообщает мне, что есть у него еще одно поручение, которое я якобы выполню с удовольствием! И на мой вопросительный взгляд сообщает с невинным видом, что я бы мог заехать в известный госпиталь и забрать Анатоля Дольского! Того уже выписывают, а мне – по пути… И стоит с довольным видом, рассматривает мое выпадение в осадок! Видать, приятно ему, черт возьми, подчиненного в долг вогнать! Так и обнял бы его крепко-крепко, до асфиксии! Издеваться изволите, ваше благородие? Знаете ведь, что от такого предложения я не откажусь! И с удовольствием поеду забирать Анатоля в госпиталь!.. И соберусь очень-очень быстро!.. И не дай бог, мои орлы будут собираться медленней меня!

…Решил брать с собой двоих, ехать недалеко, да и не так чтобы опасно. Михалыч Гриню себе в помощь оставил, с оружием разбираться, а мы с Митяем и Андрейкой – переодетые, чистые и надраенные – отправились на выполнение «очень важного и ответственного задания». Когда выехали из города, упросил шофера дать порулить, и теперь я сижу за рулем и давлю на газ… Ну, что сказать с точки зрения водителя начала следующего века?.. Руль тугой, тормоза слабенькие, про синхронизаторы в КПП можно и не вспоминать. Скорости переключаются в два нажима сцепления, с перегазовкой, как на грузовых. Зато – романтика, нет такой обезличенности машины, как в мое время… Водила сначала переживал за свой «Даймлер», потом смирился с неизбежным, да и я не так уж и лихачил.

До корпуса добрались быстро, сделали все дела, и снова я за баранкой. И каждый метр, каждая секунда, каждый удар сердца приближает меня к госпиталю! Еще чуть-чуть, и мы приедем!.. Как там, в песне: «Вот эта улица, вот этот дом…»? Вот и знакомые ворота, знакомое крыльцо. Чуть ли не бегом несусь в палату к Анатолю. Быстренько здороваюсь, мол, давай собирайся, а мне некогда… А это, еще одно приключение на мою голову печально повествует мне, что он, поручик Дольский, нашел в этом госпитале мечту всей своей жини и что, как следует не попрощавшись с ней, никуда не поедет. А заодно даст младшему товарищу, то бишь мне, пару часов времени, чтобы и я мог повидать некую особу, которая по наблюдениям всего госпиталя и его личным, после отъезда господина прапорщика, ходит грустная. И наверное, только в силах вышеозначенного прапорщика эту особу развеселить… Я быстро соглашаюсь с тем, что до темноты мы вернемся, даже если и выедем попозже, и выскакиваю в коридор, чтобы бежать искать… А вот где мне ЕЕ искать? В перевязочной?.. В операционной?.. Надо идти к Михаилу Николаевичу, он здесь самый главный… Вперед, аллюр «три креста»!..

А вот и его кабинет. Из-за приоткрытой двери доносится голос старого доктора:

– Ну что же вы, голубушка… Сейчас всем трудно, но раскисать нельзя… Надо надеяться и верить в лучшее…

Аккуратно стучу в дверь и вхожу:

– Здравствуйте, доктор! Простите, что помешал…

– Да никак Денис Анатольевич к нам пожаловали-с! – удивляется тот. – Рад вас видеть, какими судьбами?

Он поворачивается к медсестричке Кате, которая сидит с удрученным видом:

– Катенька, идите к себе… И не забивайте голову дурными мыслями! Все образуется…

– Михаил Николаевич, я к вам ненадолго. Заехал забрать Анатоля, мы теперь служим вместе…

– Забирайте, и побыстрее! А то он Екатерине Андреевне проходу не дает! Девочке надо о раненых думать, а не о гусарах! Сегодня вот лекарства больным перепутала, слава богу, ничего страшного не случилось. Но ведь могло! А она только о вашем Анатоле и мечтает… Ну, ладно… Это я по-стариковски разворчался. Вы, как я понимаю, тоже хотели бы видеть кое-кого?

– Да, доктор…

– Дарья Александровна сегодня после ночного дежурства, отдыхает. Ну да я пошлю кого-нибудь, чтобы ее позвали.

– Только, пожалуйста, не говорите про меня…

– Хорошо, я ее вызову в кабинет, а вы посидите, подождите здесь.

– Спасибо вам огромное, доктор…

Михаил Николаевич выходит, слышно, как он кого-то из сестер отправляет за Дашей. По очень срочному делу. А сердечко-то колотится, места себе не находит… И ручонки дрожат… Как же медленно тянется время!..

Услышав легкие шаги в коридоре, встаю за дверью и, когда Даша вошла, закрываю ей глаза руками и шепчу на ушко:

– Угадайте, кто пришел?

Она резко поворачивается, обвивает руками мою шею… Господи, какие вкусные у нее губы!

– Ты приехал!.. Я знала, что ты приедешь!..

Потом высвобождается из моих объятий, поправляет косынку, лукаво улыбается…

– Ты мне сегодня снился, а потом мне приснился черный пушистый кот… Он запрыгнул ко мне на колени и стал мурчать и гладиться…

Ну, вот что я могу на это ответить?..

– Мур-р!

Она звонко смеется. Потом становится серьезной, только в глазах пляшут веселые искорки.

– Пойдемте, Денис Анатольевич, я угощу вас кофе. Кофе по моему новому рецепту!

– Да, Дарья Александровна, я буду просто счастлив отведать сей напиток! – Тут уже мы оба смеемся. И идем пить кофе…

Я сижу за столом в «гостиной», той самой, где проходили посиделки, и любуюсь Дашей… Ее фигуркой, плавными движениями, улыбкой, веселым взглядом. А она разожгла спиртовку, поставила на нее сеточку-рассеиватель и теперь колдует над туркой. Что, впрочем, не мешает ей разговаривать со мной и делиться последними новостями:

– Знаешь, Денис, когда ты уехал, я места себе не находила. А потом мне в первый раз приснился черный кот. Я сначала испугалась, ведь черный кот – к несчастью, но он был такой милый, так мяукал и урчал, что страх ушел и я стала его гладить… А потом мне ты приснился… А кот мне снится почти каждый день…

– Даша, я каждый раз перед сном загадываю желание, чтобы мне приснилась одна очень красивая рыженькая медсестричка… И каждый раз мое желание сбывается!

Даша при этих словах нарочито возмущенно смотрит на меня:

– Все вы мужчины – изменники и ловеласы! Не успел из госпиталя выписаться, ему уже какие-то дамы по ночам снятся!..

– Ну, за мой моральный облик можешь быть спокойна, твоя младшая сестренка всегда со мной и все контролирует. Если что, сразу тебе наябедничает. – С этими словами расстегиваю китель и достаю из внутреннего кармана «куклу Дашу» и две плитки бельгийского шоколада. – Я ее пробовал даже задобрить сладким, но она гордо отказалась и сказала, чтобы отвез вкусненькое старшей сестре…

Даша прыскает в кулачок – кукла, обнимающая шоколад, выглядит уморительно.

– А по ночам мне снится мой «ангел милосердия» Дарья Александровна, которая мне очень нравится…

Я подхожу к Даше и пытаюсь ее обнять, но она мягко отстраняется.

– Денис, подожди, не мешай, а то кофе сбежит…

– Далеко не убежит, непременно догоним!

Снова звонкий смех…

– Я представляю, как грозный прапорщик Гуров гонится по коридору за кофе…

– И обещает его расстрелять, если он не остановится…

И все-таки смеющаяся Даша оказывается в моих объятиях… Кофе чуть не сбежал…

…Нашему уединению вскоре помешали. Дверь открылась, и в комнату вошли Анатоль с Катей.

– Вот так встреча! – Дольский широко улыбается. – А мы хотели кофию испить…

– Садитесь, сейчас я еще заварю… Ой! А кофе кончился! – Даша огорчается. – Что же делать?

Я спешу на выручку:

– У меня есть мысль, и я ее думаю! Если здесь нет кофе, то надо поехать туда, где он есть!

– Мысль отличная, Денис Анатольевич, но на чем мы туда можем поехать? Извозчиков здесь нет.

– К вашему сведению, Анатолий Иванович, ваш непосредственный начальник прислал за вами авто, так что вопрос с транспортом решен.

– А водитель пошел вместе с казаками обедать…

– А мы и без водителя справимся. Я умею управлять авто, побуду за извозчика, может, и на чай заработаю. Заодно и наших дам прокатим с ветерком!

Предложение покататься было встречено с энтузиазмом, и мы через десять минут уже ехали в «одно восхитительное место, где готовят отличный кофе», по словам Дольского, который взялся показывать дорогу. Я смотрю на Дашу и многозначительно улыбаюсь, она отвечает мне такой же улыбкой. Кажется, мы оба знаем, куда едем…

– Здравствуйте, уважаемый! – Победно глядя на удивленного Анатоля, я первым приветствую Лейбу, который вышел посмотреть на авточудо, остановившееся возле его кондитерской. – Мы приехали еще раз восхититься вашим искусством! И нам очень хочется кофе!

– Таки вы всегда правильно знаете, к кому обратиться! Заходите, пожалуйста, старый Лейба выполнит все ваши пожелания!..

Мы просидели в «восхитительном месте» около часа, пока не перепробовали все виды вкусняшек, потом, попрощавшись с кондитером, поехали обратно в госпиталь. Во двор нам заехать не удалось, он был забит санитарными повозками, на которых лежали раненые. В одном месте даже образовалась толпа, и мы подошли узнать, что там происходит…

Говорят, у древних римлян был обычай – в самый разгар пира вносить в трапезную человеческий скелет, типа – «помни о смерти»… То, что мы увидели, ударило по глазам, как обухом по затылку… На земле стояли носилки, рядом с которыми неподвижно сидел крепкий, широкоплечий молодой солдат. Сидел и держал неестественно вывернутую руку лежавшего человека. Точнее, того, что раньше было человеком…

Даша, прижавшись ко мне, тихонько охнула:

– Кто же его так?

– Известно кто – германцы… – раздается негромкий голос из толпы. – А рядом эта… брательник евонный сидит и унести не дает…

Над раненым всласть поиздевались. Выколотые глаза, расплющенный нос, перебитые в суставах руки и ноги, и… огромные кресты на груди и животе, выжженные, скорее всего, каким-то железным прутом и потом засыпанные землей…

Даша всхлипнула, уткнувшись в мое плечо… Сидящий рядом с носилками поднял голову и, глядя невидящими глазами, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Как же я мамке теперь отпишу про Ваньку?.. Что я ей говорить буду?..

– Как это случилось? – я не узнал своего голоса.

– Германцы из пушек стрелять начали, мы с ним вместе в окопе сидели, так нас одним снарядом и накрыло… Меня в беспамятстве вытащили, а Ваньку не успели – они в атаку пошли… А сегодня утром перед окопами брата и нашли, дышал еще, видно, ночью тихо нам подкинули… Чтобы страшно нам было с ними воевать… Я его в госпиталь повез… да он по дороге и кончился…

Я резко разворачиваюсь и иду прочь. В голове колоколами стучит пульс, горло сдавливает от ярости… Кто-то трогает меня сзади за рукав, что-то спрашивает… Я рычу сквозь зубы:

– Я буду мстить!!!..

Две маленькие прохладные ладошки прикасаются к моему лицу, обволакивающе и расслабляюще гладят, как будто умывая…

– Успокойся, Денис! Ради бога, успокойся! Пойдем… – Даша ведет меня в корпус. – У тебя такое лицо… Тебе надо успокоиться!..

…Когда Анатоль собрался и я попрощался с Дашей, вышедшей вместе с Катей проводить нас в дорогу, перед самым автомобилем к нам подошел тот солдат.

– Вашбродь, дозвольте обратиться… ваши казаки гутарили, будто вы германца здорово бьете. Возьмите меня, за брата поквитаться надо. Отомстить за Ваньку хочу!..

– Через три дня, если не передумаешь, отдай доктору записку. – Я пишу на страничке блокнота просьбу к Михаилу Николаевичу направить солдата ко мне…

Глава 18

…Мы сидим в окопе и ждем, когда заснут немцы. Те самые, что замучили до смерти солдата, увиденного нами в госпитале… Проходы в колючке сделаны еще сутки тому назад, когда в разведку сходили. Ну, да обо всем по порядку…

Когда я привез Дольского, сразу рассказал Валерию Антоновичу о том, что видел в госпитале. И предложил нанести «удар возмездия». Тот сначала наотрез отказался санкционировать операцию, но Анатоль подключился с личными впечатлениями, так что в итоге Бойко сдался, но предупредил, что по этому вопросу он обратится к командующему. Его превосходительство затребовал нас для дачи объяснений, но когда мы разобрали по пунктам «Наказ Русской Армии о законах и обычаях сухопутной войны», высочайше утвержденный еще в 1904 году, то зацепились только за фразу «Объявлять, что никому не будет пощады». В итоге, после наших горячих заверений в том, что германцы эту самую пощаду просто не успеют попросить, генерал разрешил действовать, но предупредил, чтобы операция была подготовлена как следует. И еще дал добро забрать Федора, солдата из госпиталя, в группу и попробовать его в деле… Тот сейчас сидит тихонько рядом со мной, ждет команды «Вперед!». Прибыв к нам на базу, он испытал настоящий шок от увиденного (чем и как мы занимаемся), и теперь у него в голове доминируют две мысли: отомстить за брата и продолжать воевать вместе с нами. Дольский тоже принимает участие в операции, но по отсутствию специфического опыта возглавляет прикрытие с трофейным «мадсеном»…

Карабины и шашки оставили на нашей стороне, в окопах ими неудобно будет сегодня работать. С собой взяли люгеры, наганы, гранаты да холодняк. В руках только бебуты, и только у отдельных счастливчиков – «Оборотни».

Наша задача – тихо прийти, вырезать всех и уйти, оставив на прощание записку. Перед выходом я собрал всех:

– Сегодня мы не будем воевать. Сегодня мы будем мстить. Уничтожать тех тварей в человеческом облике, которые войну превратили в кровавое пиршество, получая удовольствие, от мучений и истязаний раненых, попавших к ним в плен. Они уже не имеют права называться людьми, потому что перешагнули ту границу, что отделяет человека от Зверя. Поэтому я не буду сегодня приказывать идти на задание. Каждый волен сам решать: идет он уничтожать Зверя или нет. Но, помните, убивая, нельзя уподобляться ему, поэтому – ничего сверх смерти. Это они могут выкалывать глаза, жечь каленым железом, а мы не имеем на это права. Я свой выбор сделал. Сделал тогда, когда в госпитале увидел замученного солдата. Умершего не от ран, а от нечеловеческой жестокости. Я иду мстить. Со мной идет Федор, это его брата замучили. Кто хочет идти с нами, встаньте!..

Встали все…

…Когда немцы угомонились, мы выждали еще час и начали «работать». Разведчики ушли вперед, открыли два прохода в заграждениях и остались там, мигнув основной группе фонариками. Бесшумно и незаметно поползли две темные «змеи» к немецким окопам… Роли были расписаны заранее, еще вчера. По два человека должны прикрывать основные группы от «соседей» слева и справа, а заодно поставить растяжки из трофейных гранат. Остальные разбились на боевые двойки и сейчас занимали свои места возле блиндажей, где спали германцы. Я проползаю немного дальше окопов, ближе ко второй линии, разворачиваюсь и жду… Через пару минут в темноте мигают три фонарика, потом с задержкой – четвертый. Все готовы! В ответ мигаю два раза, через пять секунд – еще раз. Почти одновременно с последней вспышкой приглушенно грохнуло несколько раз – каждая двойка в этот момент закинула в блиндажи по паре «колотушек» и захлопнула двери. Сейчас бойцы уже внутри, проводят контроль…

Через пять минут все было закончено. Все двойки собрались вместе, доложились и ждут команды на отход. У нас потерь нет, да и странно бы было, если б они появились. Я прекрасно понимаю, что убивать спящих – жестоко, но сегодня не тот случай. Именно этот взвод издевался над Фединым братом, и у меня нет ни малейшего желания разбираться, кто это сделал персонально. Отвечать будет подразделение! И отныне будет только так! Об этом и говорится в записке, приколотой трофейным штык-ножом ко входу одного из блиндажей…

Через три дня два российских пилота получили необычное задание: загрузить в свои аэропланы объемные пакеты и, пролетая над германскими окопами, разбросать листовки. Молодые авиаторы, привыкшие к постоянной игре со смертью в воздушных боях, хотели было оскорбиться использованием их в качестве почтальонов, но сопровождавший эти пакеты капитан с изуродованным ухом сказал, что это – личная просьба командующего, и дал им почитать одну из листовок.

«Германские солдаты!

Сейчас идет война, и мы находимся по разные стороны фронта. Но существуют законы Божьи и человеческие, цивилизованные правила ведения войны. Советуем вам не забывать об этом, так же, как и о гуманном обращении с пленными и гражданскими лицами. Те из вас, кто не будет этого делать, – умрут! Вместе со своим подразделением. Один из ваших взводов уже уничтожен за пытки и издевательства над ранеными. Не спешите с ними встретиться!

Неуловимые мстители»

Глава 19

В это воскресенье нас своим визитом снова порадовал капитан Бойко. И приехал он не один, а со священником. До этого мой взвод наставлялся на путь истинный приезжавшим из соседнего полка отцом Орестом, который очень напоминал мне представителей Церкви в крутые девяностые. Приедет на воскресный молебен, уже «причастившись» как следует, пробубнит все положенное по случаю, развернется, и поминай, как звали. У солдат отношение к нему было соответствующее. В принципе, меня это устраивало. Чем меньше людей знает о нас и лезет в наши дела, тем меньше разговоров будет ходить, обрастая слухами и небылицами.

Все утро я добросовестно отдыхал от трудов ратных. Но как это повелось в армии со времен Петра Алексеевича, отдых состоял в смене вида деятельности. Потому сидел и сражался с самым неистребимым противником – служебным делопроизводством. Вооружившись пером, которым, к сожалению, владел хуже, чем ножом, я в который раз пытался пробиться сквозь врождённую патологическую скупость интендантов и обосновать необходимость дополнительных комплектов обмундирования, обеспечения мылом и усиленным питанием своего подразделения. Про оружие и боеприпасы я вообще молчу! Понадобилось личное распоряжение командующего с подачи капитана Бойко, чтобы эти скряги и крохоборы выделили нам два ящика трофейных винтовочных патронов. И еще возмущались таким расточительством, ослики тупые! Хотя, для интендантства и высшего командного состава, во всяком случае, отдельных его представителей, это – типично-характерная черта.

Тогда же Валерий Антонович рассказал аналогичный случай времен русско-японской войны. Когда на рапорте начальника отряда подлодок о выдаче французских свечей зажигания к двигателям каким-то шибко умным адмиралом была начертана резолюция: «Достаточно двух фунтов казенных стеариновых»…

Сквозь открытое окно раздался шум приближающегося автомобиля, а чуть позже послышалась и легкая суета на входе, обычно свидетельствующая о явлении высокого начальства. Однако отсутствие обязательного для такого случая зверообразного рева дежурного: «Смирно!!!» и следующего за ним раскатистого рапорта: «Ваше превосходительство…» – позволило несколько расслабиться и вернуться к ненавистной бумажной тягомотине. Путаясь в казуистике казенных оборотов, я проигнорировал звук шагов по лестнице, тем более что он не сопровождался позвякиванием шпор.

Поэтому неожиданно раздавшиеся слова: «Мир дому сему» заставили меня буквально подпрыгнуть на стуле. Передо мной стоял невысокий, чуть полноватый, с прямо-таки шикарной седой бородой и шевелюрой батюшка, на вид – годков за шестьдесят. По-отечески улыбаясь и давая мне время прийти в себя, хорошо поставленным басом он представился:

– Я – иеромонах Александр Завьялов.

Ого, а батюшка-то непростой. Фиолетовое облачение, кажется, просто так не носилось, а разрешалось за какие-то заслуги. Ладно, придет время, узнаем…

– А это – наш герой, организовавший последнее дело, – присоединяется к разговору капитан Бойко, как всегда незаметно, по-кошачьи, вошедший в комнату. – Здравствуйте, Денис Анатольевич! Решил вот проведать вас, посмотреть, чем занимаетесь.

– Всегда рад, Валерий Антонович! Вверенные под мою команду нижние чины в данный момент находятся в казарме, ждут команды строиться на молебен.

– Вот ваш новый священник, дивизионный благочинный отец Александр. Он согласился подменить отца Ореста…

– На то время, пока отец Орест не исполнит епитимию, наложенную на него протопресвитером, да не освободится от греха винопития, – рокочет новый батюшка, усмехаясь в бороду. – А это – дело не быстрое.

– Строить взвод на богослужение, отец Александр?

– Сделайте милость, господин прапорщик. Небось рассупонились, лежебоки, минут пять собираться будут, – басит монах, испытующе поглядывая на меня.

– А вот и нет, отче. Здесь, как я понял, все делается очень быстро, – поясняет Бойко, затем поворачивается ко мне. – Денис Анатольевич, покажите отцу Александру то, что вы демонстрировали мне в прошлый раз.

Поймав мой вопросительный взгляд, поясняет:

– Отец Александр знает, что у вас не совсем обычное подразделение. И не совсем обычный командир. Почему и будет приставлен к вам.

Так, понятно. «Замполита» или «Зоркого Глаза» мне на шею посадить хотят. Ну, может, оно и правильно, посмотрим, что дальше будет.

– Ну, что ж, пойдемте…

Мы выходим из казармы, отдаляемся на пару десятков шагов и останавливаемся. По дороге я подбираю небольшой камушек и, повернувшись к крайнему окну казармы, кидаю его внутрь и высвистываю «Тревогу». Валерий Антонович с отцом Александром стоят поодаль и наблюдают за происходящим. Из двери и окон вылетают мои орлы и орлята второго набора. Часть не по форме, кто – без фуражки, кто – без гимнастерки, но все – с оружием. Две секунды, и все изготовились к стрельбе.

– Отбой вводной! Привести себя в порядок! Построение через две минуты!

Подзываю Митяева:

– Михалыч, на тренировках хуже получалось, секунд десять. А сегодня что за праздник такой?

– Командир, мы ж тоже не лыком шиты. Как ты вместе с начальством вышел, да еще камень поднял, так оно и понятно стало, что дальше-то будет, это – к бабке не ходи. Вот я всех по окнам и рассовал…

– Ну, вы и артисты!

– Как учили.

– Ладно, молодцы! Строй взвод, сейчас нового батюшку представят, и пошагаем на молебен…

Отец Александр проводил службу иначе, чем его предшественник. Было видно, что молитва для него не нудная обязанность, не пустой ритуал, доведенный до автоматизма и поэтому не требующий никаких душевных сил. Он не читал молитву, он действительно молился. И за себя, и за тех, чьи души были вверены в его окормление. Мои бойцы тоже это почувствовали. Даже казачонок второго набора Егорка, егоза и хулиган, получивший в прошлое воскресенье от меня хорошего командирского леща за попытку помяукать в тон отцу Оресту, повторял слова молитвы с каким-то серьезным, взрослым выражением на лице. После окончания службы наш новый батюшка обратился к группе с проповедью. Прочитав небольшое поучение из Евангелия об укрощении Господом бури на море, он увещевал солдат веровать, что Он и среди военных бурь, сражений и походных трудов всегда со своим православным воинством, только надо крепко верить и усердно молиться Ему о даровании победы над супостатом.

После окончания службы отец Александр в сопровождении Бойко подошел ко мне.

– Денис Анатольевич, ежели надобность во мне возникнет, – обращайтесь без всяких сомнений.

– Благодарю, отче. Пока что проблем душевных не возникало.

– Ложь есть грех, господин подпоручик. А ложь лицу духовного звания – вдвойне. Вижу в вас душевную борьбу и терзания, – батюшка пристально смотрит на меня. – Но не готовы еще вы к разговору. Как сподобитесь, найдите меня…