Люди, уважайте и цените природу, особенно парки! Садовник, глупый тиран, не стриги ты деревья конусом, пирамидой и прочими геометрическими фигурами. Треугольники из кустов навевают в лучшем случае тоску и скуку. Не насилуй ты растения, последуй заветам великого Руссо, преклонись перед природой, насладись красотой её естественных пейзажей, стремись к постижению ее равновесия и гармонии. Все должно расти естественно, мило, привольно.
Хотя, конечно, бдительный садовник со своим секатором и тут не имеет право расслабиться! Любой побег, выросший против законов гармонии и равновесия должен быть изъят, каждая засохшая ветка – убрана, каждый враг природы – убран, дабы великолепный парк не превратился в безобразный бурелом.
Так думал Шнайдер, гуляя в девять утра по гравийным дорожкам парка Сан-Суси. Стояла обычная немецкая погода: город прихлопнули шапкой серых облаков, и весна вместе с солнцем ушла на юг, к итальянцам и французам. Полковник был озабочен и хмур.
– Где же ты, инженер? – думал он, оглядываясь по сторонам.
Майерс должен был уже полчаса назад быть здесь, чтобы выслушать очень важное сообщение Шнайдера. Но Майерса не было, и это тревожило полковника.
Наконец, из-за деревьев показалась грузная фигура инженера. Увидев его, Шнайдер облегченно вздохнул и неспешным шагом направился ему навстречу.
– Прошу прощения за опоздание, – сказал запыхавшийся Майерс. – Проклятые трамваи по выходным почти не ходят.
Он вдруг закашлялся глубоким грудным кашлем.
– Боже, да вы больны! – воскликнул Шнайдер. – Вы были у врача?
– Какой к черту врач! – сказал сердито Майерс. – Нет у меня никакой простуды. Наверное, аллергия какая-нибудь.
– Хорошо, не будем спорить, – дружелюбно улыбнулся Шнайдер. – Скажите, Майерс, вы бы хотели пройтись или сесть где-нибудь в кафе?
– Где вы тут нашли кафе?! – хмыкнул Майерс. – Одни деревья вокруг.
Как и многие машиностроители, инженер не был силен в биологии: бук, ольха и платан сливались у него в общее название «лиственные», как у дальтоника красный и зеленый сливаются в общий коричневый цвет.
– Можем проехать куда-нибудь, у меня машина рядом.
– Нет уж, говорите тут, – Майерс снова закашлялся. – У меня сегодня еще масса дел, давайте скорее.
– Герр Майерс, вам же все равно потом обратно ехать, – сказал заботливо Шнайдер. – Пойдемте, я вас подвезу.
– Не надо, я сам! – сердито сказал Майерс.
– Хорошо, – вздохнул Шнайдер. – Тогда начну говорить прямо сейчас. Понимаете, тут такое дело, – он достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул его инженеру. Прочтите, пожалуйста.
– Что это? – Майерс поморщился. – Скажите словами, у меня нет сил все это читать.
– Ладно, давайте словами, – Шнайдер убрал бумагу в карман. – Это предписание моего шефа, он требует от меня, чтобы я вернул вас в камеру. У нас завтра ожидается комиссия, а ваши бумаги на освобождение, оказывается, подписал не тот чиновник, и еще запись в журнале убытия была сделана с нарушениями, так что придется все оформлять по новой.
– Что за бред? – Майерс пораженно уставился на него.
– Я понимаю, звучит странно, но мы же государственное учреждение! Сами знаете, у нас в Германии без бумажки никуда!
– Это у нас, в Германии, без бумажки никуда! У вас, в СССР, все должно быть намного лучше! – язвительно заметил Майерс.
– Герр Майерс, пожалуйста, давайте не будем сейчас устраивать пикировку, – Шнайдер приложил руку к сердцу. – Я понимаю, это моя ошибка, я неправильно оформил ваше освобождение. Но только учтите, что это я вас освободил, а не ваши товарищи по Сопротивлению.
– Что вы хотите? – спросил Майерс.
– Поедемте со мной, – попросил Шнайдер, – сядете на пару дней, всего и делов-то, а? Ну, в крайнем случае, на три дня, не больше.
– Нет, – коротко сказал Майерс.
Шнайдер глубоко вздохнул.
– Именно этого я и боялся, – сказал он печально. – Что же вы теперь предлагаете мне делать?
– Ничего не предлагаю. В камеру я не пойду, вот и все. До свидания, – Майерс повернулся и пошел по направлению к выходу из парка.
– Нет, постойте, – Шнайдер бросился за ним. – Но выслушайте же, герр Майерс! Что же это за манера!
Уверенно и твердо, как Петр I на картине Серова, Майерс шел по кленовой аллее, следом за ним семенил растерянный Шнайдер, держа в руках листок приказом.
– Подождите, – увещевал он, – ну так же нельзя, так не делается!
– Еще как делается! – ухмыльнулся Майерс.
– Если вы сейчас уйдете, я позвоню вашему генералу! – тонким голосом вскрикнул Шнайдер.
Майерс остановился.
– Пожалуйста, давайте мы сейчас поедем в канцелярию, – в голосе Шнайдера зазвучали умоляющие нотки, – я вам обещаю самую комфортабельную камеру: одиночку, с видом на парк, практически однокомнатная квартира. А через два дня я окончательно оформлю ваше освобождение, уже по всем правилам, и на этом все закончим.
– Пожалуйста, герр Шнайдер, давайте вы поцелуете меня в зад! – язвительно заявил Майерс. – Это будет самый прекрасный зад. Я помою его с душистым мылом, припудрю, сбрызну одеколоном, а вы меня в него поцелуете. Не хотите? Вот и я не хочу! Вы вообще знаете, что такое камера? Вы сначала сами нюхните парашу, прежде чем мне делать такие предложения, ясно?!
Майерс повернулся и снова широко зашагал по аллее.
– Послушайте, вы не понимаете, что ли?! – Шнайдер опять побежал за ним, тряся предписанием в руке. – Вы всех нас под удар ставите: и меня, и генерала Бека, и себя тоже. Вы хотите, чтобы нас всех повесили, что ли? Если вы не сядете сегодня в тюрьму, тогда завтра посадят меня, а вас объявят в розыск. А что будет дальше – это вообще большой вопрос, слышите?
Майерс остановился и угрюмо посмотрел на Шнайдера.
– У меня в голове не укладывается: вы что мне, не доверяете? – сказал Шнайдер. – Вот же, вот предписание, поглядите! – листок в протянутой руке полковника мелко дрожал. – Я вас из тюрьмы вызволил, а вы теперь думаете, что я предатель, что ли? Вы член организации, любезный, извольте подчиняться! Это вам не игрушки: хочу – иду, хочу – не иду!
– Да не кипешуйтесь вы! – сказал Майерс. – Что вы трясетесь весь?
Шнайдер моментально упокоился, сунул листок в карман, выпрямился и сказал спокойным тоном:
– Пожалуйста, поезжайте со мной, уважаемый инженер, – выражение его голубых глаз было внимательным и строгим, как у пограничника или врача.
– Ладно, идем, – кивнул вдруг Майерс.
Стоило им сесть в машину, как Майерс вдруг вытащил из кармана пистолет и направил его на Шнайдера. Если бы у если бы у Майерса выросла вторая голова, если бы из радио вылезли маленькие зеленые человечки, если бы из-за угла вышел взвод марсиан, если бы с неба спустился Иисус Христос верхом на Вавилонской Блуднице, если бы деревья в парке взлетели и журавлиным клином направились бы на юг, если бы на Кремль вырос из-под земли – даже тогда Шнайдер не был бы так удивлен.
– Вы рехнулись? – спросил он.
– Заводите машину! – приказал Майерс.
– Инженер, вы спятили! Вы штатский человек, откуда вы вообще эту пукалку достали? – Шнайдер нервно засмеялся. – Вы что, меня убить хотите? Зачем?
– Поехали! – крикнул нервно Майерс.
Шнайдер вдруг поверил, что этот перепугавшийся подпольщик, кажется, действительно готов выстрелить.
– Слушайте, давайте вести себя как интеллигентные люди! Ну что вы, в самом деле?!
– Еще слово – я стреляю! Считаю до трех: раз, два…
– Гут, гут, не надо горячиться, – Шнайдер завел машину. – Куда ехать?
– Пока прямо, – приказал Майерс. .
Автомобиль тронулся.
– Послушайте, давайте не будем осложнять ситуацию, – попросил Шнайдер. – Не хотите в тюрьму – ладно, не надо. Как-нибудь пробьем по бумагам, оформим задним числом. Ну зачем пистолет-то на меня наводить? Мы же все одно дело делаем, герр Майерс.
– Теперь направо, – скомандовал инженер.
– Слушайте, если со мной что-то случится, то
– Прямо.
«Он меня убьет, – подумал Шнайдер. – Чокнулся. Гнида. Чума. Сука. Гад».
– Направо!
Автомобиль свернул на узкую лесную просеку. Майерс все время переводил взгляд то на Шнайдера, то на дорогу, о чем-то лихорадочно думая.
«Убьет! – подумал Шнайдер. – Не убьет. Ждем. Сейчас!»
Улучив момент, когда инженер смотрел на дорогу, Шнайдер резко нажал на тормоз. Как известно каждому, пассажир обычно к резкому торможению не готов. Они с запозданием начинают напрягать мышки спины и шеи, за счет чего они гораздо сильно подаются вперед. Не успел инженер влететь носом в приборную панель, как Шнайдер уже вырвал у него пистолет. Когда Майерс выпрямился, полковник убил его, ударив в горло ребром ладони.
– Дурак! – сказал он. – Идиот.
Шнайдер открыл дверь, обошел машину и вытащил на дорогу труп Майерса. Полковник быстро обыскал его, достал из карманов бумажник и паспорт. Подумав немного, Шнайдер вернул паспорт на место и вернулся в машину. Он бегло просмотрел улов. В бумажнике нашелся визитка генерала Бека и очень откровенное письмо генерала подполковнику графу Клаусу фон Штауффенбергу, в котором он сообщает о том, что он принимает предложение США о будущем сепаратном мире а также приказывает уничтожить известное им обоим лицо в кратчайшие сроки.
– А ведь я вам доверял, гражданин инженер, – сказал задумчиво Шнайдер, глянув в последний раз на труп Майерса. – Что же вы так… Неаккуратно!
Шнайдер сунул письмо в карман и поехал в сторону Берлина. Надо было срочно договориться о встрече с Кэт, чтобы передать Родине известие о предательстве генерала Бека. И еще нужно было отмыть автомобиль и написать отчет о пропаже секретного агента СС инженера Майерса.
Когда в дверь позвонили, Зельц как раз дочитывал десятую страницу "Фауста". Уже час он лежал на диване с томиком Гете в руках, медленно продираясь сквозь нудный слог. Услышав звонок, Зельц радостно бросил книжку (к ней он не вернется больше никогда) и побежал открывать дверь, теряя на ходу тапочки.
За дверью стоял мужчина лет тридцати, а за ним чуть справа – еще один, оба в гражданском.
– Старший лейтенант Кристоф Зельц? – спросил тот, что стоял впереди.
– Я, – нервно кивнул Зельц и внимательно посмотрел на гостей.
– Группенфюрер Мюллер просит вас срочно приехать.
«Бомба, – обожгла Зельца страшная мысль. – Они все узнали. Бомба. Найдут – повесят. Нет».
Зельц удивленно поднял брови:
– Зачем я должен приехать?
– Нам не сказали. Вы можете сейчас поехать с нами?
– Подождите, мне надо переодеться,– сказал Зельц. – Не пойду же я вот так: в майке и спортивных штанах?
– Тогда, если вы не возражаете, мы подождем вас внутри.
Зельц удивленно посмотрел на гостей. «Все, это конец», – подумал он.
– Не понимаю, – сказал он равнодушно, – это арест?
– У нас инструкции, – сказал равнодушно гестаповец.
– Как вас вообще зовут?
– Я бы предложил впустить нас в квартиру, пока мы не привлекли внимание соседей.
Зельц представил себе, как завтра его будет допрашивать фрау Вошке из квартиры напротив.
– Покажите сначала удостоверение, – сказал он, сдаваясь.
– Пожалуйста, – гестаповцы предъявили документы. Тот, что стоял спереди, оказался лейтенантом Фрике, второй – майором Мустерманом.
– Входите, – разрешил Зельц.
Он хотел оставить гостей в комнате и пойти в туалет переодеться, но гестаповцы последовали за ним.
– Нет, так не пойдет, – Зельц начал злиться. – Вы останетесь здесь!
– У нас инструкции, – сказал скучным голосом Фрике.
– Не забывайте, что я тоже офицер! – крикнул Зельц. – И я имею право переодеться в одиночестве! Вы!.. Я!.. Вы не имеете права за мной подглядывать!
Фрике обернулся к Мустерману за помощью.
– Лейтенант Фрике ясно вам объяснил, что у нас есть инструкции, которые мы должны соблюдать, – сказал строго Мустерман.
– Какие инструкции?! Нет! Почему я должен вам показывать, как я переодеваю свои домашние штаны! Это… – он вдруг понял, что на одном из стульев стоит портфель с бомбой, и ему стало совсем худо. – Это отвратительно!
– Перестаньте валять дурака, – сказал резко Мустерман. – Немедленно собирайтесь! Дело повышенной важности!
– Черт знает что! – сказал Зельц, открывая шкаф. – Не понимаю. Со мной никто так не обращался! – сказал он, сдирая с себя домашние штаны. – Черт знает что! – повторил он.
Майор Мустерман развалился на стул и скучающе смотрел на худые ноги Зельца.
– Присаживайся, – пригласил он Фрике, показывая на другой стул, занятый портфелем с бомбой.
– Нет! – сказал быстро Зельц.
Лейтенант Фрике небрежно снял портфель со стула и швырнул его в угол. Зельц заслонился створкой шкафа и зажмурил глаза. Прошла секунда, две, три…
– Вы будете одеваться? – спросил Мустерманн.
Зельц открыл глаза
– Да, – сказал он, сглатывая комок в горле. – Да. Буду.
– Так одевайтесь! Шеф ждет!
– Хорошо, – Зельц быстро надел форменные брюки. – Пойдемте.
Когда он садился в машину, ему показалось, что по противоположной стороне улице идет Кэт. Зельц прищурился, пытаясь разглядеть ее, но тут Мустерман резко дернул его за руку, Зельц упал на сиденье, машина резко рванула с места и скрылась за поворотом.
Не оборачиваясь, Кэт не торопясь прошла мимо подъезда Зельца, дошла до перекрестка, потом свернула направо, на следующем перекрестке свернула опять направо, прошла еще несколько метров, зашла в булочную и села за стол, глядя прямо перед собой. Кажется, она так сидела так минуту или две, она не помнила. Может быть, в булочной были люди, даже наверное были, но Кэт не помнила ничего до тех пор, пока не услышала дребезжащий женский голос:
– Извините, вы в порядке?
Кэт повернула голову: вопрос задала старуха, пившая желтоватый чай за соседним столиком.
– Да, – сказала Кэт. – Я в полном порядке. В абсолютном.
– Могу я вам чем-нибудь помочь? – сказала старуха.
– Помочь? – не поняла Кэт. – Чем?
– Не знаю. Может быть, вы… – она скосила глаза на живот Кэт.
– Я не беременна, – Кэт почувствовала, как растерянность и страх пропадают, сменяясь злостью. – И вообще, – сказала она, вставая, – отвалите, и не суйтесь не в свое дело!
– Боже, какая вы грубая! – крикнула старуха ей вслед.
Но Кэт уже не слышала ее, она шла к телефону-автомату на другой стороне улицы. Шнайдер взял трубку после первого же гудка.
– Алло.
– Герр Шнайдер, это я.
– Здравствуй, дорогая, – ласково сказал Шнайдер. – Рад тебя слышать. Как твои дела?
– Плохо, тут… – Кэт подумала, что не стоит произносить фамилию Зельца по телефону, – неприятности.
– Оооо, бедная, – посочувствовал ей притворно Шнайдер. – Ну не переживай, милая, все образуется. Срочное что-нибудь?
– Да, – сказала коротко Кэт.
– Не переживай, милая, я сейчас приеду и все поправлю. Ты где сейчас?
Кэт назвала адрес.
– Прекрасненько, скоро буду. До скорого, дорогая.
Кэт повесила трубку и отошла на два шага от телефона-автомата. Тут же к телефону подскочила женщина средних лет, кудрявая, как болонка, и вертлявая, как кокер-спаниель.
«Скоро приедет, – подумала она. – Скоро – это сколько? Пять минут. Нет, десять. Вообще, какая разница? Как какая разница? Сколько мне тут ждать? Он скоро приедет, скоро. Куда эта тетка идет? С такими ногами короткие юбки не носят. И хихикает так мерзко. Как ей самой не противно? Что дальше? Когда он все-таки приедет? А вдруг не приедет? Нет, он приедет скоро».
– Что, ждешь его? – раздался слева надтреснутый голос.
Кэт обернулась – старуха из булочной стояла рядом, у нее был суровый вид человека, твердо решившего помочь своему ближнему.
– Что вам надо? – спросила Кэт. – Вы можете оставить меня в покое?!
– Послушай меня, девочка, – сказала старуха. – Ты не думай о нем, брось его!
– Да отвяжетесь вы или нет?! – сказала Кэт. – Уйдите, я говорю вам четко и ясно! Уйдите! Уйдите! Нет у меня никого! Нет! Никакого мужчины! И я не беременна, у меня другие проблемы! Уйдите, дорогая бабуля! Поняли?
– Я не обижаюсь, – кивнула старуха. – Сама такая была. Только я тебе говорю – ежели он раз тебя бросил – то и второй раз бросит. Даже не думай! Бросит.
Кэт захотела крикнуть на всю улицу, громко, как можно громче: «Пошла в жопу!», но она сдержалась: привлекать внимание в ее ситуации было излишне.
– Я вот была в точно такой же ситуации, и так мне было ужасно, милая, ты не поверишь! Наверное, как тебе сейчас. И любила я его безумно, страшно. А он мне все говорит: «Я тебя люблю, люблю, но бросить детей не могу, они только в школу пошли, как же я им такой удар нанесу». И я так его терпела целых десять лет.
«Слежки нет? – подумала Кэт. – Кажется, нет. Может, бабка из СС? Нет, слишком сложно. В лучшем случае – информатор».
– Мне моя мама говорила: брось ты его, – продолжала бабка. – А как я его брошу, любила его. Пыталась, конечно, пару раз, а он как придет ко мне, в ноги бросится, и плачет, плачет. Такой, милочка, был слезливый – ты себе не представляешь. Он был очень сентиментальным мужчиной.
– Я сказала: меньше тридцати не продам! – закричала вдруг тетка у телефона.
«Что за бред, – подумала Кэт. – Какая-то безумная бабка, тетка по телефону торгуется, что за ересь?! Где я? И где он?»
– А потом, когда мне уже под сорок было, – продолжала бабка, – он как-то вечером в пятницу пришел ко мне и плачет так жалобно, и говорит навзрыд: «Я не могу так больше, прости меня. Не могу больше обманывать семью. Пойми меня, если сможешь, и прости». И все, больше не пришел. А кому я в сорок лет уже нужна была?
«Как ты меня задолбала!» – подумала Кэт.
– И черное я тоже не продам! – крикнула тетка из телефона.
– Так что брось ты его сама, милочка, ты еще молодая, найдешь свое счастье, – вещала бабка. – Знаешь, сколько хороших парней вокруг?
Еще несколько минут – и Кэт с криком: «Сдохни, старая сука!» бросилась бы душить старуху, но тут прямо напротив нее остановился знакомый «Мерседес», дверь его распахнулась, и из глубины машины послышался уверенный голос: «Добрый день. Садитесь, пожалуйста».
Кэт села в машину, заслужив на прощание сочувствующий взгляд старухи, и захлопнула за собой дверцу.
– Поедем, пожалуйста, – попросила она Шнайдера. – Эта бабка меня с ума сведет.
– Поедем в парк, – кивнул Шнайдер, – там можно будет поговорить без помех, – он выразительно посмотрел на торпеду, где мог быть спрятан «жучок». Кэт кивнула. Вид у нее был такой серьезный, что Шнайдер рассмеялся.
– Ну не переживай ты так, – сказал он покровительственно. – Все образуется, уверяю. Еще не было ни одной проблемы, которую я не решил.
«Но не в этот раз», – подумала Кэт, но ничего не сказала.
– Погода сегодня замечательная, – сказал Шнайдер. – В кои-то веки солнышко светит. Представляешь, в Берлине всего триста солнечных часов в году. Это значит, если весь июнь будет светить солнце, то потом мы его не увидим еще одиннадцать месяцев. Ужасно, да?
– Жарко, – Кэт сняла берет и положила его на колени.
Шнайдер быстро взглянул на нее и одобрительно улыбнулся. Сегодня она особенно красива, подумал он. В этом же голубом берете и плаще она пришла на первую встречу в Швейцарии. Вроде бы только месяц прошел, но как быстро все поменялось.
Наконец, приехали. Кэт и Шнайдер вышли из машины и медленно пошли вдоль по дорожке. Рассказ Кэт был коротким и почти спокойным, да и особо рассказывать было нечего: как приказали, шла к Зельцу, чтобы провести практическое занятие с бомбой, увидела, как его увозят двое мужчин в штатском, потом появилась сумасшедшая старуха – вот и все.
– Нет, еще не все, – серьезно сказал Шнайдер, доставая сигареты из кармана. – Кое-что нам еще нужно будет узнать, – он глубоко затянулся, задержал на несколько секунд дыхание и шумно выдохнул. – Едем к Зельцу, – решил он – посмотрим, что там происходит.
Они сели в машину поехали к дому Зельца. Кэт несколько раз украдкой взглянула на шефа. Сейчас он был не похож на себя: не говорил парадоксами, не шутил, взгляд его голубых глаз был сосредоточен и ясен, он делал сейчас большое и важное дело, и делал его профессионально, в такие минуты Кэт обожала его.
– Теперь послушай, – сказал Шнайдер, когда они остановились за два квартала до дома Зельца. – Вот, держи, – Шнайдер достал из чемодана папку, быстро вынул оттуда все листы и засунул туда журнал «Берлинер Иллюстрирте». – Ты сейчас пойдешь вон в ту курьерскую контору, скажешь, что хочешь отослать эту папку немедленно нашему другу в собственные руки. Можешь намекнуть, что это любовное послание. Потом приходишь в кафе и ждешь меня там. Повтори, пожалуйста.
Кэт повторила.
– Умница, – кивнул Шнайдер. – Давай, удачи.
Все прошло, как запланировано. Кэт заказала срочную доставку в курьерской конторе, потом зашла в кафе, заказала там стакан чаю с булочкой и стала ждать. Через долгие тридцать две минуты в кафе зашел Шнайдер. Вид у него был довольный.
– Все нормально, – сказал он. – Никого у Зельца дома нет: курьер позвонил, никто ему не открыл, папку курьер оставил у соседей, надо будет потом сказать Зельцу, чтобы забрал.
– То есть, его не арестовали? – спросила Кэт.
– Навряд ли. Иначе там бы уже была засада. Завтра с утра наведаемся к Кристофу, поговорим.
– О чем поговорим? – не поняла Кэт. Она все еще выглядела встревоженной.
– Поехали, – усмехнулся Шнайдер. – Нам надо еще с Центром связаться.