bannerbannerbanner
полная версияВойна Маллиган

Дария Булатова
Война Маллиган

Полная версия

– Проходите, господин Батиста, господин Крайтон ожидает вас. Следующий!

Стража – детины таких размеров, что пираты на их фоне казались просто безобидной малышней – опустили оружие и расступились.

– Вперед! – скомандовал Батиста, и они снова ступили на мост. Только на этот раз впереди их ждал темный аркообразный вход. Вход в обитель Мясника.

– А, друг мой Батиста! Весьма рад! – от стоящей неподалеку компании мужчин отделился высокий и толстый человек. – Долго же тебе пришлось добираться до дома!

Мужчина приблизился, и Гюрза снова встретилась с Мясником.

Двенадцать лет назад ему было пятьдесят. Значит, сейчас мяснику пошел седьмой десяток. Он стал еще толще, но не дряблее. На нем был длинный халат и накидка. Все из дорогого шелка. Волосы были подстрижены под «ежик». Крючковатый нос, пухлые губы и маленькие бусинки глаз, серого, почти водянистого цвета.

Вместе с ним приблизилась девочка-китаянка, одетая как куколка с уложенными в высокую прическу волосами. Она источала аромат лаванды и чистоты, что было странно, даже дико, в таком месте, как это.

Мясник держал тяжелую руку на плече ребенка

«По-прежнему слеп, – поняла Гюрза. – Слеп, как крот, но это не значит, что он не узнает тебя».

Девочка, как и хозяин, широко улыбалась всем прибывшим.

Батиста отвесил низкий поклон.

– Господин Крайтон, мое вам почтение. И впрямь, путешествие было долгим, но мы, наконец, здесь.

– Надеюсь, без потерь, друг мой?

Пират кивнул, и девочка, подняв голову, сказала тонким и звонким голоском:

– Он говорит «без потерь», папочка.

Мясник довольно кивнул:

– Рад это слышать. Санджи, распорядись, чтобы наших гостей проводили.

Из темноты вышел, нет, выскользнул, худенький юноша. На нем были широкие шаровары и жилет, расшитый золотым узором, а черные волосы, столь роскошные, что им позавидовала бы любая девица, были заплетены в длинную тугую косу, которую он перекинул через плечи на манер шарфа. Юноша приблизился и поклонился, потом указал пиратам и пленникам следовать за ним.

– Ну, вот и отлично, а нам с господином Батистой предстоит обстоятельный разговор. Как насчет вина и сытного обеда? Не волнуйся, твоих людей тоже накормят.

Гюрза услышала, как Батиста хохотнул:

– Не откажусь, с утра в горле ни крошки.

Внутри у нее появился отвратительный холодок. Похоже, она встряла по полной программе. План оставаться незамеченной вот-вот готов был отправиться к черту.

***

Их поместили в небольшую комнату без окон, после чего пираты удалились, захлопнув за собой крепкую дверь.

Повисла неприятная гнетущая тишина, первой которую нарушила девчонка:

– Господи, что же теперь с нами будет? Нет, вы видели их… да неужели это возможно? Они перестреляли тех на пляже, просто взяли и изрешетили пулями, – она содрогалась всем телом, – ну почему… почему я притащилась сюда? Господи, за что?!

Парень молчал, по-прежнему не поднимая головы.

– Господи! Господи Боже мой! – девушка не выдержала и разрыдалась.

Гюрза сидела у стены, положив закованные в наручники руки на согнутые колени, чувствуя макушкой холодный ржавый металл. Внутри нее все тоже ходило ходуном, но она молчала.

Они и впрямь попали по полной программе. И все трое это прекрасно понимали. Хуже было другое. Неизвестность своей дальнейшей судьбы. Гюрза могла практически с уверенностью сказать, что девчонку продадут в рабство. Молодые и симпатичные девушки всегда были в цене. Ее участь в любом случае была незавидной.

Парень… Он вел себя очень тихо на протяжении всего пути. Либо был в шоке, либо знал что-то.

На мгновение он поднял глаза, но заметив на себе взгляд женщины, тут же отвел их. Она, впрочем, успела разглядеть в них дикий страх. Нет. Он попросту боится.

Она покачала головой и медленно закрыла глаза. В ушах дико стучало. Хотелось пить, но это еще ничего. То ли еще будет…

Спустя примерно пару часов снова раздался лязг дверного засова, от которого накатила волна ужасающей дурноты. Хорошо знакомое чувство ужаса.

Гюрза впилась взглядом в дверь.

Та распахнулась со скрипом. На пороге возник незнакомый тип, габариты которого могли напугать кого угодно. Чтобы пройти в помещение, ему пришлось пригнуться. Гигант окинул троих заключенных тяжелым взглядом налитых кровью глаз – девчонка и парень съежились – и остановился на Гюрзе.

Женщина смотрела на него снизу-вверх. Ее зеленые глаза были холодными, как лед, и страха в них не было. По-крайней мере со стороны казалось именно так, хотя на самом деле ей было до одури страшно.

– Смелая, значит, – громила оскалился, явив сидевшим перед ним пленникам два ряда золотых зубов. – Ну что, пожалуй, с тебя и начнем, – резко выбросив руку, он схватил женщину за копну рыжих спутанных волос.

Гюрза вцепилась в его пятерню, зашипела и попыталась вырваться, но это оказалось просто невозможно.

Ее выволокли из помещения, точно кучу барахла, и протащили задницей по ухабистому полу, по длинному и мрачному коридору. Она заметила, как другой охранник закрывает за ними дверь, за которой остаются вусмерть перепуганные девушка и парень. Прощайте, ребятки, вряд ли еще свидимся…

Гюрза извивалась и шипела, но громиле было, что называется, до фонаря. Он втащил ее в огромное полутемное помещение с двумя рядами железных клеток.

Женщина изловчилась и зацепилась обеими руками за прут той, что находилась справа, затормозив конвоира.

– Брыкаться вздумала! – рявкнул он, отпуская ее волосы и хватая за ворот майки, как щенка. Она только сильнее сжала пальцы, зарычав точно дикая кошка.

Их возня и крики переполошили сидевшее в клетках отрепье. Из темноты к прутьям клеток прильнули лица: грязные, обезображенные, перекошенные. В каждой клетке их было, по меньшей мере, пять или шесть. Увидев, кого притащил громила, они засвистели и загигикали. Кто-то начал орать и долбить по прутьям решетки.

Ее схватили за запястья. Две руки, высунувшиеся из темноты.

– Я помогу тебе, – услышала она полный участия голос.

Гюрза на мгновение замерла, продолжая сжимать прут, и уставилась на бледное, высунувшееся из темноты, лицо с провалами вместо глаз. Лицо старика. Внезапно, он распахнул рот, ощерив острые крысиные зубки.

– Только за это я сожру твои пальцы!

Она сама отпустила металлический прут, едва успев вырвать руки из цепких бледных пальцев и отдернуть их от клацнувшей пасти.

Не ожидая такого, громила покачнулся, едва не упав. Кто-то из заключенных заржал.

– Ну, мразь! – он швырнул ее на пол и пару раз пнул сапогом. Зашипев, Гюрза скорчилась.

– Давай, Мэлоки! Так ее, так эту сучку!

Но громила по имени Мэлоки всего лишь поднял ее за шиворот, протащил еще пару метров и, отперев ключом одну из клеток, зашвырнул туда башкой вперед.

Гюрза прокатилась по полу, впечаталась в стену и затихла. Правда успев сгруппироваться и приземлиться на левое плечо. Сквозь боль, она слышала, как лязгнула дверь, как прокрутился ключ в замке. Потом удаляющиеся тяжелые шаги громилы и его зычный рык:

– Заткнуться всем, я сказал! Или хотите, чтобы я вас порезал, сучьи выблядки?!

Гул и улюлюканье постепенно стихли. Мэлоки вышел из помещения, захлопнув за собой массивную дверь.

Только тогда, окутанная темнотой, она позволила себе простонать. Едва слышно.

– Мясо, – раздался тихий шепот из угла камеры, – свежее мясцо…

Гюрза открыла глаза, приподняла голову и уставилась в темноту.

Там едва заметно двигался какой-то комок, скрюченный и съеженный. Она слышала свистящее дыхание и ощущала исходивший от него смрад.

– Мясо – это хорошо, – повторило существо, – потому что Панди проголодался, очень сильно проголодался…

Глава 4. Улыбка Меченого

Неоновая лампочка на потолке в середине помещения еле заметно помигивала и потрескивала под аккомпанемент звуков человеческих мучений, всхлипываний, бормотания и стонов.

Гюрза опустила голову, подобравшись всем телом и напряженно всматриваясь в противоположный угол клетки, где в темноте копошилось существо, готовая в любой момент отразить нападение, или напасть сама.

Глаза постепенно привыкали к темноте, она стала различать очертания человека, сидевшего в углу. К горлу подкатил тошнотворный комок. От него несло гнилью и дерьмом. Более того, она, как ни силилась, не смогла разглядеть его лица. А потом вдруг поняла, что это попросту невозможно. Ни глаз, ни носа у него не было, только прорезь на том месте, где должен располагаться рот.

Какая-то жуткая маска, будто его лицо сорвали с черепа, переживали и впопыхах прилепили обратно.

– Мясцо, – прошипело существо и, отделившись от угла клетки, сделало движение в ее направлении.

Гюрза резко отпрянула назад.

– Ш-ш-ш, – послышалось вдруг в темноте. Словно кто-то приложил палец к губам и приказал замолчать.

Откуда шел звук? Она не смогла понять. Но этого оказалось достаточно, чтобы существо, сидевшее с ней в одной клетке, вздрогнуло и снова вернулось в свой угол. Да так прытко, словно за ним черти погнались.

– Прошу не надо… не надо! – взвыло существо. – Не надо делать Панди больно… умоляю.

Гюрза перевела взгляд направо, устремив его в темноту соседней клетки. Она совершенно определенно чувствовала чье – то присутствие. Там, у дальней стены. И этот кто-то сейчас смотрел на нее, внимательно изучая взглядом. Этот тяжелый, пронизывающий взгляд она чувствовала буквально кожей.

Внезапный крик заставил ее вздрогнуть и обернуться.

Двое надсмотрщиков выволокли из клетки одного из заключенных. Тот брыкался и орал. Она увидела его при свете лампы. Бледное, обтянутое кожей, совершенно голое существо. Живая мумия.

– Прощай, Мэнни! – заорали ему вслед, – Мы будем молиться, чтобы ты умер быстро!

Заключенные снова загомонили, кто-то выругался, но длилось это недолго, через пару минут шум утих.

 

Тяжело дыша, Гюрза прижалась к решетке. Продолжая плакать, ее сокамерник повторял точно заклинание:

– Прошу, не трогай… не трогай Панди… прошу…

Да что же его так напугало?

***

Воздух был спертым настолько, что дышать невозможно. Она услышала усилившийся запах дерьма. Кажется, ее сокамерник навалил кучу.

Гюрза со свистом вытолкнула воздух из легких и отвернулась, провела рукой по лицу, стирая липкий пот.

С трудом втягивая мерзкий воздух через рот, она постаралась заставить себя забыть об этом месте, о клетке, о вони, о рыданиях и всхлипах, обо всем, что окружало ее теперь. Ей нужно выбраться отсюда. Неважно как. Нужно бежать. При этом она с такой силой стиснула прут решетки, что холодный металл врезался в ладонь.

Наручники по-прежнему были на ней. Жутко хотелось в туалет, но она просто не могла позволить себе помочиться под себя. От одной только мысли об этом, ее выворачивало наизнанку.

Помещение, где их содержали, было огромным. С широким проходом по центру и двумя рядами клеток, наставленных впритык друг к другу вдоль стен. Средние по величине, но при этом не настолько высокие, чтобы в них можно было встать в полный рост, зато набить людьми вполне возможно. Человек по пять, по шесть.

Гюрза поняла, что в остальных клетках заключенных размещали именно так. Странно, что у нее был только один сосед. Впрочем, ситуация может поменяться в любой момент. В клетке справа от нее сейчас сидели трое, в той, что слева, полностью погруженной в темноту, казалось, вообще никого. Гюрза на всякий случай держалась ближе к середине своей клетки, которой тусклый свет потолочной лампы еще худо-бедно достигал.

Как уже упоминалось, клетки здесь громоздились впритык друг к другу, так, что твой сосед мог легко до тебя дотянуться, стоило только просунуть руку меж прутьев. Причем, зачастую это делалось не из благих намерений. Женщина уже несколько раз стала свидетелем грызни заключенных соседних клеток.

В конце длинного коридора послышался лязг засовов. Заскрипела дверь, затем раздался звук приближающихся шагов.

Мрачное помещение тут же ожило, пришло в движение, громкий звук падающего на камень металла разбудил даже крепко спящих.

– Жрать, грязные твари! Всем живо жрать! – прорычал голос.

Громила Мэлоки? Нет, похоже, кто-то другой.

Через какое-то время Гюрза заметила остановившегося напротив ее клетки мужчину. Его силуэт перекрыл свет от лампы. На ее лицо посветили фонарем, мгновенно ослепив.

Гюрза зажмурилась и отвернулась.

– Это она, что ли? Новенькая?

– Да, утром доставили. Батиста и его ребята.

– Ну и нахер сюда?

– Не знаю. Этот лысый черт похоже договорился с Мясником.

Надзиратель присел на корточки, позвякивая ключами. Меж прутьев просунулась рука и, схватив ее за подбородок, грубо повернула ее голову вправо. Фонарь по – прежнему светил в лицо.

– Уродливая да и не сильно молодая, к тому же, иначе бы отправилась в бордель, ну да ладно, сойдет… воняет правда, как из сортира, но тут все такие. Как тебя звать, рыжая?

Гюрза вырвалась из рук надзирателя и отодвинулась подальше от двери.

– Сучка зеленоглазая, норовистая ты, как я погляжу, – второй надзиратель швырнул ей под ноги тарелку с какой-то жидкой похлебкой, половина которой тут же расплескалась по полу. – Сегодня ночью, если у меня будет настроение, мы с тобой потолкуем, только в более приватной обстановке.

– Чо-чо? – влез второй, – в какой-какой обстановке?

– Заткнись и раздавай жратву!

Он поднялся и, пихнув напарника, велел ему пошевеливаться. Они двинулись дальше, но не к следующей камере, а через одну от нее. О сокамернике Гюрзы тоже никто не подумал. Она снова услышала отвратительное свистящее дыхание и, сморщившись, пнула тарелку в темный угол. Послышалось шуршание, а затем и чавканье.

– Какая забота… – из темноты внезапно раздался насмешливый голос.

Гюрза подняла голову. Без сомнения, голос шел из той самой клетки. Низкий. Грудной, чуть хрипловатый. Мужской.

Она со свистом втянула воздух через сомкнутые зубы. Неужели здесь еще кто-то умел говорить по-человечески. В любом случае, кто бы он ни был, разговаривать с ним она не собиралась.

Через какое-то время Гюрза вновь услышала приближающиеся шаги надзирателей, возвращавшихся обратно.

– Твоя очередь!

– Да какого черта я должен это делать?

– Потому что сегодня твой черед кормить бешеную тварь!

– Что у вас тут? – к двум голосам присоединился третий, зычный. Мэлоки пожаловал. Оповестил о себе тяжелой поступью. – Пожрать всем раздали?

– Да, кроме «восьмой».

– И чего ждем?

– Ну, – замялся один из надзирателей, – сам понимаешь.

– Ты чего выставился! – Мэлоки двинул кулаком по прутьям решетки, заставив отскочить глазевшего на него заключенного.

Гюрза поняла, что все трое направляются к «восьмой» клетке, той самой, что находилась возле нее.

Надзиратели остановились в метре от решетки.

Мэлоки рыкнул:

– Ему велено давать жрать! Так что не отлынивайте мне тут. Бери тарелку, клади похлебку и швыряй вон туда, – он ткнул толстым пальцем в темноту, начинавшуюся практически сразу за порогом решетки. – Живее, давай.

По надзирателю, совсем еще молодому парню, было видно, что ему охренеть как не хочется этого делать, но в спину ему свирепо дышал Мэлоки, которого, по всей видимости, он боялся не меньше заключенного, сидевшего в этой клетке.

Второй надзиратель стоял в стороне и молчал. Даже унизительных и скабрезных шуточек не отпускал.

Парень наполнил тарелку похлебкой, уже изрядно остывшей, и, осторожно приблизившись к клетке, бросил ее туда, тут же резко отдернув руку, как будто боялся обжечься.

– Ну, вот видишь, – усмехнулся громила, – ничего страшного. В следующий раз сделаешь все сам, без…

Неожиданно лицо Мэлоки изменилось. В темноте за решеткой почудилось какое-то движение. Поскольку парень отвернулся от клетки и видеть этого не мог, он не успел среагировать, хотел что-то сказать, но заметил взгляд Мэлоки. Гюрза тоже уловила. Что-то мелькнуло. Очень быстро. Не оборачиваясь, парень инстинктивно дернулся прочь от прутьев, но не успел. Возникшая из темноты ручища схватила его за горло и, резко потянув назад, впечатала в прутья клетки. Кованые пальцы впились в его глотку, сжали так, как тиски сжимают тушку животного, и начали душить.

– А ну пусти, мразь! – рявкнул Мэлоки.

Но рука продолжала прижимать парня к решетке, и Гюрза заметила проступившие из темноты очертания губ и четкого, резко очерченного профиля. Губы приблизились к уху парня и прошептали:

– Ты расплескал его, мелкий говнюк… ты расплескал мой ужин…

Заключенные начали гудеть в предвкушении веселья.

– Я сказал, отпусти! – Мэлоки выхватил пистолет, но не выстрелил, а со всей дури врезал по решетке прикладом. Пальцы не разжались. Тогда громила наставил ствол на заключенного, вернее на темноту, за которой тот скрывался. – Отпусти, или, клянусь, вышибу тебе мозги, Меченый!

Парень стал заваливаться, глаза его закатились, было ясно, еще немного, и он задохнется.

Неожиданно пальцы разжались, оставляя на шее надзирателя пять явных отметин. Тот рухнул на пол, как подкошенный. Отпустившая его рука скользнула обратно и исчезла в темноте.

Второй надзиратель чертыхнулся, спрятал оружие за пояс и за ноги оттащил бездыханного парня от клетки. Все это под ржание и улюлюканье заключенных. Взвалил его себе на плечи и, бормоча ругательства, потащил к выходу.

Мэлоки проследил за ними взглядом, потом шагнул к клетке, высоко подняв фонарь. Яркий свет выхватил из темноты фигуру сидящего человека и Гюрза, наконец, смогла увидеть его.

Это был молодой мужчина, широкоплечий и крепкий. Он опустился на пол у дальней стены клетки, скрестив ноги по-турецки и расслабленно положив руки на колени.

Гюрза подняла глаза выше. Фонарь выхватывал из темноты хищные, резкие и даже грубоватые черты. Нос с горбинкой, плотно сжатые губы, обрамленные ровной светлой бородкой и усами. Его череп был наголо выбрит, придавая его владельцу довольно дерзкий вид. По левой стороне головы, от самой брови, тянулся глубокий шрам. Уже старый и загрубевший – такой мог оставить зверь или человек, если бы орудовал тесаком. Глаза заключенного были закрыты.

– Ты что, ублюдок, еще не понял, в каком ты дерьме? – прошипел Мэлоки. – Ты уже никто и неприкосновенностью не обладаешь!

Гюрза заметила, как губы мужчины растягиваются в улыбке, полубезумной, жуткой. Если бы она была более впечатлительной, эта улыбка вызвала бы у нее дрожь.

– Ты только обещаешь, дружок, Мэлоки, боюсь, эти угрозы так и останутся угрозами, – ответил заключенный и открыл глаза.

Гюрза даже не удивилась – глаза оказались подстать улыбке, холодные и жестокие. Такие могли принадлежать только свирепому хищнику и убийце.

Несколько мгновений промедления, и Мэлоки убрал фонарь, снова позволяя темноте окутать заключенного. Насмешливо фыркнул.

– Лучше не зли меня, мразь! Еще одна выходка, и я вспорю тебе брюхо, а потом подвешу тебя на крюк, насадив на твою же собственную глотку. Это касается всех, слышите, ублюдки!? – рявкнул Мэлоки.

Заключенные притихли.

– Мэлоки зол, – до Гюрзы донесся шепот сокамерника, – а это очень-очень плохо…

Тяжелые шаги тем временем удалялись. С грохотом захлопнулась железная дверь.

Гюрза прижалась спиной к стене, держась подальше от соседней камеры. В воздухе сгущалась давящая, гнетущая тишина. И висела она до тех пор, пока женщина не услышала свист из темноты.

Какая-то мелодия, которая показалась ей знакомой, но вспомнить название она не могла.

Гюрза закрыла глаза и попыталась дышать ровно. Постепенно сердце стало биться медленнее. Спутанный клубок мыслей начал понемногу разматываться. Клетка и Мясник, безумцы и надзиратели – это ничто. Это не могло остановить ее. Не смогло тогда, не сможет и теперь. Однажды, двенадцать лет назад она уже выбралась из этого дерьма, выберется и сейчас. Ей не впервой начинать все сначала. Разница заключалась только лишь в целях. Двенадцать лет назад она вырвалась из этого ада, чтобы начать новую жизнь в лучшем, как ей казалось, месте. Ей удалось, пусть и ненадолго. Теперь ей предстояло снова проделать весь этот путь, и на сей раз ее вели месть и ненависть. Чувства столь же сильные, сколь и любовь. Вернее, это и была любовь – любовь, трансформировавшаяся в ненависть. Гюрза невольно стиснула кулаки, впившись ногтями в кожу. Хорошо, что это ненависть. В таком деле, ненависть самый лучший союзник.

Глава 5: Лица и Маски

– Тай Хэм, – прочитала девочка, рассматривая фотографию в удостоверении личности, потом подняла на нее глазки и долго вглядывалась в лицо, – похожа, папочка, но какая-то… странная.

Гюрза подвигала руками, чувствуя как металлические браслеты наручников, которыми она была пристегнута к ручкам стула, неприятно холодят кожу на запястьях.

«Только сохраняй хладнокровие, очень прошу тебя!»

Она перевела взгляд с лица Мясника на лицо девочки. Мелкая поганка! Глаза не отводит, похоже, совсем не боится. В отличие от Гюрзы, которая сейчас, несмотря на бесстрастное лицо, испытывала непередаваемую гамму чувств. Если попытаться описать: нечто схожее испытываешь, столкнувшись лицом к лицу с медведем, с которым прежде уже встречался, и воспоминания о той встрече остались крайне неприятными. Теперь этот «медведь» сильно постарел и ослеп, но от этого был не менее опасным. С утратой зрения, обостряются прочие чувства, поэтому в голове у Гюрзы особенно назойливо вертелся один вопрос: как много времени Мяснику Крайтону понадобиться, чтобы признать в Гюрзе свою старую и недобрую знакомую.

– Папочка, а чем это тут так пахнет? – девочка сморщила носик и задрала голову, смотря снизу-вверх на сидевшего в кресле Мясника.

«Мною, мать твою!» – мысленно выругалась Гюрза.

Ее расположили напротив хозяина, пространство между ними занимал широкий стол, на котором рядочком были разложены хорошо знакомые ей вещи: вещевой мешок и все то, что ей удалось собрать на месте крушения. В том числе и документы на имя Тай Хэм. И это очень хорошо – Мясник был одним из последних, кому она добровольно раскрыла бы свою личность.

– Что-то не так, Янг? – спросил Мясник. До этого момента он молчал.

Девочка пожала плечами, повторив:

– Похожа, но все равно другая…

Ну, это, вполне объяснимо. Если просидеть пару недель на острове без нормальных условий для существования, а потом еще неделю в вонючей клетке, будешь тут похожа… да тебя Мать родная не узнает!

Какая-то мысль зазудела в мозгу. Мать… мать…

Смотря на девочку, Гюрза внезапно улыбнулась. Точнее, попыталась. Трудно это было. Заставить себя. Черт подери, если у нее сейчас выйдет не улыбка, а оскал, то девчонка попросту испугается, и все полетит к хренам собачим… все, это жизнь Гюрзы, разумеется.

 

Девочка хлопнула глазенками, удивленно и как-то недоверчиво, что ли. И впрямь, какая-то угрюмая и грязная тетка улыбалась ей. С чего бы?

– Что такое, Янг? – напрягся Мясник, потому что молчание стало затягиваться.

Телохранители – два плечистых парня, выше Гюрзы на две головы и шире раза в три – положили руки на оружие.

«Блять, старайся лучше!» – завопил голос в голове.

Девочка смотрела на нее внимательно и серьезно. Странно, но от этого взгляда делалось не по себе. Гюрза никогда бы не подумала, что ее жизнь будет зависеть от слов ребенка.

«Ну, прошу! Постарайся же!»

Она попыталась представить другое лицо. Лицо из прошлого. Родное и теперь уже недосягаемое. Лицо, для которого она улыбалась, для которого жила. Оно проступило словно бы из какого-то тумана, и Гюрза увидела до боли родную улыбку. Ответная улыбка на ее губах вышла искренней. Теплой и безмерно грустной. Лицо тут же начало таять, его черты изменялись, но улыбка осталась – улыбка маленькой девочки, стоявшей перед ней. Точно очнувшись от наваждения, Гюрза поняла, что Янг улыбается ей в ответ. Улыбается так, как улыбаются дети, искренне и радостно. Она ощутила в сердце невыносимую тяжесть.

– Янг, – голос Мясника словно вывел их обеих из ступора.

– Все хорошо, папочка, это она.

– Уверена?

– Да, папочка, – девочка привстала на носочки и чмокнула Мясника в щеку. – Можно мне теперь пойти к Санджи?

Он потрепал ее по голове и кивнул.

– Хо-хо! – как заправский пират закричала Янг и выбежала из помещения с такой скоростью, как будто ее ветром сдуло. Вскоре топот ее ножек затих в отдалении.

Мясник Крайтон и Гюрза остались наедине друг с другом, если не брать в расчет телохранителей, конечно.

Хозяин оперся локтем о ручку резного кресла, которое занимал, и задумчиво потер пальцами подбородок. Взгляд его белесых глаз был направлен в пустоту.

В этом вместилище хаоса и порока, нищеты и грязи, он поистине являл собой образец богатства и благополучия. Гюрзе даже не хотелось думать о том, по скольким еще трупам он прошел, прокладывая себе дорогу к вершинам этой власти – двенадцать лет назад он только входил в силу.

Пытаясь вытряхнуть мрачные мысли из головы, Гюрза терпеливо ожидала, когда ему, наконец, надоест играть в молчанку. А что еще оставалось делать? Бежать отсюда совершенно не представлялось возможным, да и прикованной к стулу далеко не убежишь, раскрывать себя она даже и не думала, но, еще будучи в клетке, размышляла о том, как поступит, когда правда всплывет наружу. Перспективы были, мягко скажем, неприятными в любом случае.

Наконец, видимо, обдумав все, Мясник произнес:

– Нужно сильно постараться, чтобы понравиться Янг. Не знаю как, но тебе это удалось.

Гюрза непроизвольно сжала челюсти. Напряжение возросло, в ее теле, во взгляде: «игра» начиналась.

– Что ж, – продолжал хозяин тем временем, – теперь послушаю я, а ты рассказывай. Но предупреждаю: не вздумай мне врать. Я тонко чувствую ложь, – он указал на свои белесые глаза, – небольшой бонус.

«Вот сейчас и проверим, насколько тонко», – подумала Гюрза, а вслух спросила:

– Что вы хотите знать?

Она старалась говорить как можно спокойнее. Несмотря на оставленную о себе память (в этом Гюрза практически не сомневалась) она не думала, что Мясник помнит ее по голосу. Ложная хрипотца очень кстати произвела с ее голосом некоторые трансформации. Хотя, ей все-равно показалось, что Мясник как-то подозрительно прислушался. Женщина бросила быстрый взгляд на телохранителей – те с каменными лицами наблюдали за хозяином и его пленницей. Нужно следить не только за голосом, но и за лицом. В логове Мясника выражение «у стен есть ужи» приобретало поистине масштабный характер.

– Для начала, как ты очутилась на острове и как смогла убить человека Батисты? – задал Мясник первый из череды своих вопросов.

«Меня предали собственные люди и мой патрон. По его приказу убили всех моих близких, а меня, избитую и измученную, силой поместили на судно, отходящее от порта в Лиссабоне, надзирателем поставили тупоголового и мерзкого садиста по кличке Бык. По пути сюда корабль потерпел крушение по причине отказа навигационной системы или еще какой-то херни и столкнулся с яхтой во время шторма, в результате чего на обоих суднах погибли все члены экипажа и пассажиры. Ну, почти все… выжил один парень и Бык, но я быстренько это исправила, размозжив голову последнего большим камнем. Мальчишку тоже пришлось прикончить. Он и без того умирал от раны, к тому же был свидетелем того, как я присвоила документы его мертвой подруги, к слову, очень похожей на меня. Зачем я это сделала? Только лишь для того, чтобы никто не узнал, что на островах объявилась довольно неприятная для многих личность, за голову которой здесь до сих пор сулят очень крупную сумму. Кстати, именно поэтому меня сюда и везли. Во Внешний мир. Кто-то из местных шишек связался с патроном и заплатил ему за мою голову. Кто-то, кто ненавидит меня настолько, что не пожалел ни времени, ни средств, чтобы вернуть «домой». Список недоброжелателей был длинным, и вы, господин Крайтон, определенно, в нем числитесь», – все это быстрее ветра пронеслось в ее голове, а вслух Гюрза сказала:

– Я путешествовала на яхте с друзьями. Мы попали в шторм. Потерпели крушение у берегов того острова. Спастись удалось только мне и моему приятелю Винсенту, – сочинять приходилось на ходу. Припомнила парня с жуткой раной на груди. А что? Он вполне мог бы быть Винсентом, – позже он умер от ран. Я похоронила тела и осталась в одиночестве на этом чертовом острове. Эти вещи… это все, что мне удалось собрать…

Она замолчала, с шумом втянув воздух, перевела дыхание. Безумно хотелось пить.

– На яхте? В водах Внешнего мира?

Вопрос вполне резонный, и Гюрза была к нему готова:

– Надоела рутина Внутреннего мира. Винсент знал нужных людей… в общем, тур нам организовали, естественно, за бабки и незаконно, правда…

– Дальше… – прервал Мясник.

– Дальше?

– После того, как ты осталась на острове. Рассказывай.

– Спустя пару недель сущего ада я случайно заметила людей на побережье.

– Батисту?

– Нет, Батиста и его люди появились позже. Остальное вам известно.

– Известно, кроме одного, как тебе удалось справиться с его человеком? Малыша я видел, это был недюжий парень.

– Я с юношества занимаюсь спортом, ну и, видимо, везение. До сих пор не пойму. Мне просто каким-то чудом удалось выхватить нож и… – она сглотнула вязкую кисловатую слюну, – …всадить его в шею. Думаю, он и сам не ожидал.

– Да, ты и впрямь невероятно везучая…

Гюрза поглядела на Мясника исподлобья. И не верит ей, как пить дать. Она сказала:

– Мой отец тоже так говорит.

– И кто же твой отец?

Ну вот, наконец, подобрались к сути дела.

– Человек, который заплатит любые деньги за то, чтобы вернуть свою дочь домой.

Мясник усмехнулся. Врать ему было также опасно, как и ходить босиком по рву со змеями. Можно только догадываться, сколько людей сидели перед ним вот так, на этом самом стуле, и врали, говорили что угодно, лишь бы сохранить свою жизнь. Она не сомневалась, за долгие годы своей деятельности, Мясник Крайтон прекрасно научился распознавать ложь. А еще скрывать свои мысли и чувства, быть тираном, порой, не желая того, и улыбаться, когда хочется выть.

Как и все, он носил свои маски.

Маска, которую она видела сейчас, была маской заинтересованного, но не впечатленного человека.

– Что ж, – Мясник откинулся на спинку роскошного кресла, – посмотрим, что из всего этого правда. Мне лично кажется, что ты любишь приврать, девочка…

От последнего слова ее перекосило.

– С другой стороны, – продолжил он, – никто из нас не бывает на сто процентов искренним. Абсолютно… пока ты отправляешься в свою клетку и молишься, чтобы я смог связаться с твоим отцом, и он подтвердил бы твои слова.

Она рискнула обнаглеть. Она сама собиралась связаться с «папочкой», который, естественно, таковым не являлся, если повезет, он вообще мог оказаться на одном из островов, но об этом, конечно, можно было только мечтать, да и не обрадуется он ей:

– Разве не лучше будет, если отец услышит мой голос? – при этих словах на физиономии Мясника начало проступать неудовольствие, Гюрза поспешно добавила. – Естественно, говорить буду под вашим чутким руководством.

Мясник ухмыльнулся:

Рейтинг@Mail.ru