– Спасибо, но нам бы не хотелось задерживать вас, – поблагодарила я.
– Никоим образом. Я рад, что вы пришли, но, признаться, и немного удивлен, – ответил врач.
– Чем же?
– Не знал, что у Томаса были знакомые.
– Неужели его никто не навещал? – поинтересовалась я.
– Нет, почему же. Его навещал Роберт Линд – его брат, но и это случалось довольно редко.
– Я знаю Роберта и меня удивило, что он никогда не говорил о Томасе.
– Думаю, тут нет ничего странного. Я не раз общался с мистером Линдом и заметил, что он винил Томаса в смерти родителей, хотя думаю, это было неосознанное чувство собственной вины.
– О чем вы? – удивилась я.
– Прежде чем что либо говорить, позвольте узнать, зачем вам это знать?
Я замялась, не зная, что ответить и посмотрела на Рейчел. Женщина спокойно кивнула мне головой.
– Я подруга Роберта Линда, которую пытался убить Майкл Фокс. Томас спас меня и своего брата, а сам погиб в том пожаре, о котором писали в газетах.
– Я так и подумал, но у меня не хватило времени, чтобы проверить ваше имя, – ответил Шейн, – что ж, в такое случае, думаю, вы имеете право знать всю правду.
Доктор Шейн откашлялся и заговорил:
– Роберт не мог простить себе, что поссорился с братом в ночь, когда Томас совершил поджег, и вместо того, чтобы успокоить его, ушел из дома. Ему приходилось несладко, ведь все заботы о больном брате свалились на его плечи, поскольку родители не воспринимали Томаса, как родного сына, и всегда хотели отдать его в больницу. У Томаса случались вспышки агрессии, с которым Роберт справлялся довольно легко: Томас слушался брата, и стоило последнему просто сесть рядом и обнять его, как Томас успокаивался. В ту ночь Роберта не оказалось рядом и, видимо, Томас вышел из под контроля, а родители не смогли его утихомирить. Стоило им лечь спать, как Томас вышел из дома, облил его бензином и поджег. Вряд ли он понимал, что делал. Скорее всего, обида на брата и родителей, с которыми он тоже мог поругаться, затмила все.
Я делаю такой вывод, поскольку за эти годы узнал Томаса довольно хорошо. Он часто плакал и упрекал себя в содеянном, особенно в первые годы. Да что там говорить, у него случались такие истерики чуть ли не каждый день. В конце концов, он замкнулся в себе и только и делал, что смотрел на всех, как затравленный зверь, а вспышки агрессии сменялись приступами паники.
– А Роберт не мог ему помочь? – спросила я.
– Роберт фактически не навещал брата, что, вероятно и послужило еще одной причиной, сделавшей Томаса таким замкнутым. Как я уже говорил, Роберт винил и себя и его в случившемся, и, наверное, не хотел бередить так и не зажившую рану в своей душе, поэтому избегал встреч с братом. В самом начале он приезжал к Томасу несколько раз в месяц, а потом визиты стали ежемесячными. В последние года два он навещал его и того реже, наверное, раз в три месяца.
– Странно, – ответила я, – это так не похоже на Роберта.
– Не стоит осуждать его, – ответил доктор Шейн, – каждый реагирует на горе по-разному.
– Я понимаю, – сказала я и замолчала, обдумывая все то, что сказал мне доктор.
– Расскажите о последних месяцах Томаса и его побеге, – попросила Рейчел, заметив, что я ушла в себя.
– Здесь начинается самое интересное, – сказал доктор Шейн, – около двух-трех месяцев назад Томас вдруг изменился. Перестал быть таким пуганным и иногда даже становился через чур словоохотливым. Я спрашивал его, что случилось, на что он только улыбался. Томас любил рисовать и, разглядывая его рисунки, я заметил, что чуть ли ни на каждом из них изображена женщина. «Кто это?», – спросил я Томаса, на что он отвечал «Няня». Мне показалось это странным, и вначале я решил, что это одна из наших санитарок, возможно, понравившихся Томасу, но позже увидел, как он беседовал с кем-то, глядя на стенку или просто перед собой, как если бы перед ним стоял кто-то.
От этих слов у меня побежали мурашки по коже, и я поежилась. То, что говорил доктор Шейн подтверждало все мои догадки.
– В конце концов, я все-таки узнал у Томаса, что к нему «приходит» его бывшая няня, которая иногда сидела с ним у него дома.
«Няня? Так Клэр была его няней?! – подумала я, – это объясняет их связь».
– Так вот, эта няня, якобы навещавшая его, сообщила Томасу, что Роберт в опасности. Последние недели две перед побегом он сделался просто неуправляемым и очень настойчивым. Я позвонил Роберту и рассказал о случившемся. К моему удивлению Роберт примчался в больницу буквально мигом, и мне даже показалось, что он воспринял рассказ Томаса о няне в серьез. Выглядел Роберт очень обеспокоенным и попросил меня хорошенько присматривать за братом. Увы, каким-то образом Томасу все же удалось сбежать. Сестра, дежурившая в ту ночь, сказала, что ничего не слышала. Однако дверь в его палату оказалась открытой, хотя всегда запиралась на ключ, а сам Томас словно испарился. Не знаю, как ему это удалось. Это остается загадкой для всего персонала. И уж тем более я не могу понять, как он оказался в том месте, разве что, кто-то сообщил ему.
– Или вел его, – задумчиво сказала Рейчел.
– О чем вы? – непонимающе спросил доктор Шейн.
– Да так… У вас остались рисунки Томаса? Я бы хотела взглянуть на них. Я подруга и психолог Кэтрин, и помогаю ей справиться со стрессом.
– Я сейчас вернусь, – ответил доктор и удалился в комнату, смежную с его кабинетом.
– Что ты думаешь обо всем этом? – спросила я Рейчел, когда мы остались наедине.
– Пока не знаю, – ответила она.
Доктор Шейн вернулся с толстой папкой под мышкой и протянул ее Рейчел. Я подвинулась к женщине поближе и с замирание сердца смотрела, как она открывает папку и выкладывает рисунки на стол.
Большая часть из них не показалась мне странной, но я оценила талант Томаса. Он рисовал карандашом, и его техника говорила о внутреннем видении вещей. На бумаге он изображал людей, по всей видимости, врачей и пациентов, сцены из повседневной жизни больницы, а также разрозненные предметы: стулья, столы, деревья. Словом, Томас рисовал, то, что видел вокруг себя. Рейчел отложила несколько не слишком удачных рисунков, местами перечеркнутых и запачканных чернилами.
– Это семья Томаса? – спросила она доктора Шейна.
– Полагаю, что да.
Я взяла рисунки и внимательно рассмотрела их. На одном мужчина и женщина стояли, обнимая друг друга за плечи, а на другом рисунке Томас изобразил мужчину, отдаленно похожего на Роберта.
– Думаю, это Роберт. Он не слишком тут получился, – сказала я, возвращая рисунок на стол.
Рейчел кивнула и продолжила изучение папки. Последние рисунки заставили ее нахмуриться, и она протянула их мне. Взяв в руки первый альбомный лист, я чуть не выронила его: с бумаги на меня смотрела Клэр! Сходство было просто фотографическим! Девушка выглядела точно так же, как в моих снах и видениях: тот же взгляд, та же прическа, рабочая форма «Кафе у Сэнди». Только вот Томас изобразил ее не в кафе, а в больнице. На одном рисунке Клэр стояла возле окна в палате Томаса, на другом сидела на скамейке возле здания больницы, на следующем ее лицо как будто выплывало из стены коридора.
– Это та няня, которую видел Томас, – пояснил доктор Шейн.
– Я догадалась, – только и оставалось ответить мне.
Рисунки отличались четкостью, но не были тревожными, поэтому я спросила, являлись ли они самыми последними рисунками Томаса.
– И да, и нет, – немного сконфуженно ответил Шейн, – около месяца назад Томас перестал рисовать в альбоме, и перешел на другие, так сказать, «холсты».
– О чем вы? – спросила я.
– Пойдемте со мной.
Доктор Шейн встал и попросил следовать за ним. Переглянувшись и пожав плечами, мы с Рейчел поспешили за доктором. Он повел нас обратно в крыло для пациентов и остановился перед одной из дверей.
– Это бывшая палата Томаса. Мы собираемся сделать здесь ремонт, но пока ничего не трогали. Взгляните!
После этих слов Шейн открыл перед нами дверь. Я несмело зашла внутрь и тут же схватила Рейчел за руку: комната напоминала мрачную галерею, все стены которой оказались исписаны карандашом и ручкой.
– О Боже, – сказала я, и огляделась вокруг.
Рисунки покрывали все стены и кое-где даже залезали на потолок, но больше всего поражало то, что изобразил Томас. На стенах были запечатлены охотничий домик Майкла, ангар, откуда я недавно сбежала, костер, а также же лица людей: перекошенное от злости лицо Иксведа с черными глазами, грустная Клэр, Майкл, держащийся за живот, Роберт, лежащий на траве и я, испуганная и изнуренная.
Томасу удалось каким-то образом заглянуть в будущее и увидеть то, что случится. Мне стало не по себе, и я сильнее сжала руку Рейчел.
– Эта девушка – вы? – то ли спросил, то ли констатировал факт доктор Шейн, указывая на мое лицо, нарисованное на стене, возле окна.
– Наверное. Только он ведь меня никогда не видел раньше, – сказала я.
– Может быть, Роберт показывал ему ваше фото? – предположил доктор.
Я покачала головой. Такого не могло произойти и потом, верить в какое-либо рациональное объяснение этих рисунков, казалось мне самообманом. Я вдруг отчаянно захотела покинуть больницу и шепнула об этом Рейчел.
– Доктор Шейн, думаю, нам пора, – сказала она, когда мы вышли из палаты Роберта, – спасибо за то, что уделили нам внимание. Вы очень помогли!
– Всегда рад! Только не знаю, как именно я помог вам.
Рейчел не ответила на этот вопрос.
– Нам нужно спешить. Если нам придется что-то еще уточнить, мы ведь сможем к вам обратиться? – спросила она.
– Разумеется, – ответил Шейн, – я провожу вас.
Доктор проследовал с нами до самых дверей больницы, где мы попрощались. К тому моменту мне уже просто нестерпимо хотелось вырваться из тяжелых стен лечебницы и ощутить дуновения ветра на лице.
– Все в порядке? – озабоченно спросила меня Рейчел, подходя к машине.
– Да, просто стало нехорошо, – ответила я, – прежде мне не доводилось бывать в таких заведениях. К тому же эти рисунки…
– А что ты сама думаешь о них? – спросила Рейчел, заводя мотор.
– Не знаю, что и сказать. Не могу понять, откуда он все это знал.
– Ты права. Я заметила одну деталь, – сказала Рейчел.
– Какую?
– Почти все его рисунки – это отражение реальности, ее каждодневной жизни. Думаю, он предпочитал рисовать с натуры. Заметила, каким похожим получился доктор Шейн, да и сама обстановка больницы?
– Да.
– А ты обратила внимание, что родители и Роберт получились весьма гротескными и несуразными. Томас пытался рисовать их по памяти и у него это плохо получалось.
– Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать, – начала я, – ты думаешь, что Томас на самом деле видел Клэр в больнице, и поэтому так хорошо нарисовал ее?
– Верно. Я уверена в этом, не смотря на свой скептицизм.
– А как быть с его палатой?
– Вот этого я объяснить не могу, – ответила Рейчел, – возможно, он получил какой-то дар, вроде ясновидения и изображал то, что должно было случиться.
– Звучит весьма фантастично, – сказала я, – но другого объяснения просто нет.
Какое-то время мы молчали, но потом, я решила, что должна все же узнать, чем нам может помочь этот визит в больницу. Пока что он вызывал еще больше вопросов.
– Я сама еще толком не знаю, – ответила Рейчел, – но мне почему-то кажется, что мы на верном пути. Возможно, нужно время, чтобы я сопоставить услышанное и увиденное.
– Думаешь это может помочь Роберту?
– Не уверена в этом, – вздохнула Рейчел.
***
Разгадка рисунков Томаса так и не пришла ко мне ни тем вечером, ни в последующие несколько дней. Не было новостей и из больницы, где лежал Роберт. Я также еще раз позвонила Барну, но ничего нового не выяснила. Прочитав множество статей о паранормальных явлениях, я даже позвонила одному местному экстрасенсу, но услышав неприятный низкий голос женщины, взявшей трубку и пообещавшей мне помочь увидеть будущее, поспешила попрощаться и закончить разговор.
Тоска не отпускала меня, и чтобы развеяться в один из дней я решила зайти к себе на работу в детский садик. Мишель и другие воспитательницы весьма удивились, увидев меня в дверях.
– Ничего, что я зашла? – спросила я, – очень соскучилась по детям.
– Все хорошо, проходи. Хочешь, повидать своих?
Я кивнула, и Мишель провела меня в класс, где когда-то я впервые познакомилась с Майклом.
– Мы ведь сможем поболтать через минут десять? Я как раз буду на ленче, – сказала Мишель.
Ей не терпелось услышать историю о случившемся. Я видела это по ее горящем глазам, и не могла ни в чем винить. Не смотря на излишнее любопытство, мне нравилась Мишель. Она была добрым и отзывчивым человеком, и я решила, что расскажу ей хотя бы часть того, что произошло.
Я зашла в класс и дети тут же радостно заверещали, увидев меня. Они бросились ко мне и начали ласкаться, словно котята: каждый норовил обнять меня и получить поцелуй. Когда я успокоила их тем, что со мной все хорошо и вскоре мы снова будем вместе, я заметила Шона, сидевшего в углу, вдалеке ото всех. Он ни выказывал никакого восторга от моего появления и выглядел очень замкнутым и подваленным.
Я попросила детей нарисовать мне что-нибудь приятное, чтобы я могла забрать рисунки с собой и повесить на стену своей спальни. Малыши тут же бросились к своим партам и принялись малевать красками на альбомных листах. Я же подошла к Шону и, присев перед ним на колени, поздоровалась.
Шон не ответил и даже отвернул от меня голову. Я не хотела сдаваться и попробовала наладить контакт, спросив, что у него нового и какие мультики он недавно смотрел. Мальчик долго не отвечал, а потом повернул ко мне свое маленькое пухлое личико и сквозь слезы сказал:
– Мама говорит, что вы плохая. Вы убили папу! – после этих слов, Шон разрыдался, и весь класс повернулся к нему.
Сказав, что выведу его в коридор, я подхватила Шона на руки и поспешила выйти из класса. Дойдя до ближайшего дивана, я усадила ребенка к себе на колени и протянула ему носовой платок.
– Не надо плакать, Шон, – попросила я.
Оставшись наедине со мной, малыш немного успокоился и посмотрел на меня с обидой и тоской в глазах.
– Я знаю, что с твоим папой случилось несчастье, но, поверь, я этого не хотела. Мне был дорог твой папа, и я бы никогда не причинила ему вреда.
Шон колебался и не знал, как реагировать на сказанные мною слова, но через некоторое время его личико засияло от радости, и он бросился мне на шею.
– Я знал это! Знал! – сказал он.
– Твоя мама просто очень скучает по папе, поэтому говорит такие вещи, – попыталась объяснить я.
– Я знаю. Папа предупреждал меня.
Сначала до меня не дошел смысл сказанного, но через пару секунд, я оторвала Шона от себя и пристально посмотрела на него.
– Папа предупреждал тебя? – спросила я.
– Да, он говорил, что вы хорошая.
– Когда он говорил тебе об этом? – еще больше удивилась я.
– Он постоянно говорит об этом и о вас.
– Говорит? – переспросила я.
– Он приходит ко мне. Мы играем, и он рассказывает о себе, а также о том, что вы классная, – уже довольно весело, чуть ли не улыбаясь, сказал Шон.
Я похолодела от его слов и была не в силах ответить, но тут двери почти всех комнат открылись и ребятишки высыпали в коридор, что сразу разрушило всю атмосферу доверия между мной и Шоном. Мальчик снова стал пугливо озираться по сторонам и вскоре попросился пойти в класс за вещами.
Отпустив Шона, я какое-то время просидела на диване, как статуя. Стайка ребятишек с яркими рисунками в руках вернула меня к реальности. Они все протягивали мне свои творения и наперебой говорили, как любят меня. Я же только улыбалась и успевала забирать рисунки. Но появившаяся вскоре Мишель взяла меня под руку и повела на кухню. Перед этим я попрощалась с детьми и пообещала зайти снова в самом ближайшем времени.
Когда я уже собиралась зайти в кухню, то почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд. Обернувшись, я увидела маму Шона, стоящую в конце коридора и с ненавистью смотревшую на меня. Я уже хотела броситься к ней и объяснить все, но разум взял верх над эмоциями. Я не стала подходить и поспешила скрыться с ее глаз в кухне. Рана от смерти Майкла еще не зажила и я не могла осуждать ее за неприязнь ко мне. В каком-то смысле я действительно была повинна в его смерти.
– Хочешь чаю? – спросила меня Мишель, наливая воды в чайник. На столе уже стояла тарелка с сэндвичами.
– Не откажусь, – ответила я немного рассеянно, поскольку все еще думала о словах, сказанных Шоном.
– Эй, ты точно хорошо себя чувствуешь?
– Да, не переживай.
– Несладко тебе пришлось, как я слышала. И каким же ублюдком оказался Майкл, а я его так нахваливала.
– Не нужно говорить так о нем. Он был не в себе, – пояснила я.
– А как дела у твоего друга?
– Ты о Роберте? – уточнила я, – не знаю, что и сказать. Он все еще в коме.
– Мне так жаль!
Мишель обняла меня. Я чувствовала, что ее сострадание искреннее и от всей души поблагодарила ее за заботу. Мишель заварила нам чаю и, сев напротив, подвинула ко мне тарелку с сэндвичами.
– Угощайся! – сказала она.
Я протянула руку, чтобы взять один из бутербродов, и Мишель, заметив ожоги на моих руках, слегка поперхнулась.
– Ой, ты прости. Я не имела ввиду ничего плохого, – покраснев, сказала она.
– Все в порядке. Врачи говорят, что вскоре все станет немного лучше.
– Может, расскажешь, что случилось на самом деле? В прессе о происшествии писали очень сухо. Думаю, полиция не хотела распространяться из-за того, что в деле оказался замешан один из них.
– Возможно, – сказала я, мысленно поблагодарив детектива Барна, – только в десять минут я вряд ли уложусь.
– Как на счет того, чтобы пойти пройтись?
– Но у тебя же еще уроки.
– Знаю, но я попрошу Дафну присмотреть за детьми.
Я не имела ничего против, поэтому допив чай, мы отправились к Дафне и, получив ее согласие, вышли из садика.
– Давай сходим в парк? – предложила Мишель.
Я не была в парке с того самого дня, когда на меня навалилось то странное, жуткое чувство. Признаться, я бы вряд ли захотела снова идти туда, но присутствие Мишель немного успокаивало меня. Решив, что нужно пересилить свой страх и в любом случае, все самое ужасное позади, я согласилась.
Солнышко грело и в воздухе даже не ощущалось приближения осени. Я постаралась отбросить все тяжелые мысли и насладиться прогулкой.
– Давай присядем куда-нибудь, – сказала Мишель, – смотри, там как раз свободная скамейка.
Я посмотрела в сторону, куда указывала девушка. Пустая скамейка стояла неподалеку от места, где я сидела в прошлый раз.
– Может, лучше под дерево? – попросила я.
Мишель кивнула, и мы уселись под большим развесистым дубом, дающим приятную прохладную тень.
Прежде чем начать рассказ, я взвесила все за и против. Я все еще колебалась, стоит ли говорить Мишель о Клэр и Иксведе, но одна странная мысль никак не хотела отпускать меня. Можно сказать, у меня неожиданно родился весьма своеобразный план, точного выполнения которого я еще не знала. Главным для меня стало то, что сказал Шон. Если Майкл действительно приходит к сыну и это не воображение мальчика, то оставалась небольшая надежда связаться с Майклом. Я понятия не имела, как это предпринять, но чувствовала, что попытаться стоит. Однако для этого мне понадобилось бы участие Мишель, ведь мать Шона ни за что не согласилась бы помочь.
– Не знаю, как ты относишься к мистике и различным необъяснимым явлениям, но то, что я расскажу напрямую связано со всем этим, – предупредила я.
Лицо Мишель вытянулось от удивления.
– Мистика? О чем ты? – переспросила меня она, – хотя нет, не отвечай сразу. Рассказывай все как есть.
– Думаю, что ты будешь считать меня чокнутой.
– Ну, почему же? Я с детства люблю страшилки. Кто знает, что стоит за этим на самом деле.
Вздохнув, и решив, что терять мне собственно нечего, я рассказала Мишель почти всю историю, начиная с телефонного звонка Клэр. Не вдаваясь в мелкие подробности, я больше внимания уделила событиям в ангаре, нежели чему-то еще. Про Шона я пока что ничего не упомянула.
Закончив, я вопросительно посмотрела на Мишель, ожидая услышать что-нибудь весьма прагматичное, однако, ее реакция оказалась крайне неожиданной.
– Ух ты! – с восторгом, громко сказала Мишель, – вот это да! Вот это повезло тебе!
– Повезло? – переспросила я, – ты что, издеваешься?
– Нет, нет. Прости, я сказала не подумав. Конечно, то, как все закончилось – просто ужасно. Особенно жалко Роберта. Но вообще-то, я имела ввиду нечто другое. Тебе повезло в том, что ты смогла соприкоснуться с другим миром. Такое не каждому в жизни выпадает, и уж тем более, не до такой степени, как тебе.
– Ты хочешь, сказать, что хотела бы, чтобы похожая история произошла и с тобой?
– И да, и нет. Конечно, таких ужасов мне не надо, но увидеть и почувствовать то, что удалось тебе, мне бы хотелось. Ты рассказывала кому-то об этом?
– Только детективу и психологу.
– Ну и зря! Нужно было рассказать журналистам! Представляешь, какая бы история из этого вышла.
– Да, и моя жизнь превратилась бы в кошмар из-за прессы, – напомнила я Мишель, – в любом случае, я не собираюсь ни с кем делиться всем этом.
– Дело твое, – заключила Мишель, – но так ты бы смогла найти ответы на все мучающие тебя вопросы. Кто знает, может быть, кто-то еще сталкивался с нечто подобным.
– Но, Мишель, мне не нужны ответы. Я хочу только помочь Роберту выйти из комы и поправиться!
– Понимаю.
Разговор затих. Мишель смотрела куда-то вдаль, наверное, представляя себе все те события, которые произошли со мной. Подумав, что тянуть нет смысла, я сказала:
– Есть еще кое-что.
– И что же? – заинтересованно спросила Мишель.
– Сын Майкла – Шон. Как он пережил все это?
– А, ты про него. Сама-то как думаешь? Ему очень нелегко пришлось. После пожара он две недели не появлялся в садике. Потом его привела мать, но мальчик уже не тот. В нем как будто что-то сломалось. Надеюсь, это временное явление, но из общительного живого ребенка он превратился чуть ли не в отшельника: перестал играть с другими детьми, ничего не хочет делать на уроках. Только сидит и смотрит в окно. У меня прямо сердце кровью обливается, когда я вижу его грустный взгляд.
– Ты говорила с его мамой? – спросила я, – может, мальчику нужна помощь?
– Конечно, беседовала с ней. Только что толку? Ей словно все равно на него.
– Я сегодня говорила с ним.
– И что сама думаешь?
– Сначала он обвинил меня в смерти папы…
– Наверное, это его мать так говорит, а он за ней повторяет, – перебила меня Мишель, – не бери в голову.
– Легко сказать! Впрочем, это не так важно, потому что потом Шон выдал нечто такое, от чего у меня внутри все похолодело.
– И что же?
– Он сказал, что папа приходит к нему, и они общаются!
– Да, брось! Наверное, детские фантазии. Малыш тоскует по папе, вот и выдумывает все это, – предположила Мишель, но голос ее не звучал очень уверенно.
– А если нет? После всего, что я пережила, я скорее поверю в то, что Майкл действительно навещает сына.
– Даже если это так, мы ведь все равно этого наверняка не узнаем.
Я замолчала на некоторое время, обдумывая, как лучше объяснить Мишель мою, уже успевшую созреть к тому моменту, идею.
– Возможно, психолог поможет. Ведь им виднее, когда ребенок врет, а когда нет. К тому же, существует гипноз.
– Но я ведь говорила, что его мать будет против!
– Необязательно говорить ей об этом. Я могу попросить Рейчел зайти в садик.
– Нет, – подымаясь с земли, сказала Мишель, – нельзя так делать, без разрешения родителей.
– Его маме не нужно об этом знать, – тоже встав, добавила я.
– Ты понимаешь, какой это риск, если она узнает? Мы без разрешения и каких-либо доказательств показываем ее сына психологу! Нет, нет и еще раз нет! Я не пойду на это. Я не хочу лишиться работы, да и на репутации садика это скажется не лучшим образом.
Мишель быстрым шагом направилась к выходу из парка, я еле успевала за ней.
– Но ведь у него действительно проблемы!
– Это должны заверить соответствующие работники. Я знаю, что ты абсолютно права, но есть закон и правила, которые лучше не нарушать, – ответила Мишель.
– Прошу, не беги так, – взяв за руку, я остановила девушку и развернула ее к себе лицом.
– Послушай, мне действительно нужна помощь. Я доверилась и рассказала тебе все, как было. Твое право, верить этому или нет. Но если есть шанс наладить контакт с Майклом, с «тем» миром, то я должна им воспользоваться. Возможно, я узнаю, как помочь Роберту. Возможно, мы поможем и Шону! Сама подумай, если он сейчас не поймет, что реально, а что нет, то его будущее может оказаться весьма плачевным. Кто знает, куда заведут его визиты Майкла или же собственные фантазии. Мишель, прошу, не ради меня или Роберта, но ради Шона. Дай мне один только шанс попробовать разобраться в том, что с ним происходит.
Мишель колебалась. Я видела это по гамме эмоций, пробегавших по ее лицу: недоверие, любопытство, жалость, тревога. В конце концов, девушка глубоко вздохнула и сказала:
– Хорошо, но у тебя и твоего психолога будет ровно час и ни минутой больше.
– Спасибо! – я кинулась на шею Мишель и чуть не задушила ее в объятиях.
– С тебя бутылка Пино Грижио, – попыталась пошутить Мишель, – завтра в десять утра сможешь прийти? Это самое подходящее время. Малыши уже позавтракают и начнут заниматься в своих классах, а до прогулки останется ровно час.
– Конечно. Во сколько обычно приходит мама мальчика?
– К двум или трем. Так что с этим не должно возникнуть проблем.
– Мишель, ты просто ангел! Огромное спасибо!
Я снова обняла ее и поцеловала в щеку. Мне не терпелось сообщить Рейчел обо всем, что случилось сегодня. Психолог восприняла новости почти так же восторженно, как и я, и пообещала завтра утром подъехать к детскому садику.
Глава 16
– Меня зовут Рейчел! А тебя?
Рейчел сидела напротив Шона в одном из пустых классов садика и приветливо улыбалась ему. Я и Мишель находились чуть поодаль.
– Шон, – тихо ответил ребенок.
– Шон, я – хорошая подруга твоей воспитательницы Кэтрин. Ей нужна помощь и она просила меня поговорить с тобой.
Мальчик удивленно посмотрел сначала на меня, а потом перевел взгляд на Рейчел.
– А почему Кэтрин сама не может поговорить со мной?
– Она не знает, как это лучше сделать, – мягко ответила Рейчел, – ты уже почти взрослый мужчина и не откажешь Кэтрин в помощи?
Шон покачал головой.
– Кэтрин сказала мне, что ты иногда говоришь с папой, – продолжила психолог, – это правда?
– Да.
– А когда вы общались в последний раз?
– Сегодня ночью.
– Расскажи про вашу встречу. Что вы делали?
– Мы играли в трансформеров, – ответил Шон.
– Ух ты! А о чем вы говорили?
– Я уже не помню. Я вскоре уснул.
– Шон, так папа приходил к тебе во сне? – уточнила Рейчел?
– Нет. Вчера мы играли у меня в комнате, но иногда мы встречаемся и во сне.
– А как часто папа приходит к тебе?
– Когда я его позову.
Мы с Мишель переглянулись от удивления.
– Можешь, позвать папу сейчас? – спросила Рейчел.
– Зачем? – настороженно спросил Шон.
– Мне бы хотелось поговорить с ним. Друг Кэтрин болен и твой папа, возможно, помог бы ему.
– Папа не придет, – ответил Шон, – он никогда не приходит, когда рядом со мной находится кто-то еще. Папа навещает меня одного.
Рейчел обернулась и посмотрела на меня. Я кивнула.
До этого мы договорились, что попробуем сначала вызвать Майкла без какого-либо психологического вмешательства, но если ничего не получится, то попробуем гипноз.
– Шон, давай поиграем в игру. Ты ведь любишь играть? – спросила Рейчел ребенка.
– Люблю. А что это за игра?
– Тебе понадобится все твое воображение и фантазия. Мы попробуем переместить тебя домой. Сейчас же. Это как в мультиках о волшебниках: сейчас ты тут, а через несколько секунд появишься в другом месте. Хочешь попробовать?
Глаза мальчика заблестели от предвкушения чего-то нового и интересного.
– Хочу!
– Хорошо, – ответила Рейчел, – мне нужно, чтобы ты сел, облокотившись на спинку стула, и закрыл глаза. Попробуй.
Шон сделал, как сказала Рейчел.
– Молодчина. Сейчас представь, что ты – космонавт сверхнового галактического корабля. Твой корабль огромный и очень мощный. Внутри много лазерного оружия и других штук, которыми ты умеешь управлять. Ты должен ощутить себя в этом корабле. Получается?
– Да, – отозвался Шон.
– Замечательно. А теперь представь, что в этом корабле есть уникальная большая белая капсула, похожая на яйцо. Если залезть туда и подумать о каком-то месте, то сразу же перенесешься туда. Шон, увидь эту капсулу и заберись вовнутрь.
– Хорошо, – голос Шона прозвучал немного вяло.
– Ты в капсуле. Там внутри тепло и уютно. Ты чувствуешь себя в безопасности. От стен капсулы исходит приятный, успокаивающий свет. Ты можешь прикоснуться к капсуле и почувствовать, какие у нее гладкие и нежные стены. Попробуй.
Мальчик поднял вверх правую руку и провел ею в воздухе.
– Чувствуешь, какая она приятная? И тебе тоже очень хорошо внутри.
– Да, – ответил Шон.
– А теперь ты должен захотеть перенестись домой, к себе в комнату. Просто подумай об этом и досчитай вслух до пяти.
– Раз, два, три, четыре, пять, – медленно произнес Шон.
– Теперь оглянись. Капсула исчезла, а ты стоишь в своей комнате. Посмотри по сторонам: тебя окружают твои игрушки.
– Точно. Здорово! – радостно ответил мальчик.
– Ты просто супермен, Шон! Ты один в своей комнате, во всем доме. Тебе также спокойно, как и в капсуле. Где твое любимое место в комнате?
– Возле окна. Там есть сундук с игрушками.
– Иди туда и устройся поудобнее. Теперь мне нужно, чтобы ты позвал папу.
– Я попробую.
Шон немного нахмурился, словно видел что-то неприятное во сне.
– Не получается, – через какое-то время сказал он.
– Шон, пожалуйста, попробуй еще раз. Это очень важно для моей подруги Кэтрин. Ты в безопасности, я рядом и всегда помогу. Позови папу еще раз. Можешь сказать ему, что Кэтти нужна его помощь.
Мальчик снова нахмурился, но на этот раз сильнее. Мне даже показалось, что ребенок побледнел. Вдруг по телу мальчика пробежала судорога. Я хотела вскочить и разбудить его, но Рейчел сделала жест рукой, чтобы я не двигалась.
– Папа здесь, – сказал Шон, но отрешенным от реальности голосом.
– Спасибо, Шон. Спроси у папы, не хочет ли он поговорить с нами?
Шон молчал несколько секунд, показавшихся мне минутами, после чего покачал головой из стороны в сторону.
– Нет, он не хочет общаться ни с кем, кроме меня.
– Скажи ему, что Кэтрин здесь.
Ребенок опять нахмурился, и новая волна судорог пробежала по его телу. Мне стало до того жалко его, что я захотела прервать сеанс. Мишель выглядела еще более напуганной, и я чувствовала, что она вот-вот сорвется и разбудит Шона.
– Папа сказал, – наконец, ответил Шон, – чтобы Кэтрин подошла и взяла меня за руку.
Рейчел обернулась ко мне и кивнула в сторону Шона. Осторожно поднявшись со своего места, я на ватных ногах подошла к ребенку и присев рядом с ним на колени, положила свою ладонь на его маленькую ручку.