Атуна Койдергем
Княжна для викинга. Книга 1
Глава 60. Затруднение Есения
Вот уже много дней Вольна чувствовала себя отменно. Радость не покидала ее. С радости начинался каждый ее день. С радостью она встречала закат. С радостью вкушала яства и напитки. А все потому, что несмотря на свое бахвальство, соперница разрешилась девчонкой! Это трепло не сумело справиться с единственной возложенной на нее задачей. И ей, Вольне, отныне бояться нечего. Есть только один наследник у князя. И это ребенок ее, чернобровой Вольны.
Аромат цветущих лип, наполнивший собой воздух, заставил Вольну улыбнуться. Она давно перестала замечать все удивительное, что уготовил для нее этот мир. Из-за Дивы, она часто срывала свою злость на князе. И чуть все не разрушила! Слава богине, больше причин для беспокойств нет, теперь она всегда будет в добром настрое. И они с Рёриком заживут мирно и счастливо, как некогда в Дорестадте.
Обзор с крыльца Вольны был широк. И он услаждал ее взор, как и все в это утро. Вот колодец, вот гридница, вот бани, но что это…?!
Посреди двора стояло корыто. Рядом с ним женская фигура развешивала белье на ветерке. Веревка то и дело вытягивалась, и женщина поправляла рогатину, удерживающую вязку. Вольна нахмурилась. Без сомнения, лицо той, что не может находиться здесь!
Словно ужаленная, Вольна помчалась к месту, где на солнце грелись белоснежные полотна. Вмиг она оказалась возле таинственной особы, которая, ничего не замечая, продолжала свое бесхитростное занятие. Грубо дернув женщину за руку, Вольна развернула ту к себе…
– Ты?! – заорала Вольна не своим голосом. – Какого Велеса ты тут?!
– О, ты теперь вновь молишься старым богам…– хмыкнула Любава.
– Я спросила, что тебе тут нужно?! – кричала Вольна. Ей становилось дурно при виде этой женщины.
– Ты не видишь? – Любава указала на корыто с мокрыми тряпицами.
– Как ты смеешь показываться здесь?! Тебя следовало повесить еще в Дорестадте! Да тебя надо на острый кол посадить, чтоб помучилась подольше…– проглатывала слова Вольна.
Невозмутимо завершив развешивание белья, Любава развернулась и размеренным шагом двинулась в сторону изб. А Вольна все продолжала негодовать и в итоге пустилась вдогонку за женой Лютвича.
– Зря пожаловала! Тебе конец! Я прикажу, и князь отрубит твою голову! Поняла?! – грозила Вольна.
– Приказывай, – Любава захлопнула дверь избы перед носом Вольны, как всегда, гордо вздернутым.
Оказавшись внутри, Любава затворила засов и прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Сердце ее, несмотря на внешнее спокойствие, билось взволновано. Она была в Новгороде уже несколько дней. Но до сих пор не натыкалась ни на кого из знакомых. Но ведь это встреча должна была произойти рано или поздно. Разумеется, она, Любава, знала об этом все время. Даже тогда, когда получила послание от мужа, еще сидя в его отчем доме. Тогда она тот час бросила все дела и кинулась собирать вещи. Хозяйство требовало присутствия сильной молодой женщины. Посадки были на тот момент уже давно завершены. Но впереди еще пол лета: нужно пропалывать и поливать грядки, а по осени – собирать урожай…Но Любаву не волновала судьба одинокого хутора, той тюрьмы, в которую ее заточил Лютвич. Ее не пугали и опасности путешествия. Сильнее всего ей желалось вырваться на волю. И на следующий день она уже двинулась в путь вместе с сыном.
А прибыв в Новгород, Любава изумилась всему, что увидела. Новому княжеству Рёрика. Его жене. А главное, тому, что Вольна, которую она считала почившей вечным сном, оказывается, жива и здравствует.
Лютвич тогда отправил жену сразу к той, что жаждала с ней знакомства. Проводя Любаву до княжеского терема, он удалился. Гостья несколько минут в нерешительности мялась у порога. Собравшись с духом, она наконец постучала в дверь. Вскоре на пороге возникла служанка и, любопытно оглядев пришелицу, проводила ее в горницу.
– Добро пожаловать, – пожелала Дива изгнаннице, вошедшей в покои. – Ты меня не бойся. Я знаю, сколько ты выстрадала. И больше тебя никто не обидит…– княгиня указала Любаве на лавочку.
– Для меня невероятная честь…– Любава не знала, зачем понадобилась в Новгороде. Но Лютвич объяснил ее появление тем, что его заслуги были внушительны. И призвание сюда Любавы в услужение княгине есть своего рода награда.
– Я давно хотела познакомиться с тобой. И знаю, что ты большая мастерица. Мне как раз такая и нужна…– княгиня оказалась добра и приняла Любаву радушно.
****
Вольна влетела в гридницу, разметав со своего пути стражу. Однако князя она там не застала. В горенке оказался лишь тиун, застывший у распахнутого настежь окна, из которого тянуло слабым сквознячком. В помещении было душно, и Арви, видимо, дышал свежим воздухом.
– Где мой муж? – потребовала отчет разгневанная Вольна, даже не поприветствовав тиуна, который был намного ее старше.
– Не здесь, – пожал плечами Арви. Он лично не участвовал в той истории с утоплением, однако знал ее наизусть. И теперь он жаждал избавиться от чванливой Вольны даже еще сильнее, чем от Дивы. По крайней мере, последняя происходила из знатного рода. И это обстоятельство хоть как-то объясняло ее заносчивость. Но Вольна…Это вообще, не пойми кто! А говорит с тиуном княжеским так, словно она не простолюдинка, а принцесса!
– Я это вижу! Не слепая! Где он?! – заорала Вольна истошно. И ее воплям имелась причина: скверное предчувствие вдруг шелохнулось в ее душе. – Ты можешь думать быстрее?!
– Князь у своей законной супруги…Вероятно, обедать изволит… – Арви говорил так медленно, что казалось, будто он нарочно растягивает слова, дабы помучить Вольну. Доподлинно он, конечно, не знал, зачем Рёрик отправился к Диве. Но зато из терема княгини пришла служанка, которая доложила, что ребенок долго плачет, сама Дива волнуется и просит князя прийти. Ха, словно он какой-то лекарь…Как бы там ни было, время обеденное. Надо думать, там правителя и покормят. А малыши…Что малыши? Они ведь все время плачут…А мамаши волнуются.
– У нее?! Зачем он там? – теперь уже Вольна была в бешенстве. После рождения девчонки Дива не только не утратила дружелюбия князя, но он стал навещать ее даже чаще, чем прежде!
– Вероятно, обедать изволит, – спокойно промурлыкал Арви, сомкнув веки, словно ленивый кот.
– Я слышала! Не глухая! – ярилась Вольна. Но от гнева она не делалась менее прекрасной. Даже Арви отметил это про себя. – О чем им говорить?!
– Как, о чем? – удивился тиун нарочито. В этот невыносимо долгий знойный день ему вдруг захотелось позабавиться: разбередить и без того лишенную покоя Вольну. – Общие заботы…Все же князь и княгиня…Вот, к примеру, опеки о городе. И о его наследии…Таком, как книга Велеса…Как известно, наша добрая княгиня – покровительница всего духовного и возвышенного…Именно к ней устремляются ученые мужи в поисках помощи и заступничества для своих мудреных работ, – Арви таким образом умело подчеркнул, что, независимо от чувств князя, Дива остается любимицей народа и княгиней. В то время как сама Вольна, по большому счету, никто. – Опять-таки, свод…То есть законы, по которым живет княжество…Занятие сие увлекло князя безмерно…– на этих словах Арви заметил, как лицо Вольны скривилось. Наверное, она не ожидала, что у Рёрика с Дивой может быть столько общего. – А ведь именно княгиня подвигла нашего князя на сие важное начинание! – продолжал тиун. – А все потому, что она понимает жизнь на этих землях, знает и дружит с соседями, как преемница своего отца… В конце концов, дочь…Кровь от крови…Плоть от плоти…Самого нашего благодетеля и защитника…Только вчера мы с Росой навещали племянницу…– Арви немного приврал. Навещала лишь одна Роса. Но в данный миг разве это существенно? – Удивительное сходство…Маленькая княжна так похожа на своего прославленного родителя…Такая радость для отца…
Не простившись, Вольна в гневе хлопнула дверью гридницы и вышла. Она отправилась к себе в избу. Другого ничего не оставалось: не идти же в терем Дивы! Обида и гнев обуревали ее. Да, может быть, Рёрик уже и не спит с женой. Но он все равно видится с ней! Зачем это вообще нужно?!
Вольна пообещала себе, что когда князь придет к ней, она будет кротка. Хотя и попросит ответ за Любаву. И за Диву, у которой он обедать изволил!
Полуденный зной сменился прохладой, день – вечером. А Рёрика все не было. Лишь в сумерках на пороге возникла его фигура. Не успел он и рта открыть, как подогретая ожиданием Вольна уже не могла себя сдержать. Увидев его, умиротворенного и довольного, она потеряла самообладание. Слишком сильно было ее желание убрать с его лица то благодушное выражение, которое она все чаще наблюдала после этих его бесед с Дивой. Неужели он целый день провел там с ней?!
– Вот, значит, и ты, наконец! – Вольна вскочила со скамьи. Она была так разозлена, что даже забыла спросить, где Рёрик, и правда, был весь день. Ясно же, что не у Дивы.
– Что такое? – недоумевал князь, настроение которого мгновенно омрачилось.
– Это у тебя надо спросить, что "это" такое! – накалялась Вольна. Рёрик вопросительно кивнул. На что в ответ обрушился шквал ругательств. – Какого лешего эта мерзавка здесь делает?! Неужели мало того, что по ее вине я чуть не потеряла нашего сына и не упокоилась сама! За кого меня здесь принимают?! Я твоя жена! Хоть и не родовая княгиня! И вот на мою голову обрушивается новое оскорбление! Твое окружение держит меня за пустое место! Может быть, ты нас еще за один стол усадишь! Это ты допустил такое бесчестье! Как ты мог позволить такое гадство?..– Вольне было очень обидно и потому она легко отдалась ярости.
– Я не понял ничего! – прикрикнул Рёрик, утомленный обвинительной речью, в которую даже слово нельзя было вставить. – В чем дело?! Только кратко…
– Ты должен был собственноручно повесить ее еще тогда! Скажи, что не понимаешь, о ком речь! Это в твоем духе – изображать неведение! – сейчас Вольна хотела растерзать его, столько обид он нанес ей. Грубые слова продолжали слетать с ее прелестных губ. – Твоя любовь не идет дальше слов! Ты, как всегда, горазд заботиться только о самом себе…
– Да что случилось?! – уже тоже начиная закипать, прервал ее князь.
– Случается что-то само собой! А здесь постарались мои враги! Которых ты наделил властью! Это ты попустил! Произошло потому, что здесь кто угодно хозяйничает вместо тебя! А меня желают оскорбить! Я не стану терпеть унижений! Я пришла сюда к любимому, а нашла безразличие! Тебе важнее, чтобы всем вокруг было удобно, а что со мной будет – тебя не заботит! – голосила Вольна.
– Я ухожу, – гаркнул князь, разозленный тем, что она намеренно тянет, сразу не раскрывая, в чем дело. И не дождавшись ответа, развернулся и направился к выходу.
– Любава! – в последний момент вдруг зазвенело в тишине горницы.
– Кто? – Рёрик приостановился, даже не сразу уразумев, о ком речь.
– Любава твоя! Да, да, и не смотри так растерянно! Здесь она! Та самая, что с твоей мамашей желала утопить меня! – Вольна никогда не упускала случая напомнить Рёрику эту историю. Пусть не забывает, что ей пришлось испытать из-за него! – Она тут, перед моим носом полощет пеленки! Интересно, кому же она обязана своим возвращением?! И теперь вместе с этой твоей щукой зубастой на пару они будут пытаться сжить меня со свету!
– Где ты ее узрела? – Рёрик весьма подивился этой новости. Он давно уже забыл про Любаву.
– Я же сказала, во дворе! – Вольна еще больше разозлилась. Ее оскорбили! А он такой спокойный!
– Пойду погляжу…– Рёрик направился к выходу.
– Сперва обещай мне, что тот, кто на такое осмелился – будет наказан! – Вольна ухватила Рёрика за рукав. – Тот, кто греет убийцу – ответит по всей строгости! – в синих глазах Вольны горело пламя ярости.
– Я расставлю все по местам, – пообещал Рёрик.
– Неужели не видишь сам: ты здесь не хозяин! Все решают за тебя! – Вольна нагнала князя уже на крыльце. Своим воспаленным мозгом она кое-как сообразила, что надо все-таки почетче обозначить ему цель. – Ты, как пугало в огороде! Но вороны перестали бояться и уже вертят все на свой лад! А ты только и можешь, что твердить о своем могуществе! В то время как эта глупая расщеколда распоряжается вопреки твоей воле! Подвергая меня и нашего сына опасности! Как близко ко мне снова подобралась Любава!
В ответ на эту справедливую речь раздался лишь грохот захлопнувшейся двери. Князь вышел. А что тут можно говорить? Все это, действительно, возмутительно. Да и потом, ссоры с Вольной стали слишком часты. Он не успевает отдохнуть от одной, как наступает уже следующая.
****
Новгород окутали ленивые сумерки. Звезды сверкали на чернеющем небе. Дива готовилась ко сну. Причесывая гребешком волосы, она то и дело отвлекалась, дабы качнуть колыбель и полюбоваться своим спящим сокровищем. Она могла подолгу сидеть возле дочки, не отрывая взгляд от ее крошечного личика и умиляясь его совершенством. Ужели это не диво? Ведь не было же никого еще совсем недавно! И вдруг на тебе! Маленький человек. Что это, если не чудо, сотворенное богами?
Малютка поежилась в колыбели, кряхтя. Дива отложила гребень в сторону и качнула колыбель. В душе ее царил мир и покой. Сегодня она и дочка обедали вместе с князем, который был необычайно добр к ним обеим и с удовольствием слушал рассказы про свою Ендвинду. Дива радостно повествовала о новых достижениях малыша, которые на сей раз оказались особенно восхитительны – кроха смогла перевернуться со спинки на животик без помощи родителей.
При воспоминании о пролетевшем дне Дива вздохнула, любовно поглядывая на браслеты, коими ее одарил Рёрик в награду за благополучное разрешение родов. Сердце замерло от трепета, когда утром посыльный принес ей небольшой украшенный узорами ларец, пояснив, что это подарок от князя. Она тогда поспешно раскрыла крышку, почему-то испугавшись. И что же оказалось там внутри? Золотые браслеты с яхонтами, сверкающими по кругу. Но Диву волновали даже не столько сами браслеты, хотя и они тоже, сколько то, что князь додумался до этого дара. Это было очень неожиданно. Ведь раньше он одаривал ее только угрозами и насмешками. Неужели он может быть справедлив! Хоть она всегда и величала этого разбойника при всех самым справедливым государем в мире, но на самом деле вовсе так не считала.
Неожиданно вереница ее мыслей прервалась. Вошла загадочная Мирава с новостями на устах.
– Княгиня, – прошептала девушка тихонько, видя, что малышка, наконец, угомонилась и спит. – Князь Есений пожаловал…
Дива вскочила с лавки. Выпорхнула спешно за дверь, увлекая Мираву за рукав из горенки, пока кроха не успела пробудиться. Если малютка просыпалась, то начинала бесчинствовать почти также, как ее батюшка. Потому все охраняли сон дитя. Ведь порой утихомирить дочь бывало даже сложнее, чем отца.
– Ты его так даже не величай! У нас есть всего один князь, ясно?! – Дива напугано огляделась.
– Так он сам велел…– виновато развела руки в сторону Мирава.
– Дурень! Хочет головы лишиться…– вздохнула Дива. – Делай, что я сказала. Пусть хоть Родом себя провозглашает – он всего лишь «брат Есений». Предупреди, чтобы все его только так именовали!
Дива прошла в горенку, где за столом возле печи уже восседал Есений, крепившийся жареными куриными крыльями, запивая последние медовым переваром. Перед ним на скатерке стояло несколько мисок с зеленью, репой и черникой, а также посудина с солониной и нетронутая крынка с простоквашей.
– Сестренка! – младший сын Гостомысла приподнялся, отер тряпицей замасленный рот, и, отставив блюдо, поспешил к сестре с распростертыми объятиями. Поцеловал ее с улыбкой, покрутил за руки, оглядел ласково.
Дива же не сразу его признала – такой он был нарядный и блестящий, точно принц какой заморский и далекий. Новая причудливая прическа смотрелась несколько необычной и даже вычурной для мужей их родного города. На плечах поверх расписных кафтанов красовался ниспадающий до пола алый плащ с массивным меховым воротником, какой она не у каждого боярина встречала. Шею княжича украшал внушительный медальон на увесистой цепи, отделанный огромными изумрудами. На пальцах сверкали лалы и адаманты. Стопы княжича были обуты в добротные кожаные сапоги заморской работы – в чем не было сомнений, судя по затейливому шву – какие даже в базарный день не сыщешь на рынке. Да и какие не каждый кожемяка выделает.
– Еся, давно от тебя не было вестей. Ни записочки…– улыбнулась Дива брату. Ей было радостно видеть его преуспевающим, а не жалким, как в последний раз. Кажется, толк из него вышел…
– Я в Изборске время коротал. Вот решил выбраться: тебя повидать да сестер. Как вы тут поживаете?
– У нас все гладко: Роса замуж вышла. За тиуна. Если помнишь его…А я дочь этим летом родила. Ендвиндой назвали… – улыбнулась Дива. – В остальном по-прежнему…
– Я очень рад это слышать…Ты стала еще красивее, чем прежде! – похвалил Есений.
И правда. С появлением в ее жизни крохи, Дива заметно переменилась. Движения ее сделались плавными, походка – мягкой. Исчезла угловатость, свойственная подросткам и юным девам. Фигура приобрела женственные очертания. Взгляд стал ласковее. А как ранимо было теперь ее сердце! Она и прежде отличалась добротой души. Но ты было другое. То была щедрость, широкий нрав княжеский, не привыкший мелочиться по пустякам. Но в ней не было прежде особенных переживаний. Она сочувствовала одиноким старушонкам да брошенным котятам. Но не поверженному противнику, обоснованно полагая, что он сам виноват в своих несчастьях. И потому больше всех радовалась победам Новгорода, не думая об их цене. Теперь же, когда она слышала о жестокости этого мира, ее душа разрывалась на части. Если где-то страдали, плакали и гибли люди – она печалилась так, как если б все они были ей знакомы. Хотя зачастую это оказывались не просто неведомые чужаки, а враги, жаждущие богатств словенских. А если вдруг несправедливая богиня касалась своим перстом малых деток да сирот – Дива лишалась сна, на ее глазах то и дело наворачивались слезы, которые она была не в силах сдержать. Она стала ранимее и слабее, но зато в ее жизни появилось счастье.
Оглядев сестру с улыбкой, Есений продолжил, вздыхая.
– Сестренка, такое дело…Золото, что ты мне в прошлый раз давала на нужды – иссякло у меня вконец…
– Как это «иссякло»? – лицо Дивы вытянулось в изумлении. – Я ж тебе свое вено целиком отдала! Да на то злато и каменья можно было ни одну деревню отстроить да скотины закупить целое стадо! – Дива негодовала, потому как действительно отдала ему весь тот сундук с драгоценностями, что еще ее первый жених Радимир с собой из Изборска привез в качестве дара невесте от новой семьи. Сделала она это не просто так. А для того, чтоб юный княжич подальше укрылся, ведь в Новгороде ему небезопасно.
– Это все верно, что ты говоришь. Но дела мои не пошли там. Как-то разлетелось все по мелочам…
– Ах, значит, еще и по мелочам?! – Дива вмиг вышла из себя.
– Не так много там было, как кажется, – вздохнул Есений. – Ничего особенного себе не позволял. Одежи купил – пару кафтанов да опашню парчовую на выход, обувки, коня справил…Чуть не женился я там к тому же…Все, кажется, вроде пустяки. Но ты меня знаешь: я дешевки не беру, чтоб дважды не платить. Средств и так нет совсем…– сетовал Есений. – Скакуна заморского взял – ты же знаешь – наши совсем никуда не годятся…А там, глядь, уже зима. Хвать, а саней нету…Без саней нынче никак…Кроме того, в доме, где я какое-то время обретался – свои нужды имелись – пристройки потребовались. Я думал – женюсь, все на пользу. Да не получилось ничего… А злата уж нет, все в сараях да в приданом бывшей невесты осталось…Потом еще съездил с одним купцом за море. Мир, думаю, надо ж поглядеть. А то сидим сиднем, не знаем ничего в захолустье своем. А у него там торговые дела не задались…Местные насели, чуть товар не сгрузили… Пришлось выручать…Ты ж знаешь, я друга в беде не брошу…Ну и понеслась…Потом оружие мне потребовалось…Я ведь с одними разбойниками еще поладил…
– Хватит! – гаркнула Дива, сделав жест, повелевающий замолчать. Ее горло сдавили возмущение и протест. – Значит, ты послежде, как прокутил огромную сумму, незаслуженно полученную тобой, просто так от меня…Значит, после этого ты приходишь меня «проведать» и попросить еще?!
– Я бы не пришел, коли б ни нужда. А куда мне было кидаться за помощью, как не в семью? Кроме того, понимаешь, экая беда…Я ведь еще задолжал немного… – признался княжич. Глаза Дивы почти вылезли на лоб, после того как Есений тут же нацарапал на бересте несколько символов, выражающих сумму долга.
– Твои сложности, пустопорожний болван! – заорала Дива почти также громко, как сам князь и его дитя. Теперь она злилась не только на брата, но и на себя. Какая же она была дуреха, что доверила этому глупцу целое состояние в стремлении уберечь его от самого себя и гнева князя. Гнева пока не было, правда. Но зная этого растяпу Есения, он мог одним неуместным высказыванием навлечь бурю на себя и всех остальных, в том числе, и на нее саму. Подальше от беды она тогда его отправила в надежде, что он обоснуется и будет до конца жизни в достатке. В случае чего надеялась, что еще можно будет у него укрыться! Надо признать, она и сама была не святая: пару раз позволяла себе издержки, которые чуть не закончились расправой, но это… Это переходит всякие существующие границы! Ее собственные траты ничто по сравнению с расходами Есения! – Иди-сражайся, плотничай, торгуй, нанимайся в подмастерье, в конце концов! Сам выпутывайся!
– Сестренка, ты ж знаешь, какой из меня боец…– Есений уже не представлялся могучим воителем, как прежде. Теперь он был в образе удачливого князя-путешественника и умелого торговца в едином лице.
– Ну с разбойниками же ты «ладил»! – ехидно цитировала Дива его собственную браваду.
– Ну, там немного не так все было…У нас имелся общий замысел…– начал Есений.
– Тогда остается только одно – скрываться от тех, кто ждет от тебя возвращения долга! Беги со своим купцом снова за море! Корабль, надеюсь, у вас не изъяли за долги?! – вопила Дива.
– Да видишь как…Я ведь не скрывал пред теми людьми, кто я и что я…Сразу поставил себя – князь, мол, новгородский…В общем, я к чему веду – если что, то меня знают, где искать…Не скроешься особенно…
Дива показалось, что еще миг – и ее точно хватит удар. Только все стало налаживаться с Рёриком и меж ними достигнут мир, который она старательно охраняла, аки зеницу ока, и вот на тебе. Малейшее пятнышко на ее имени и все пропало! А здесь не какая-то мелочь. Тут грозят покрыть позором весь их род! Залезть в казну так просто уже нельзя – ею ведает Арви. Хотя услышав все это, она, Дива, кажется, готова сама заплатить долги брата, лишь бы избавить себя от угрозы бесславия. После той заварухи с ее превысившими все пределы затратами в день русалий и праздник в честь будущего младенца, Рёрик повелел Арви ограничить княгиню в чрезмерном транжирстве, дабы «избежать недоразумений в дальнейшем». А здесь не скромный кошель с горсткой монет требуется…Как бы ни такой же самый ларь, что этот дурила Есений протратил на путешествия, обновки и шлюх!
– Баранья шапка на бараньей голове! – заорала Дива. – Кому ты задолжал?!
– Да какая разница? – вздохнул Есений. – Важно не то, кто они. А то, что свое они взыщут…
– Что это значит? Какие-то купцы? Или что? – пытала Дива. – Я спрашиваю, кто?! Кто они, отвечай! Да не молчи же! – закричала Дива, отвесив брату оплеуху.
– Разбойники…Я же ведь…– Есений не успел закончить мысль, как был прерван новыми воплями.
– Разбойники? У тебя, что, голова толокном набита?! Как ты мог связаться с ними?! Ты из благородной семьи, а они – висельники! Да они, небось, все в розыске! Ты хоть осознаешь, что тебя за одни лишь разговоры с этими людьми можно повесить вместе с ними?! Связи с этими лиходеями порочат тебя! И меня! Меня!
– Дива, я знаю, ты права в этом. Поэтому я и не хотел тебе говорить…Но раз уж так получилось, то…
– Кто они?! Какие-то бродяги? Лесные скоморохи, грабящие сельчан? Кто? Ну же? Да говори же!
– Боюсь, все серьезнее. Они…Ну, словом, это не простые лесные грабители…– сокрушенно раскрыл Есений. – А разбойники, которые весь почти Изборск в страхе держат. Сам Изяслав в свое время Емельяна опасался и не трогал. Так что здесь не получится так легко от них отмахнуться. Они ведь мне расправой угрожают. Говорят, не вернешь займа – убьем…
– Все! Довольно! Не желаю слушать! Пошел вон, тупица! И не трепли языком, где попало! Иначе я сама убью тебя! – Дива в ярости поволокла Есения из-за стола. – Поднимай свое седалище с моей лавки и вали! Вон!
Невозмутимо поправляя воротники, Есений раскрыл рот, чтобы не то возразить, не то поведать что-то еще. Но Дива упредила его.
– Ничего не хочу слушать! Да у меня сейчас судороги сделаются, если ты не сгинешь отсюда! – ругалась Дива. – Пошел вон, недоумок! – Дива гнала Есения прочь, но ее мозг уже начинал лихорадочно продумывать, где можно добыть средств. Ее брата ничто не должно связывать с разбойниками. И никто не должен узнать об этом сраме! За это его могут казнить с ними купно! А уж с ней что станется после такого…Один Сварог ведает! В любом случае следует торопиться, дабы займодавцы не нагрянули сюда лично.
Есений неспешно и с достоинством сгреб в котомку остатки солонины и двинулся к выходу, вздохнув. С сестрой в последнее время было тяжело беседовать. Но сегодня она превзошла саму себя. Видимо, переняла некоторые повадки у своего буйного супруга.
– Росу пойду-навещу, – молодецки хлопнув дверью, Есений отправился к другой своей сестрице.
