Андрей Арсланович Мансуров
Капризная с-сука!..
2. Пересуды
Заведующий оранжереей, доктор Эдди Маркс, кончиком толстенького мизинчика поправил съехавшие на кончик носа старинные очки в металлической оправе. Когда он потел, такое сползание по влажной и маслянистой поверхности происходило часто – буквально каждые пару минут. Но контактные линзы доктор не признавал принципиально: они, по его словам, царапали его роговицу! А глаза у него одни: запасных на складе не выдадут!.. Даже таком огромном и всеобъемлющем, как на «Пронзающем»!
Значит, так. Задачи ему и его подразделению поставлены вполне конкретные и чёткие. Пищевые ресурсы на корабле нужно срочно пополнить – а не рассчитывать, что они смогут подъесть тут всё, да и перейти на нормальное полноценное питание: уже там, на родной планете. Которая, ясное дело, не поскупится на деликатесы и витаминизированные фрукты-овощи «а ля натурель» для своих изголодавшихся даже по банальным «грунтовым» огурцам, покорителей космических пространств и их окрестностей.
Обломились их радужные надежды.
Да и с «висением» тут, на орбите, всё вполне ясно: в ближайшие сто лет спуск туда, к вожделённым ресурсам и закромам, отпадает. Отпадает на неопределённое время и возможность пополнить запасы расходуемых реагентов из баз родной планеты.
И придётся таким образом изыскивать скрытые резервы, и составлять самим необходимые смеси и компоненты для гидропонной установки здесь. На борту.
Собственно, ничего принципиально нового ему для этого выдумывать не придётся.
К счастью, их подразделение внесло необходимые поправки в организацию работы ещё пока их «Пронзающий» летел туда – к Тэте Лиры. Цикл практически замкнут. И все «отходы», что с камбуза, что из гальюнов, так и так попадают на переработку. Огромные чаны с дистиллятом пусть атмосферы корабля и не озонируют… Зато отлично позволяют отстояться и перебродить и перегнить всей той непрезентабельной массе, что создаёт в процессе жизнедеятельности функционирующий… Тьфу ты: живой человек.
А уж отстоянную массу, после того, как стекла в накопители и очистители жидкая фракция, отлично перерабатывают в компост модифицированные и отобранные селекцией, и мутировавшие в необычайно эффективные орудия переработки, старые добрые калифорнийские черви. После которых этот компост полностью готов к употреблению.
Черви у них – самые, как говорится, лучшие. Надёжные. Отобранные тщательной селекцией. Способны переварить и переработать, кажется, и ржавые гвозди. Хе-хе.
Только вот нет у них на корабле ржавых гвоздей. Всё здесь максимально долговечное и надёжное. Нержавеюще-стальное, карбоновое, алюминиевое, и титановое.
И запас витаминов, микроэлементов, да и вообще – всего, что могло бы понадобиться для борьбы с цингой, аллергиями, авитаминозами, нарушениями веса или ещё какими проблемами – на борт был погружен. И доктора у них – профи! Не дадут болеть…
– Хван. – доктор обернулся к стоявшему позади него пожилому технику по гидропонным установкам, – Ты ведь слышал, что сказал капитан.
– Да, доктор, я всё слышал.
– Значит, мне не нужно ничего объяснять. Начинай процедуру номер девять.
– Хорошо, доктор. – немного припадая на правую ногу, техник двинулся к центральному помещению их отсека, окружённому со всех сторон теплицами и парниками, где в гидротрубах выращивались признанные необходимыми растения. И Маркс отлично знал, что техник там будет делать.
Распечатает предпоследнюю коробку с неприкосновенным запасом микроэлементов, и примется за их разведение. После чего выльет смесь в центральный рекуперационный бак. Откуда она попадёт во все трубы, подающие раствор к корневищам… А после этого – в дождевальную систему теплиц, и оранжереи, где как раз и растут растения, укоренённые в компосте. А тот получен из… В том числе – и трупов. То есть – тела несчастных, погибших в той страшной аварии с реактором – съедены членами экипажа «Пронзающего» как минимум – несколько десятков раз. «Замкнутый цикл», будь он неладен…
И пусть в первые дни после принятия Пауэллом «странного» решения, пусть умирающие и сами попросили об этом, предпочтя так продолжить существование, принеся пользу соратникам, чем быть погребёнными в пучинах космоса, все остальные и ершились, и ворчали, что «не по-людски», но сейчас-то, спустя десяток лет, все понимают: так было нужно.
Для выживания.
Проклятье. Вот так и подумаешь, что хоть что-то полезное имелось и в, как ни кощунственно это звучит, смерти тех троих бедолаг. Что принесли тогда, ремонтируя чёртов реактор, свои жизни фактически в жертву, и тела – в «расход»: чтоб остальные товарищи по полёту могли пожить…
Подольше.
А вот какие-то гнусные твари там, на Земле, наоборот – всё сделали для того, чтоб все их сограждане попередохли!.. И поселиться на родной планете не мог бы уже никто!
И хотя доктор Маркс был принципиально против ненормативной лексики, но не мог не сказать, пусть и про себя: «Ну не долбо…бы ли все эти начальственные гады»?!
Сайрус Хоппер открыл дверцу конвертера, и смачно туда плюнул.
Когда дверцу закрыл, изнутри послышалось привычное жужжание – сканнер. И вот уже его плевок изучен, оценена его масса, и манипулятор со скребком отправляет три грамма жидкости на переработку к анализаторам, поглотителям, и фильтрам…
Если б это не было так трагично, то можно было бы похихикать: его плевок в какой-то степени скоро окажется во всех оставшихся на «Пронзающем» членах экипажа: поскольку наверняка сейчас направится в бак отстойника, и вскоре снова будет дистилирован в дисцилированную воду. Снабжён необходимыми солями и минералами, и микроэлементами из кухни доктора Маркса. И попадёт в трубы питьевой воды.
Где его выпьет и он. И можно будет снова сплюнуть…
Невесёлые думы младшего техника, не мешавшие ему, впрочем, внимательно изучать привычные показания на приборах пульта, прервал приход начальства: в машинный зал заявился комендант корабля, старший лейтенант Станислав Яндринский.
– Здравия желаю, господин старший лейтенант, сэр. – техник поторопился встать, и вытянуться, – Вахту несёт сержант Хоппер. За время дежурства происшествий нет. Все показатели в норме.
– Вольно, сержант. – Яндринский поморщился, словно от зубной боли, но сержант знал, что никаких проблем с зубами у экипажа быть просто не может – заменили им всем зубы жевательными пластинами ещё двадцать лет назад, до вылета с Земли. При подготовке. Как, впрочем, заменяли и всем, кто должен был летать в космосе долго. Или периодически, но – на постоянной основе. То есть – работая здесь. В этом самом чёртовом космосе. Само-собой, удалили всем и аппендиксы, и подлатали внутренние органы: от печени до простаты, – Что там со вторым насосом оранжереи?
– Всё в порядке, сэр. После того, как поменяли пускатель, включается в штатном режиме. Вон: не далее, как пятнадцать минут назад док Маркс откачал из накопительного бака тридцать пять литров воды. Похоже, растворяет очередную партию… реагентов.
– Хорошо. – лейтенант чуть кивнул, – В следующий раз придётся пускатель уже чинить. Потому что это был предпоследний новый. Продолжайте контролировать.
Яндринский собирался уж было пройти дальше, по мрачному коридору, образованному огромными трубами, буквально пронизывающими всё пространство обширного помещения, но сержант приостановил его движение вопросом в спину:
– Лейтенант, сэр… Простите, что спрашиваю.
– Да, сержант Хоппер?
– Так что? Получается, спуститься на поверхность нам вообще не удастся?
– Нет, сержант. В ближайшие даже годы – точно нет.
– А… Когда?
– Боюсь, уверенно на этот вопрос не ответит даже доктор Йошидо. Потому как не попали ещё в его распоряжение бациллы или вирусы, что лютуют сейчас там, на поверхности планеты. Остались пробы всего этого в зондах, которые пока тоже там – снаружи. Доктору же пришлось довольствоваться только изображениями, полученными микроскопами зондов, и переданными их видеокамерами.
А до тех пор, пока эти пробы ему на непосредственное исследование не попадут… Ну, или мы не узнаем из архивов Лунной Станции, что это были за средства поражения, не получится и разработать методы адекватной борьбы с ними. Хотя…
Надежды на это, как сказали и доктор, и капитан, мало.
– Так – что?! Мы так навсегда и останемся гнить заживо здесь, в вонючем брюхе нашей чёртовой посудины?!
Лейтенант оценил и перекошенное побледневшее лицо, и судорожно сжатые кулаки, и неприкрытую злость в тоне. Перед лицом столь опасных тенденций он даже сделал несколько шагов к дежурному. Тяжело вздохнул. Глянул в глаза техника. Сержант первым отвёл глаза. Старший лейтенант сказал:
– Наша, как вы, сержант, выразились, «вонючая» посудина, спасала нам жизни уж не упомню сколько раз. Она отлично противостоит и облакам молекулярного водорода, и солнечному ветру, и космическим лучам. И прослужит она нам верой и правдой ещё по-крайней мере девяносто лет. Именно на столько хватит наших запасов. И никакой «внешний» враг нам не страшен. А только – внутренний! То есть – конфликты.
Которых всегда можно избежать путём простых переговоров.
Например, если у вас, или кого-то ещё из экипажа есть вот прямо – непреодолимое желание, спуститься вот прямо сейчас – туда, на поверхность, и лично проверить её пригодность для обитания, вы не стесняйтесь, скажите. А лучше подайте рапорт. Официально. В письменном виде.
Не сомневаюсь, что капитан Пауэлл с большим удовольствием погрузит всех таких недовольных, неверующих, и соскучившихся по не-замкнутому и «невонючему» пространству там, в трюме, в запасной челнок. Да и отпустит с Богом!
Потому что тогда всем остальным останется запасов гораздо больше.
А на возвращение уже не надейтесь – вас заразных мы на борт не впустим.
Так что – хотите подать рапорт?
– Н-никак нет, сэр! Простите. Это… Это был эмоциональный срыв!
– Хм. У доктора Людвига нахватались наукообразных словечек?
– Э-э… – Хоппер невесело усмехнулся, – Так точно, сэр.
– Понятно. – лейтенант коротко кивнул, – Не думайте, что у вас у одного слюнки текут, и ноги чешутся вновь побродить там, по вожделённой зелёной травке. И полежать, раскинув руки, и дыша не-кондиционированным воздухом, под голубым небом, где пели бы жаворонки, а вокруг стрекотали цикады и ласковый ветерок шевелил бы волосы на голове, и мягко шелестели бы эта самая травка и полевые цветочки…
Но пока мы не выясним точно, отчего умерли все наземные существа крупнее амёб, сунуться туда может только самоубийца. Или уж совсем закоренелый мазохист. Желающий несколько последних дней жизни провести в нечеловеческих мучениях!
– Да это-то ясно, сэр… Простите ещё раз, что… Не сдержался! Уж больно обидно!
– Считайте, что вы прощены, сержант. Поскольку отнюдь не первый, кто поднимает этот вопрос. Собственно, мне и самому в плане разумности и сдержанности поведения похвастать нечем: это я, не далее, как вчера, предлагал капитану спуститься на втором челноке, и попробовать походить там – хоть и в скафандрах…
На что он мне вполне спокойно и доходчиво объяснил. Что поскольку погибли все, следовательно, не существует пока надёжных средств и способов борьбы с этой зар-разой! Не создали этих средств даже самые супер-продвинутые и специализированные лаборатории земных учёных. И даже если мы не погибнем там сразу, вернуться, что на челнок, что на «Пронзающий», так, чтоб не поперезаразить всех, кто тут остался, мы не сможем!
Нечем у нас произвести должную дезинфекцию! Дегазацию. Стерилизацию. Ну, или что там положено провести. Чтоб гарантировано убить всю эту дрянь. Ну вот не догадались снабдить наш «Пронзающий» соответствующими реагентами и приборами те, кто его построил и оснастил. Да оно и понятно: кто же тогда предполагал, что самый страшный враг будет ждать нас не там, в пучинах дикого космоса, а – здесь!
Дома.
И враг это будет невидим, неощутим, и жутко живуч и смертоносен.
– Понял, сэр. – Хоппер поджал губы, очевидно, переваривая полученную информацию. Но переварил он её быстро, – Получается, хорошо, сэр, что капитан у нас такой занудный и дотошный!
– Он – не занудный, сержант. – лейтенант невольно дёрнул плечом, – Он педантичный. И спокойный. И просто может лучше нас сдерживать свои эмоции и контролировать желания. Вроде такого, например, как побыстрее спуститься туда.
На неповреждённую внешне и безобидную с виду поверхность.
– Да, всё понятно, сэр. Разрешите продолжить несение вахты?
– Разрешаю, сержант. – Яндринский, снова кивнув, двинулся, куда собирался, по пути внимательно оглядывая стыки и соединения труб, и манометры. И проверяя датчики утечек.
Сержант почесал затылок.
Хорошо, получается, что он всё-таки спросил. Потому что теперь «хитрый» план трюмного старшины капрала Волонтира, и сержанта Йохана Похъёлы, заведующего складом оружия, можно смело… Засунуть им в задницы!
Не выгорит их дерзкая задумка похищения всеми недовольными членами экипажа второго челнока, или парочки спасательных капсул, и бегства с корабля туда – к вожделённой поверхности с пасторальными с виду пейзажами.
Потому что пасторальные-то они пасторальные…
Только вот пожить подольше, пусть и в «вонючей», и до чёртиков обрыдшей коробке «Пронзающего Пространство», пусть и глядя на все эти набившие оскомину физиономии, приборы и стальные серые стены, чертовски хочется!
В рубку радистов капитан явился лично.
Вскочивших и приветствовавших его офицеров усадил обратно на их рабочие места жестом руки:
– Вольно. Докладывать можете сидя.
Лейтенант Джастин Хьюз покачал головой:
– Нечего докладывать, сэр. Ни единого, даже самого слабого, сигнала. Только автоматы. Бакены, ретрансляторы. Промежуточные усилители. Навигационные спутники.
– Понятно. – капитан сам сел в пустое кресло третьего радиста. Помолчал. Лейтенант чувствовал, что капитан зашёл к ним неспроста, но спрашивать начальство не торопился. Прекрасно знал, что капитан и сам спросит о том, что его беспокоит. И точно:
– Лейтенант. Хочу спросить вас, как специалиста. Профессионала. Почему они, понимая, что погибнут, не наладили какую-нибудь автоматическую передачу? Чтоб мощная радиостанция там, на поверхности, просто годами передавала то, что они попытались довести до нас таким сложным и трудоёмким способом?
– Н-не знаю, сэр. – Хьюз хмурил кустистые брови, всё ещё сомневаясь, говорить ли о своих подозрениях и догадках, – Может быть, не успели?
– А построить огромные буквы успели. Нелогично. Ладно, вижу, что определённые версии у вас имеются. Имеются?
– Э-э… Так точно сэр. Имеются. Только…
– Да?
– Они чертовски пессимистичны.
– Ладно. Будем считать, что это – неофициальный вопрос. Не для протокола или вахтенного журнала. Выкладывайте.
– Мы считаем, сэр, – лейтенант переглянулся со вторым вахтенным, младшим лейтенантом Питером Бархузеном, тот ничего не сказал, но покивал, – Что все обычные радиостанции и их оборудование, там, на поверхности, приведены в негодность. И разрушены. И как раз из-за этого самого разрушения и могло случиться… То, что случилось.
– Ну-ка, поподробней, пожалуйста.
– Ну… Если, скажем, одна из противоборствующих сторон выпустила облако, или облака с микромикропами, и минидронами, и роботараканами, как раз и принявшихся за наружные, а потом и внутренние рабочие органы и приборы всяких там антенн и ретрансляторов, то вторая противоборствующая сторона, понимая, что её собираются оставить без связи, и таким образом лишить возможности координировать свои действия против последующих ударов, как раз и могла… Выпустить в воздух всю эту заразу!
Плюс, конечно, поторопилась уничтожить, уже своими микропами и дронами, аппаратуру противника! Возможно, микропы и дроны уничтожили не только наружные средства для радиопередач, типа начинки антенн и головок ретрансляторов, но и внутренние. Например, электронные схемы, источники питания, силовые кабели, аккумуляторы. И так далее. Сами знаете, сэр, когда мы улетали, вся эта вредоносно-диверсионная, автономно действующая дрянь уже имелась. И – вполне живучая и работоспособная!
– Звучит правдоподобно. Если принять за аксиому, что какая-то из сторон всё-таки решилась применить всё это дело. Но вот не верится, что – решился какой-нибудь начальственный идиот отдать такой приказ. Не мог он не понимать, что ему адекватно ответят!
– Так точно, сэр. Должен был он всё понимать.
Но всё ведь могло быть и по-другому. То есть, я хочу сказать – от желания каких-то президентов, лидеров, или начальников Штабов это могло и не зависеть! Это могло случиться и из-за приказа от ИИ. Ну, например, чьего-нибудь Центрального оборонного компьютера. Он мог, изучая обстановку, решить, что ему что-то угрожает… Или посчитать, что ситуация для нанесения превентивного удара максимально благоприятная…
Вспомните, сэр: на низшем исполнительном уровне, где счёт идёт на тысячные доли секунды, таким следящим системам уже даже при нас доверяли: например, самостоятельно сбивать ракеты вероятного противника. Или ремонтировать и заменять повреждённые цепи и кабели. Помните, инцидент с Тайваньским Боингом? Как следящий компьютер военной базы США на Цейлоне посчитал его небольшое отклонение от стандартного курса – потенциальной угрозой своей базе?
– Ещё бы не помнить. Но, по-моему, дело тогда закончилось просто выплатой компенсаций семьям погибших, и официальным извинением.
– Так точно, сэр. Но! Вряд ли в программу этого самого компьютера тогда внесли какие-то кардинальные изменения. А то – вдруг бы противник этим воспользовался?!
Пауэлл кивнул: всё верно. Замедлять скорость принятия решения, или глобально перепрограммировать такие следящие системы опасно. Эта хитро-мудро запрограммированная и обученная дрянь может тогда просто не среагировать в случае реальной угрозы. Вон, например: их автоматические противометеоритные пушки. Никого ни о чём не спрашивают, а прекрасно и эффективно работают! Молча паля во всё, что, по их мнению «плохо летит!» Но спросил капитан о другом:
– Если виноваты дроны и микропы, сможем ли мы найти какие-либо… Следы?
– Вряд ли, сэр. Зонды же наши ничего и никого не нашли? Хотя и искали… Слишком много времени прошло. И сами микропы и минидроны наверняка уже посдыхали, попадали на землю, и даже попросту исчезли. Сгнили. Разложились. Коррозия!
– И, вероятно, именно поэтому мы и не можем поймать ничего идущего с Земли. – это подал, наконец, голос лейтенант Бархузен, – Отсюда, с орбиты, видно только то, что сами несущие фермы и тарелки антенн выглядят целыми. Ну, почти. Если не считать обычной атмосферной коррозии. То есть – банально проржавели. А вот цела ли их внутренняя электроника или, проще говоря, начинка…
Выяснить можно было бы только диагностическими приборами. Там. На месте.
– Куда нам путь пока заказан. – капитан поднялся с кресла, – Ладно, собственно, что-то такое мы уже предполагали, и предчувствовали ещё до того, как я выслал зонды. Тарелки, астрономические телескопы, и прочие гигантские наружные устройства для приёма-передачи радиосигналов действительно на месте. Но вот их электроника вряд ли цела, даже если её никто и не «обрабатывал» специально. Та же коррозия, и разрушение подложек. Кремниевые матрицы тоже не вечны. Максимум – сто лет…
– Позволите, сэр? – это руку поднял Бархаузен.
– Да, лейтенант?
– Тут… Как бы это поточней сформулировать, есть и альтернативная гипотеза. Моя личная.
– Хорошо, говорите.
– Я допускаю, что такие автоматические устройства, транслировавшие бы в космос запись о том, что здесь произошло, могли и сознательно не создать и не запустить. По ещё одной причине.
Престиж.
– Что?
– Престиж, сэр. Ну, то есть – нашим боссам там, внизу, стало стыдно, что какие-нибудь инопланетяне, живущие в нескольких световых годах от Земли, могут поймать такую передачу. И узнать. Какие мы идиоты. И что планета – свободна. И можно прилетать, дезинфицировать, ну, или дегазировать, и – вселяться! Поскольку теперь никто их права на обладание уютным тёплым шариком оспорить не сможет! И даже межгалактической войны затевать не надо. Мы им её сами – на блюдечке!..
– Интересная теория. – Сигурд мысленно посмеялся. Но вслух сказал, – Однако уж слишком неправдоподобная. Думаю, о том, чтоб не ударить лицом в грязь перед какими-то там потенциальными пришельцами, что правительства, что специалисты думали в последнюю очередь. И всех куда больше беспокоил вопрос экстренной разработки вакцины или лекарства. Поэтому мне лично не слишком верится в теорию о войне с глобальным применением микродронов… Вызвавшую вот это.
А больше – в войну из-за ошибки, или сбоя, вот именно – оборонных компьютеров.
Ладно, продолжайте несение вахты.
– Есть, сэр!
– Есть, сэр.
Когда за капитаном закрылась дверь, лейтенант долгим взглядом посмотрел на своего младшего по званию помощника. Сказал:
– Прекрасно он обо всех этих микродронах, и «сбоях» догадывался и сам.
– А для чего тогда к нам заходил? Да ещё и «неофициально»?
– Во-первых, хотел услышать мнение «специалистов». Ну а во-вторых…
– Да?
– Капитан у нас – американец. И он пытался, и сейчас пытается найти способ доказать, что первый акт агрессии всё-таки произвели русские. Ну, или китайцы.
Наверняка не прошли даром годы, когда ему промывали мозги в Вест-Пойнте. Зомбируют они там, тьфу ты, – я хотел сказать, зомбировали в этой Высшей Академии, и запудривали мозги – капитально! Задавали, так сказать, на всю оставшуюся жизнь чёткие и конкретные установки. Так мол, и так: наша Америка – намбер уан. Светоч и оплот демократии. И у нас – самая передовая техника и технология. Наука! И гуманность. И никогда и ни на кого – мы первыми не…
Так что не верит он до сих пор, что его хренова родина первой напала. Или начала… Ну, или что это именно её «суперпродвинутые» оборонительные компьютерные системы, или свято верящие в свою непогрешимость и вседозволенность, и «технологическое превосходство», вояки, сами спровоцировали и запустили всё произошедшее.
Вернее, скажем лучше так: на уровне подсознания-то он в возможность, и весьма высокую, всего этого, верит… Но боится даже сам себе признаться.
– Чёрт. Когда ты так говоришь, у меня прямо мороз по коже. Не хотелось бы оказаться под руководством комплексующего, и отягощенного навязчивыми идеями расового превосходства, психа. И ведь не посоветуешь ему сходить к доку Людвигу!
– Не волнуйся. Капитан у нас не националист. А реалист. Что он, собственно, вполне успешно и доказал нам за эти годы.
И к доку сходит сам.
Капитан Пауэлл привычным жестом пригласил офицеров сесть, после чего сел и сам во главе небольшого стола, всё равно занимавшего добрую половину передней комнаты его капитанской каюты. Офицеры расселись, поглядывая и на него, и друг на друга.
Пауэлл перешёл сразу к делу:
– Господа офицеры. Сегодняшняя планёрка у нас посвящена несколько… Необычной проблеме. А именно – национальному вопросу.
Поясню. Ранее этот вопрос практически никогда не вставал, но сейчас он может возникнуть, и создать нам… Существенные проблемы.
Экипаж у нас, как вы прекрасно знаете, многонациональный. Учёные, поскольку они на момент формирования состава экспедиции отбирались из самых лучших и опытных, представляют преимущественно Европу и восточную Азию. Техники и инженеры – из Индии, России, и Латинской Америки. Наш, то есть – офицерский, корпус – в основном профессионалы из США, Китая, и России. А всего у нас на «Пронзающем» имеются представители двенадцати стран и четырёх континентов. И трёх конфессий.
За всё время полёта практически никогда, – капитан незаметно для всех постучал костяшками пальцев по нижней кромке столешницы, – у нас на корабле не возникало вопросов, связанных с разделением людей не по профессиональным и человеческим качествам, а по принадлежности к той или иной конфессии, расе, или национальности. Прошли, к счастью, к моменту нашего вылета, времена, когда одна или несколько рас или наций провозглашались «высшими», или какие-то нации позиционировались как низшие, тупые, ленивые, или просто недостойные. И всех нас воспитывали в обществе, в социуме, где все люди изначально равны в своих правах и способностях. И это правильно.
Но!
Завтра нам предстоит отправить разведочную партию на Лунную Станцию. И я не знаю, что они смогут выяснить из местного архива о причинах возникновения конфликта там, на планете. И в чём состояла суть произошедшего конфликта.
И если таковые сведения там сохранились, и в них недвусмысленно будет указано, и найдутся реальные доказательства, что боевые действия развязали какие-то конкретные страны, или нации, и к тому же руководствуясь подобными… Расовыми, или националистическими, либо религиозными нормами и приоритетами, у нас на корабле могут начаться, вот именно – проблемы.
Наверняка тогда представителям таких конфессий, наций, или стран не избежать обвинений в произошедшем. Что само по-себе, разумеется, было бы и дико, и глупо, и несправедливо. Но!
К сожалению – весьма вероятно.
Поскольку не все наши члены экипажа при выборе линии поведения руководствуются разумом и логикой, а, в силу того, что они – просто люди, и – эмоциями.
Не буду указывать вам на возможные ужасные последствия таких обвинений.
Мы все прекрасно понимаем, что те, кто летал с нами все эти годы – отличные специалисты, верные друзья, и выдержанные и мужественные соратники. Стойко переносившие тяготы длительного пребывания в тесном замкнутом пространстве, и космосе. И даже жертвовавшие жизнями для спасения остальных. Царствие небесное нашим погибшим!
Однако сейчас терпение оставшихся в живых людей подвергается огромному испытанию. А психика – стрессу. И естественное раздражение, недовольство, злость и даже истерия, могут проявиться в самых… Крайних формах. Не сомневаюсь, что многие из вас, как, во-первых, умные люди, а во-вторых – ответственные за жизнь и безопасность экипажа руководители, не могли уже не размышлять над этой проблемой.
Для этого я и собрал вас сегодня здесь. Чтоб узнать ваше мнение, и выслушать предложения по возможным нашим действиям. По предотвращению возникновения бунтов, обвинений, и межнациональных или межконфессиональных «разборок». Начнём по порядку, – капитан кивнул сидящему от него справа первому помощнику:
– Прошу вас, старший лейтенант Гопкинс.
Со вздохом первый помощник Гопкинс поднялся. Видно было, что тема ему неприятна. Но на то они – и офицеры, чтоб подумать, как сохранить здоровье – и физическое и духовное! – своего экипажа!..
