Андрей Арсланович Мансуров
Капризная с-сука!..
Конечно, без слёз и ругани, и даже применения силы, не обошлось, но эти девять невыбранных женщин вынуждены были проследовать в освобождённый для такого дела, и даже вымытый ангар номер два, где Пауэлл и приказал устроить аналог «общежития», поставив там десять коек. Девять – для обойдённых вниманием, и одну – для переведённой туда из офицерской каюты Наили. Которая, как ни странно, даже не особо сильно протестовала. Из чего Астон сделал вывод. Что какую-то хитрую линию поведения и ответных контр-мер их гордячка уже разработала!
А пока Астон радовался тому факту, что всех женщин, избранных экипажем, расселили в разные с мужчинами каюты: так, его «жёны» проживали в каюте, соседней с его. И в случае необходимости можно было любую позвать для… Необходимых действий!
И слава Богу, что никто его при проведении этих «действий» не смущал!..
Первой, естественно, он пригласил к себе самую первую. Миранду.
О-о-о!.. Вот уж если у него и имелись сомнения, и стеснения по поводу того, как бы потактичней подойти к этому делу, и чем они займутся в его каюте, оставшись наедине, то у Миранды их и тени не было! И страстный поцелуй, который она запечатлела на его устах, едва он щёлкнул ключом в замке входной двери, сразу прояснил, так же, как и две крепко обвившие его шею тёплые руки, чего женщина хочет от него! И по чему, вероятно, истосковалась за долгие годы сна в гибернаторе, и в остальные, те, что провела там, на родине… Без мужа.
Оторвав наконец раскрасневшиеся уста от губ женщины, он поднял её на руки. Понёс в спальню. Может, она и не догадывается о видеокамере в углу (Пока!), но он-то о ней знает!
К счастью, все женщины перед кастингом помылись. Так что никаких раздражающих задержек типа «дорогой, я – в душ!» не было. И они сразу нашли общий язык.
Восторги от плотских утех нисколько лейтенанта не разочаровали: похоже, Миранда решила чётко расставить приоритеты, и заодно дать понять и ему, и остальным «избранницам» своего Господина – кто здесь – Главная Жена!
Так что всё у них в плане «притирания» и предварительных ласк прошло блестяще, и Астон достиг пика наслаждения уже через каких-то пару минут активных движений!..
Но…
Вот чёрт!
Открыв глаза, он обнаружил, что поллюция произошла.
Только вот – не в благодатное и жаждущее зачатия лоно прекрасной Миранды, а в казённые, стиранные-перестиранные, трусы…
Сон!
Нет, это просто свинство какое-то!..
Разве может быть – сон! – столь реалистичным и достоверным?! До дрожи! До мурашков по коже!..
Или этот сон – не просто сон? А – вещий?
И им действительно может встретиться такой корабль?!
Вздохнув, Астон перевернулся на спину. Покачал головой. Стянул с себя испачканные трусы, бросил их на палубу. Повздыхал ещё. Прочувствовал, как сотрясается набирающий скорость корабль. (Может, это как раз из-за тряски ему и приснился столь специфичный сон?!)
Ладно, чёрт с ним. Оно того стоило! Сон был… Ну просто – супер!
А ещё он подумал, что придётся сменить лицо женщины, которая сейчас пылится в шкафу, невостребованная уже пару месяцев. Ну вот надоело оно ему!
А вот фигура – нет!
Потому что она – именно такая, как ему видится даже в мечтах… И снах!
17. Оранжерея
Капитан Пауэлл ощущал некую настороженность. И беспокойство.
Чертовски странно, что во время набора первичного ускорения, когда корабль бросало и трясло, словно зерно в мельнице, от Наили не было никаких просьб, жалоб, или хотя бы ругательств. Упорное молчание их подопечной не могло не напрягать. Хотя дыхание в микрофоне имелось – и вполне, как ни странно, умиротворённое. Спокойное.
Но Пауэлл старался своей озабоченности никоим образом окружавшим его офицерам не показывать, только однажды связавшись по интеркому с медотсеком, где, как он знал, дежурил доктор Кимуро. Перед мониторами с показателями женщины.
– Доктор. Как вы считаете, миссис МакГоннегал может переносить такие толчки и качку без… неприятных ощущений и вредных последствий для организма?
– Ну… Это вполне возможно. Женщина же! А у них адаптивные способности куда выше, чем у нас, мужчин. Ведь это именно им природа дала важнейшую функцию – выносить и родить дитя при любых меняющихся условиях среды, будь то ледниковый период, дикий зной, или нападение саблезубых тигров! И гомеостаз – ну, стабильно хорошее состояние организма! – женщины могут поддерживать даже не задумываясь об этом. Автоматически, так сказать. Проще говоря – я не удивился бы, если все эти рывки и вибрации её организм воспринял абсолютно нормально, и она даже заснула! Так сказать, убаюканная! О чём, собственно, и говорит энцефалограмма…
– То есть, оснований для беспокойства из-за отсутствия комментариев и возгласов с её стороны, нет?
– Хм. Пожалуй, так. Пока, я бы сказал, оснований для такого беспокойства нет. Я вижу на своём мониторе нормальную работу сердца, и стабильное дыхание. Ну и плюс, вот именно, энцефалограмма. «Данные» работы мозга невозможно подделать или симулировать. Она действительно спит. Но ведь мы в любом случае узнаем, всё ли с ней в порядке, и как она перенесла, через какой-то час, когда корабль прекратит разгон для ужина?
– Всё верно, доктор. Мы узнаем. Спасибо за консультацию.
– Всегда пожалуйста, сэр.
Пауэлл приготовился ждать. Времени до отключения маршевых движков осталось, вот именно – час. А уж там шеф-повар, который как раз принесёт даме ужин, скажет, если что пошло не так…
На традиционный стук в дверь никто не ответил, что Лютер Вайс посчитал тревожным признаком. Да жива ли эта гордая и строптивая коза?! Которая, он готов был поспорить обо что угодно, скорее удавится, чем даст услышать свои стоны и рыдания!
Поставив поднос на стол, сейчас не выказывающий желания походить ходуном, Вайс прошёл к двери в спальню. Она была открыта. Кок ещё раз осторожно постучал в косяк. Подумал невольно о том, что потерять последнюю женщину человечества из-за её глупых гордяцких вывертов было бы уж очень, вот именно, глупо.
Однако когда, набравшись наглости, Вайс заглянул в дверь, его ждал приятный сюрприз.
Развалившись вольготно на постели навзничь, пристёгнутая ремнями женщина мирно спала. Даже подхрапывая. Неопределённая улыбка, имевшаяся на расслабленном лице, недвусмысленно говорила, что его обладательница видит вполне хороший и приятный сон.
Ах ты ж!..
Вот паршивка! Она не притворяется – это видно. Но чтоб вот так: заснуть под дикую пляску «Пронзающего» и стоны и скрипы всех его бимсов и шпангоутов…
Такого самому коку не удавалось никогда!
Но… Надо так и так разбудить её. Потому что через сорок минут, если техники и инженеры не найдут неполадок, или проблем, корабль продолжит разгон, и поесть нормально окажется просто невозможно. Вайс снова постучал. Покашлял. Сказал:
– Миссис МакГоннегал. Да миссис МакГоннегал же, чтоб вас!.. Проснитесь уже!
Женщина засопела, голова чуть повернулась к нему. Открылся один глаз. Затем и второй. Наиля нахмурилась:
– Кок Вайс! Вы почему вошли без стука?! А если б я была раздета?!
Подумав про себя, что как раз это было бы замечательно, Вайс сказал:
– Прошу прощения, миссис МакГоннегал. Дело в том, что я и стучал, и, кашлял, и кричал. Однако, подумав, что вы могли с непривычки и потерять сознание, решился войти. Откуда я мог знать, что жуткие рывки и тряска вас попросту – убаюкали?!
– Хм-м… Пожалуй и правда – ниоткуда. Но не переживайте. Со мной всё в порядке.
– Очень рад это слышать. В таком случае, может быть, вы захотите поужинать? То есть – прямо сейчас, пока «Пронзающий» снова не начал набирать скорость, и ваш стол не начал опять выписывать кренделя и трястись? А сегодня на ужин – котлета, и борщ!
– Вот как? Ага. Соблазнили. Да и пахнет – очень даже… Иду!
– Вот и славно. Я тогда – к себе. – удаляясь, кок отметил всё же, что умыться и почистить зубы Наиля-таки надумала – прошла в ванну, и, пока он нарочито неторопливо запирал дверь, начала плескаться, даже отфыркиваясь.
Чёрт. Неужели действительно – спала?
Ну и крепкая же у неё в таком случае нервная система!
Впрочем, об этом они уже догадались…
Ночь прошла спокойно.
И когда утром капитан Пауэлл пришёл на мостик, вахтенный офицер, Макс Иверсен, с большим удовлетворением доложил:
– Капитан, сэр! Вахту несёт лейтенант Иверсен. За время дежурства происшествий не было. Правда, два раза пришлось отстреливаться от метеоритов. Успешно. Все агрегаты и механизмы работают в штатном режиме.
– Отлично, лейтенант. Ну а как там с поясом Койпера сейчас?
– Остался далеко позади, сэр. Думаю, камней больше не будет.
– Будем надеяться. А как там… миссис МакГоннегал?
– Вроде, нормально, сэр. Во всяком случае, в столовую и в ванну не выходила. И – дышит. Док Людвиг говорит, что по энцефалограмме – опять спит.
– Хорошо. Продолжайте работу.
Пауэлл вышел из рубки, с одной стороны радуясь, что они уже практически вышли из солнечной системы, и поэтому ни камни, ни пылевые облака кораблю не угрожают, а с другой – чувствуя определённую тоску. По навсегда покинутым родным «берегам». Отчизне. Откуда они уносят злость на идиотов, навсегда, похоже, испортивших замечательную планету, а с другой – хрупкую надежду, что удастся как-нибудь продолжить человеческий род с помощью той заковыристой штучки, что отсыпается сейчас после гиберсна.
Ладно. Он сегодня специально встал пораньше, чтоб проверить: всё ли в порядке в хозяйстве доктора Маркса. Потому что именно туда сегодня поведут уважаемую Наилю.
После завтрака и тренажёрного зала.
Хотелось бы, чтоб многообразное хозяйство доктора предстало… Достойно!
Как ни странно, но сегодня тренировка прошла вполне благополучно.
Збигнев Честны прекрасно помнил, на какие снаряды какие грузы устанавливать, и какие пружины на какое усилие регулировать. Поэтому они вдвоём с лейтенантом Джеком Коллинзом оперативно всё установили и подготовили. Дама соизволила снизойти:
– Вот уж спасибо. Всегда приятно, когда о тебе заботятся!
– Без проблем, миссис МакГоннегал. – Збигнев взял на себя роль «старожила», и поддерживал диалог, в моменты, когда Наиля переходила от снаряда к снаряду и что-то спрашивала, – Кстати, разрешите вопрос?
– Ну спрашивайте. – женщина откинулась на спину, ухватив сильными руками кронштейны для накачивания дельтавидных.
– Огурцы и правда – помогли?
– Хм. Может, и помогли. Ну, во-всяком случае, не помешали. А от тряски и качки я попросту заснула – видать, этот рефлекс остался с детства, когда меня укачивал в качалке двоюродный брат. Он был всего на пять лет старше, и уж так на меня злился… Что приходится укладывать эту соплю, вместо того, чтоб играть! Ладно, продолжим.
Наиля стала интенсивно сопеть, и работать, теперь явно выкладываясь на совесть, а не так, как вчера. Збигнев и вожделённо сопящий и словно набравший в рот воды Коллинз не без интереса смотрели на неё, расположившись на одной из скамеек, стоящих вдоль одной из стен.
Закончив с очередным снарядом, женщина буркнула:
– Мне надо с вас деньги брать. За «шоу».
Пока Наиля переходила к шведской стенке, где и вчера качала пресс, оба мужчины молчали. Но когда она принялась за дело, Коллинз-таки не удержался. Правда, сказал вполголоса:
– Денег у космонавтов нет. Как насчёт расплаты «натурой»?
Наиля, однако, услышала, несмотря на то, что снова пыхтела, как паровоз:
– Это я вам с удовольствием обеспечу. Как насчёт – заменить сегодня моего любимого собеседника – техника Ходжеса? А то ваш Пауэлл сказал, что сегодня он сильно занят?
Лицо у лейтенанта вытянулось. Инженер же не смог удержаться, чтоб не показать Наиле большой палец, после чего они с женщиной дружно заржали. Коллинз обиделся:
– Да ну вас. Обеих. Юмористы доморощенные. Уж и приколоть нельзя!
Збигнев фыркнул:
– Я, вообще-то, ни слова не сказал.
Наиля просияла:
– Значит, вы, инженер – без «репрессий». – она обратила сияющий торжеством лучистый взор в сторону Коллинза, – А вот насчёт вашей, лейтенант, кандидатуры, я теперь думаю вполне серьёзно. Ещё парочка таких пошленьких и тупеньких замечаний, и послеобеденная порция нотаций и зубодробительно интересных историй вам обеспечена!
Лейтенант густо покраснел, и Збигнев готов был поставить своё жалование за двадцать лет против зубочистки, что теперь-то лейтенант точно замолчит до самого конца «шоу».
Мылась сегодня Наиля недолго. Пока она это делала, инженер с лейтенантом вполне мирно, по-домашнему, переругивались:
– А почему вы, инженер, не предупредили, что сегодня – не будет Ходжеса?
– А потому, лейтенант, что я и сам этого не знал. Думаю, капитан сказал это только коку. А уж тот «просветил» нашу подопечную.
– А почему тогда вы не сказали, что с ней опасно разговаривать?
– А будто вы сами этого не знали! А, кроме того, вы с ней не разговаривали. Вы позволили себе то, что посчитали за оригинальный прикол. Ну а нашей Наиле, как теперь сами видите, палец в рот не клади. Откусит до локтя! Ну, и плюс отменный слух.
– Вы как будто гордитесь ей, инженер! И даже находите в общении с этой козой определённый кайф!
– А что? В-принципе, так и есть! Потому что пусть и вредное, и …овно – но наше!
И я в какой-то степени даже действительно горжусь знакомством с такой… э-э… оригинально мыслящей и умеющей за себя постоять девушкой! Ведь если она воспитает своих – а вернее – наших совместных! – дочерей и сыновей в таком ключе, и передаст им по наследству хотя бы часть своей необузданной энергии и независимого нрава – они сумеют за себя постоять! На любой планете. Против любого врага!
– Хм-м… Когда вы так это дело преподносите… Согласен: для выживания в дикой природе хлюпики и мямли не подойдут. С другой стороны, мы что – ей на хвост наступаем? Чего она такая ершистая и вредная? И острая на язычок?
– Ну, думаю – а вернее, это мысль дока Людвига! – что это – просто защитная реакция. Ведь она – женщина. И заведомо слабее любого из нас. Надо же ей как-то утверждаться и самоутверждаться в нашем коллективе? А сами знаете, лейтенант: если не поставить себя сразу независимым и сильным – сожрут! Ну, или заездят.
– Такую заездишь, как же! – Коллинз невольно дёрнул плечом, – Да она сама – кого хочешь!..
Интересную дискуссию прервало появление женщины из двери, которую мужчины даже не запирали, поскольку оставались всё время рядом:
– Ну, мальчики, как я вам? – на Наиле оказались надеты обтягивающие лосины фиолетового цвета, и белая кофточка, снова стянутая узлом под грудью. Похоже, лифчика и трусиков дама не одела принципиально. На маленьких узких ступнях имелись лёгкие синие лодочки. Огненно-рыжие волосы оказались отлично уложены в пышную причёску.
Коллинз открыл было рот… Но так же быстро его и закрыл.
Зато Збигнев, удивляясь, когда дама всё это успела, расплылся в ухмылке, показав снова большой палец:
– Класс! Думаю, док Маркс забудет, где у него редиска, а где – помидоры!
Предположение Збигнева оправдалось лишь частично.
В том смысле, что на десяток секунд доктор Маркс, конечно, утратил дар речи, проводя взором то вверх то вниз по обтянутым тончайшими колготками, ножкам, но потом всё же остановил глаза на лице Наили:
– Весьма грамотный подход к… э-э… выбору гардероба, миссис МакГоннегал. В моём хозяйстве – жарко. Специфика, так сказать! Ну как? Готовы?
– Конечно, уважаемый доктор Маркс! Показывайте!
Доктор с большим удовольствием приступил:
– Прошу. Сюда. Так. Теперь – сюда. Вот это, так сказать, наш с техником Хваном – командный пункт. Бо, подойди. Миссис МакГоннегал тебя не укусит. Надеюсь. Миссис МакГоннегал. Это – Бо Хван. Мой главный и фактически единственный помощник. Именно его заботам наш экипаж обязан тем, что урожай всегда обилен.
Наиля, как ни странно, без выпендрона, протянула ладошку пожилому корейцу:
– Очень приятно, уважаемый Бо!
Тот осторожно, словно хрустальную, пожал протянутую руку:
– Для меня знакомство с вами, уважаемая Миссис МакГоннегал – честь!
– Ай, бросьте вы эти церемонии! Для вас с доктором Марксом я – просто Наиля!
– Договорились, ми… э-э… Наиля! Правда, не думаю, что вам будет сподручно называть меня – «Эдди», да я и не рассчитывал на такое. Ну, идёмте, что же мы стоим, словно стеснительные подростки! Хозяйство у нас обширное, и мы надеемся, вам понравится.
– Хорошо, доктор Маркс. Идёмте.
– Ага. Давайте тогда сразу пройдём в самый дальний конец. Там у нас главный бак нашей ирригационной системы, и палуба устроена так, чтоб именно оттуда шёл основной уклон. То есть – питательный раствор подаётся самотёком. Что очень удобно и грамотно: насос нужен только для перекачки неиспользованного раствора обратно в главный бак. Где он снова… – доктор Маркс пустился в объяснения, пока они проходили расположенные один за другим отсеки, разделённые бронированными переборками с аварийными дверьми.
Наиля вдруг остановилась как врытая:
– Доктор!!!
– Что случилось, ми… Наиля?!
– Вон там! Что я вижу! Это же – бонсаи?!
– Ну… Да. – доктор традиционным жестом поправил очки, затем спросил, – А что в них такого особенного?
– Как – что?! Ведь там у вас… Можно, я поближе подойду?
– Конечно можно! Всё наше – ваше!
Наиля чуть не бегом устремилась в боковой торец одной из проходимых ими секций, и только перед самой дальней полкой замедлила ход. Заломив руки на груди, женщина осторожно подобралась к стоявшим на невысокой полке горшкам и кадкам.
– А почему они у вас – такие маленькие?
– Ну… – доктор Маркс явно испытывал стеснение, – Дело в том, что тут – бонсаи деревьев. Мы на «Пронзающем» не можем позволить себе непродуктивную трату биоматериала. Эти конкретно деревья не дают никаких плодов. Ну, в-смысле, которые можно было бы использовать в пищу. И поэтому мы не можем позволить им получать слишком уж много питания и воды. А нужны они, во-первых, для, так сказать, эстетического услаждения взоров, и напоминания о доме… А во-вторых – для того малореального случая, если б мы-таки нашли подходящую для людей планету. В этом случае мы бы их там высадили, и будущие колонисты уже прибыли бы на… э-э… почти Землю, где росли бы привычные, родные, растения!
Наиля ничего не говорила во время объяснений доктора, но обеими ладонями нежно гладила крошечные листья:
– Это ведь – дуб?
– Да, ми… Наиля. Это – Европейская его разновидность.
Как ни странно, но неторопливо подошедшие, и сейчас стоявшие позади доктора и техника Збигнев и Коллинз, увидели, что глаза Наили полны слёз. Они переглянулись.
Коллинз полез ладонью в затылок и пошкрёб там. Збигнев свою руку удержал.
Наиля сердито фыркнула:
– И никакая я вам не стерва с жестоким и коварным сердцем! Я – нормальная женщина! И имею право на тоску по родине и, и… Всему тому, что там осталось!
И если вы, господин инженер, и лейтенант, хотите поприкалываться – сейчас – самое время!
Збигнев нахмурился:
– Вот уж нет, миссис МакГоннегал! Не собираемся мы «прикалываться». Если честно, то и на нас самих часто находит… Примерно как на вас сейчас! Тоска по Дому. И мы приходим сюда. Полюбоваться. Повспоминать. Да просто – постоять, подумать!
Можете не верить, но даже наш главный прагматик Пауэлл приходит сюда. Хотя бы раз в год. И, кстати, приказал доктору Марксу очень заботиться об этом мини-парке!
– Ах… Если подумать, то никакие вы не суровые космонавты. Думаю, всё же мы найдём общий язык!
– Ох, миссис МакГоннегал. Как бы это было замечательно!
18. Калифорнийские черви
– Ладно, там видно будет. А сейчас – идёмте. А то я что-то уж совсем… расклеилась. А я же у вас – сильная и целеустремлённая! Достойная… э-э… соратница!
– Никто в этом и не сомневается, уважаемая Наиля! – доктор Маркс, хитро блеснув взглядом из-под очков, пожал плечами, – Поскольку женщины другого склада характера, и темперамента никогда бы и не попали сюда. В космос. Но вы правы. Идёмте. Вам наверняка будет интересно узнать всё.
В самой дальней комнате, подволок которой явственно был пониже, чем у остальных секций-отсеков, доктор остановился, удовлетворённо вздохнув:
– Это – здесь. Именно отсюда начинаются наши «молочные реки» с покрытыми зеленью «кисельными» берегами. Вот этот здоровенный бак, если мне позволят эту цистерну так назвать – и подаёт всю потребляемую нашими растениями питательную смесь во все промежуточные резервуары, расположенные в каждой секции, и уже оттуда они раздают эту жидкость по магистральным трубопроводам каждой секции. И изучая данные датчиков и анализаторов, установленных вот здесь, на входной трубе, мы видим, чего не хватает, то есть – какие элементы наши растения поглотили, и добавляем соответствующие реактивы и вещества в бак. А вон та мешалка всё это дело размешивает.
Как вы видели, и, несомненно, догадались, герметичные переборки между секциями нужны для того, чтоб их двери немедленно отделяли от остального пространства «Пронзающего» секцию с нарушившейся герметичностью. А вот это – автоматические же гидрозаслонки, перекрывающие проходящие сквозь секции трубы – с той же целью. Ну, мало ли… Может, авария, или метеорит какой, или…
– Или дыра от лазерной пушки с корабля коварных инопланетян?
– Ха-ха-ха, миссис Наиля, вот уж потешили… – доктор вынужден был даже утереть толстеньким пальчиком набежавшую слезу, для чего ему пришлось приподнять очки, – Нет. Как ни парадоксально это звучит, но никого живей и разумней микробов, мы за время нашего долгого путешествия не встретили. Вот только не знаю – к счастью, или к сожалению. Впрочем, такую возможность проектировщики нашего корабля предусмотрели. Под слоем первичной брони, защищающей от молекулярного водорода и космической пыли, у нас – зеркальный слой. Он служит двум основным целям. Первая, конечно, главная – не допустить утечки наружу столь дорого нам достающегося тепла, вырабатываемого конвертерами климатизатора и механизмами корабля. И вторая – вот именно, отразить, если что (Тьфу-тьфу!), до девяноста девяти процентов энергии вражеского лазерного луча! Но мы отвлеклись.
Вот это – пульт управления всей гидравлической системой. И вот на этих мониторах и приборах видно, сколько где имеется жидкости, и перекачка её, в случае, если трубы в какой-то секции оказываются слишком уж пусты, осуществляется автоматически. Что не исключает, впрочем, ручного управления. И мы…
Доктор, увлёкшись любимой темой, говорил живо и жестикулировал активно, но Збигнев и Коллинз не столько слушали (Поскольку всё это и так отлично знали. Каждый член экипажа на «Пронзающем» был знаком со спецификой работы практически любого подразделения и его основных механизмов!), сколько незаметно – как им казалось! – наблюдали за Наилёй. И, естественно, не за всей Наилёй, а за определённой её частью. От внимания женщины, впрочем, это дело не укрылось. Как высказался однажды по примерно такому же поводу техник Ходжес: «Впечатление такое, что у неё и на затылке – глаза! Ну, или они у неё в другом месте!»:
– Инженер! Лейтенант! Может, вы прекратите разглядывать исподтишка мой прелестный зад, и станете делать это как-то… Посмелей и пооткровенней? Поверьте: моему «эго» это вполне льстит!
– Извините, миссис МакГоннегал. Замечтались. Утратили бдительность. Забыли, что вы сечёте всё вокруг на триста шестьдесят градусов! Ну, или уж – телепатка!
– Знаете что, Збигнев? Я передумала насчёт лейтенанта. В следующую «беседу» услаждать мой слух и разум будете вы!
– А знаете что, Наиля. Вот уж и не подумаю отказываться. Как только что сказал вам уважаемый техник Бо – для меня это будет честью!
– Вот как? Хм-м… Ну, посмотрим! Дорогой доктор Маркс! Я приношу вам самые покаянные извинения! За то, что прервала ваш интереснейший рассказ. Но прошу войти в моё положение: ощущать, как два похотливых взора выписывают кренделя по моей, – женщина обеими ладонями похлопала и погладила себя по упругим округлым полушариям. – любимой части организма, приятно только в первые две минуты. А потом начинает несколько… напрягать!
– А знаете, уважаемая Наиля, к сожалению, не смогу войти в ваше положение, и поэтому придётся поверить вам на слово. Мои-то «полушария» – никто никогда не…
– Доктор! И вы – туда же?! – в очки Маркса уставились два укоризненных огромных глаза. Невольно сглотнув, он понял, что они просто – бездонны! И словно излучают невидимый, но ощутимый свет и энергию! – Ну ладно – лейтенант. Он – кадровый военный, и у них во всех Уставах прописано, что нельзя пропускать, не осмотрев внимательно, ни одной юбки! К инженеру я уже привыкла. Он вроде Ходжеса – циничный и себе на уме, просто не такой глупый, наглый, и пошлый. Но вы-то – учёный!
– Вот именно, миссис Наиля. И именно поэтому я, как настоящий учёный, должен изучать очень внимательно любой феномен, оказавшийся в поле моего зрения. И уж поверьте специалисту – у вас есть что поизучать!
Наиля вдруг перестала делать вид, что сердится. Вместо этого подошла и чмокнула сразу порозовевшего доктора в щёчку:
– Док! Вы – прелесть! Столь оригинального и изысканного комплимента мне даже на Лунной Станции никто не говорил! Там имелись одни прагматики: «Ну что? Пойдёмте, миссис МакГоннегал, повысим иммунитет и обменяемся гормонами?»
– Ну и гады! Пошлые циники! Что, неужели прямо вот так и говорили?!
– Да нет, доктор. Шучу, конечно. Да и на мою прелестную поясницу я пялиться вовсе не запрещаю. Вы ведь уже наверняка догадались, что именно поэтому я так и нарядилась. Хотела посмотреть, насколько некоторые части моего организма – неотразимы. И смогут ли суровые космонавты адекватно реагировать и отвечать на мои вопросы, если достаточно долго будут заняты рассматриванием… Того, что они всё равно сейчас рассматривают!
– Миссис Наиля! Это нечестно с вашей стороны! Вы же знаете, что ничего мы с вами сейчас сделать не можем! Как бы не хотелось. Даже – погладить!
– Это почему ещё, инженер?
– Потому что вы ещё не прошли полную адаптацию к нормальной силе тяжести. И даже ноль пять «же» капитан распорядился включить только в предстоящую ночь.
– Ага. Поняла. Ладно, мученики вы мои. Давайте лучше вернёмся к экскурсии, а то бедный доктор Маркс уже истосковался. Доктор! Ещё раз мои самые искренние извинения! Но уж больно хотелось… Поблистать! Чтоб все – восхищались!
– Вполне понятное и простительное желание! И можете поверить мнению эксперта: вы – неотразимы! «Поблистать» вам, милая леди, блестяще удалось! Уж на что мы с Хваном – старые хрычи, но и нам это… э-э… «Шоу» очень приятно. Порадовали глаз!
– Спасибо. За столь лестную оценку моих стараний. Ну что? Продолжим?
– Конечно, уважаемая Наиля. Как вы, наверное, заметили, подволок в этой секции, и в последней – скошены. И куда ниже, чем в остальных отсеках нашего хозяйства. Это оттого, что они – в переднем и заднем сужении корпуса корабля. Который, как вы наверняка заметили при подлёте, похож на сигару. И мы потребляем до тридцати процентов всей энергии, что вырабатывает наш реактор. А всего наши теплицы с их садами и огородами занимают практически полностью всю первую, верхнюю, палубу «Пронзающего».
Такая большая площадь нужна в первую очередь для того, чтоб обеспечить растительной и животной пищей весь наш экипаж. И в этом плане у нас всё (Снова – тьфу-тьфу!) в порядке. И картофель, и маис, и помидоры, и морковь с луком… Да и все фрукты растут под нашими лампами вполне… э-э… Стабильно и быстро. Пойдёмте теперь снова назад. По тропинке, по которой мы прибыли. Я покажу вам наши грядки, сад, и даже бахчевые.
Пока переходили из первой секции в ту, через которую уже прошли, Наиля спросила:
– Извините, доктор. Я, может, чего не поняла. Но вы сейчас сказали, что обеспечиваете экипаж и растительной пищей, и пищей животной. Значит, у вас тут где-то есть и животные? А почему я нигде не видела никаких клеток и вольеров?
– Ну… – заметно было, что доктор сильно смутился, – Не должен я был вам этого говорить. Моя оплошность. Вызванная, как вы, наверное, догадались, моим излишним вниманием к вашим… Выдающимся особенностям организма.
– А почему – не должны были говорить? – Наилю не так просто было сбить с темы.
– Капитан Пауэлл боялся, что знание такого специфического нюанса нашей пищевой цепочки может… Плохо повлиять на ваш аппетит!
– Ну-ка, ну-ка, доктор. Колитесь уж. – Наиля нежно подхватила доктора, снова поправившего по этому поводу очки, под ручку, – Кого, или чего вы тут выращиваете, неаппетитного, но «мясного»?
– Ладно, скажу. Да вы всё равно уже догадались и сами, миссис Наиля. Вы же умны и наблюдательны. И профессионально подкованы. Да и про такие корабли как наш, вам на Станции и на Земле наверняка рассказывали. К сожалению, невозможно набить холодильные камеры тушами свиней, коров и овец так, чтоб хватило на все двадцать лет объективного времени. Вернее, конечно, можно, но при этом они займут до пятидесяти процентов объёма корабля. Поэтому наша жизнь здесь базируется, разумеется, на рекуперации. То есть – вторичном использовании уже… э-э… поглощённых продуктов.
В самом конце, в последних двух секциях, у нас – калифорнийские дождевые черви. Отходы они просто обожают. (Правда, только органические.) И уж если кто и работает круглые сутки, не покладая, если можно так сказать, рук, ног, и кишечника, чтоб переварить и переработать всё это дело на нашей посудине – во что-то пригодное к повторному использованию в пищу – так это они. Эти маленькие работящие крошки.
Из наших бытовых и пищевых отходов они готовят компост – для нашей оранжереи. А уж из их набравших нужную массу и отсеянных тел наш кок Лютер готовит… Все мясные блюда. Ну, разумеется, очистив, переработав, обогатив пищевыми добавками, связующим, ароматизаторами, и растительным белком, и термически обработав их! Поскольку тушу предпредпоследней коровы из последнего холодильника мы съели на праздничном обеде. По поводу возвращения на родину. То есть – влетев в границы Солнечной. Мы ведь тогда… – доктор снова смутился, но женщина закончила за него:
– Не знали, что тут вам приготовили такой облом! Да, с этим понятно. Значит, нормальное мясо почти закончилось, и его полностью заменяют «субпродукты»?
– Ну, не совсем так. Мы и раньше-то до восьмидесяти процентов мяса получали… Вот так. А натуральное добавляли в рацион только раз в неделю. А что? Не везти же нам с собой, действительно – живых кур, гусей, и коров с овцами?
– Действительно. Вы правы, доктор. Хотя… – по виду Наили трудно было догадаться, шокирована она этой информацией, или напротив, восприняла как нечто само-собой разумеющееся, – Вы частично правы. Ну, в том смысле, что ни коровы, ни куры ваш корабль бы не украсили! (Про запах уж не говорю!) Что же до – испортить мне аппетит…
Он не испортился! И вчерашняя котлета – а вернее – котлетища! – которую мне принёс, так сказать, «по блату» кок Вайс, на вкус была… Очень даже! Нет, я, конечно, догадывалась, что даже на таком гиганте, как «Пронзающий» на всё время полёта запастись настоящим мясом – никаких холодильников не хватит. Как и горючего на разгон всего этого хозяйства. И знаю, что в Восточной Азии запросто едят жаренную саранчу, сверчков, шелковичных червей и скорпионов. И много кого ещё – и не только из-за голода. А и из-за того, что там, в этих насекомых, и правда много животного белка. Но – земляных!..
