Андрей Арсланович Мансуров
Капризная с-сука!..
– Значит так. Я сейчас буду задавать вопросы, а вы будете отвечать. Это ясно?
– Конечно. Чего ж тут неясного! А когда я буду задавать вопросы – вам?
– Когда я разрешу. А пока начнём. Как вы вообще оказались на этой посудине?
– В-смысле – на «Пронзающем Бесконечность»?
– Нет, в автобусе Нью-Йорк – Кливленд! Ясное дело, что – на «Пронзающем»!
– Ну, как… Образование позволило. И проблемы с трудоустройством. И разборки с ближайшими родственничками. Папа мой хотел из меня сделать священника, как и он сам! А я не хотел. Вот поэтому, сразу после школы, уехал я к прабабушке, в Массачусетс.
А там деваться некуда – только один приличный Универ. А за него надо платить! Вот в технический колледж при нём я и поступил. Чтоб быть хотя бы дипломированным лаборантом. Окончил, кстати, с лучшими отметками. И с престижнейшей профессией.
Только вот ни в одну научную лабораторию меня не приняли – статусом да связями не вышел! Вот и пришлось два года проработать банально в ремонтной мастерской ретро-автомобилей, где я крутил хвосты автомобилям, ещё год – в мастерской музея истории, где я крутил хвосты всяким чучелам антилоп, да восстанавливал макеты шахт, реакторов, да приборов Никола Теслы… А затем и сюда завербоваться! С моими-то руками, и «природной» смекалкой, – Ходжес храбро показал обе широких мозолистых ладони женщине, – я мог бы работать где угодно и кем угодно! Ну, по версии моего куратора в музее…
– Вот как. Хм. Интересно. И – коротко и ясно. Вы так уверены в своих способностях и возможностях, Иезекия! Приятно, конечно, когда специалист осознаёт себе цену. И ощущает свою значимость. И руки у вас явно мускулистые и большие.
Но сейчас мы кое-что проверим. Насчёт «универсальности» ваших способностей.
Массаж делать умеете?
Ходжесу кровь бросилась в лицо. Он заподозрил, что сейчас…
– Ну… Умею. Этот курс входит в предстартовую подготовку. Вам ли не знать!
– Вот именно! И – вы правильно подумали, милый Иезекия! (Недаром же покраснели, как помидор!) Ну-ка! Идёмте в спальню, и я предоставлю свою истерзанную восьмьюдесятью годами лежания на ней, и часом тренажёрного зала, спину, в ваше полное распоряжение. Масло для её растирания – вон там. На тумбочке.
Ходжес не сомневался, что те, кто остались в рубке, с огромным разочарованием выслушали последнюю часть этого диалога, и сейчас только что локти себе не кусают, сожалея об отсутствии возможности пронаблюдать процесс «массажирования». Ну а так им пришлось довольствоваться только аудио-вариантом:
– Не стесняйтесь, Иезекия. Ничего, что я сниму майку стоя к вам спиной? Ведь массажировать надо только спину! А, впрочем, нет. Вы уж промассажируйте меня всю! В-смысле – сзади! Вот! Я и шорты, и трусики тоже сниму… Есть. Ну, как вам моя спина?
– Отличная спина, Наиля. – то, как он сглотнул слюну, тоже, наверняка, было слышно. Как и участившееся дыхание. Женщина не упустила случая подлить яду:
– Ну, не преувеличивайте! Не отличная, а – просто: спина. Вот. Теперь она полностью в вашем распоряжении. Или мне передвинуться ближе к краю кровати?
– Да хорошо бы. А то – тянуться приходится.
– Так нормально?
– Нормально.
– Берите масла больше – не стесняйтесь. Да, да, налейте его прямо туда – в ложбинку позвоночника… И растирайте по всей длине – до самых икр. Их мне особенно надо промассажировать. А то болят с непривычки к ноль четыре «же». У нас-то… на Станции… Их было… Ноль два…
Очень скоро комментарии и возгласы Наили сменились вздохами и междометиями, вроде «Да, да!», «Ещё разок – там же!», «О-о!», «Ах, не так рьяно!», «М-м-м!..».
Ходжес сопел, словно загнанный носорог. Но свою работу делал добросовестно. Вскоре вся «спина» и ножки Наили оказались на совесть обработаны. Ходжес буркнул:
– Спереди будем массажировать?
Томным и как бы обессиленным голоском женщина проворковала:
– Нет! Ну спасибо, Иезекия! Теперь подайте мне вон то полотенце, и выйдите в зал.
Выйдя в зал, всклокоченный Ходжес невольно кинул ненавидящий взгляд на камеру в углу. Вот уж кто сейчас потешается на его счёт – так это все, кто хоть разок попадал на его острый язычок! (А таких на «Пронзающем» – практически весь личный состав!)
И сейчас они торжествуют, зная, что он наверняка возбудился – дальше некуда, а вот сбросить «нервное напряжение» – не получится: он провёл у Наили всего сорок минут, и теперь должен «доотрабатывать» остальное!.. А что может быть для мужчины унизительней, и вредней, чем – возбудившись – не «разрядить» накопившиеся заряды!..
Он сел туда же, где и располагался, постаравшись пристроить своего воспрявшего друга так, чтоб тот не мешал ему, но и не слишком выдавал его возбуждение.
Наиля появилась через пять минут. Завёрнутая в широкое полотенце. Картинной походкой жеманной манекенщицы подплыла к своему стулу. Села, сделав разножку. Техник невольно сглотнул: никаких таких трусиков на ней не было!
Женщина сказала:
– Что ж. Вы не соврали, Иезекия. Руки у вас… выдающиеся. И сильные, и нежные! Кстати: если б вы не сваляли дурака, и не отчалили в космос, могли бы иметь неплохие деньги! Открыв свой, или устроившись в чужой спа-салон!
– Вот уж спасибо! Чего мне не хватало в жизни – так это массажировать избалованных целлюлитных старух и прибамбахнутых толстозадых клерков!
– Так я, по-вашему, старуха?!
– Нет!!! Вот уж старухой вас нельзя назвать ни в коем случае! Тело у вас упругое и крепкое, кожа – нежная, гладкая. Вы – женщина в самом, так сказать, соку!
– Ну вот. Узнаю старого доброго Иезекию. Вы хотя бы говорить нормально начали. А во время сеанса – только сопели. Словно сердитый бегемот!
Ходжес покачал головой. Усмехнулся:
– Во время «сеанса» я старался делать всё как положено. А разговоры отвлекают. И меня и «клиента». А насчёт сердиться – да. Вы ж не предупредили, чем мне предстоит заниматься, и я даже не принял душ. Небось, потом вонял – как последний жеребец!
– Да, этого у вас не отнять! Но кто вам сказал, что природный запах крепкого и сильного мужского тела может быть определённому типу женщин… Неприятен? Может, как раз – наоборот?
– Ха! Спасибо, конечно… Но только лучше бы всё же предупредили!
– Ну хорошо. Вот: предупреждаю. Когда придёте в следующий раз, завтра – уж помойтесь!
– Обязательно. – Ходжес готов был поставить свою недельную пайку рома против дохлого таракана, что завтра ему уж точно не предстоит проводить сеанс массажа – не в традициях Наили делать то, чего от неё ожидают!
Но что же предстоит ему дальше?!
14. Голгофа техника Ходжеса
– Ну вот. Когда я проверила вас, так сказать, на чисто физические кондиции, можем приступать к следующей части нашей программы. – Наиля, усевшись на стул посвободней, откинулась, жестом предложив и Ходжесу откинуться на стену, – Поговорим. Не возражаете?
– Поговорим.
– Превосходно. Так вот. Вы же – мужчина? То есть – нормальный, половозрелый, состоявшийся представитель так называемого сильного пола! И мне интересно ваше мнение об одной ситуации. Она сложилась у моей близкой подруги, как раз перед тем, как я улетела на Станцию. И мне хочется узнать, что вы думаете, милый Иезекия, о её действиях, мыслях, и, разумеется, перспективах. На будущее. Ну, если предположить, что там, на Земле, не случилось бы этой катастрофы.
Ходжес кивнул, отметив себе, что все его «шарики» интенсивно закрутились там, в черепе, пытаясь сообразить: действительно ли Наиля хочет знать его мнение, или просто… Прикалывается? Потому что сто лет бы ему нужна эта подруга! И её «перспективы»! Которые уж семьдесят лет как сгинули в Вечность…
Но слушать так и так придётся. Потому что за ним наблюдает лично капитан!
Поэтому Ходжес с самым заинтересованным видом кивнул, глядя прямо в глаза женщине, и воздержавшись от комментариев.
– Так вот. Назовём мою подругу Верой. Хотя бы потому, что её звали не так. Девочка она в детстве была жизнерадостная, весёлая, общительная. Но, скажем так, не слишком задумывающаяся о происходящем вокруг, и будущем. В том числе и своём.
– Что, дура, что ли, набитая?
– Ну… Не совсем, всё-таки. Но не перебивайте меня. Мешаете сосредоточиться! – метнув ещё один затравленный взгляд на видеокамеру в углу, Хождес предпочёл заткнуться, и действительно не перебивать.
– Так вот, о подруге. У неё ещё в начальном, то есть – в школе, случился бурный роман с одним одноклассником. Назовём его Григорий. То есть – Гриша. Дело было так. Она где-то в девятом классе наконец по-настоящему возмутилась, что он заколебал: достал своими детскими приколами: то дёрнет её за косичку, то кнопку на стул подложит, то язык покажет. И это – на уроке, во время её ответа на вопрос учителя – это вместо подсказки-то! А предметы – практически любые! – давались ей… Скажем так: с трудом.
Свинство же: вроде, практически взрослый парень! Кучерявый, симпатичный. (Ну, если абстрагироваться от веснушек и носа картошкой.) Нет бы – помочь милой однокласснице! (Не открою вам Америку, Иезекия, сказав, что если все девушки в этом возрасте считают себя – суперкрасавицами, то у неё и здесь были особые таланты!)
А потом до неё типа, дошло (А вернее – мы, подруги, объяснили!): это он ей так выказывает знаки внимания! И хочет обратить её взоры на себя. Потому что, видать, втюрился! Первая любовь, и всё такое…
Ну она, не будь дура, решила применить единственно возможную в таких ситуациях тактику. Вскоре после того, как это немудрёное открытие проникло в её сознание, на одном из чьих-то дней рождений, на дому у какой-то одноклассницы, она сама пригласила нашего героя на танец. И уж постаралась поприжиматься к нему! Всем, чем можно было прижиматься. И потереться. Всем, чем можно было потереться. И глядела, глядела ему в глаза! Иногда, впрочем, стыдливо (Или – как бы стыдливо!) отводя их. Старалась и краснеть – потому что то, что должно было воспрять у бедного Гриши, отменно воспряло!
Ну а в перерыве между танцами она вышла как бы подышать свежим воздухом – на балкон. И, понятное дело, Гриша туда припёрся. Типа, спросить, как она себя чувствует. И не обижается ли на него за его хамское… И так далее.
Ну, объяснять, что было дальше, думаю, особого смысла нет. Чего хочет женщина – того хочет Бог! Словом, раскололся наш Гриша – не то, что партизаны на допросе. Сообщил, что ещё со второго класса, когда его только перевели из другой школы в связи с переездом родителей, втюрился в неё по самые уши, и вздыхал, и краснел, и смущался… А она, бессердечная коза, на него – ноль внимания, фунт презрения!
Ну вот он, с отчаяния, и попытался обратить на себя её внимание хоть таким способом! Ну и обратил.
Само-собой, они тогда и поцеловались. Впервые. Ну, вернее – это у Гриши-то было впервые. А у нашей героини – уж не упомню в который раз! Девочка она была и правда – весьма симпатичная, обладала ярко выраженной харизмой, и не слишком была задрючена строгим воспитанием, поэтому примерно с пятого класса целовалась вовсю. Правда, без всего «остального». Поэтому мальчики между собой и называли её «шлепанутое динамо».
С тех пор жизнь нашей Верочки изменилась. В гораздо более интересную сторону. Ну как же! Впервые – настоящий, а не «на час» ухажёр! И подсказки-то на всех уроках – ей, и портфель до дому донести. И в соцсетях – сплошные лайки на её новые фотки. И домашнее задание – на раз. А воспитание у Гриши было вполне пуританским. Из тех, прошлых, веков, как говорится. Потому что папа – военный. Кадровый. Так что на логическом продолжении отношений (В смысле – безопасного секса!) он даже не настаивал.
Вот так моя знакомая и наслаждалась полной малиной, и вкушала плоды своего откровенно вызывающего танца целых пять месяцев, пока вдруг…
Отца Гриши не перевели в другой гарнизон. В другой области.
И расстались наши «влюблённые» на неизвестный срок… Вот уж слёз было – со стороны Верочки, понятно, Гриша только желваками играл! – и она, вероятно, действительно привязалась к нашему Григорию. Успела, во-всяком случае, заценить «неоценимую» помощь с уроками, и понаслаждаться атмосферой неподдельного восхищения её неотразимой персоной! Ну и, конечно, она-то уже и на будущее кое-каких планов понастроила. Ясно же – вот оно! Крепкое мужское плечо. На которое можно опереться.
Но пока, так как оба были ещё школьниками, неизвестно было, когда Гриша сможет к ней вернуться, уже самостоятельным гражданином. С образованием, собственной квартирой, и престижной работой. И «вечной» любовью и преданностью.
Ну а поскольку всё это, обговоренное при расставании, ожидалось лишь в очень отдалённой перспективе, милая и ветреная Верочка позволила в не упомню уж какой раз вскружить себе голову одному начинающему юристу. Точнее – адвокату. Поскольку он был старше её на пять лет, и уже закончил высшее, то и вожделённая отдельная жилплощадь, и образование, и машина, и прочая вдохновляющая перспектива у него имелись. А главное – он тоже буквально до беспамятства в нашу героиню влюбился. В чём ей и признался после семи месяцев интенсивного ухаживания. То есть – шикарные огромные букеты, самые дорогие конфеты, поездки на пикники на дачу его родителей, пляжи, походы в рестораны, и так далее – по всему списку.
Ну а поскольку его мать неплохо знала мать матери Веры, все сведения о нём имелись самые достоверные: честный, порядочный, в беспорядочных половых связях даже в университете замечен не был… Единственный недостаток – несимпатичная физиономия. Но как сказала по этому поводу бабушка Веры: «С лица воду не пить!»
Вот, подумав для виду с недельку после того, как ей сделали предложение, Вера и согласилась. Свадьбу сыграли скромную: на тридцать человек. Позвали только ближайших родственников и коллег избранника. А звать его, кстати, было Михаил. Миша то есть.
Вера при всей видимой взбалмошности была девушка с очень даже крепкой в житейском плане мозгой. Поэтому Миша был вне себя от счастья, обнаружив, что она (Это в наши-то распущенные и аморальные времена!) девственница! Его страсть к ней после этого ещё усилилась: он буквально души в ней не чаял! Тут, понятное дело, снова: и цветы, и самые шикарные и модные платья-туфли-кардиганы, и лучшие рестораны!
Потому что Миша после женитьбы стал больше зарабатывать: не без оснований посчитав, что он теперь – солидный мужчина, борющийся за своё благополучие и профессиональную состоятельность, Большой Босс взял его в партнёры фирмы. И уж можете не сомневаться: Миша и правда – буквально землю носом рыл! Да и мужчина он во всём остальном – том, что не касалось Веры! – был трезвый прагматик, вполне себе на уме, и оборотистый и ходовой!
Словом, когда через десять месяцев у них появился сын, Миша был преисполнен любви и энтузиазма. А уж когда ещё через пару лет родилась дочь – так и вообще: счастливей него папаши и мужа во всей Уфе не было!
Ну, понятное дело, Вера, как порядочная жена и мать, написала Григорию, что вышла замуж, всё честь по чести, своего нового мужа она и любит и уважает, так что он – Гриша! – может считать себя свободным от всех данных обязательств и наивных детских клятв, и тоже может подыскивать себе другую избранницу.
Оказалось, что Гриша после этого сильно гневался, и даже порывался поехать. И набить морду «несчастному адвокатишке»… Но его вразумила его мама: растолковала, что он сейчас – пока никто, без профессии, без положения в обществе, и даже без своей квартиры. И пусть не портит бедной девочке жизнь! (Да и себе заодно!) Даже если его «любимая» этого Мишу и не столько любит, сколько позволяет любить себя, это уже – немало! Потому что в браке обычно так и бывает: кто-то любит, а кто-то позволяет себя любить! И нечего перечёркивать свою жизнь, и портить свою биографию помещением в места заключения за наметившийся акт насилия, и разбивать чужую Семью!
Ну, как ни странно, изрядная доля практической смекалки и прагматизма оказалась не чужда и Грише: он после этого поступил в Екатеринбургский институт материаловедения, и окончил его с отличием. И прекрасной специальностью: технолог по броневой стали. Стал работать по распределению в одном почтовом ящике. Где разрабатывают сталь для подводных лодок. Показал себя отличным специалистом, и даже талантливым изобретателем. Двенадцать авторских свидетельств. Ну, ему от предприятия – новую квартиру! И тут и девушку подходящую встретил. Очень, говорят, похожую на нашу Веру. Милую, скромную. Из деревни! Вот и влюбился снова. Не знаю уж, в созданный воображением образ, или и правда – в новую пассию. Которая, кстати, тоже оказалась моложе его. На три года. Иезекия! – без всякого перехода Наиля вдруг обратилась к уже почти прикрывшему глаза веками технику, – Вы меня слушаете? Уверены? Что я сейчас сказала?
– Что Гриша тоже нашёл себе милую девушку, и тоже женился. – привычка отслеживать на уровне подсознания происходящее вокруг сильно помогла уже действительно почти отключившемуся Ходжесу подхватить мяч, – И профессия у него теперь была. Очень престижная. И квартира.
– Отлично. А то я уж было совсем решила, что вы по-полной спите! Нет уж: вы слушайте, слушайте! Это важно!
«Для кого это важно?! Для людей, ещё семьдесят лет назад отправившихся к праотцам?! Или – для Наили, проспавшей восемь десятков лет? Или для самого Ходжеса?!» – невольно думал техник, вовсю матерясь про себя, и пытаясь тем не менее сесть так, чтоб пол упирался в копчик, и сидеть было не столь удобно. А то от этого монотонного (Наверняка эта зар-раза специально так и говорила!) монолога его клонило в сон буквально – непреодолимо! Ну вот так уж действуют на нормальных мужчин все эти женские «невероятно интересные и важные» истории!..
– Как ни странно, но его брак оказался вполне счастливым. – Наиля как ни в чём ни бывало, словно и не прерывалась, продолжила с того места, где остановилась, – Мама Гриши нарадоваться не могла на троих внучат: двух девочек и младшего мальчика. Да и Гриша стал солидным, и даже животик отпустил. На домашней-то, вкусной и полезной, пище.
Про свою зазнобу из Уфы начал он, понятное дело, забывать, и уж совсем было решил, что вовсе не так сильна была его страсть, как казалось всего с десяток лет назад, как вдруг… Судьбе было угодно вновь свести наших героев – отправили Гришу в командировку, в один из закрытых почтовых ящиков Уфы.
Они с Верой и встретились-то случайно: на улице буквально нос к носу столкнулись! Вера несла из супермаркета огромные пакеты с продуктами к своей машине на стоянке. А Гриша как раз туда входил – вот именно, прикупить чего поесть. А то пища из столовой местного закрытого почтового ящика ему не нравилась.
Узнали, понятное дело, друг друга. Ну, слово за слово, а выяснилось, что отголоски той, первой, любви, ещё не потухли! У Гриши. А Вера, сама себя не понимая, обнаружила, что, оказывается, любит Гришу! До сих пор любил – да так, что ради него готова бросить и престижного состоятельного мужа, и даже детишек, пусть и взрослых, оставить на мужнино попечение! Да и то сказать – старшенькому было уже восемнадцать, и он только-только поступил в местный универ. А Гришиной старшей тогда было пятнадцать.
Под намеренно мерный говор своей собеседницы техник Ходжес вдруг снова поймал себя на том, что совсем было отключался, задремав. Но, памятуя, что от него требуется оценка и какие-то комментарии по поводу услышанного, героическими усилиями заставлял глаза оставаться открытыми, и даже щипал себя незаметно за живот и ноги – чтоб продолжать слушать всю эту чушь.
Он, конечно, не сомневался, что от его собеседницы не укрыты все его потуги, и прилив злости на минуту позволил снова почти прийти в себя.
Но – только на минуту!
Потому что новый оклик буквально заставил его вздрогнуть:
– Иезекия! Техник Ходжес, чёрт вас побери! Вы что – заснули?!
– Нет, мис… Наиля!
– Ага: нет, два раза! Что я сейчас сказала?
– Ну, что они начали снова тусить, и крутить любовь, словно малые дети, и все вокруг начали им вправлять мозги!
– Хм-м… Ну, почти верно. Хоть и несколько менее подробно, чем я рассказывала. Ну так вот. Я продолжаю. Верочка со своим мужем договорилась быстро. Он всё-таки, и правда, до сих пор любил её, был благодарен и за детей, и за счастливо прожитые годы, и не хотел препятствовать её новому счастью. Дети, правда, с Верочкой общаться отказались. Высказав в чатах и посланиях всё, что думали по поводу неадекватного поведения сбрендившей на почве не то климакса, не то – животной страсти и примитивной похоти, мамаши. А вот у Гриши с семьёй начались проблемы. Его детишки…
– Техник Ходжес! Вас срочно вызывает на мостик капитан! У нас ЧП в машинном зале. – голос из трансляции казался предельно нейтральным, но Ходжес прекрасно знал старшего лейтенанта Алекса Харпера, и ни на секунду не усомнился, что тот еле сдерживает смех.
Ходжес вскочил на ноги, стараясь не шататься от накатившего сонного оцепенения. Наиля, задравшая голову к камере, казалась сильно разочарованной. И сердитой.
Ходжес быстро откозырял:
– Прошу прощения, уважаемая Наиля! Работа есть работа!
Женщина смогла не показать, что сильно разочарована тем, что полузамученная мышь смогла ускользнуть из лап разыгравшейся не на шутку кошки!
Ф-фу-у!… Вот уж сейчас он был бы рад любой, даже самой-пресамой трудоёмкой и сложной аварии, только бы убраться отсюда к чертям собачьим побыстрее!
Дверь за собой он, однако, запереть не забыл.
На мостике царила атмосфера веселья и неприкрытого торжества.
Пауэлл между тем был удручающе серьёзен:
– Техник Ходжес. Вы пропустили большой кусок повествования. Краткое содержание, которое с вас наверняка завтра потребует пересказать наша спасённая, таково: после суда детей оставили жене Григория, ей же присудили и квартиру, а сами нововлюблённые уехали искать счастья в Санкт-Петербург. Где Григория взяли на местный судоремонтный завод технологом. Адвокат Михаил не впечатлился внешними данными и духовной составляющей жены Григория, и «объединить» их семьи, как многие предлагали, не захотел.
Кстати, большое спасибо за демонстрацию уникального явления и скрытых возможностей человеческого организма. То, что взрослый мужчина может спать не закрывая глаз, меня, и обеих наших докторов сильно удивило. А выдал вас храп. Хорошо слышный здесь – мы усилили звук до предела! – и вряд ли услышанный Наилёй. Так что для неё вы – «внимали»!
Поскольку капитан замолчал, Ходжес осторожно поднял руку:
– Позволите, сэр?!
– Да.
– Умоляю, капитан, сэр! – ему было наплевать, что на его унижение смотрят, и слушают все, кто по долгу службы находился сейчас на мостике, – Пожалуйста! Не заставляйте меня завтра снова идти туда. Отбывать… Иначе…
– Иначе – что?
– Иначе, сэр, я повешусь!
– Ваше намерение, техник, неосуществимо при ноль четырех «же».
Но ваша просьба мне понятна. И я согласен рассмотреть её. Всё будет зависеть от вашего рвения. При исправлении поломки вспомогательного насоса топлива в машинном зале. И ликвидации утечки газа в камбузе. И… Об остальных накопившихся неисправностях и проблемах вам сообщит старший лейтенант Харпер, который сейчас там. В машинном. Отправляйтесь!
И не забывайте – через полтора часа мы стартуем. Будьте на рабочем месте.
– Есть, сэр! – Хопкинс готов был расцеловать Пауэлла хотя бы за обещание рассмотреть его просьбу. Да что там просьбу – мольбу!
Только бы не возвращаться снова туда! К этой ведьме! Гипнотизёрше! Чертовке! С её усыпляющим монотонным голосом. Ну невозможно под него не засыпать!!!
Как она этого добивается?!
Но уж он расстарается! И ещё какую-нибудь работёнку себе найдёт! Он всё сделает, только чтоб не возвращаться снова к этой обаятельнейшей когда хочет, и зануднейшей, когда ей надо, мерзавке, вначале нагло использовавшей его «руки», возбудившей его …, а затем едва не вынесшей ему мозг!..
