Анастасия Александровна Калько
Суд Рейнмена
Синдия, Иветта и Антон опрашивали немногочисленных свидетелей: помощников Амалии, уборщицу и «слюнтяя». Он сам приехал в «Омегу», напуганный тем, что витиеватые тирады возлюбленной прервались на полуслове, и захотел лично встретиться с любимой. Это был невысокий хилый блондин того типа внешности, который стал бешено популярен после фильма Джеймса Камерона «Титаник» и «Человека-паука». Парень выглядел насмерть перепуганным; застав в офисе милицию, он почти утратил дар связной речи и только мямлил о своей несчастной любви. Судя по лицу Иветты, ей уже хотелось треснуть «Ромео» по затылку. Антон нервно сопел, уткнувшись в блокнот, а Синдия искренне недоумевала, как вообще можно в здравом уме увлечься таким типом.
– Вы всегда звонили Амалии Геннадьевне в такое, мм, неурочное время? – спросила она, прервав очередной монолог «Я так любил её, теперь моё сердце разбито!». На месте потерпевшей она ещё раньше выставила бы подобного «принца», или вообще не обратила бы внимания на него. Только при выяснении отношений она обошлась бы без мата. Но у Амалии, по словам её словоохотливой секретарши, отец редко когда бывал трезвым, а мать, продавщица в овощном ряду центрального рынка тоже не страдала от скудости словарного запаса, да и старшие братья после систематических отсидок за пьяные драки и уличные ограбления ничему хорошему научить сестрёнку не могли…
– Этой ночью я вспомнил весну нашей любви, – захлюпал свидетель, – я не верил, что она в прошлом. Не моя вина, что я не мог осыпать Амалию бриллиантами («Ага. Зато не возражал, когда она осыпала тебя деньгами и не мог забыть, как вольготно при ней жил!»), но я дарил ей нечто более ценное, я дарил ей любовь («Ну, да, до тридцати лет ты не смог обеспечить себя сам, вот и придумал дарить любовь состоятельным дамам!»)!
«Вот из-за таких недоносков и катят бочку на всех мужчин, будто мы все вырождаемся в альфонсов!» – подумал капитан Платов.
– Я знаю, это из-за генерального директора, – хныкал красавчик. – Он давно осаждал её, и она променяла свет настоящей любви на фальшивый блеск золота («Ну, да. Хорошо презирать деньги, жалея, что у тебя их нет!»)! Скажите, это ведь он убил её? Она искала счастья, а ему было нужно только её тело, и, потешившись, он просто отделался от неё! Он ведь в 1993 сидел за рэкет, он на все способен…
– Примем к сведению, – перебила Синдия. – Итак, вы позвонили потерпевшей в 05.50?
– Она ответила не сразу, рассердилась, начала кричать. А потом вдруг умолкла, неожиданно, а потом и связь оборвалась. Я сразу поспешил в офис… Господи, если бы я не звонил, а сразу приехал! Я бы не дал уйти негодяю, который убил её!
Несмотря на серьёзность момента, Синдия чуть не расхохоталась, когда этот хилый мямля всерьёз заявил, что не дал бы уйти Рейнмену!
– Простите, вы мастер боевых искусств? – резко спросила Иветта. – Владеете холодным оружием? Или у вас мгновенные реакции бойца?
– Ну… нет, – «ди Каприо» как-то быстро понял, что этой суровой женщине в кожаных джинсах и чёрной майке лучше отвечать, не ломая комедию.
– И вы действительно думаете, что совладали бы с убийцей? – презрительно сощурилась Иветта. – Он мастер боевых искусств и специалист по холодному оружию. Он раз в двадцать сильнее, ловчее и хитрее вас! Я – чемпион Региона по кунг-фу, и то не смогла его задержать. Для начала советую вам попрактиковаться: попробуйте поймать, скрутить и хотя бы минуту удержать на месте шаровую молнию. И только если это вам удастся и вы уцелеете, тогда можете попробовать охотиться на убийцу Амалии Геннадьевны! Но уверяю вас, молния – безопаснее!
– О ком вы говорите? – вытаращил на неё глаза свидетель. – Убийца, скорее всего, директор «Омеги», я же говорил, чем вы слушали?
В глазах Иветты заблестел опасный блеск, не суливший голубоглазому двойнику кумира шестиклассниц ничего хорошего. Не применяя обожаемые русским народом приёмы – ор и мат – Иветта всё равно умела устроить оппоненту настоящий разгром. Но сейчас был момент неподходящий, и Синдия, украдкой наступив под столом Иветте на ногу, вмешалась:
– Дело в том, что директор фирмы, скорее всего, не при чём. В городе совершена серия убийств, и Амалия Геннадьевна, скорее всего, стала очередной жертвой разыскиваемого нами серийного убийцы. В разговоре с вами потерпевшая использовала повышенные тона и нецензурные выражения?
– Какое отношение это имеет… – но, увидев выражение лица Синдии, парень поспешил ответить:
– Да… Но при чём тут…
– Уже тринадцать человек погибли при аналогичных обстоятельствах: они либо кричали, либо нецензурно выражались в общественном месте, либо ещё как-то нарушали общественный порядок. Убийца наносил им один удар и почти мгновенно исчезал с места преступления. Всё происходило за считанные доли секунды преимущественно в тёмное время суток, в дождливую погоду, как этой ночью. Человек, который убил Амалию Геннадьевну, очень ловок, хитёр и проворен. У нас до сих пор нет даже мало-мальски подробного словесного портрета.
– Вы его поймаете? – спросил обмякший свидетель.
– Принимаются все меры, – хмуро отрубил Антон.
Это снова случилось. Он возвращался из гостей со свадьбы своих одноклассников, которая затянулась до рассвета. В холодном и почти пустом первом рассветном троллейбусе он проезжал центр города, когда вдруг его пронзила острая головная боль, та самая боль. Надеясь, что он ошибся, и ему станет легче на свежем воздухе, он вышел на первой же остановке, и не спеша побрёл по центральной улице города, где располагались казино, ВИП-отели, бутики и офисы фешенебельных фирм. И вдруг из-за фронтона самого роскошного здания до его слуха донеслась визгливая стервозная женская скороговорка, почти не сдабриваемая нормальными словами. Он ожидал увидеть какую-нибудь полупьяную уборщицу, но на заднем крыльце в элитный мобильник орала лощёная «деловая женщина»: эксклюзивный костюм, причёска, макияж, духи явно не из сумки «челнока» и не из Польши или Турции. Но слова, которые так запросто вылетали изо рта «красотки», запросто повергли бы в ступор любого из тех парней в длинных трусах на Изумрудном пляже. Вот они, эти рафинированные красавицы, одетые «от кутюр»! Ничем они не отличаются от девиц в закатанных штанах, с пакетом семечек и пивом на лавочке! Правда, пока они не откроют рот, сходство так разительно в глаза не бросается…
Расфуфыренная девица орала так, что даже не услышала, как он пересёк двор и оказался сбоку от неё. Она даже не успела испугаться, когда он вытащил нож. И даже не успела заткнуться.
Ему ни на секунду не было жалко её. Она плевала на нормы приличия и на то, что в соседних домах кто-то может спать, а у кого-то дети, которым эту гадость слушать рано. Она, наверное, гордилась, какая она крутая и как она всё может себе пробить, вот так, с ором и матом, как Виола Тараканова в одной из книжек дамской любимицы Донцовой при помощи матерщины легко улаживает вопрос о гастролях , и получает за это комплимент: «Ах, Виолочка, вы так замечательно ругаетесь, мне бы так уметь!». Ни фига себе установочку даёт своим читательницам автор: если будете разговаривать как люди, вас все будут «кидать» и вытирать ноги, а стоит только вырастить себе лужёную глотку и научиться этому словесному поносу, как жизнь тут же осыплет тебя лепестками роз, и всё начнёт складываться само собой, а все кидалы, жулики и негодяи с трепетом отступят, испугавшись великого и ужасного слова из трёх букв. А то, что иной раз такая вот доверчивая читательница в ответ на свой виртуозный мат может просто получить предложение самой катиться туда же, или по морде, или ножом, как эта размалёванная кукла, Донцова как-то упомянуть забыла. Эти ничтожества действительно решили, что настало их время, и они скоро вытеснят нормальных людей. Но он скоро докажет им, что это не так. Он объявил им войну, где нет пощады никому, кто не пожелает прекратить свою гнусь хотя бы из страха за жизнь. И он не будет жалеть ни прыщавых сопляков, ни страдальцев, измученных похмельем или ломкой, ни разодетых красоток, ни любителей пива и прыжков возле спуска. И ему плевать на их проблемы, страдания, бурю в душе. Он тоже чувствует, переживает, но он не выплёскивает свои эмоции в такой омерзительной форме. И каждый человек это может. Просто не все могут хладнокровно анализировать ситуацию и искать выход из неё. Слабаки предпочитают надраться, уколоться или просто поорать и послать кого-нибудь. Помнится, сэнсэй всегда учил: видишь опасность – не выжидай, не трать время на оборону, а находи как можно скорее слабое место и сокрушай источник опасности. И эта тактика оказалась наиболее продуктивной в его войне. Есть люди, для которых жизнь – как сплошной поединок. Недаром на родине единоборств, в Юго-Восточной Азии, борьба – больше, чем просто вид спорта, там она – образ жизни, там ею живут, посвящают ей себя без остатка. И американский кикбоксинг для настоящих бойцов тоже больше, чем вид спорта. Для них вся жизнь – как ринг с правилами, тактикой спарринга, судьёй и заградительными канатами. Правда, кое-кто предпочитает обходиться без судьи и канатов. И он – один из таких людей. Его образ жизни – кумите, бои без правил на гладиаторской арене, где действует только одно правило: к чертям все правила. И поединок там идёт до тех пор, пока одна из сторон не окажется физически не в состоянии продолжать бой. И это будет неизменно, образ жизни не меняют, как моду на цвет рубашек. Это – его жизнь. Он сам выбрал этот путь и не свернёт с него до победы.
Синдия перелистывала новые страницы заметно отяжелевшего дела Рейнмена и краем глаза посматривала на списки основных подозреваемых в ГУВД и прокуратуре. Сорок девять имён. И всех этих людей она должна проверить. А что если Рейнмен окажется пятидесятым? Как говорила мама, читая в газете объявление вроде: «18 мая напротив меня в маршрутке ехала кареглазая блондинка в голубых джинсах, вышла в Китай-городе, и с тех пор моё сердце не знает покоя. Девушка, которая вышла 18 мая в 16.15 возле Китай-города, отзовись! Адрес в редакции!»: «Сколько кареглазых блондинок в голубых джинсах напишет на этот адрес! Не меньше тридцати человек! А нужная ему красавица окажется тридцать первой!». И мама права, чаще всего так и бывает, и не только в поиске девушки в голубых джинсах в маршрутке. Вот сейчас она перероет эти немаленькие списки, проверит сорок девять человек, а потом окажется, что Рейнмен в эти списки не попал потому, что не имеет отношения к ГУВД и прокуратуре, и она снова шла по неверному следу. Синдия досадливо поморщилась и достала сигареты. Когда она щёлкнула зажигалкой, Арина сообщила ей через селектор:
– Синдия Аркадьевна, к вам пришли Иветта Станиславовна и капитан Платов!
После «следственного эксперимента» с ревизорами Косовой и Дмитриевой девушка снова ожила, повеселела и снова носилась по прокуратуре, озорно блестя огромными карими глазами и счастливой улыбкой, и даже когда перепечатывала отчёты или сообщала о посетителях, сам её вид и голос просто излучали прежний оптимизм. И Синдия была рада, что смогла вернуть Арине дар радоваться жизни.
– Пусть заходят. Как дела, Арина? Купила новый ужастик?
– Да, «Волшебство хрустального шара». Только финал там не очень, обломный!
– Чаще всего в жизни все финалы обломные, – ответила Синдия.
– И вы это заметили? – весело подхватила Иветта с порога. Она была в своих любимых кожаных брюках и безрукавке; короткие волосы прихвачены узким кожаным ремешком. За ней вошёл капитан Платов в светло-серых джинсах и клетчатой футболке, с серой кепкой в руках.
Предложив гостям сесть, Синдия спросила Иветту:
– Неужели вам не жарко в коже в такую погоду?
– В натуральной коже – не очень, – ответила Иветта, – да ещё в такой тонкой. А мы как раз насчёт погоды. Тошка вычитал в Интернете, что с юга идёт циклон, через день-два Регион накроет, недели на две. Как минимум. И то если повезёт.
– Осадки ожидаются преимущественно во второй половине дня и в ночное время, – добавил капитан Платов. – Комментарии нужны?
– Я поняла, что вы предполагаете, – ответила Синдия. – что ожидается не только циклон, но и новый всплеск активности Рейнмена?
– Мы не можем просечь его логику, но думаем, что циклон его первого стукнет по темечку. А достанется опять нам. Опять придётся трупы за ним подбирать, если не выйдем на его след!
Антон явно был настроен пессимистически.
Синдия просмотрела в Интернете метеорологический прогноз на неделю. Да, циклон, выпадение осадков, повышенная влажность воздуха, резкие перепады атмосферного давления…
– По крайней мере, теперь мы можем предполагать, что убийство возможно в дождливую ночь, – сказала она, выводя прогноз на принтер. – И надо подумать о превентивных мерах…
– А какие меры? В ГУВД и райотделах столько людей не наберётся, чтобы повсюду посты расставить, – махнул рукой Антон. – В том-то и дело, что мы не знаем, где он в следующий раз высунется. Дискотеки, бары, набережные, спальные районы, центр города, пригороды… Теперь он не проявляет никакой систематики в выборе места и жертв. Маргиналы, хулиганствующие старшеклассники, и старший менеджер «Омеги ЛТД»! Не можем же мы расставить посты в каждой подворотне и в каждом проходном дворе. Это придётся ставить ребят через каждые два метра. И ещё, я дал список на двадцать три возможных претендента в подозреваемые. Все они из моего отдела и, так или иначе, подключены к делу Рейнмена. То есть, на время циклона придётся контролировать и их. Для этого нужна целая армия, а у нас просто не хватит кадров. Ладно, мы знаем, что он убивает тех, кто бузит или матерится. Но где он появится в следующий раз? В городе или окрестностях? Мы не знаем. Мы ничего не можем предсказать. Он нас конкретно запутал, вы не находите? Я не знаю, стремится ли он к этому, но мы не знаем, как взять его след!
– Верно, – согласилась Иветта. – а ещё верно то, что мы не очень-то и хотим его арестовывать.
Синдия уронила ручку и выгнула брови на помощницу. Антон даже слегка приоткрыл рот.
– Да, не хотим, – Иветта прошлась по помещению. – Скажите честно, Синдия Аркадьевна, вы очень хотите, чтобы он сел на нары, а Шиповы продолжали прыгать на головы купальщикам, Субботниковы ломились ночами в аптеки, Беловы и Уральские надирались и орали под магазинами, Федотовы избивали жильцов своего подъезда, а Вурсовские спозаранку вопили по матушке на своих бывших трахальщиков? А ты, Тошка, очень хочешь, чтобы всякие Анжелки и их поклонники верещали ночами на тротуарах, Сидоровы продавали чужие соленья, пили не в себя и допекали все село, а бывшие уголовники терроризировали своих жён? Я не хочу, и думаю, что и вы не хотите. Мы хотим, чтобы ночью на улицах никто не орал во всю пьяную глотку, чтобы под ногами шприцы и битые бутылки не хрустели, чтобы из подъездов не воняло сортиром, чтобы наутро после праздников не было по колено мусора, чтобы по рынкам не шлялась всякая пьянь и щипачи, чтобы вечером никто не боялся получить по башке, чтобы у первоклассников не отнимали деньги на булочку и чай твердолобые болваны, насмотревшиеся «Бригады», себе на пиво, чтобы… да тут можно расписывать долго. Вы хотите что-то сделать, чтобы добиться желаемого, но знаете, что вряд ли чего-то добьётесь. Прикрикнуть, припугнуть, заехать в череп, влепить полгода за «хулиганку»… Делано-переделано, а толку нет. А дальше вы пойти не сможете, вам помешаете вы сами, ваши моральные убеждения, стереотипы, боязнь барьера, а вот Рейнмен не побоялся ничего, и мы даже рады, что он снял с нас эту проблему и переложил её на себя. Мы ведь иногда любим свои дела на кого-то спихивать. Если бы мы ХОТЕЛИ его остановить, то уже нашли бы, как его поддеть. И дело не только в нас, другие следователи тоже «не смогли» бы его вытащить. Мы просто НЕ ХОТИМ его останавливать. Только сами себе в этом не признаёмся.
Глава 31.
ПРИГЛАШЕНИЕ НА ЧАШКУ ЧАЯ
Скорее всего, Иветта была права – Синдия, размышляя об её словах, не могла найти ни одного довода против. Даже в выходной день тирада Иветты после убийства Вурсовской не давали ей покоя.
Специальные окна глушили все звуки с улицы и не пропускали июльскую жару (36 градусов в тени). Кондиционер поддерживал стабильные 23 градуса с морским бризом. На подоконнике со скучающим видом рассматривал в окно поникшие листья тополей кот Джеймс. Из стереосистемы звучала песня Валерия из новогоднего мюзикла «Золушка», «Чего не могут люди». Синдия полулежала на диване, шёпотом подпевая и отбивая такт пальцами по подлокотнику.
Кажется, Иветта права. Не очень хочется, чтобы «человек дождя» был арестован, а его потенциальные жертвы продолжали свой беспредел. Тем более что те, кого он убил, сострадания не вызывают.
Неужели она скорее готова понять убийцу, чем пожалеть его жертв?
Наверное, последние слова она произнесла вслух, потому, что Джеймс неожиданно повернулся от окна, прищурил на неё глаза и важно изрёк:
– Мряу!
– Что? – переспросила Синдия.
– Мяу! – повторил кот, глядя на неё со снисхождением, потом отвернулся, увидев на ветке тополя отдыхающего в тени голубя. «Ты ведь поняла, что я сказал!»
– В прошлой жизни ты явно был человеком, притом неглупым, – констатировала Синдия и потянулась за пультом, чтобы сделать песню погромче. В новом доме она могла это себе позволить; шумопоглощающие слои между стенами и потолками полностью исключали возможность того, что во время «Комедианта» или «Текила-любовь» позвонят возмущённые соседи: слишком громко… ребёнок… муж… свекровь…, и радостное настроение от любимой песни сразу упадёт почти до нуля, и музыка станет не в радость. Так всего одна капля лимонного сока может испортить кастрюлю молока.
Но здесь этого не было, и Синдия включила музыку так, что кот изумлённо посмотрел на неё, потом мяукнул и ушёл на лоджию в свой домик.
– Ты смотри! – Синдия даже рассмеялась. – Тебе не нравится Валерий Меладзе? А кто тебе нравится? Надеюсь, не «Тату» или Дима Билан? Тогда я просто взреву как бык!
– Мряк!!! – проорал в ответ кот «Всё мне нравится, кроме громкости. Ты что, хозяйка, спятила? Врубила сотню децибелов! Мне свои уши жалко! Я и с лоджии нормально послушаю!»
– В тень уйдя от света белого,
И устав смешить людей,
Глядя в треснувшее зеркало,
Плакал пьяный лицедей,
Чья судьба была им прожита
Непонятно до конца.
Отличить и сам не может он
Свою маску от лица.
Кто поверит, кто поверит комедианту,
Кто сотрёт с лица его не воду, а слёзы?
Знает ли хоть кто-нибудь, с чьим именем на устах
Шагнёт он к барьеру?
«Это ведь можно и о Рейнмене сказать. Кто он: человек, такой, как мы, или фантом в маске? А сам он может отличить свою маску от лица? Или и днём он живёт в чёрной маске, с ножом в руке? И есть ли у него хоть кто-нибудь, кто ему верит и кому верит он? Ещё раньше я думала: Рейнмен – это Михаил, с ним всё ясно: Элина, Женя… А теперь снова неизвестность. И все списки «пустые», все 49 человек оказались «не в строку». Валерий во сне сказал: я знаю Рейнмена. Дедушка Джеймс в другом сне говорит: я ближе всех к нему. Но сон – это ведь не жизнь. Рейнмен оказался пятидесятым в списке на 49 человек. И я ничего о нём не знаю. А он, может быть, знает меня, ходит за мной, дышит мне в затылок, может даже сейчас набирает мой номер телефона…»
В ту самую секунду, когда отзвучал последний аккорд песни, словно в ответ на мысли Синдии как ножом по нервам ударила телефонная трель. Распалённая своими последними мыслями, Синдия чуть ли не взвизгнула от ужаса, пока не сообразила, что это всего лишь телефон, и надо ответить.
«А что, если это…»
Дрелен, дрелен…
– В общем, ладилась нелегко
Дружба пламени с мотыльком!
– Мяу?
«Хватит чушь пороть, Соболевская, а ну-ка подойди к телефону!»
Дрелен, дрелен!
Самба белого мотылька
У открытого огонька —
Как бы тонкие крылышки
Не опалить!
Лучше мало, но без тоски
Жить, как белые мотыльки,
И летать себе недалёко от земли…
– Добрый день. Это квартира Синдии Соболевской. К сожалению, я не могу сейчас подойти к телефону. Оставьте сообщение после звукового сигнала!
– Прости, я, кажется, не вовремя звоню? Просто я хотел показать тебе свою новую покупку. Она стоит во дворе. Но если ты сейчас занята чем-то другим, то я потом похвастаюсь перед тобой…
– … Он её не сильно, но обжёг,
А она недолго, но любила…
– Привет, Павел! – воскликнула Синдия, хватая трубку. – Извини, я музыкой заслушалась. А что ты себе приобрёл?
– В общем, ладилась нелегко
Дружба пламени с мотыльком!
– Она стоит возле парадного входа. Я давно точил на неё зуб, но решился только сегодня. Я получил контракт на экранизацию первых шести книг и на гонорар решил себя побаловать!
Посреди двора возвышалось нечто настолько огромное, обтекаемое, массивное и блестящее, что Синдия не сразу поняла, что это джип «Эскаладе», чёрный красавец, по сравнению с которым даже «Круизёр» Михаила выглядит небольшим автомобилем. Машина была весьма угрожающего вида, с массивной решёткой на радиаторе и с фарами такой формы, будто автомобиль говорил: «Я такой, каков я есть, а кому не нравится, могут проваливать!». Такой же вид был и у Павла, стоявшего возле своей покупки. В кожаных блестящих брюках и обтягивающей могучий торс рубашке-сеточке Павел немного напоминал свою новый автомобиль и также излучал силу, уверенность и вызов.
Двор плавился от жары. После комнатной прохлады Синдию даже обожгло горячим дыханием и ослепило солнцем. Щурясь и жалея, что не захватила чёрные очки, она подошла к Павлу со словами:
– Ну и красавец! Ты его сегодня купил?
– Только что привезли! – Павел поиграл ключами. – Прокатимся? Машина как зверь! Весит десять тонн, а разгоняется, что твой реактивный самолёт! Да, и ещё… Мама приглашает тебя на чай. Она очень тебе благодарна за то, как ты Аринке помогла. Если хочешь, заодно и машину обкатаем и покажем им. Как думаешь, они выпадут в осадок?
Синдия рассмеялась:
– А почему бы и нет? – «Заодно выброшу из головы всякие глупости!». – Подожди десять минут, я только переоденусь и возьму сумку! Только обещай никого не загонять на газоны!
Квартира Львовых была совершенно не похожа на футуристическое чёрно-белое жилище Павла. Нежные пастельные тона обоев, мебели и украшений, на стенах – два пейзажа: дикий пляж на закате и пронизанный солнцем хвойный лес, а на столике в гостиной – фотография Ирины Андреевны с младенцем в розовом платьице и мальчиком лет восьми с недетскими, серьёзными глазами.
Выставляя чайные приборы, хозяйка квартиры рассказала, как ходила с детьми фотографироваться, когда Арине исполнялся год.
– Фотограф, как ни старался, так и не смог заставить Павлика улыбнуться, – сказала она и оглянулась на сына, стоявшего у книжных полок спиной к ним. Неожиданно Павел передёрнул плечами, словно замерзал, и оживлённо сказал:
– Пойду звать Аринку. А то она своими книжками зачиталась так, что и о чае забыла!
Синдия привезла Арине новую книжку Роберта Стайна, «Ужас фокус-покуса», и девушка, поблагодарив, тут же убежала к себе смотреть ужастик. Ирина Андреевна проводила сына взглядом, в котором можно было прочесть отголоски тяжелого незабытого воспоминания, из-за которого Павел так и не смог улыбнуться в объектив в 1986 году.
Из коридора раздались громкие голоса и смех, и Павел втащил в комнату сестру:
– Фу-у… Не хотела от книги отрываться, да ещё и меня замучила вопросами, какую страницу лучше выбрать и стоит ли верить чародею!
– Два раза спросила, а он уже замучался! – живо возразила Арина. – нет бы тебе через пять минут прийти, я уже почти нашла счастливый финал!
– Попьёшь с нами чаю, и ищи свой финал, – ответил Павел. – А я итак знаю: ребята выберутся из переделки, злой колдун получит по ушам…
– А вот и нет! Это «Ужастики-2», у них по 20 концовок, которые нужно находить, выбирая ходы! Это книга-игра! – Арина подцепила из вазы шоколадную конфету. – Половина финалов жутко стремные, а счастливых концовок всего одна или две, и их труднее всего искать!
– Ну, я не силён в ваших детских страшилках, – махнул рукой Павел. – А тебе уже самой впору писать ужастики: ты их так много прочитала, что все приёмы знаешь наизусть!
– Не хватало мне ещё одной литературной звезды в семье! – рассмеялась Ирина Андреевна, разливая чай, благоухающий лепестками жасмина.
– Но ведь быть матерью писателя не так уж плохо, – весело возразил Павел. – Аринка, имей совесть! Мы ещё даже не пробовали конфеты!
– В вазе их два килограмма, – с набитым ртом ответила Арина. – так что по-любому полтора килограмма вам останется. Тебе достаточно?
– Вот уж кому везёт, – заметила Ирина Андреевна. – Ни на какой диете не сидит, а ни на грамм не поправляется. Как в восьмом классе носила сорок второй размер, так и сейчас!
– А Синдия Аркадьевна тоже не сидит на диетах, и тоже носит сорок второй размер, – ответила Арина. – правда?
– Вам тоже повезло, – кивнула Ирина Андреевна. – А вот мне каждый лишний кусок приходится потом неделю сгонять тренировками.
– Можете поздравить меня, – сказал Павел, когда они пили чай. – Скоро увидите меня по телевидению, а может даже и в кино. Один американский продюсер купил право на экранизацию моих шести первых книг и уже готовится к началу съёмок. Если телевизионная версия оправдает себя, будет запущена работа над широкоэкранным вариантом. И продюсера не смущает даже то, что действие «Холодного взрыва» происходит почти целиком в Исландии, «Оранжевой засухи» – в ЮАР, «Угрозы войны» и «Вертолёта-призрака» – в американской глубинке, а «Дождя в тропиках» – в Экваториальной Африке, а в «Полночной охоте» героя трижды заносит на Фолклендские острова. Ну, что делать, нравится мне писать о загранице больше, чем о великом славянском доме!
– Но ведь «Каменная гроза» происходит в России, – ответила Арина, – и классно написано!
– Я просто наработал себе руку на дальних странах, теперь можно перекинуться и на родимое болотце! – Павел подлил себе кипятка из чайника.
– Паша! – укоризненно воскликнула мать.
– Я пошутил! – но смех Павла прозвучал как-то неестественно и совсем не весело.
– У тебя в последней книге злой язык, Павлик, – продолжала мать. – Ты не щадил никого и ничего, когда писал о России.
– Я пишу правду! – ответил Павел с улыбкой, не затронувшей ледяные глаза. – Я пишу то, что вижу. От того, что я начну петь осанну великой русской душе и славному русскому общежитию, не исчезнут грязь, битые стёкла, сопляки с клеем, матерщина на каждом шагу, безнаказанность для всякого отребья! – последние слова Павел произнёс уже без всякой улыбки, сквозь зубы, и его плечи как будто свело судорогой. Ирина Андреевна внимательно и с тревогой посмотрела на сына и торопливо поинтересовалась:
– Кто-нибудь хочет ещё чаю?
Разливая всем по второй чашке чая, она сказала:
– Какой ты сегодня хмурый, Павлик. Что случилось?
– Ничего, – Павел бросил в свою чашку ломтик лимона. – Просто в газете письмо придурочное прочитал. Один осёл пишет, что мат – неотъемлемая часть русского языка, без него речь беднеет, никакая лексика не несёт в себе столько экспрессии и передачи эмоций, как ненормативная лексика, короче, мол, свободу мату и по рогам всем его противникам! Я пока дочитал, устал плеваться!
– Дурак он, вот и всё! – с юношеской категоричностью заявила Арина. – и уши холодные.
– И кто только пишет такие письма! – покачала головой Синдия.
– Наверное, опять «Мозаика», – предположила Ирина Андреевна. – Там всё подряд публикуют.
– Верно, мама. Ну, вот будет у меня на днях интервью с журналистом из «Мозаики», я там на этом письме разомнусь. Начну с того, что дожил почти до 25 лет и до сих пор прекрасно обхожусь без этой «неотъемлемой части речи», и на фиг она мне не нужна!
– Ага, – подпрыгнула Арина, – натыкай им гвоздей во все дырки!
– Натыкаю, – так же азартно ответил Павел, – тех самых, строительных, столько накидаю, что они там на ёжиков станут похожи!
Арина затряслась от хохота. Синдия и Ирина Андреевна тоже рассмеялись. И Павел улыбнулся, впервые за вечер – искренне и непринуждённо, но всё равно он как будто отгораживался от мира незримой завесой, и был не с ними, а сам по себе. Вот так: они втроём – и Павел.
С неудачного письма разговор перешёл на газетные дела Причерноморска вообще. Павел редко принимал в нём участие, только несколько раз бросал реплики, вызывающие отчаянный хохот Арины. За столом он ел довольно много, но ни грамма лишнего жира у него не было. «Наверное, у него при таких тренировках всё уходит в мускулатуру», – подумала Синдия.
Поговорили немного о будущем фильме по книгам Павла.
– Сценарий я лично утверждаю! – Павел оживился, взяв мармеладную «дольку». – И по контракту, они обязаны оставить последнее слово за мной. Не хочу, чтобы из моих книг сделали не пойми что. И ещё кастинг я тоже контролирую и утверждаю лично. Михаила Соколова будет играть артист, похожий на моё видение героя, а не какой-нибудь стероидный красавчик со сладенькой мордочкой и пухлыми губками. Хватит того, что из «Идентификации Борна» хреновину сделали!
– Паша! – укоризненно покачала головой мать.
– А что, правда! – вступилась за брата Арина. – полный отстойник! От книги ни фига не осталось! Мэтт Дэймон вообще дебил, а не секретный агент! Ему только в комедиях играть, самых тупых, для даунов! И подружка его как девчонка из подворотни, ей бы еще пакет семечек и бутылку пива в руки! Книга классная, а фильм тупорылый! Муси-пуси, любовь-морковь, сю-сю-сю, чмок-чмок, бац, бац, всех злодеев раскидали и слились в поцелуе на фоне морского берега! Меня чуть не стошнило!
– Арина! Мы всё же едим! – привстала Ирина Андреевна.
– А кто будет играть Соколова? – спросила Синдия.
– Пока неясно, – пожал плечами Павел. – В кастинге участвуют 20 артистов.
– А выберут двадцать первого! – машинально закончила Синдия, вспомнив мамину шутку о кареглазой блондинке у Китай-города.
– А фиг его знает, – совсем по-мальчишески махнул рукой Павел. – Всё может быть, пока ещё ничего не ясно. И сценарий до сих пор не дописан.
– А как твоя новая книга?
– Отправил в издательство. Я, кстати, твоего кота в одну главу вставил!
– Интересно будет почитать, – улыбнулась Ирина Андреевна и обратилась к Синдии:
– Когда Павлик рассказывал, как ваш кот угонщика поймал, я так хохотала! Надеюсь, на бумаге он это изобразил так же забавно!
– Да, забавно, – Синдия размешала сахар в чае. – А тогда, правда, мне было не до смеха.
– Бумер не думал, что погорит из-за кота, – Старшая Львова встала, чтобы принести фрукты. – Столько лет работал, профессионал высшего уровня, даже машины с госномерами ухитрялся угонять из-под городской администрации, а тут кот! Вылез из корзины, увидел, как в машину хозяйки чужая рожа лезет и цапнул зубами за первое, что подвернулось!