Анастасия Александровна Калько
Суд Рейнмена
По профессиональной привычке Синдия анализировала то, что рассказывала ей Ирина Андреевна. Непохоже было, чтобы собеседница слепо расхваливала знаменитого сына. И на лицемерку, поющую Павлу дифирамбы за то, что он содержит их с Ариной она тоже не походила. Синдия видела перед собой умную рассудительную женщину, мать, которая стремится лучше знать и понимать своих детей, не умаляет их успехи, но и не расхваливает без повода. Павлу и Арине очень повезло с матерью.
– Заходите как-нибудь на чашку чая, – пригласила Ирина Андреевна. – Поболтаем, посплетничаем, – она улыбнулась и протянула Синдии визитную карточку: «Львова Ирина Андреевна. Главный редактор газеты «Будни Причерноморска», адрес редакции: ул. Сталинградская, д. 3»; рабочий телефон, факс, электронный адрес редакции.
– Непременно воспользуюсь вашим приглашением. Вы тоже заходите как-нибудь ко мне с Ариной. Я, кстати, недавно подписалась на вашу газету.
– Ну и как? Не очень занудно?
– Интересно. Мне нравится, что кроме городских новостей газета даёт ещё обзор событий в мире.
– А кому было бы интересно читать ТОЛЬКО о городе? Принят новый закон о льготах на транспорте. Проведён субботник на набережной. Состоялась шахматная спартакиада. План уборки овощей выполнен на 106,75%. Налоговая инспекция выявила на рынках подточенные гири. Санэпидстанция осуществила проверку пляжей. Вот вам было бы интересно читать только об этом? Вот и читателям этого мало. А так обзор городских событий даётся на фоне событий в мире. Стараемся впихнуть в газету материалы по любым интересам, поддерживаем связь с читателями. Омбудсменам работы хватает.
Подошёл Павел, весёлый, оживленный, разрумянившийся. Таким Синдия видела его впервые. Он на ходу размахивал тоненькой книжкой с изображением выскакивающей из часов кукушки, которая смотрела с картинки свирепыми глазами, хищно нацелившись клювом. Это оказался «Ужастик № 17», «Тайна часов с кукушкой».
– Вот, для Аришки купил! – Павел устроился между женщинами. – Она давно за этой книжкой охотилась. Хозяин магазина был не прочь подарить мне эту книжку, да я что, нищий, пять гривен жалеть? Ну, хозяин на обложке дарственную надпись на весь лист раскатал. Уф… Ну, как вам церемония? Правда, дикий прикол? Почитаем завтра светскую хронику!
«Конечно, Ирина Андреевна догадалась, какие отношения у Павла со мной. Странно, что она совершенно нормально на первый взгляд относится к тому, что её сын встречается с женщиной на 13 лет старше его. Что это может значить? Мать привыкла к неординарному характеру Павла и уже ничему не удивляется? Или я подхожу под параметры идеальной супруги для Павла? Ладно, это я постараюсь выяснить, когда воспользуюсь её приглашением на чашку чая…»
Прохладная упругая ладонь Павла легла на её руку. Запах туалетной воды Павла как будто наполнял магазин. Синдия давно хотела спросить, как называется этот парфюм, но потом раздумала. Пусть этот запах для неё останется неразгаданным. Главное – что он очень подходит Павлу, подчёркивает его импульсивную загадочную натуру…
Павел вскочил с дивана:
– Ну, что, пора на выход? Разыщем Аришку, пока она не натаскала полную машину журналов, и я отвезу вас домой. Как твоя машина, ма?
– Завтра можно забирать. Представляете, – обернулась Ирина Андреевна к Синдии, – на днях я не вписалась в поворот и влетела в бигборд. Снесла его напрочь, а у машины помяла крыло, сломала бампер и разбила фары.
– Арендатор щита погнал баллон, но когда узнал, где мама работает, прикрыл коробочку, – вмешался Павел. – «Будни Причерноморска» рекламу его фирмы по контракту на льготных условиях по пятницам печатают, так что ему невыгодно сильно нависать.
– Я договорилась, что в качестве компенсации за бигборд размещу его рекламу в двух номерах бесплатно, – Ирина Андреевна первая вошла в отдел журналов и вытащила из-за стеллажей Арину, еле удерживающую внушительную кипу журналов о кино, музыке и дамских журналов.
– Отоваривайся быстрее, и поедешь домой на моей машине, – сказал ей Павел. – Чем быстрее окажешься дома, тем скорее разгадаешь тайну часов с кукушкой! – и он заманчиво помахал ужастиком перед носом у сестрёнки.
Арина пришла в полный восторг от покупки, а Павлу, пока она расплачивалась на кассе, пришлось раздать автографы ещё и продавщицам из отдела журналов. На улице Павел, Арина, их мать и Синдия погрузились в огромный джип «Хаммер», словно сошедший с экрана американского военного боевика, и Павел резко с места взял скорость 80 километров в час. Через двадцать минут он высадил сестру и мать возле яркого, как новенькая игрушка красно-белого семиэтажного дома, обсаженного такими же яркими палисадниками. Двери в подъездах были бронированными, над ними блестели зрачки видеокамер. Когда тяжёлая дверь лязгнула, закрываясь за женщинами, Павел развернул джип.
– Познакомилась с мамой? – спросил он. – Ну, как?
– Вам повезло с матерью больше, чем Инессе.
– Я думаю, твоей дочери тоже повезло.
– Это надо спросить у неё.
– Замётано, позовёшь меня, когда будешь ей звонить.
– Ладно, если не забуду.
Павел вёл джип на той же скорости, уверенно положив руки на руль. Праздничное оживление всё ещё кипит в нём, а в глазах – радость триумфатора. Павел не сломался, столкнувшись с местным прохиндеем, печатающим произведения только по блату, он просто перешагнул через эту ступень, поднялся выше городского литературного конгломерата, вытесняющего «чужаков» и теперь постоянно, раз за разом доказывает куратору: ну и кто из нас бездарь? Кто ни хрена не понимает в литературе? А вот вам ещё, и ещё, господин куратор, ешьте, пока не подавитесь! Вот и теперь презентация «Каменной грозы» прогремит на весь город, и куратор снова будет заикаться от того, что «бездарь», которого он так старательно не пропускал в литературный альманах тиражом в 500 экземпляров, взлетел на такой уровень, до которого альманаху – как до Луны. И можно сколько угодно злословить о коммерческом искусстве, масскульт и бедственном положении истинных литераторов, но очевидно одно: Павел Уланов – бесспорно талантливый автор, известен всему СНГ, и его книги уровнем выше масскульта. А альманах, кладезь талантов, дальше Причерноморска не пробивается и бешеного ажиотажа не вызывает даже в кругах интеллектуальной элиты города. Так что выводы напрашиваются сами, и триумф Павла Уланова – Тао Брэкстона – был неоспорим.
Глава 24.
ПУРПУРНАЯ ПАНТЕРА
Синдия перебирала лежащие перед ней бумаги и диски и никак не могла сосредоточиться на работе. Её мысли занимала статья о презентации в «Голосе Региона» и огромная фотография; они с Павлом у стеллажа. Фотография показывала Синдии, что отступать уже некуда, хотя она этого и не хотела. Теперь все в Причерноморске знают об её отношениях с Павлом, и их связь скрепила фотография.
Звякнул телефон внутренней связи, и Арина сообщила, что пришла Иветта.
Иветта вошла в кабинет, смуглая, энергичная, сверкающая яркими чёрными глазами, бросая вызов официальной обстановке прокуратуры своими кожаными брюками и чёрной майкой. В кабинете сразу запахло духами «Опиум», дезодорантом «Меннен», сигаретами с ментолом и жарким дыханием июльского утра. Иветта помахивала свёрнутым в трубочку ярким журналом. «Наверное, свежий номер «Мозаики», – подумала Синдия.
– Вот, почитайте-ка читательские письма! – Иветта сунула Синдии журнал.
Страничка начиналась с обращения к читателям редактора отдела писем Милены Фёдоровой:
«Прошлый номер «Мозаики» взорвал атмосферу письмом господина Рейнмена, предлагающего объявить войну всем, кто, как ему кажется, тормозит развитие демократии в СНГ и Регионе. Давно уже на редакцию не обрушивалось такого шквала ответных писем самой различной тональности. Респонденты разделились на два лагеря: одни полностью разделяют позицию Рейнмена, другие выражают категорическое несогласие. Между ними находятся сторонники убеждения, что «истина где-то посередине». Чтобы опубликовать малую часть этих писем, пришлось выпросить у редактора дополнительную полосу. А письма всё идут… Уважаемый господин Рейнмен, хоть вы и не желаете читать письма оппонентов, я всё же дерзнула поставить и несколько негативных откликов на ваше послание. Вы подняли слишком серьёзную проблему, чтобы освещать её с односторонней позиции. Надеюсь, это оправдывает меня в ваших глазах. И напоминаю, что редакция не всегда разделяет мнение респондентов!»
Дальше шли письма. На развороте их было 21; на третьей полосе – 14. Восемь авторов либо безоговорочно поддерживали Рейнмена, либо рассказывали, как пострадали от тех, кому он предложил объявить войну. Четверо убеждали, что такие проблемы герою-одиночке или даже целому отряду не решить, это должно разбираться на государственном уровне. Один автор предлагал подождать, может, проблема сама по себе рассосётся. Трое пытались лавировать между двумя точками зрения, а девять авторов категорически отрицали позицию Рейнмена. Один из них признавался, что сам носит широкие шорты, позволяет себе «побухать» в выходной день, и даже несколько раз спал на газоне, но на игле не сидит, пенсионерок не грабит и девушек в кусты против их желания не затаскивает и не считает себя опасным для общества. Девушка, подписавшаяся, как Пурпурная пантера, подробно рассказывала, что тусуется с 13 лет, тогда же и стала женщиной, её парень прочно сидит на трамальгине, «травке» и водке, но – замечательный человек, стоит сотни «чистеньких ботаников», а сумку «какой-то бабке в тралике порезал, чтобы устроить тусняк на мой день рождения». «И вообще, – продолжала Пантера, – ты отстал от жизни, Рейнмен. Ваше время кончилось, пришла эра продвинутых тинов, которые забивают на учёбу, работу и прочий отстой, не сушат мозги над мирозданием, а просто хотят пожить весело. И что, это так опасно для демократии – выпить пол-литра из горла, спеть ночью на улице любимую песню, словить кайф от «колёс» или травки, трахнуться с кем захотелось и справить нужду там, где захотелось? За это ты будешь нас мочить? Если тебе нужна демократия, ну и строй её, а мы хотим пожить, как нам нравится. А твои упакованные прохожие пусть не шляются по ночам, чтобы не быть ограбленными, ночью город наш. И вообще, ты, видно, из «мажоров», никогда голодный не был, не мёрз и в рванье не ходил, и родители у тебя были не пьянь и не зеки и ты не знаешь, каково челу, который два дня не ел и простудился в дырявых башмаках видеть, как другой чел, весь упакованный, канает по улице с полным кошельком и мобильником и смотрит на него как на грязь! Так что мы всего лишь слегка уравниваем справедливость. И вообще, ты так уверен в своих силах, что войну нам объявляешь? Мы прошли школу улицы, а она лучше ваших «мажорных» школ. Говоришь ты красиво, а так ли ты крут в реале, как говоришь? Остынь, с нами тебе не справиться. Мы – дети улицы, у нас свои законы, и со временем мы вытесним «ботаников» и «мажоров». Ты не хочешь читать несогласные письма, а моё лучше прочти, я тебя предупреждаю, выкинь из головы свои идеи насчёт войны, пока тебе самому не снесли череп!»
– Тьфу, дурища! – скривилась Иветта. – Попалась бы она мне, я б ей так надрала её продвинутую задницу, месяц сидеть не смогла бы! Пакостное письмецо!
– Идиотка, – покачала головой Синдия. – кому она это говорит, серийному убийце! А что если он разыщет её, чтобы показать, насколько он крут?
– И Фёдорова хороша, публикует эту гнусь! – кипятилась Иветта. – эх, объяснила бы я ей, кто такой Рейнмен! Тоже дурища, не хуже этой Пантеры. Лешка её помнит, он им этику СМИ читал в универе. Так эта Фёдорова на третьем курсе двенадцать раз экзамен заваливала, только тусовки, мальчики и пивасик на уме. И кто её только в отдел писем принял? Не столько шпана мешает демократии, сколько человеческий идиотизм!
– А сколько лет этой Фёдоровой?
– Двадцать шесть, или двадцать семь… А по уму – наверное, три годика. В университете на лекциях с подружками хихикала на «камчатке», прогуливала, приходила только новую кофточку показать, с мальчишками покадриться; контрольные списывала, вечно за шпаргалки по ушам получала. Я понимаю, редактор «Мозаики» хотел в отдел писем молодого сотрудника посадить, пишут-то в журнал чаще подростки. Но неужели поумнее никого не нашлось?! Хорошо хоть, ей мозгов хватило наши письма опубликовать. Но эта Пантера! Как можно было этот бред поставить на полосу? Её письмом задницу в туалете подтереть противно! А вот, не угодно ли, красуется на видном месте!
– Как думаете, – спросила Синдия, – обратит ли Рейнмен внимание на наши письма? Мы ведь затем их и отправляли…
– Я думаю, он прочтёт все ответы и не сможет не заметить нас. Теперь осталось ждать. Уверена, он откликнется. Тошка и эта под хвост раненая Пантера хорошо его задели. А моё письмо станет ему как бальзам на душу. А вот на ваш вопрос он будет старательно придумывать ответ. Главное – втянуть его в диалог, и, надеюсь, это поможет нам вытащить его на свет.
– Наверное, с этой Пантерой никто в здравом уме не согласится, – заметила Синдия.
– А мало сейчас психов?
Вопрос был резонным. Да, сейчас много людей ведут себя нестандартно, провокационно, эпатажно или откровенно неадекватно. Почему-то сейчас стало «модно» (фу, какое дурацкое слово!) завоевывать скандальную популярность. Те же всеобщие любимицы, Юля Волкова и Лена Катина со своей «запретной любовью», та же экзальтированная украинка, которая после теракта 11 сентября 2001 года публично изъявляла желание назваться в честь «террориста №1» и родить от него ребёнка… Вот и эта девочка, скорее всего, захотела заявить о себе всему Региону. Не имея возможности прославиться иначе, она решила отправить в одну из популярных газет Региона откровенно вызывающее письмо. Это могло хотя бы ненадолго сделать её известной за пределами своего «спального района». Она просто не знает, с кем дискутирует и каковы могут быть последствия. А они могут быть самыми худшими для Пантеры. Рейнмен шутить не любит и бьёт наотмашь без сожаления и без промаха. И эту девчонку, захотевшую популярности, он так же хладнокровно убьёт, как предыдущих жертв, если вычислит.
Иветта хмыкнула и притянула газету к себе. Видно было, что помощница хочет что-то сказать, но не решается или не знает, как сформулировать мысль. Наконец она встряхнула короткими чёрными волосами и ткнула пальцем в своё письмо на полосе:
– А ведь так всё и было, в смысле, мы с отцом действительно однажды вышли на набережную погулять в воскресенье, и вот такое великолепие увидели. Так папа у тех пацанов, которые «Ленинград» слушали, плеер об асфальт грохнул!
– А они что?
– А что они? Их было трое, а мой папа в два раза больше их троих вместе взятых, и у меня руки не к заднице пришиты. Любо-дорого было смотреть, как эти «орлы» от нас дунули, даже послать забыли!
Иветта рассмеялась, потом оборвала смех:
– Так что и не знаю. То ли я тут притворялась, чтобы Рейнмена заинтересовать, то ли… Короче, план писали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить! – Иветта вскочила, прошлась по кабинету и спохватилась:
– Ах, да! Михаил Олегович сегодня в 14.00 собирает всех на фуршет в зале заседаний. У них с Женькой вчера сын родился! Рост 57 сантиметров, вес 3 килограмма 850 граммов, тьфу, тьфу, здоровый мальчик, и Женя чувствует себя нормально. Надо будет навестить её. Напомните, что ей сейчас можно из угощений передать!
– Увы. Я сама рожала 15 лет назад и уже не помню, что разрешают есть в первые дни после родов.
– Ёлки-моталки. Ладно, у Ирки спрошу дома, у неё подружка недавно родила…
– Подруга вашей племянницы? И сколько же ей лет?
– Однолетки с Иркой. А что? Вас это всё ещё удивляет? Знаете, те, кто постарше, ворчит, что это «Запад развратил молодёжь», а я думаю, что мы слишком часто сваливаем вину за свои беды на кого-то и не любим признавать, что сами дали маху. Совесть спокойнее спит, когда есть о ком сказать: «Всё из-за него!», чем заявить: «А вот тут мы сами виноваты!».
– Мой отец согласился бы с вами. Он тоже считал, что только слабаки валят свою вину на других.
– Верно говорил. Я пошла, а то уже десять. Не забудьте: в два часа, в актовом зале!
Иветта выскочила за дверь, простучали её тяжёлые ботинки, стукнула дверь соседнего кабинета, а Синдия вернулась за рабочий стол.
Да, ещё 14 – 15 лет назад беременная школьница была редкостью. А теперь, Иветта права, редко кого удивляет нимфетка в женской консультации. И, если судить объективно, виновато в этом не столько «тлетворное влияние Запада», как выражались в захудалой газетке Коммунистической партии Региона, сколько отечественный менталитет, путающий слово «демократия» со словом «вседозволенность». На Западе демократию принимают правильно. Здесь – превратно. И кого в этом винить? Себя!
Глава 25
КОНТРОЛЬ НА ЛИНИИ
В час дня Синдия вышла купить подарок Михаилу и Жене. Неподалёку был магазин «Май беби».
Арина курила на лестничной площадке, сидя на подоконнике и отвернувшись к окну.
– Арина, если меня будут спрашивать, я вышла на сорок минут, – сказала Синдия.
– Угу, – не оборачиваясь, отозвалась секретарша.
– Вот воспитание! Вот молодёжь нынешняя! – Капитолина Марковна выскочила как из-под земли, так что Синдия от неожиданности чуть не уронила сумку. – Начальник с тобой разговаривает, а ты в окно уставилась, голову повернуть лень! И опять с сигаретой, тьфу! Мужики дымят, и девки туда же, вот погоди, родишь идиота, вспомнишь тогда свои сигаретки, вспомнишь!
– Вы не курите, а ваш сын алкаш! – неожиданно зло огрызнулась Арина. – отвалите!
Это было настолько необычно для весёлой, улыбчивой и вежливой девушки, что Синдия снова чуть не выронила сумку, а потом заметила напряжённые плечи секретарши, отчаяние и боль от незаслуженной обиды во взгляде и кинулась на помощь к Арине:
– Капитолина Марковна, к вашему сведению, я тоже курю с семнадцати лет, но моя дочь не идиотка, не больная, отличница учёбы и чемпионка по плаванию. Кстати, я проходила мимо актового зала. Через час там начнётся фуршет, а зал ещё даже не убран, под ногами пыль лежит. Я понимаю вашу озабоченность моральным обликом современных девушек, но и о своих прямых обязанностях тоже вам не следует забывать!
Всё это Синдия отчеканила резким холодным, хорошо поставленным голосом, скрестив руки на груди и заморозив уборщицу суровым взглядом свысока. При своём росте, да ещё и в туфлях на высокой «платформе» Синдия могла смотреть свысока на кого угодно. Съёжившись под этим взглядом, Капитолина Марковна мгновенно позабыла всё, что собиралась высказать Арине, бочком обошла невозмутимую Соболевскую и унеслась в сторону актового зала.
Арина наконец слезла с подоконника:
– Спасибо, Синдия Аркадьевна! Капитолина меня уже задолбала. У самой сын квасит, вечно никакой приходит десятки у неё клянчить, а она всех тут строит. Дура такая!
– Людям старшего поколения всегда кажется, что они всё делают правильно и подают хороший пример, – сказала Синдия. – также они уверены, что мы всё делаем неправильно и нас нужно перевоспитывать. Мой тебе совет: слушай только тех людей, чьё мнение для тебя не пустой звук, а всякие глупости пропускай мимо ушей, если не хочешь истрепать себе нервы.
Арина рассмеялась:
– Хорошо вы припечатали! Они думают, что умнее всех, и мы без них пропадём. А Капитолина вообще всех тут достала, – девушка снова напряглась, как волчонок. – Всех тут учит, со всеми лается, кроме вас и Михаила Олеговича! Если она и дома такая, понятно, почему её сын бухать стал! А вас она боится, Синдия Аркадьевна, вы заметили?
– Разве я такая страшная? – Синдия пыталась раскопать в сумке тёмные очки.
– А вы не догадались? Она при вас никогда не выступает, а на меня наехала потому что подлизаться к вам хотела. И Михаила Олеговича она боится, а от Пашки десятой дорогой бегает.
– Вот как? – шарить в сумке, держа её на весу, было нелегко, и Синдия села рядом с Ариной.
– Она однажды на него набросилась, когда он зашёл меня с работы забрать, ну и достал сигареты, пока дожидался, а он ей как ответил! Он умеет так отшить, и не орёт, и не посылает, а всё равно иногда так отбреет, что мало никому не кажется!
– Хорошо, когда всегда знаешь, как за себя постоять, – очки нашлись, но на них оказались какие-то пятна, и Синдия стала протирать их специальной салфеткой, которую тоже всегда носила в сумке.
– Ага, а то на лохах все верхом ездят! – ответила Арина и снова закурила.
В её голосе прозвучали резкие злые нотки, и Синдия удивилась, что за перемена произошла всего за сутки с весёлой, словно искрящейся оптимизмом девушкой. Если ещё вчера Арина словно фонтанировала жизнерадостностью, то сегодня она сидела поникшая, потускневшая и напряжённая, как зверёк, готовящийся к броску на противника. А в глазах одновременно – горечь и вызов: попробуйте, троньте! Так смотрит человек, переживший несправедливость, из-за которой рухнула его вера в людей и в то, что в жизни есть что-то кроме несправедливости.
«Надо узнать, что с ней. Но как вызвать её на откровенность? Она может просто не захотеть со мной делиться. И смогу ли я ей помочь? Ведь я тоже не знала, с кем поделиться тем, что я переживаю, когда в Москве убили моего отца и охотились за мной. Я не знала, кому могу довериться и не хотела раскрывать свои проблемы перед случайными людьми, и так и пережила всё сама, но не сломалась, а, кажется, стала сильнее. Но я уже зрелый человек, а Арина – вчерашний ребёнок…»
– Что у тебя? «Р-1»? – спросила Синдия, решив, что попробует разговорить секретаршу позднее. – По-моему, «Собрание» лучше, и тебе как раз хватало бы на них денег.
– «Собрание» для меня слишком крепкие, у меня от них голова кружится. А в «Р-1» почти нулевое содержание никотина, вот, попробуйте! – девушка протянула Синдии пачку. «Она бессознательно ищет человека, которому сможет довериться. Но пока не решается откровенно всё рассказать. Арина ещё не готова самостоятельно пережить потрясение. Надо показать, что я готова её понять!»
– Спасибо, – Синдия взяла сигарету из предложенной пачки, закурила. Вдохнув дым в первый раз, она действительно почувствовала, насколько он лёгкий и пахнет свежим ментолом, а табачный вкус в нём почти не ощущается. – Действительно, они очень лёгкие. Но помногу не кури. Да, я балуюсь этим с твоих лет, но мне до сих пор одной пачки хватает чаще всего на неделю. Может, поэтому я до сих пор здорова и родила здоровую дочку.
– Я тоже немного, – ответила Арина. – это я сегодня чего-то… А у нас в универе некоторые девчонки пачку за день шарахают, вот дуры, правда?
– Скажем так, они не совсем правильно поступают.
Синдия потушила окурок в банке из-под кофе «Амбассадор» на подоконнике, встала и сказала:
– Я схожу в магазин, надо купить подарок для Михаила Олеговича и Жени.
– А я вчера купила.
– И что ты им подаришь?
– Плюшевого медведя, такого прикольного, большого, и комплект детского постельного белья. Это всё у меня в столе спрятано.
– Думаю, и малышу, и родителям понравится твой подарок, – одобрительно кивнула Синдия. – надеюсь тоже подобрать что-то такое же полезное и приятное.
Капитолина Марковна успела до двух часов прибраться в актовом зале и подготовить его для фуршета. Все сотрудники прокуратуры собрались поздравить Михаила с первенцем. Михаил был очень оживлён, и широкая улыбка и яркий румянец совершенно преобразили его лицо. Он очень обрадовался, когда Синдия подарила ему универсальное детское автомобильное кресло с каркасом, в которое усадила четырёх плюшевых кукол – Телепузиков.
– Вот так, как над ними ни издеваются, какие обидные прозвища ни придумывают, а дети с удовольствием ими играют, – сказал прокурор, принимая подарок.
– А, по-моему, Телепузиков обзывают телегнусиками или теледуриками те, кто ненавидит детей и всё, что связано с детством, – с вызовом сверкнула чёрными глазами Иветта. – они, наверное, хотели бы, чтобы мальчики уже рождались взрослыми, с животиком, лысиной, футбольным журналом и бутылкой «Жигулёвского» и садились на лавочку обсуждать матч «Реала» против «Манчестер Юнайтед»!
– А девочки – в мини-юбке, с декольте и в ажурных колготках, или в халате, бигудях и с поваренной книгой, – хихикнула Арина.
– Они забывают, что все были детьми, – ответила Иветта. – считают себя чертовски продвинутыми и остроумными парнями, протестующими против застоя и мещанства, а сами пни дубовые. А мамаши, которые или замуж по залёту вышли, или оказались брошены с пузом! Они во всех своих неудачах детей винят, всё время на них орут, лупят прямо на улице и шипят: «Ах ты дрянь, всю жизнь мне испортил, никогда больше тебя никуда не поведу, заткнись!». Дети им виноваты, что у мамаши мозги не в голове, а пониже! А сами намалёванные, обтянутые, декольтированные, на каблуках спотыкаются и на всех парней глазами стреляют. Я таких сто раз на улицах осаживала, а одной даже врезала. Она тащила своего ребёнка за руку так, что чуть не вывернула ему плечо и костерила матом. Я ей и заехала по намазанной репе так, что она с каблуков на свою толстую задницу шлёпнулась любо-дорого и подняла визг. Прибежали салабоны, а я им ксиву под нос. Они передо мной раскланялись, а эту шалаву оштрафовали за нарушение порядка. А я добавила, что если она ещё раз рыпнется, добьюсь, чтобы её лишили родительских прав. Да только она дома, наверное, ребёнку вообще жизни не даёт. Там за ней не уследишь.
– Именно так, – с грустью ответил Михаил, – такие люди часто срываются на детях. Поругаются с мужем, не ладят со свекровью, расплюются с любовником, получат нагоняй на работе и выпускают пар на ребёнке, выдумывают ему зверские наказания за пустяковую провинность. Жалко, что таких родителей нельзя лишать по суду родительских прав. На что в первую очередь смотрит комиссия? Ребёнок сыт, одет, посещает школу, условия проживания нормальные, родители не алкоголики, не наркоманы, не уголовники, мать не шлюха – всё нормально. А что ребёнку иной раз из школы домой возвращаться не хочется, это в расчёт не принимают.
– В детской поликлинике, куда я водила свою дочь, участковым педиатром была тётка, которая ненавидела детей, – вспомнила Синдия. – она вечно орала на детей, хамила их родителям, тем, кто не нёс ей конфеты и духи, рецепты выписывала наобум, лишь бы отстали, по вызову её невозможно было дождаться, телефон у неё вечно занят, а когда она являлась, то всем своим видом показывала, как ей всё фиолетово, и какое одолжение она делает. Однажды она пришла, когда Инесса заболела гриппом в четыре года. У девочки была высокая температура, а докторша заставила её встать с постели, пока выслушивала, а когда девочка начала хныкать, эта баба заорала на неё. Я тогда выставила докторшу за дверь и решила: сама я лучше вылечу дочку, чем эта, с позволения сказать, врач. Я сама на Инессу никогда не орала и не поднимала руку, и другим не позволяла. А потом я добилась проведения проверки в поликлинике. Когда мы с инспектором пришли, перед её кабинетом собралась огромная очередь родители с больными детьми. А эта баба, когда мы заглянули в кабинет, рявкнула: «Чего лезете, я занята, что за люди, прутся без спроса!». И знаете, чем она была занята? Обсуждала по телефону с какой-то Лидой последнюю серию «Санта-Барбары»!
– Ну и сволочь! – выпалила Иветта. – простите за грубость. Это у моего сына в детском саду воспитательница была… Ей бы в зоне строгого режима нарядчицей работать, или в концлагере вертухаем. Ей, казалось, нравилось третировать детей, строить их, запугивать, доводить до заикания. Я тогда была ещё дурой молоденькой, не сразу сообразила, что к первому классу она мне из сына неврастеника сделает. Пришлось забирать его из группы.
– А у нас в восьмом классе была учительница математики, – вспомнил Михаил. – Она была занята только своей личной жизнью, все мужья от неё через полгода – год сбегали, а мы её раздражали, когда она переживала очередную любовную драму, и она нас изводила, могла в первый день четверти закатить контрольную работу, влепить двойку, если забудешь с ней поздороваться в коридоре, обругать дебилом или свиньёй перед всем классом или нарочно срезать на итоговой контрольной работе в десятом классе, и никто не мог ничего с ней поделать. До перестройки учитель имел полную власть в классе, а ученик никаких прав не имел.
– Я дочку в садик не отдавала, – вспомнила Синдия, – а потом папа пристроил её в частный лицей, где педагогам было запрещено некорректно обращаться с детьми. Мы оба помнили, чего я в школе от учителей натерпелась, и решили, что Инессу от этого убережём.
– И мы с Женькой так и сделаем. Мой сын не будет из-за злобной дуры страдать.
«Он так счастлив, что стал отцом, так любит Женю. И он не похож на убийцу. И почему я до сих пор не проверила его «Ниву»? Не сейчас, когда у них такая радость, позже. Я сделаю это потом. И ещё, я не должна делать поспешных выводов. Это мне и Валерий говорил в моём сне. И наяву, наверное, он сказал бы мне то же самое. Спасибо за совет, Валерий. Я не должна свалить вину на непричастного человека… Но кто ты, Рейнмен? Призрачное существо в маске, порождение дождливой ночи, или реальный человек, может быть, кто-то из моих новых коллег? Проявись, ответь на наши письма, выдай себя! Я не могу всю жизнь гоняться за призраком, я ведь не агент Малдер или Скалли, и ищу реальных преступников, а не призраков в ночи, которые появляются из ниоткуда, наносят удар и снова уходят в никуда. Вот Иветта знает, что он живой человек. Она почти догнала его, держала его за рубашку, ощущала под пальцами тёплую фланель, и этого было достаточно, чтобы фантом обрёл материальную сущность ловкого спортсмена, профессионального киллера или бывшего спецназовца. А я не сталкивалась с ним так близко, чтобы поверить, что он реален. Кто для меня Рейнмен? Строчки официальных рапортов с места преступления, невнятные показания свидетелей, строки письма в «Мозаике» – бесплотный образ, мифическое существо, о котором я ничего не знаю. Рейнмен, кто же ты? И есть ли ты вообще?»
Тут взгляд Синдии упал на Арину, и мысли снова вернулись к девушке. Она стояла на отшибе с тем же напряжённым видом, как бы отгородившись от всех. Она взяла себе поднос, на который сложила разные угощения, и отрешённо жевала их, даже не разбирая вкуса. «Зажёвывает стресс… Те, у кого от потрясения пропадает аппетит, усугубляют своё состояние. А я тоже в стрессе начинала много есть, но, как ни странно, худела и быстрее приходила в норму. Надо узнать, что с ней. В какой-то мере я за неё в ответе, ведь Арина – сестра Павла и моя сотрудница. И мы так подружились. А друзья должны приходить на помощь друг другу! Давать советы, обсуждать ужастики и чаты в Интернете – это ещё не дружба. А вот если я помогу ей справиться с проблемой, тогда я поступлю как настоящий друг!»