– Простите меня, государь, я верно страшные глупости болтаю…
– Видишь будущее? – наконец спросил он.
– Я немного знаю будущее… – не стала лукавить Лара. Ей надоело быть не собой. Надоело скрываться и знать больше, чем она может выдать. Ни к чему хорошему тайны не приводят.
– Оттого меня узнала? Зачем тогда плакала? Я тебя обижу? – удивляясь собственной серьезности, спросил Петр.
– Кто не знает Петра Великого? – Лара продолжала говорить, но чувствовала, что силы ее оставляют. – А плакала я потому, что слишком ярко увидела, что никогда не буду со своим любимым… – последние слова она произнесла тихо, окончательно растворившись в тревожном сне.
Лара пришла в себя только к следующему утру. В теплых утренних лучах она решила будто находится где-то не там. Комнату наполняло монотонное звяканье чайной ложки о бортик чашки, а на груди у нее мирно мурчал кот. Лара потянулась и с улыбкой открыла глаза. Все еще та каюта.
– После таких историй и не захочешь, а поверишь в чудеса, – заговорил по-немецки незнакомец, поразительно долго мешавший что-то в чашке.
– Простите, я плохо говорю по-немецки, – поморщилась Лара. Они начали учить этот язык с Кириллушкой еще в СССР, а потом череда событий и…
– А по-английски? – он перешел на новый язык.
– Это допрос? – спросила она по-французски, начиная нервничать.