Большую часть времени задумчивая и печальная, несущая траур по неизвестному прочим человеку, стоило ей погрузиться в работу или занятие какое новое, она тотчас преображалась, словно оковы сна с себя скидывала. Для нее не было различия чему учиться. Она была открыта всему: языкам, ремеслам. Активная и увлеченная, Петр сперва подумал, что именно такая царица нужна новой России. Свободная и бесстрашная. И все же быстро спохватился, что такую бабу едва ли сможет сам удержать в узде.
На мгновение Петр оторвался от внимательного изучения того, как идет штурм крепости – единственного, что отделяло его от столицы мечты. Царь перевел взгляд на Лариску, который Алексашка с видом великого знатока демонстрировал, как работает мушкет. Лицо у Ларисы Константиновны было страшно недовольное. Она напоминала надувшегося карапуза, которому в церковной школе разъясняют непонятные слова, а карапуз в книгах ученых желает видеть совсем иное.
– Что ты смурна так, Лариска? – обратился к ней Петр. – Али жалеешь о решении своем с нами воевать?
– Не в том дело, – она забрала у Меншикова мушкет, словно проверяя его вес. – Я все огнестрельное оружее уже, кажется перетрогала! И эти ваши фузеи и вот это… – она брезгливо поморщилась. – Тяжело страшно, не для женской руки!