– Найдется ли на свете хоть одна миловидная барышня, коя не вызовет в тебе любовного интереса? – наконец не выдержал Николай Павлович.
Влюбчивость Александра пугала: с ужасом император представлял, как его сын, наследник российского престола, становится принцем при какой-то королеве. А что было бы с Отчизной, ежели этот мальчишка женился на той фрейлине? Отрекся бы от престола, как Константин? И даже теперь, вероятно определившись с невестой, Александр продолжал беспокоить отца своим поведением.
Цесаревич, впрочем, пребывал в добром расположении духа, оттого лишь пожал плечами и честно признался:
– Я вам, отец, могу точно написать портрет той достойной дамы, коя хороша во всех аспектах, однако мысль о супружестве с коей меня страшит, точно ночное наваждение.
– Если ты говоришь о своей невесте…
– Зачем вы так со мной? – не обиделся Александр. – Вот в Лондоне, при дворе столь неприятной вам, государь, королевы, посчастливилось мне повстречать Леди Лару Кроун, пленявшую каждого… И все же храни вас Боже от брака с подобной особой!
Император Николай неодобрительно покачал головой, представляя себе портрет некой актерки, королевской любовницы. Впрочем, такие разговоры по душам у него с сыном случались нечасто, оттого сменять тему император не решился.
– Нет, государь, вы только послушайте! Милейшая с виду барышня, изъясняется по-русски так, как живущие здесь и представить не могут… И всегда знает, что сказать… А внешность… Нет, отец, здесь мало услышать! Прелестница редкой красоты!
Александр бросился к столу и спешно стал разыскивать миниатюру, которую перед отъездом вверил ему Сирил Кроун.
– Она к тому же так пишет складно и, я слышал, хоть не уверен, что это так, сам не припомню, будто она некоторое время жила в России, даже была представлена ко двору… Хотя я едва ли нахожу это возможным, ей от силы двадцать пять, а может, и того меньше… – он все никак не мог найти злосчастную картинку. – Говорили, что она вдова, хотя носит фамилию брата… А впрочем, кажется мне весьма вероятным, что она и сама пустила все эти сплетни, дабы большей свободой обзавестись… Поразительно вольная барышня.
– Что же в этой леди тебя не устроило? – усмехнулся заинтригованный Николай Павлович.
– Знаете, у нее выправка и дисциплина, как у офицера… И представление о веселье, как у гвардейца, – юноша улыбнулся и решил разъяснить: – Я имел удовольствие видеть, как она стреляет. И, к своему стыду, должен признать, однажды на спор представилось мне состязаться с ней в беге…
Многозначительная пауза указала на то, что к своему стыду, цесаревичу не только представилось состязаться с ней, но и потерпеть мучительное поражение.
– Нет, вам она бы непременно пришлась по нраву!
– Едва ли нахожу сие возможным, – скептично отозвался император.
Знавал он одну невероятную Лару и даже помыслить не мог, что кто-то еще вроде нее пришелся бы ему по душе. Отчего он так скоро подумал именно о графине? Не оттого ли, что намедни почудилось ему, что призрак былой любви воротился? Николай Павлович помрачнел. Странное чувство.
– А! Быть может, вы помните графиню? – Александр, наконец, разыскал портрет.
– Сын мой, – пастор положил руку на плечо мистера Грея, – нам неизвестны планы Господни, но Всевышний не дает испытаний страшнее, чем мы способны пережить.
– Вот как? – горько усмехнулся мужчина. – Вам, Отец, и правда видится возможным благоприятное разрешение этих испытаний?
– Ежели на то воля Всевышнего, – спокойно кивнул священнослужитель.
– И как же? – Глаза мужчины недобро сверкнули.
Отчаянье мистера Грея пугало неопытного церковника. У разорившегося барона совсем юная дочь, а безнадежность ее единственного опекуна наводила на мысли о худшем. Как простой смертный, Дэмиан понимал горечь прихожанина, который со дня на день должен был потерять последнее, но, как лицо духовное, был вынужден говорить слова поддержки, в которые сам не верил.
– Мне было откровение, – внезапно для самого себя сообщил пастор Дэмиан. – Вам будет легче пережить все невзгоды, ежели вы поможете первой женщине, встретившейся вам на пути из храма!
– Мне будет легче? – надрывно рассмеялся Грей.
– В сострадании спасение, – уверенно заявил Дэмиан.
– Неужели! – зло воскликнул мистер Грей.
– Вы пришли ко мне за помощью или за чем-то иным? Попросив совет у меня, вы обратились к Господу, я лишь передаю его волю.
– Какая нелепость!
Позабыв о приличиях, не прощаясь, Грей выбежал на улицу. Ужасная промозглая весна. Пойти и утопиться! Он опозорил семью, лишился всякой надежды на будущее. Его беспечность уничтожит светлый род Греев. Еще и этот мальчишка пастор! Чем он может помочь? Ему быть бы диаконом, а не возглавлять целый приход. Нет, лучше принять смерть, чем завтра объявить кредиторам о своем полном разорении… Его имение в Англии будет конфисковано… Ничего не поделать.
Внезапно тонкие женские руки ухватили за край его пальто. Непонятный набор звуков. Она говорила на неведомом ему языке. Грей уже хотел изо всех сил ударить незнакомку сапогом, но заметил на крае светлого пальто кровавый след. Взглядом он выхватил из темноты огромные светлые глаза и… Неясно, что именно повлияло на его решение помочь незнакомке: слова ли Дэмиана или невероятная красота умирающей девушки. Вопреки всему, он подхватил ее на руки и поспешил в квартирку недалеко от Нотр-Дама.
– Мистер Грей, я уже и не думала… – старая экономка осеклась, заметив окровавленного господина с незнакомкой на руках.
– Пошли за врачом! – скомандовал Грей.
– Отец, что происходит? – из его кабинета выбежала Роксана.
Мистер Грей не составил себе труда ответить. Вбежав в спальню, он уложил умирающую на кровать.
– Роксана, покинь комнату, миссис Уотсон, помогите ее раздеть, – обратился он к вернувшейся экономке.
Какая-то суета, к которой Роксана, как всегда, не имела никакого отношения. Она еще раз бросила взгляд на бледную гостью, подумала о том, что ее саму никто бы спасать не стал, просто потому что не поднял бы, и вышла из комнаты. Роксана Грей была чужой в своем доме и остро это чувствовала.
Она вернулась в кабинет, которым отец почти не пользовался, залезла на окно и постаралась вернуться к чтению, но ничего не выходило. Какая история разворачивалась там, за стеной! Просто невероятно! Девушка отложила роман и достала из лифа маленький блокнот. Тонким карандашом она бросилась записывать происходящее.
Сколько вопросов! Кто эта незнакомка? Что с ней стряслось? Какие тайны она скрывает? Незнакомка и правда скрывала тайну. Под ее коротким платьем обнаружились две потайные сумки.
– Мистер Грей, что это? – в очередной раз спросила миссис Уотсон, которой можно было спрашивать что угодно, ведь жалования она не видела уже почти год.
Грей стянул с незнакомки сумки и в очередной раз попытался зажать кровоточащее плечо.
– Дэмиан из прихода сказал, будто ему откровение было, – фыркнул мужчина, глядя, как белая ткань окрашивается в алый.
– Откровение об откровенной девице, которую Господь наш велел раздеть? – женщина перекрестилась. – Простите, господин, но видел бы ваш отец…
– Миссис Уотсон, ради всего святого! Давайте поговорим об этом позже!
– А куда вы намерены деть тело ее бренное, как скоро она отправится в иное место? – женщина притащила таз с водой, которую очень кстати нагрела для Роксаны.
Грей зажмурился. Почему ему вечно так не везет? Почему все невзгоды приходятся именно на его душу?
– Бога ради, поставьте уже этот таз и проверьте, нет ли там доктора!
Что-то ворча под нос, женщина поспешила к господину, неловко зацепилась за валяющуюся сумку, чуть не вылила всю воду на несчастную, удержалась лишь благодаря ловкости Грея. Расставшись с посудиной, женщина хотела уже подхватить сумку, но та оказалась тяжелее, чем казалось вначале. Грей был так увлечен самим процессом раздевания незнакомки, что совершенно не придал значения столь увесистому грузу.
Миссис Уотсон, не желавшая лишний раз прикасаться к бродяжке, не смогла побороть любопытства и заглянула в одну из сумок: два слитка золота. Экономка сперва не поверила глазам.
– Господин Грей… – она хотела сообщить о том, что, впервые за долгое время, у них будет мясо, но тут в прихожей раздался голос старенького профессора.
Экономка поспешно запихала сумку под кровать и позвала старика.
Роксана, довольствовавшаяся лишь обрывками происходящего, не находила себе места в кабинете. Девчонке было настолько невыносимо, что задумавшись, она перепугалась собственного отражения в оконном стекле, с ней такое бывало частенько. Впрочем, своего отражения она не любила и побаивалась уже давно. В конце концов Роксана не выдержала, легла на старый ковер посреди комнаты и уснула сном маленького ребенка, изведшего себя капризами.
Ей снились вещи, которые должны были пугать, но так пленяли воображение своей новизной… Роксана видела мертвецов, встающих из могил, и призрак прекрасной девушки, которая тянула к ней окровавленные руки. Роксана сладко вздохнула, надеясь не забыть это будоражащее видение. А все же, кто эта незнакомка, что умирает в соседней комнате?
Круглое лицо, румяные щеки, светлые болотные глаза, кудрявая прядь, нагло выпавшая из растрепанной прически. Бледное лицо, четко выраженные скулы, серая радужка, словно окаймленная темным ободком, золотистые волосы, спутанные и секущиеся. Они смотрели друг на друга, находясь в одинаковом удивлении от того, что их взгляды встретились. Незнакомка открыла рот, чтобы прояснить какую-то неясность, но вместо складной речи изрекла лишь набор несвязных звуков.
– Я не понимаю… – пролепетала другая незнакомка. – Я позову отца…
– А я понимаю, – немного поморщилась первая, переходя на французский. – Моя рука, что с ней? Боюсь смотреть…
– Уже все хорошо, – отозвалась собеседница, – Вас сильно ранили какие-то проходимцы…
– Про-хо-дим-цы – по слогам произнесла она, словно не узнавая слово.
– Роксана? – на пороге возник не слишком молодой мужчина, который с одинаковой вероятностью мог оказаться братом, мужем или отцом девушки с рыжими кудрями.
– Я просто… – Роксана потупилась, не найдя достойного продолжения своему оправданию.
– Выйди из комнаты, – приказал мужчина, приближаясь к больной.
Она склонила голову в легком поклоне и поспешила уйти, не имея обыкновения спорить, да и разговаривать с отцом. Ее округлый силуэт скрылся в дверном проеме.
– Мадемуазель, как вы себя чувствуете? – спросил мужчина, без особой надежды быть понятым.
К его удивлению девушка достаточно чисто, хоть и со странным акцентом, дала ответ на вопрос:
– Я боялась, что вы отрезали мне руку… а потом съели ее, – призналась она.
Мужчина не нашел в себе сил сказать, будто тревоги ее не оправданы. В конце концов, до ее появления, мяса они не ели несколько месяцев… Он усмехнулся.
– Позвольте, как ваше имя?
– А ваше? – незнакомка посмотрела на него большими чистыми глазами.
– Я мистер Грей, барон Гарри Грей, если угодно. Когда вы знаете мое имя, позволите узнать ваше?
– Вы британец? Отчего мы говорим не на английском? – вновь не ответила она.
Грей снова затмился, не зная, как ответить на подобный вопрос? Почему он не говорит по-английски? Потому что живет во Франции так давно, что начал забывать родную речь? Потому что французский – родной язык Люси, а он не хочет терять с ней связь?
– Мы в Париже, отчего я не должен говорить на местном языке?
– В Париже, – словно попробовала слово на вкус незнакомка, а, может, просто пыталась что-то для себя припомнить.
– Так, позвольте, вы не ответили, как вас зовут?
– Я не знаю, – наконец ответила она.
– Не знаете? – удивился Грей. – Как можно не знать своего имени?
– Не знаю, – пожала она плечами.
– Но что с вами приключилось?
Девушка посмотрела на него, как на идиота. Приподняла бровь и покачала головой. Стало очевидным, что если уж она не помнит имени, то едва ли знает, что приключилось с ней две недели назад.
– Я распоряжусь принести вам еды и послать за врачом. Отдыхайте.
– Как будто у меня была возможность устать, – усмехнулась она, нерешительно косясь на свою забинтованную руку.
С момента этого разговора прошло несколько дней. Грею стало очевидно, что чудом выжившая незнакомка не припомнит своего имени. Нужно было что-то решать. Он бы с радостью отпустил ее в большой мир, но чувствовал легкое угрызение совести: все ее пожитки он, без колебаний и с поддержкой миссис Уотсон, забрал себе. Странными ему показались жемчужные бусы с золотой подвеской. Неизвестная ему буква, похожая на сломанную А.
Но вот Роксана, до которой прежде никому не было дела, пришла в восторг от новой обитательницы отцовской спальни. Конечно, сам отец переехал в кабинет, что Роксане доставляло массу неудобств. Во-первых, она привыкла быть единоличной обитательницей комнаты, наполненной книгами. А во-вторых, окна кабинета выходили на оживленную улицу, на которой вечно что-то приключалось.
Так или иначе, но, потеряв возможность жить в кабинете, любопытная Роксана обосновалась в спальне болящей и не имеющей имени. Гостья нравилась мисс Грей какой-то складностью характера и обращения. Явно не глупая, она точно не знала лишь себя, остальной же мир казался ей понятным и давно известным.
И все же, с ней нужно было что-то делать. Не бывает так, что у достойного джентльмена в квартире, как мышь или таракан, заводится какая-то неизвестная девушка. Потому, утром понедельника, а как известно, понедельничные утра самые располагающие к любого рода изменениям, Гарри Грей призвал к себе в кабинет эту самую неопределенную девушку. Пятнадцатью минутами ранее миссис Уотсон без особого удовольствия отдала ей платье покойной баронессы, и теперь перед мистером Греем красовался призрак счастливых воспоминаний.
– Мадемуазель, – начал он серьезный разговор, стараясь не обращать внимание на то, что прекрасное платье его супруги бесстыдно коротко девушке.
Впрочем, ничего кроме этого слова сказать он и не успел, поскольку был прерван:
– Давайте лучше мисс?
– Мисс?
– Да, мисс, признаться, нравится мне куда больше, – кивнула она и улыбнулась.
– Лично мне, куда больше нравилось бы называть вас по имени! – возмутился Грей, который и так потратил последние силы, чтобы начать этот неловкий диалог.
– Мне, признаться, тоже, – вздохнула девушка.
Грей опустил глаза, не находя в себе сил сказать: «На этом, мадемуазель или мисс (значения не имеет), не смею вас задерживать!». И не имеет значения, что там напридумывает Дэмиан, что скажут на Страшном суде, нет, еще одну женщину он не потерпит! Не потянет! Он уже собирался это сказать, когда взгляд его зацепился за жемчуг, небрежно спрятанный в верхний ящик стола. Странная буква А.
– Может быть ваше имя начинается с буквы А? – вздохнул он.
– Буква А? – переспросила девушка.
– Анастейша? – наугад предложил он.
– Анастейша, мистер Грей? Мистер Грей… Грей… – она словно задумывалась, а мозг ее занялся подбором, – Разумеется!
На ее лице сияла восторженная улыбка человека, решившего невероятную головоломку. Если он мистер Грей, то она:
– Анастейша, Анастейша Стил!
– Вы вспомнили? – удивился он тому, что смог отгадать.
– Сомнений быть не может! – кивнула она. – Некоторые вещи, они где-то на подкорках! – она указала пальцем себе на лоб.
Если бы Гарри Грей или миссис Уотсон догадались вспороть подкладку пальто новоиспеченной Анастейши, наверняка у них стало бы куда меньше вопросов относительно ее имени, возможно появилось бы некоторое непонимание ее происхождения, возникли бы пересуды: а не путешественница ли она во времени… Но да, найди они ее поддельный американский паспорт, не было бы никакой нужды звать ее некой Аной.
– Позвольте, мистер Грей, очень славно, что вы решили со мной сегодня поговорить. Я думаю, что не могу задерживаться в вашем доме обычной гостьей, ведь рука моя практически пришла в порядок.
– Вот как? – Грей, не любивший принимать сложных решений, обрадовался отсутствию необходимости придумывать, как бы ему избавиться от нахлебницы.
– Да, я думаю, что не вправе пренебрегать вашим гостеприимством… Поэтому хотела узнать, не желаете ли вы взять меня гувернанткой Роксане?
Грей тяжело вздохнул. Час от часу не легче. Откуда, позвольте узнать, у него деньги на гувернантку?
Это смятение прочитала и Анастейша, поспешив сообщить обо всех плюсах своей кандидатуры:
– Мистер Грей, вы только подумайте! Я отлично говорю на английском, французском и, как мы с Роксаной выяснили, на русском языках. Я обучена математике и некоторым наукам… – видя, что вероятный работодатель не спешит откликнуться на ее запрос, Ана продолжила: – Я могу работать за еду и крышу над головой. Куда я пойду, если имени своего не помнила?
В ее словах была правда. К тому же, напоминанием о его бесчестности, в ящике блестела золотая подвеска. Да, неясно откуда у этой девушки были такие драгоценности, от кого она бежала… Быть может, она воровка, но и мистер Грей был не лучше. Все, что он мог сделать, согласиться. Потому что не было в нем сил отказывать великому дару небес, который хоть на время, но оттащил его от долговой тюрьмы. Возможно, эта странная мисс Стил станет его талисманом?
В одном из дворцов лондонской Белгравии Сирилл Кроун велел очаровательной служанке открыть бутылочку вина. Переезд в новый дом и покупка завода – разве не чудесный повод выпить?
– Как находите, Уильям, на этой неделе судьба мне благоволит?
Лорд Мельбурн осматривал просторную гостиную, думая о том, как сложилась бы его судьба, будь он так расторопен в свои 25. Иногда, не очень часто, но все же, Уильям задавался парой общих вопросов, касавшихся его друга: на чем строилась его дружба с этим юнцом? Откуда Сирилл взялся в его жизни? И кто он вообще такой? Казалось, что мальчишка ищет и находит авантюры, зарабатывая невероятные суммы. Казалось, что родители и вовсе ему не помогают. Быть может, Сирилл Кроун из обедневшей семьи? Иногда лорду Мельбурну казалось, что друга его и не существовало до прошлого года. Но поглядите, каким-то невероятным образом, он приобрел себе этот дворец.
Лорд Мельбурн для себя рассудил, что если ничто в лорде Кроуне не выдаст нувориша, то и он об этом думать перестанет. К тому же, голова сейчас болела вопросами восшествия на престол молодой королевы, а Сирилл, как отличное лекарство, боль эту снимал полностью. И королеве он нравился. Вообще, едва ли при дворе нашелся бы смельчак, заявивший, что с неприязнью относится к молодому лорду. А таких людей, которые умеют нравиться абсолютно всем, еще поискать нужно. Оттого, Уильям дружелюбно ответил:
– Тебе, мой друг, всегда судьба благоволит. Но разреши полюбопытствовать, к чему такой большой дом? Неужели надумал жениться на той Мэри?
– О, – как-то иронично протянул Кроун, – совру, сказав, что не пленен ее очарованием, но боюсь не для меня супружеская жизнь!
– Ты говоришь так лишь потому, что молод, – заявил Мельбурн, – рано или поздно, тебе придется передать титул наследнику, а иначе род угаснет.
– Возможно, – не стал спорить Сирилл. – Но дом я приобрел вовсе не ради женитьбы! Моя сестра, Лара спешит в Лондон. Хочу ее порадовать… Одному Богу известно, что она пережила в своих странствиях.
Слова Сирилла показались странными, но Уильям решился лишь на вежливое:
– Не знал, что у тебя есть сестра.
– Да, мы с ней нынче одного возраста, – улыбнулся Кроун, предвкушая встречу. – Она невероятная, таких как Лара больше нет. Я вас познакомлю, уверен, что она и тебе придется по нраву.
– Если она очаровательна, как ты, – рассмеялся Уильям.
– Но, позволь, – он не сдержал любопытства, – что же могло с ней приключиться в пути?
– О, как это часто бывает у молодых особ – дела сердечные… Я так по ней скучаю!
Сирил и правда скучал по сестре, ведь в последние разы, когда видел ее, она сперва предстала пред ним старухой, а затем просто взрослой женщиной. Он тосковал по своей прежней Ларе, молодой и веселой, не израненной жизнью.
Без особого удовольствия Николай Павлович поймал себя на том, что уже с четверть часа водит карандашом по бумаге, вовсе не работая над проектом, который следовало завершить до конца дня. Он снова посмотрел на лист неровной бумаги. Силуэт, который так долго мучал его в кошмарах. Почудилось, будто по комнате разнесся этот леденящий душу смех. Он сердито скомкал бумагу и, поражаясь этому порыву, бросил ее в сторону двери за какую-то секунду до того, как вошел секретарь и объявил о приходе госпожи Дубовой.
– Пелагея Макаровна, – встал он из-за стола, направляясь к статной даме.
– Государь, – покорно приветствовала его властная женщина.
Уже не молодая, одетая по последней моде владелица пяти доходных домов в Петербурге и двух заводов в Орловской области, Пелагея Макаровна давно не видела самого императора, а в императорской резиденции и вовсе не бывала прежде. Если быть точной, в последний раз они виделись на похоронах Кириллушки в Рождествено. Прежде несколько раз он навещал певчего мальчишку в доме на набережной. Но после… Казалось, что с уходом Ворина, пропал и последний волшебный блеск Лариных тайн.
– Надеюсь, вы хорошо добрались, а моя просьба не доставила вам хлопот.
– Ваше Императорское Величество, кому может быть в тягость визит по вашему личному приглашению? – она учтиво улыбнулась, а в глазах мелькнула насмешливость.
Пелагея знала, кому это будет в тягость – Лизавете. Та, не скрывая презирала и самого императора, и его политику. Не скрывала она и причин, по которым не выносит властителя. В смерти странной Лары она винила только его. За долгие годы она так и не поменяла мнения, касательно значения мужчины в жизни женщины.
– И все же, боюсь, что мне нечем вам помочь, – продолжила Пелагея, – наша Лара и при жизни была девушкой загадочной, а теперь… – она помедлила, размышляя, насколько вольно имеет право изъясняться, – Могу я говорить искренне?
Николай Павлович и забыл, как вольно вечно выражались слуги покойной графини.
– Извольте, – кивнул он.
Женщина обернулась, проверяя одни ли они в кабинете, убедившись, понизила голос и продолжила:
– Вы нынче о ней вспоминаете с теплом, оттого, что ее давно нет с нами. Прошу простить мою дерзость, но была бы она жива, вы бы от нее устали. Мы бы все от нее устали. Прошу, дайте договорить, второй раз я уже не соберусь с духом говорить вам такое, – заметила она недовольство на лице собеседника. – Разве не помните, сколько проблем она всем доставляла? Я, как и многие , любила ее, но останься она в России, останься она жива, я боюсь, кончила бы плохо.
Женщина печально посмотрела куда-то в сторону. Рыжие волосы пронизывали холодные пряди седины. Николай Павлович и не представлял, сколько лет прошло.
– Лариса Константиновна жила ярко, она бы сгорела… У нее были убеждения, которые в нашем мире не работают. Она жила по совести, она страдала от того, что не могла быть с человеком, которого любила…
Пелагея печально вздохнула, глядя императору прямо в глаза. Он понял, что женщина винит его за многое.
– Поймите, государь, вы бы ее не простили, если бы она не умерла… А она бы не смогла с этим смириться. И в конце концов… – Пелагея пожала плечами, показалось, что она хотела бы заплакать, но не могла. – Наш мир убил бы ее.
Николай Павлович смотрел на эту состоятельную даму и думал о том, что помнил ее Лариной горничной. Пелагея была чем-то похожа на свою бывшую госпожу, разве что… Действительно, Пелагея знала, в каком мире живет, наверное, оттого и добилась подобного успеха.
– Не находите странным, что нынче все выглядит так, будто графини никогда и не было? – выразил свое недовольство самодержец.
– А вам непременно нужно физическое доказательство ее существования? – она внимательно посмотрела на императора, не выражая ни страха, ни почтения, Пелагея просто не понимала, зачем ворошить прошлое, спустя столько лет.
– Если бы нас не связывали долгие годы знакомства, я бы указал на вашу бестактность, – Николай Павлович вернулся к столу.
Как бы ему не хотелось, он не мог злиться: ему не хватало противоречивости, не хватало воспоминаний о ней.
– Не серчайте, я просто хочу понять, зачем вам это? – Пелагея вздохнула, предчувствуя, что император слишком увлекся поисками чего-то в столе, поэтому продолжила, – и все же, – она открыла кожаную папку, извлекая листок, – Саша не хотела вам отдавать… Никто не хотел, если честно. Нам тоже память о ней нужна. иначе выйдет, как с Кириллушкой. Сгинет и помнить не будут…
Николай поднял взгляд на лист, немного побледневший карандаш и осторожная подпись «10.10.25». Он замер, глядя на тонкую фигуру. Ей не нравился этот портрет и император поклясться был готов, что она от него избавилась.
Лара неспешно поднималась по знакомой лестнице, напевая что-то из народного, что-то, что часто исполняла Пелагея, вытирая пыль. День хоть уже и холодный, но все же не наполненный сыростью поздней осени, вселял какую-то непередаваемую радость. Она шла в гости к Александре Федоровне, но та, очевидно, позабыв о встрече, задержалась у какой-то знакомой. Лара, не имевшая никаких планов, решила ждать княгиню.
Лариса Константиновна имела странного качества талант вписываться в дома: из частой гостьи она скоро становилась частью семьи и в определенный момент ее пребывание начинало восприниматься чем-то само собой разумеющимся. Как это было с семейством Рылеева, а ныне и в семью великого князя Лара вписалась, и уже ни у кого не возникало вопросов, отчего графиня Вовк так свободно насвистывает песни, поднимаясь по парадной лестнице.
– Николай Павлович! – изумилась она вышедшему ей навстречу инженеру.
Изумительным здесь было не присутствие Николая в собственном доме, а его разнузданный вид. Ларе уже приходилось видеть инженера без формы, но отчего-то она так и не привыкла видеть его в белой рубашке и без мундира.
– Лариса Константиновна, чем обязан вашему визиту? – не удивился ее появлению тот.
– Хотели с Александрой Федоровной начать «Гордость и предубеждение», – Лара приподняла толстую книжку.
– Вот как? – разочаровался он тем, что Лариса Константиновна в очередной раз пришла не ради него.
– Обожаю это произведение! – кивнула Лара, точно не замечая неудовольствие собеседника. – И как оказалось, Александра Федоровна его не читала, вот наконец-то смогла отыскать экземпляр…
– В таком случае, спешу вас огорчить, вашей подруги нет дома и не уверен, что она скоро воротится.
Лара потупилась, предполагая, что сейчас ей все же придется поехать домой. Странные у них нынче складывались отношения с инженером. Она его простить никак не могла. Впрочем, быстро прикинув, что с таким же успехом она все еще успевает ворваться в жизнь Рылеева или Каташи, графиня открыла рот, чтобы озвучить свое намерение откланяться, но Николай ее опередил:
– Быть может, вы захотите составить мне компанию? – с бесстыжей надеждой спросил тот.
– А чем вы заняты? – Лара прищурилась, не боясь показать заинтересованности.
– Так, набросками, – с наигранной скромностью сообщил Николай.
– Вы рисуете? – восхитилась Лара, уважавшая в прочих таланты, ей не подвластные.
– И весьма недурно! – точно обиделся он на то, что Лариса Константиновна не слышала о его незаурядном навыке.
– Я правда могу посмотреть?
Спросив это, Лара уже устремилась в комнату, мимо инженера. Ей не нужно было предлагать дважды. Она схватила тонкую стопку бумаг с нарядными офицерами. Очевидно, красивые мужики в форме нравились не одной лишь графине. Лара внимательно посмотрела в глаза Николая, так долго, что казалось, будто девушка в душу заглянуть силилась.
– Что ж, – наконец заключила она, – быть может вы и меня набросаете?
Николай Павлович также долго смотрел на нее, приподнял плечи и указал на кресло возле окна. Он не мог позволить себе снова оттолкнуть вечно исчезающую графиню. Не теперь.
– Вы, что же, по-английски говорите? – наконец нарушил молчание Николай Павлович, указывая на книгу.
Как бы ему не хотелось верить, что все у них по-прежнему, легкость между ними исчезла вовсе.
– Вас это удивляет? – Лара улыбнулась.
– Насколько могу судить, французский не самый привычный для вас язык…
– Что же мы теперь все мои таланты французским мерить будем? – она приподняла бровь.
– И про что книга? – поспешил уйти на безопасную территорию инженер.
Лара снова улыбнулась и устроилась в кресле поудобнее: рассказывать истории она любила.
– Они познакомились на балу, – начала пересказ графиня. – Главная героиня тут же заинтересовала этого мрачного и скрытного джентльмена. Элизабет Беннет поразила мистера Дарси умом и живостью мысли. Дарси захотелось узнать это неведомое создание чуть короче. Впрочем, чем больше узнавал, тем меньше она ему нравилась: все в ее семье, образе жизни и положении в обществе кричало о том, что не суждено им быть вместе…
Николай все еще смотрел на набросок, но уже не водил карандашом.
– Обстоятельства и некоторые действия мрачного джентльмена вынудили Элизабет проникнуться к нему чувством страшной неприязни. – Лара прямо посмотрела на инженера и, словно уже не роман пересказывая, добавила: – Есть вещи, которые не прощают.
– И вам, Лариса Константиновна, нравится эта история? – не выдержал Николай.
Лара помедлила, пожала плечами и вздохнула:
– У этой истории хороший конец, счастливый и правильный. Конечно, она мне нравится.
– А не оттого ли, что она на нашу похожа? – он, наконец, поднял взгляд.
Теперь они играли в жестокие гляделки, словно готовясь броситься друг на друга.
– Здесь в конце венчание, а в нашей истории только грех, – девушка отвела взгляд, нарушив это мучительное напряжение.
И в пору бы ей встать и уйти. Все твердило об этом. Лара гордилась наличием у себя пары принципов, среди которых были пункты и про то, что с парнями подружек спать нельзя и про то, что венчание – священно. Держа в голове все это, она действительно встала и направилась к двери, но в последний момент резко развернулась, оперлась о спинку дивана, на котором сидел инженер, и, наклонившись так близко, что Николай мог ощутить ее дыхание на шее, сообщила:
– Не похоже, – она протянула руку к рисунку, касаясь грудью плеча инженера, – я у вас больно надменная, больно загадочная, а я проще.
– Вас графиня, легче всего описать словом «простая», но ведь и это ложь.
Николай медленно и весьма драматично обернулся к ней.
– И какая же я? – она произнесла это буквально ему в лицо, так близко, что он ощутил ее дыхание.
Неловкое, случайное движение и их губы сольются в поцелуе. Николай Павлович приготовился к этому стремительному движению, но девушка оказалась расторопнее: проворно она ухватила листок и выпрямилась.