Амина Маркова
Точки притяжения
– Симулятор козла? – улыбнулась Кира.
– Да, симулятор козла. Весело, конечно. Сейчас каких только симуляторов нет. Даже симулятор куска хлеба. Что с тобой всё-таки? У тебя всё хорошо?
– Да, хорошо. Правда, – ответила Кира, и они продолжили разговаривать на темы, которые больше не затрагивали сегодняшний вечер.
Перебивка
Ассистентка. Мотор!
Ведущая. Здравствуйте. Назовите ваше имя, пожалуйста.
Макс. Макс.
Ведущая. Это ваше полное имя?
Макс. (улыбается) У меня постоянно это спрашивают. Третий по популярности вопрос.
Ведущая. Какие первый два?
Макс. Родной ли мне отец и крашу ли я волосы.
Ведущая. Так это ваше полное имя?
Макс. Да.
Ведущая. Расскажите про вашу семью.
Макс. Отличная семья.
Ведущая. Из кого она состоит?
Макс. Родители и сестра.
Ведущая. Расскажите про ваши отношения с каждым. Давайте начнём с мамы.
Макс. Хм. Иногда она понимает меня лучше, чем папа с сестрой.
Ведущая. Например? По каким вопросам?
Макс. Личное пространство.
Ведущая. Какие у вас отношения с отцом?
Макс. Хорошие.
Ведущая. Без подробностей?
Макс. Он очень добрый. Понимающий. Терпеливый. Отзывчивый. С ним сложно быть не в хороших отношениях. (улыбается)
Ведущая. Расскажите про отношения с сестрой.
Макс. Хм, как лучше сказать?.. (думает) Если бы отношения между детьми были шкалой, где здесь (показывает у груди) – почти вражда, а здесь (показывает у глаз) – полное согласие, то… да, где-то здесь (снова показывает у глаз). Со стороны может показаться, что это не так, но это так. Мы хорошо понимаем друг друга, мне кажется.
Ведущая. Вы сказали, что у вас хорошие отношения со всей семьёй. Вы говорите им, что любите их?
Макс. Почти никогда. (улыбается) Зато я всегда отвечаю.
Примерно за полгода до дня 1, воскресенье
Майя сидела на высоком стуле, опершись локтями на не менее высокую столешницу: столешница находилась в той части их квартиры, которая представляла собой кухню. Квартира была устроена таким образом, что та её область, которая не являлась ни санузлом, ни отдельными комнатами (одна – её, другая – брата, третья – родительская), была одним большим жилым помещением. Если бы кто-то в первый раз зашёл в их квартиру, то сначала оказался бы в прихожей, огороженной только с боков: слева через приоткрытую дверцу зияла темнота большого гардеробного шкафа, справа была стена, заполненная крючками и перекладинами с повешенными на них разнообразными вещами, которые, помимо шапок, шарфов и солнечных очков, включали в себя пару сетчатых мешков для продуктов, несколько разнокалиберных зеркал и небольшую чёрную доску, на которой Майя любила рисовать или писать что-нибудь неожиданное. Прихожая беспрепятственно вливалась в проход, который отделял пристенный кухонный гарнитур слева (он стоял в углублении в форме вытянутой буквы «п») от гостиной справа. Сама же гостиная отделялась от прохода этой самой высокой столешницей, за которой, спиной к кухне, сидела Майя, обхватив голову руками. Перед ней лежал телефон, который она периодически схватывала, нажимала кнопку вызова и, услышав автоматический женский голос, тут же, морщась, клала его на место. Её папа уехал четыре часа назад и обещал позвонить спустя два часа после отъезда. Он так и не позвонил, а его номер был недоступен. Её сердце колотилось; она вспомнила, что последний раз, когда она настолько сильно за кого-то беспокоилась, был примерно восемь лет назад, и тогда это был не отец, а… Ход её мыслей был прерван звуком шаркающих шагов. «Помяни чёрта», – подумала Майя и посмотрела налево: её брат устало брёл из своей комнаты, прикрывая рот тыльной стороной ладони и измученно зевая.
– Я думала, ты сегодня вообще не встанешь.
– И тебе привет.
– Чего ты вчера так поздно пришёл?
– А это твоё дело, да? – отмахнулся он сквозь никак не прекращающуюся зевоту.
– Я беспокоюсь за папу.
Нота звенящей тревоги в её голосе помогла ему, судя по всему, проснуться окончательно.
– А что такое? – спросил он.
– Он где-то четыре часа назад уехал к этому… ну, другу, который болеет. До него ехать часа два. Обещал позвонить, как приедет. А я уже задолбалась слушать вот это! – она набрала номер, включила громкую связь, и вкрадчивый женский голос отчётливо произнёс: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
– Может, он к дяде заехал?
– Я уже звонила дяде, он ничего не знает.
Макс задумался.
– А он не оставлял номер этого друга? – спросил он через пару секунд.
Майя выпрямилась; она широко раскрыла глаза от озарения; вскочив со стула, она подбежала к холодильнику, который был испещрён всевозможными магнитиками и записками. Её брат встал за ней и, протянув руку через её плечо, ткнул пальцем в бумажку, висевшую над её головой: на бумажке был написан чей-то номер телефона; рядом с ним более мелкими буквами было приписано имя.
– Это же его имя? – спросил Макс.
– Да, по-моему…
– Позвоним? – предложил он, сорвав записку.
– Да, давай…
Они забрались на два высоких стула (их было всего два); Макс достал телефон, впечатал номер и начал звонить, прижав телефон к уху. Спустя какое-то время он повернулся к сестре:
– Не отвечает.
Ровно в этот момент женский голос внезапно ответил «Алло»: в их выжидающей тишине это слово прозвучало так громко, что его было слышно даже Майе.
– Эм… – протянул Макс, от неожиданности потеряв речь; он быстро взял себя в руки, – Здравствуйте, я ищу… – начал он, но тут же закрыл динамик рукой, повернулся к сестре и бегло прошептал, – Блин, я хотел сказал «папу». Как мне сказать-то?
– Ты не представился! – прошипела Майя.
– Как мне его назвать? – нетерпеливо переспросил её брат.
– Что? – поморщилась она.
– Кого я ищу?
– У тебя что, мозги вышибло? Назови имя! – обеспокоенно воскликнула она, боясь, что если они промедлят, то человек на том конце провода устанет ждать и бросит трубку; она только сейчас заметила, что брат, кажется, стал волноваться не меньше неё.
– Марка, – сказал он в трубку; женский голос что-то ответил, – Он там, – озвучил ей Макс.
Майя, услышав заветное подтверждение, гулко упала лбом на столешницу и шумно выдохнула; резко выпрямившись, она возмущённо произнесла:
– Скажи, пусть позвонит!
– Тебе трубку дать? – парировал её брат и продолжил, – Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.
– Ты не представился! – снова прошипела Майя, на этот раз гораздо нетерпеливее.
– Эм… Это его сын, – назвался Макс телефону, – Спасибо! – торопливо бросил он и тут же положил трубку, – Самый постыдный телефонный звонок в моей жизни, – удручённо выдохнул он, – Хотел имя своё назвать. Ты права, мне точно мозги вышибло.
– Поверь мне, я бы справилась ещё хуже… – примиряюще сказала Майя, – Советовать проще, чем делать. Так передадут?
– Да.
Спустя примерно минуту у Майи зазвонил телефон, на экране которого высветилась долгожданная надпись «Папа». Её лицо просияло.
– Я вообще-то мне просил перезвонить, – возмущённо заметил Макс.
– Я первая просила. Спасибо, – ответила Майя, чмокнула его в щёку и убежала в свою комнату.
День 43, неделя 7, понедельник
Весь сегодняшний день Кира прокручивала в голове субботний вечер; иногда она ловила себя на том, что минут пятнадцать или двадцать смотрела в одну точку на экране монитора, подперев голову рукой, уйдя в свои мысли и ничего не делая. В течение всего рабочего дня ей приходилось заставлять себя концентрироваться – подгонять себя и трясти головой, пытаясь сбросить наваждение. Выйдя в конце дня из лифта, она, идя по холлу первого этажа, снова поймала себя на том, что витала в облаках и не смотрела, куда идёт. Сфокусировавшись, она заметила среди проходящих мимо людей очень хорошо знакомую стройную фигуру, увенчанную небольшой, но примечательной копной пшеничных волос умопомрачительных контрастных оттенков. Она ускорила шаг.
– Привет! – выдохнула она, догнав его и не сумев сдержать улыбку.
– Привет, – ответно улыбнулся Макс, – Хочешь узнать, куда я иду сегодня после работы?
Улыбка Киры потухла так же быстро, как и зажглась.
– Тебя задел мой вопрос, да? Но мы же играли, – жалостливо вывела она и даже немного пригнулась.
– Что? – удивился он, – Не задел, конечно. Я шучу просто.
– А, – выпрямилась Кира, – Я, видимо, очень волновалась за этот вопрос, – пояснила она, обезоруживающе улыбнувшись.
– Я иду домой. Сегодня своим ходом.
– Ясно. Я тоже домой.
Они остановились на том месте перед зданием, от которого им предстояло разойтись в разные стороны: остановка общественного транспорта была с правой стороны от здания, тротуар, который вёл к дому Киры – с левой. Они стояли лицом друг другу и не разворачивались: было очевидно, что никто из них не хотел уходить.
– Что будешь слушать? – спросил Макс, показав на наушники на её шее.
– Оперу.
– Какую?
– Кармен.
– Серьёзно?
– Нет.
Они продолжили стоять, молча смотря друг на друга.
– Я тогда пойду, – не очень уверенно сказал Макс.
– Да, конечно. Я тоже, – Кира звучала не увереннее.
Они медленно развернулись и разошлись. Внезапно Киру осенило: она вспомнила утро одного из выходных дней поздней осени прошлого года; она удивилась тому, как причудливо работала её память: всё это время, с самого первого дня в этом городе, ей казалось, что она уже слышала его голос; и когда она познакомилась с Майей, ей начало казаться, что её голос она тоже уже где-то слышала. И только сейчас она наконец-то вспомнила, где.
– Подожди! – воскликнула она.
Макс остановился и быстро развернулся, чтобы увидеть, как Кира идёт к нему твёрдым шагом. Она остановилась так близко, как, кажется, они ещё никогда до этого не стояли. Она не рассчитывала остановиться настолько близко: почувствовав внутри себя какой-то пронзающий разряд, она отступила на шаг назад.
– Это был ты, – уверенно заявила она.
– Где?.. – растерянно спросил он.
– Ты звонил моему отцу, когда искал своего.
Пару мгновений Макс недоумённо смотрел на неё. Потом его лицо озарилось осознанием.
– Точно! Я забыл про тот звонок. Я ещё думал тогда, почему ответил женский голос.
– Я тоже забыла. Вспомнила только сейчас. Ты был с Майей, да? Её тоже было слышно.
– Да, мы вместе звонили.
Кира почувствовала почти непреодолимое желание обнять его, как какого-то потерянного, но вновь найденного родственника.
– Я… пойду, – неуверенно сказала она, побоявшись того, что могла не удержаться и на самом деле кинуться ему в объятия.
– Я тоже, – ответил он, но никто из них не развернулся.
Кира, приложив такие усилия, какие, как она раньше думала, не требовались при обычном прощании, сделала два медленных шага назад. Макс тоже сделал шаг назад; до последнего момента смотря друг другу в глаза, они наконец-то развернулись и разошлись.
Это открытие словно сняло с её души какую-то тяжёлую крышку. «Хватит», – подумала Кира, – «Хватит убегать от себя. Хватит себе врать. Хватит наслаждаться чувством, не признавая его названия». Она решила серьёзно поговорить с собой и признать всё, в чём до этой минуты ей было либо стыдно, либо страшно признаться. О чём она думала вчера? О нём; весь день; даже когда разговаривала с мамой или с Алисой. Что она ощущала, когда видела его? Тёплое щемящее чувство, которое начиналось в груди, опускалось в живот и, определив себе некое пустое пространство, свободно плавало внутри, периодически касаясь стенок живота и запуская этими прикосновениями потоки лёгкой эйфории, расходящиеся во всех направлениях. Эти прикосновения казались такими нежными и невесомыми, что их можно было сравнить с крыльями летающих внутри бабо…
– Так вот, что означает эта дурацкая фраза, – сказала Кира вслух.
Она никогда не понимала этого избитого книжного выражения. «Бабочки в животе». Раньше она, как ни старалась, никак не могла представить бабочек в своём в животе. Вот, как это ощущалось на самом деле.
Каждый раз, когда она начинала с ним разговаривать, она чувствовала такую непривычную лёгкость, какой не было ни в одном другом ежедневном общении; исчезала любая напряжённость; казалось, что он не скажет ничего отталкивающе непривычного и не сделает ничего обескураживающе неожиданного – это чувство спокойствия было до абсурдности странным, потому что она его, строго говоря, почти не знала. И именно из-за того, что она его почти не знала, другое чувство – какой-то фантастической общности, какой-то душевной связанности – казалось ей ещё более странным. Ей безмерно нравилось всё, что было с ним связано; мелочи же казались особенно упоительными – как он склонял голову набок, когда она замолкала, но он ожидал продолжения; как разительно изменялась форма его глаз, когда он удивлялся; как мило менялось выражение его лица, когда он был растерян; каким движением он сдвигал рукава наверх, когда ему было жарко; или как он одной рукой поддерживал лямку рюкзака у плеча. Киру снова стал сшибать с ног поток эйфории. «Интересно», – подумала она, – «Наркотическое опьянение ощущается так же? Хочется ли от него лечь, закрыть глаза и медленно и глубоко дышать? Хочется ли от него без сожаления тратить часы на то, чтобы не двигаться и наслаждаться этой негой, сквозящей через весь организм?».
Когда она пришла домой, то легла на диван и провела так всё время до самого сна. Вот, как это ощущалось на самом деле.
День 44, неделя 7, вторник
Всё сегодняшнее утро Кира пыталась договориться с собой по поводу того, что она хотела делать с открытым вчера чувством всепоглощающей влюблённости. Процесс переговоров шёл сложно, но стороны в итоге пришли к соглашению.
– Я признаюсь ему сегодня же; сразу же, как увижу его.
– Давай сначала поговорим об этом, хорошо? – ответила более рациональная, сухая и выдержанная половина её сознания, которую она вызывала на серьёзный разговор в те моменты, когда ей нужно было с чем-то хорошо разобраться.
– Хорошо… О чём именно?
– Ты взрослый человек. Тебе понравился другой взрослый человек…
– Не «понравился», – перебила она себя, – а…
– Сейчас важно назвать это так! – снова перебила она себя, – Так это происходит во взрослом мире. Представь двух других взрослых людей в такой же ситуации – уберём пока твою инфантильную натуру за скобки. Что бы один из них сделал в такой ситуации? Что бы сделала другая гипотетическая девушка твоего возраста в такой ситуации?
– Я начинаю тебя понимать. Она бы просто дала понять, что заинтересована в начале отношений.
– Вот именно. Как?
– Флирт. Прямой вопрос о личной жизни, может быть.
– А ты что пытаешься сделать?
– Признаться в любви… С ходу. Я могу оправдать это намерение.
– И как?
– Меня одолевает странное чувство, что… Даже не знаю, как сформулировать. Что я не вынесу, если прекращу с ним общаться, или как-то так. Что я не вынесу, если мне в итоге не удастся получить его. Оно тяжёлое. Чувство. Оно как будто ставит мне условие: либо так, либо экзистенциальный ужас. Я никогда ничего подобного не испытывала.
– И?
– Поэтому я хочу признаться сразу. Чтобы всё встало на свои места. Никаких недопониманий.
– Не очень логичное решение. Ты осознаешь, что это может прозвучать отталкивающе?
– Прекрасно. Я просто боюсь, что не смогу флиртовать с ним. Учитывая мою взволнованность, я буду выглядеть нелепо и неуклюже, и это будет ещё более отталкивающе.
– Хорошо. Это твой выбор. Делай, как знаешь. Пойдём дальше. Давай теперь разложим твою влюблённость по полкам. Убери лирику и сухо расскажи, что тебе в нём понравилось. Помимо очевидного.
– Что, по-твоему, очевидно?
– Внешность, конечно же. Хватит врать себе.
– Я не скажу, что она не важна. Важна, но частично.
– Частично – это как?
– Если бы у него был другой характер – какой-нибудь гораздо менее привлекательный – я бы не обратила на него внимания. Несмотря на внешность.
– Ты уверена?
– Уверена. Для меня внешность – это сочетание внешнего образа, мимики, жестов, голоса, манеры говорить и характера.
– Хорошо, перейдём на характер. Опиши, что тебе понравилось.
– Не то чтобы я хорошо его знала… Мы общаемся сколько времени? Если сложить все дни вместе? Дней четырнадцать? Пятнадцать? И диалоги у нас получаются какие-то детские. Не обсуждаем ничего серьёзного… Так…
– Я смотрю, тебя это гложет.
– Да… Как ты сказала? «Другая гипотетическая девушка твоего возраста в такой ситуации»? Мне кажется, у любого другого человека разговоры бы выходили поинтереснее, чем у меня.
– Например? Про что бы другой человек разговаривал бы на твоём месте? Политика? Литература? Искусство?
– Хотя бы увлечения и работа… Мы работаем в одном месте и ни разу не говорили о работе.
– Такое у тебя представление об интересном разговоре? О работе? К тому же вы обсуждали коллег.
– Поверхностно… И в паре слов.
– Самобичевание тебе сейчас не поможет. Ответь на мой вопрос. Что именно тебе в нём понравилось?
– Попробую… Умение легко и ненатянуто поддерживать разговор. Выбор тем и…
– Выбор тем? То, что у себя ты описала, как недостаток, у него превращается в достоинство?
– Получается… – вздохнула Кира, – По крайней мере он не спрашивает о гипотетических сценариях развития мировой истории.
– Ещё раз спрошу: то, что ты не переходишь на так называемые серьёзные темы – это твой недостаток, а в его случае – достоинство?
– Выходит, так… Я хочу сказать, что он определённо знает границы. Что говорить, а что – нет. Где сделать паузу, а где – нет. Да и в целом у него очень приятный невесомый образ. Никакого напряжения в манерах, ничего подобного. У него такая непосредственная мимика. И он так легко может смотреть прямо в глаза.
– Ты, заметь, тоже умеешь легко смотреть прямо в глаза. Поэтому то, что вы постоянно друг на друга пялитесь, означает только то, что вы умеете легко смотреть людям в глаза.
– Получается… А если продолжить про достоинства, то… Семья у него классная, конечно же.
– Ты оригинальная, – добродушно обратилась она к самой себе, – Мало кто может сказать «мне понравился парень, потому что у него классная семья».
– Знаешь, если сделать вывод из моего описания, оно получается не таким уж и многословным… Я правда его плохо знаю. Этого, как видишь, мне достаточно.
– То есть ты собираешься признаваться? Сегодня?
– Да.
– У тебя не получится. Представь себе эту ситуацию в реальности. Представь ваше обычное «привет – привет». Сможешь тут же перейти к нужной теме? Хватит смелости?
– Нет, не хватит… – удручённо вздохнула она, – Я только что представила себе всю ситуацию… Не хватит. Если я открою рот, то оглохну от звука собственного сердцебиения.
– Почему ты изначально решила, что признаешься сегодня?
– Наверное, меня окрылила вероятность успеха. Мне иногда кажется, будто я ему тоже не безразлична.
– А что ты думаешь о вероятности неуспеха?
От неожиданности этой мысли у неё отнялись ноги и закружилась голова; она даже остановилась: во время этой внутренней беседы она шла по тротуару по направлению к рабочему зданию. Мысль о неуспехе оказалась настолько невыносимой, что она тут же сменила тему:
– Я даже не знаю, есть ли у него девушка.
– Да, ты правда не знаешь.
– Но ведь если она есть, он бы про неё упоминал? Хотя бы раз должен был упомянуть.
– С чего ты взяла?
– Амир постоянно рассказывает про свою.
– А если бы у тебя всё это время был парень, ты бы рассказывала про него?
– Нет. Но я – это другое дело. Я – заинтересованная сторона. Я не знаю, заинтересован ли он во мне.
– Хорошо, подойдём к вопросу с другой стороны: ты говоришь, что Амир постоянно рассказывает про свою девушку. Это ни о чём не говорит. Люди разные. Вспомни свой последний диалог с Марком. В лифте.
Кира начала в свой голове мотать время назад: невольно получился эффект старомодной перемотки – из тех времён, когда фильмы хранились на кассетах, просматривались через специальные проигрыватели и перематывались кнопками на пульте. На нужном месте она нажала на «play», и Марк, еле сдерживая смех, заговорил:
– Но он не Майя, да? Ты его видела. И слышала. И на мать похож – будь здоров. Я ещё в молодости узнал, что у моей жены есть очень чёткие границы, что она хочет говорить, а что – не хочет. Как скажет мне «я не буду про это рассказывать», ещё таким спокойным и уверенным тоном, что я аж робел перед ней. А этот весь в неё.
Кира нажала на «pause».
– «Этот весь в неё». Ты хочешь сказать, что у него тоже есть чёткие границы, что он будет рассказывать, а что – нет?
– Вот именно. Личная жизнь, возможно, одна из таких тем. Помнишь, что он дальше скажет? Про то, что его задевает его скрытность? «Скрытность». Может он по жизни скрытный. Он постоянно тебя спрашивает, почему вы говорите только про него. Он не привык, скорее всего, столько про себя рассказывать.
– Это всего лишь предположение. Он может быть скрытным только с отцом.
– Отмотай ещё, хорошо? До того момента, где ты сидела и бесстыдно подслушивала.
Кира снова нажала на «rew» – картинка понеслась назад. Найдя то место, где она пряталась за перегородкой, подслушивая чужой разговор, она снова нажала «play». Из-за перегородки послышались два пронзительно знакомых голоса:
– Держи экран нормально! А, слушай, точно. Так давай сходим. Это же недалеко отсюда? – это был Макс.
– Так да. Пошли завтра, – это была его сестра.
– Завтра я не могу.
– А куда ты идёшь?
– А это твоё дело?
– Я подарю тебе футболку с такой надписью! – вскрикнула Майя, и Кира нажала на «pause».
– Почему Майя так взвинтилась? Как ты думаешь? – продолжил допрашивать голос в её голове.
– Потому что он не хочет говорить, куда идёт?..
– Потому что он, судя по всему, часто не отвечает на такие вопросы. С чего бы ему тогда рассказывать тебе про свою девушку? Мы можем найти ещё пару доказательств. Мы же дословно запоминаем всё, что связано с ним и его семьёй.
– Нет, спасибо…
От этого открытия Кира почувствовала такую сильную тошноту, что побоялась не удержать в себе завтрак. На секунду остановившись, чтобы справиться с позывом, она тут же сменила тему:
– Мне правда иногда кажется, будто он тоже ко мне не равнодушен.
– Ему определённо нравится твоя компания, этого не отнять. Но это, заметь, может не простираться так далеко, как тебе хотелось бы. Это может быть только тем, чем кажется: ему нравится разговаривать с тобой – ни больше, ни меньше.
– Но если я всё-таки решусь и…
– Хочешь знать, что будет, если ты всё-таки решишься? Всё уже никогда не будет, как раньше. Кстати, у вас же в субботу встреча?
– Точно! Точно, да. Я не могу ничего портить до этого. Я подумаю об этом на следующей неделе.
Придя к этому решению, Кира, которая уже почти подошла к зданию, зашла с палящего утреннего солнца в приятно затенённый холл.
***
Этот день, как и многие дни сейчас, был насыщенно солнечным и очень жарким. Из окна прохладного офиса яркий летний свет воспринимался иначе, чем с улицы: в него хотелось выбежать или, впрыгнув, окунуться, как в воду. Решив сходить на крышу на десятиминутную солнечную ванну, Кира по привычке пошла к торговому автомату – на этот раз она решила купить воду: накрывшая город жара располагала только к воде. Поборовшись с тугой дверцей нижнего отсека торгового автомата, Кира достала оттуда бутылку воды и заметила, что среди людей, которые от долгого ожидания лифта превратились в небольшую толпу, стоял Марк и, судя по всему, ждал, когда она его заметит. Поймав её взгляд, он, пропустив только что подошедший лифт, сделал к ней пару шагов и, улыбнувшись, начал:
– Привет, Кира! Как вы погуляли в парке в субботу? – спросил он, улыбнувшись ещё шире.
«А дети вам не рассказали?» – захотелось спросить ей, но, подумав, она решила, что они, может, и не пересекались в воскресенье – может, все разъезжались по своим делам. Вопрос в её голове тут же переформулировался на другой: «А у сына по дороге сюда вы не могли спросить?». «Хотя, нет. Он, наверное, всю дорогу спал». Удивившись непонятно откуда взявшейся кислой нетерпимости, она решила, что даже если Марк и расспрашивал своих детей, он всё равно мог желать обсудить это с ней.
– Отлично, – ответила она, – Даже договорились погулять ещё в эту субботу.
Изумление на лице Марка показало, что с детьми он эту тему не обсуждал. Многословно выразив удовлетворение и радость от её хороших с ними отношений, он заскочил в уходящий вниз лифт.
Кира зашла в лифт, идущий наверх. На крыше оказалось не так много народу, сколько обычно бывает в тёплые дни: жаркие дни отличались от тёплых. Сев за один из множества свободных столиков, Кира открыла воду и хотела надеть наушники, как вдруг услышала стук неторопливо приближающихся каблуков. «Отвали, пожалуйста», – захотелось протянуть ей. Вместо этого она повернулась к подошедшей Тане и без улыбки сказала «привет» в ответ на её приветствие. Таня, как обычно, выглядела сногсшибательно: её гладкая и слегка блестящая на солнце однотонная майка идеально сочеталась с укороченными и зауженными книзу брюками по фасону и по цвету: обе вещи были нежных светлых пастельных цветов, чья композиция была нанизана на тёмную ось основания, состоящего из идеально сидящих на ноге чёрных лодочек, зацепленных за майку солнечных очков и высокого хвоста её отливающих на солнце чёрных волос. Кира наконец-то поняла, кого ей напоминала её неторопливая и холодная грация – пантеру. Ей стало любопытно, как Тане удавалось подкарауливать её на крыше, но затем она вспомнила, что та здесь периодически курит.
– Могу? – Таня показала на стул напротив.
Кира коротко кивнула, подавив желание ответить «нет».
– Как дела? – спросила Таня, сев на стул.
Кира пожала плечами и показала на бутылку воды, имея в виду свой предыдущий ответ на такой же вопрос в их прошлую встречу.
– Как твои дела? – решила поинтересоваться Кира, постаравшись убавить вырывающуюся наружу язвительность.
– Отлично, – сообщила Таня и, немного помолчав, продолжила, – Слушай, у тебя есть парень?
«Конечно, о чём нам ещё разговаривать? О шахматах?» – насмешливо подумала Кира; вслух же сказала:
– Нет. А у тебя?
– Есть.
– Кто-то отсюда? С офиса? – спросила Кира, пытаясь унять внутреннюю дрожь от возможного подтверждения.
– Нет, – спокойно ответила Таня, – Есть кто-нибудь на примете?
– Есть, – призналась Кира, внимательно глядя на Таню и пытаясь считать её реакцию на этот ответ; лицо той, однако, было непроницаемо, – Повар с кафе на пятнадцатом. Так готовит, аж жалко упускать, – с серьёзным лицом проговорила она.
Танина улыбка без слов сказала ироничное «прелестно».
Кире захотелось встать, подойти к ней и громко спросить «во что ты играешь?». При мысли об игре в вопросы и ответы ей настолько живо представилась Майя, что на секунду ей показалось, будто она вот-вот подскочит к их столу, шлёпнется на быстро стянутый с соседнего стола стул, облокотится двумя руками о стол и с задорным блеском в глазах воскликнет: «Хотите играть? Я с вами. О, и бутылка здесь»; затем быстрым движением подвинет бутылку к Кире и заявит: «Начнём с тебя».
– Я вас видела в субботу, – внезапно сказала Таня, не изменив, однако, ровности своих интонаций.
– В парке? Я тоже тебя видела.
– М. Ты была с… – она специально не закончила предложение, взглядом и бровями сделав интригующий акцент на пропущенной концовке.
– С Максом и его сестрой, да.
– Давно её знаешь?
– Не так уж.
– Кто вас познакомил?
– Она сама представилась.
– Хорошо знаешь их отца?
– Немного.
– Давно?
– Недавно.
– Знаешь их маму?
– Нет.
Таня слегка зажмурилась и чуть-чуть опустила голову, закончив этот скоростной допрос; казалось, она сама осознала, что зашла слишком далеко, сорвавшись на такое пристрастное выспрашивание.
– Мне пора идти, – холодно произнесла Кира, взяла недопитую бутылку воды и встала.
Таня открыла глаза, посмотрела на неё и ничего не сказала. Кира ушла. «Может, она его бывшая девушка?» – вдруг подумала она; ответа у неё не было.
***
Встав в конце рабочего дня из-за своего стола, Кира почувствовала непривычную давящую усталость – такую, будто она весь день испытывала непрерывный и изматывающий стресс. Сразу достав наушники и надев их на шею, она побрела к лифтам, рассеянно смотря в пол. Утомленно зайдя в лифт, Кира узнала знакомый голос: подняв голову, она увидела спину Марка, который стоял впереди неё и оживлённо разговаривал с коллегой.
– Привет.
Кира вздрогнула от неожиданности. Повернув голову налево, она увидела, что стояла бок о бок с Максом.
– Привет. Я тебя не заметила.
Договорившись отныне признаваться себе во всех нюансах своих чувств, она для начала подумала про то, что весь сегодняшний день её периодически мучило одно терзающее ощущение: когда те самые бабочки переставали махать крыльями, садились на стенки живота и впивались в них своими острыми лапами, от них начинали исходить такие пронзающие струны мучительного томления, что хотелось либо кричать, либо биться головой об стену; это ощущение, судя по всему, будет появляться каждый раз, когда она будет долго его не видеть. Когда она его увидела – только что – оно тут же исчезло; на его место пришли счастливая умиротворённость и расслабленность.
– Меня легко не заметить, – ответил он своим привычным тоном.
– Ага. Волосы у тебя особенно неприметные, – улыбнулась она.
Только сейчас она подумала про то, что его волосы были идеальной длины: они не были короткими; длинными же они были ровно настолько, чтобы кратко, но красноречиво рассказать о своей крупноволнистой структуре и объёмном цвете, не превращаясь при этом в большую копну; они спадали на лоб, но не доставали до глаз; они спадали на уши, но не закрывали их; они были ровно той длины, при которой их природная пышность успевала приобрести выразительную гармоничную форму, не начиная беспорядочно торчать в разные стороны. Макс, скорее всего, прекрасно осознавал, как он выглядит; прекрасно осознавал, что ему шло, а что – нет; наверное, живя в семье с парикмахером (если его мама действительно была парикмахером, а не просто владела бизнесом), ему было несложно поддерживать длину волос в состоянии постоянного совершенства.
– Что будешь слушать? – спросил он, прервав ход её мыслей.
– Rolling Stones.
– Серьёзно?
– Нет.
– Твой этаж, кстати.
– А что, уже первый? – удивилась Кира; люди вокруг действительно начали массово исходить к дверям; Марк с коллегой, продолжая разговаривать, отошли в угол, – А ты куда? В ад?
Макс, судя по выражению его лица, чуть не рассмеялся от такого неожиданного вопроса.
– На парковку, – улыбнулся он, – Ты с нами, что ли?
– Нет, – тут же ответила Кира, торопливо вышла из лифта и снова повернулась к Максу, чтобы последний раз бросить на него весёлый взгляд.
Двери закрылись. Заметив вышедшего из соседнего лифта Амира, Кира быстро подошла к нему:
– Слушай, тут есть подземная парковка?
– Конечно. Почему, думаешь, у здания нет машин?
– Никогда даже не думала об этом…
