Алексей Владимирович Зелепукин
Одна на миллиард
Глава 3 налёт
«Игра Закончена. Тест провален. Повторное прохождение доступно через шесть часов».
– Это несправедливо. Главный противник повержен. Герой не убит. Баталия выиграна.
Миссию должны были засчитать… – Офицер раздраженно вскочил с кресла.
– Шанс выживания главного героя стремится к нулю… – Бортовой ИИ был не умолим.
АИИДА – Автономный Искусственный Интеллект ДредноутА, чудо информатики и роботостроения, созданное специально для «Несокрушимого», с легкой руки фантастов далекого ХХ века, имеющий женский образ.
– Но он есть! Есть возможность, что его залатают, какой-нибудь там, первобытной магией.
– Всего одна на миллиард.
– Иногда и этого более чем…
– Я все равно не смогу засчитать тест. Высший командный состав не имеет право расчитывать на случайность.
– Да знаю я. АИИДА, все равно это неправильно.
– Попробуем в следующее дежурство?
– Разве это дежурство? Болтаться на якоре у ретранслятора? – Офицер справился с раздражением.
– Приказы не обсуждают.– ИИ корабля был не умолим.
– Как ни крути, всех во Флот манит космос – это великое ничто с прыжками сквозь пространство, порталами и ретрансляторами, с новыми мирами, полными неведомых опасностей и невиданных красот.
Пальцы офицера пробежали по консоли, заполняя очередной рутинный отчет дежурного по кораблю. Привыкший к одиночеству он, скорее, декламировал мысли в слух.
– Один «Божественный Взор» чего стоит, все они, каждый по-своему,– сумасшедшие люди, а ремонтники и того хуже. Мы вообще ради полета на все готовы, а тут посадили на прикол.
Главный энергетик откинулся на широкую кожаную спинку рабочего кресла. Ровный зеленый свет индикаторов систем корабля на центральном пульте вспомогательной службы успокаивал. Вахта подходила к концу. Но в очередной раз проваленный экзамен раздражал, словно мозоль при ходьбе. Именно он стоял между Офицером и официальным утверждением его в должности первого помощника капитана. В военном флоте капитан волен сам назначать офицера на эту должность, исходе из собственных соображений, в Патруле же главенствовала Бюрократия: для подтверждения полномочий нужно было пройти этот экзамен.
– Да тест этот гребанный. Вот ну на хрена мне тактика ведения наземных войн, да еще холодным оружием, в эпоху орбитальных бомбардировок? И зачем в тесте эта чертова магия? Вообще чушь.., чудес не бывает. – мужчину трясло от досады.
– Это обязательная часть обучения старшего офицера корабля. Вы и капитан отвечаете за экипаж. А аварийная посадка может преподнести любые неожиданности.
– Угу, прям и встречу с аборигенами вызывающими дождь силой слова и пуляющими огненными шарами из пальца…
– Вполне реальна встреча с представителями имеющими паранормальные способности. Симулятор имитирует любые возможные варианты. В том числе и управление стихиями.
– Каждый астронавт Альянса прежде всего – солдат. Четыре часа ежедневной боевой подготовки еще никто не вычеркнул из расписания. Конечно, мы не штурмовики, но обращаться с оружием умеет каждый. Каждый!!! – дежурный встал с кресла и зашагал по рубке, пытаясь совладать с яростью. – Я не могу даже придумать аварию или катастрофу в результате которой экипаж может лишиться личного оружия. Ускорители масс работают в воде и вакууме, в немыслимом пекле и при экстремально низких температурах.
– Серафим Бенедиктович. Правила есть правила. Хотите я загружу на ваш интерфейс данные о всех известных баталиях эпохи холодного оружия?– голос ААИДЫ стал вкрадчивее.
– Интересно, это тоже разложено программистами? Или она все таки имеет эмоции?– мелькнуло в голове космоинженера, выдержав паузу, человек продолжил: – да и потом, мы болтаемся в дрейфе в десяти минутах от ретранслятора. Случись что, мы даже сигнальных огней развести не успеем, как весь спасательный дивизион шестого флота будет протягивать нам одеяла и кормить куриным бульоном с ложечки.
Серафим снова плюхнулся в кресло вахтенного офицера.
– Ты ещё предложи перечитать технологии изготовления оружия из подручных средств.., все спасательные капсулы оснащены комплектом инструментов, запасом продовольствия и источниками энергии, а мы пойдем мастерить оружие из палок и камней? Да тот же дамаск, мы на костре будем изготавливать? Без правилен и кузницы? Или мастерить катапульты? Гораздо проще отстегнуть маневровые двигатели капсулы и приспособить их в качестве оружия, нежели выискивать в диких джунглях деревья подходящей длины, срубить, подтащить к лагерю, и уже там, собрать из них орудие. А хищников в этих лесах не будет чтоль, даже если злобные и агрессивно настроенные аборигены смилуются над нами и позволят произвести заготовку материалов? А я должен показать умение строить примитивные орудия? Зачем? Ну получил я эти 300 балов и что?
– Ваш балл по этой специальности выше проходного. Но если вы хотите улучшить свой результат…– АИИДА замолчала, перепроверяя данные.
– Это сарказм. Я не собираюсь ничего пересдавать. Я вдоволь сыт лабораторными работами по созданию чёрного пороха и слоеных сталей. Брови только отрасли после вспышки. – Серафим потёр лоб и надбровную дугу.– Даже лишившись всего арсенала, главная задача командира сохранить боеспособность вверенного подразделения. А не проведение широкомасштабных войн доисторическими методами.
– Уровень негодования глубже обычной реакции на проваленный тест.– резюмировала АИИДА,– причина раздражения кроется в чем-то другом?
– Мы тут, как волки на цепи. Я так не могу, без полета мне кирдык.
Космолет медленно поворачивался вокруг своей оси, купаясь в лучах светила, выплывающего из тени ближайшей планеты. До пересменки оставалось минут сорок, все системы и агрегаты функционировали нормально. Судно в дрейфе. А ровный гул генераторов вперемежку с методичными щелчками контролеров навевали философское настроение. Хотя непривычное безделие прибавляло раздражения. Нет ничего томительнее ожидания.
– Кирдык? – Голос АИИДы прервался: мощнейший компьютер искал толкование слова.
– Копец, ппц, швах, амба… ну не вариант, короче.– отмахнулся инженер.
– Здесь безопасно и комфортно, но вам не нравится?
– Ты тоже не транспортное такси и, тем более, не центр по разбору несуразных жалоб одичалых старателей. Тебе самой-то нравится?
Голограмма, олицетворяющая ИИ, стоящая по стойке смирно, качнув роскошными формами, уселась на виртуальный диван, перекинув ногу на ногу. Программист АИИДы явно был шутником, прописав ей такие формы, словно списав их с победительниц конкурсов красоты. Тонкие черты лица, слишком правильной для живого человека формы, вьющиеся до плечей локоны светлых волос, грудь третьего размера, фигура стандарта 90х60х90, длинным ногам могли завидовать бегуньи марафонов, но главное, что всегда приковывало внимание, пронзительный взгляд зеленых глаз. Все это в купе и было визуализацией АИИДы, чей образ послужил вдохновением программисту не известно, но он уж точно не вязался с могуществом боевого корабля олицетворяемого этой голограммой. Березкин не раз ловил себя на мысли о том что ИИ слишком откровенно использует свои формы для получения ответов на свои вопросы. Иногда он забывал что перед ним существо не из плоти и крови, слишком человеческим было ее поведение.
– Моя программа не рассчитана на проявление чувств и эмоций или их симуляцию. Так что ответ на ваш вопрос невозможен.
Серафим улыбнулся. Он все больше и больше уверялся в том, что ААИДА лишь имитирует отсутствие эмоций.
– Ведь ты – искусственный интеллект боевого корабля, по сути ты и есть корабль, и тебе не хочется в гущу боя в океане бушующей плазмы. Твоё предназначение – Бой. Ты не ощущаешь себя обделённой? Ненужной?…
Дредноут был совершенен. Мощная многослойная броня, рассчитанная на таран вражеского судна, блестела ослепительной белизной и дополнялась несокрушимыми силовыми щитами и энергетическими барьерами. Корпус напоминал сильно вытянутую пятигранную пирамиду с четырьмя орудиями главного калибра на баке, способными разогнать стокилограммовый кусок обедненного урана почти до световой скорости. Пять плоскостей корабля были обильно усыпаны всевозможными средствами ПВО и ПРО, системами связи и слежения. Венчали этот калейдоскоп надстроек плазмометные орудия и турболазерные турели на внешних башнях. На гранях пирамиды размещались артиллерийские палубы, оснащенные крупнокалиберными орудиями ближнего боя, а также тяжелые ракетные батареи и торпедные аппараты. И все это олицетворяла голограмма симпатичной женщины весьма хрупкого вида.
– Согласно последней директиве командования вооруженными силами Альянса, мы признаны небоеспособными и сняты с вооружения.
– Это «Несокрушимый» небоеспособен? —вспылил Серафим. – Мы – ликвидаторы. «Будем у цели – цели не будет». Наш конек – ближний бой. Мы – штурмовой дредноут. Залп нашего главного калибра, Твоего главного калибра, не переживет ни одно судно в этой галактике. На борту почти две сотни килотонных боеголовок способных смести всё с поверхности целого материка или континента. Семь эскадрилей перехватчиков. Двенадцать звеньев боевых дронов класса «Оса». Мы можем вести бой в условиях орбитального притяжения. Высаживать десант на планетарные спутники.
Лицо девушки осталось беспристрастным.
– С окончанием торговой войны, тактика космического боя изменилась. Сейчас главные козыри – это скорость и маневренность.– отпарировала ИИ.
– Скорость и маневренность хороши для боя вне звёздной системы. Внутри системы «Несокрушимый» стоит целой эскадры. В до космическую эпоху авианосцы сопровождала целая охранная флотилия. Мы праправнуки тех кораблей. Нам, безусловно, нужен эскорт. Но мы уникальны. Или ты забыла, как целые системы сдавались при одном нашем приближении? А бой в созвездии Терешковой? Мы тогда четыре часа сдерживали превосходящие силы пиратов и контрабандистов. А их армада наводила ужас на все левое крыло галактики, и вооружены они были не водяными пистолетиками, и лупили по нам со всех дистанций.
Серафим снова начал мерить широкими шагами рубку дежурного офицера, пытаясь выместить разбушевавшуюся ярость несправедливо обиженного человека.
– Серафим Бенедиктович, это приказ.
– Знаю что приказ, заржавеем мы тут, как единичка с тройкой. Разберут на запчасти. Уж лучше в бою… – космоинженер подошёл к буфету и нажал несколько клавиш. Механизм внутри пришёл в движение. Крокот и шуршание наполнили безмолвие командной рубки. А ещё через мгновение пластиковый стакан с кофе выполз из недр агрегата, пыша благоухающим ароматом настоящего кофе.
– Он в самом деле настоящий?– переспросил инженер.
– Капитан пьёт только настоящий.– констатировал ИИ.
Закрыв глаза Березкин хлебнул ещё разок. «Капитан» – волшебное слово. Недостижимый «Тайдзы». Все дело в том, что он – Березкин Серафим Бенедиктович – Начальник энергетической службы, исполняющий обязанности первого помощника, пришел на флот тринадцатилетним юнгой, поступив в академию звездного флота. Страстно лелея мечту стать Капитаном. Успехи в учебе и победы в студенческих соревнованиях и олимпиадах пророчили ему блестящее будущее. Практика в составе элитных экипажей, лучшие наставники и учителя. Но все старания были тщетны: медкомиссия, раз за разом, выбраковывала его из числа курсантов, допущенных к управлению судном. Слишком высокие показатели адреналина в стрессовый ситуации не гарантировали хладнокровность принимаемых решений; путь на капитанский мостик был закрыт. Не помогли: ни лучшая в потоке успеваемость, ни физическая подготовка. Перед юным выпускником академии флота встал жесткий выбор: или служба в инженерном обеспечении, или про полеты можно забыть – переброска к месту высадки не в счет. Но свой выбор Серафим сделал не задумываясь, променяв парадный китель десантника на промасленную робу ремонтника.
Селектор единой связи корабля прервал воспоминания дежурного офицера.
– Согласно вашему последнему распоряжению: боекомплект укомплектован полностью, топливные баки полны, запасы продовольствия и воды пополнены, оружейные системы активизированы, системы дальнего и ближнего слежения приведены в боевую готовность. Кинетические барьеры и силовые щиты подняты. Старший вахтенный инженер Гарв Корад.
– Доклад принял. Что по системам ближнего боя?
Очередной щелчок тумблера.
– Все системы в полной боеготовности.
На начальника ПВО и ПРО Аниськина Павла прозванного за распутный нрав – «Семь грехов», можно было положиться. Он сумел сдержать атаку дронов при штурме Форпостов торговой федерации. За профессионализм и выдержку ему прощали все его выходки. Но надо отдать должное: на вахту он заступал трезвым и собранным.
– Со шрапнелью заминка, Серафим Бенедиктович, отстреляли, почти все, на последних учениях. Ждём доставку.
– Получите, доложите.
– Доложим. Мы и без шрапнели ни один объект не пропустим. Не на войне же. У пиратов нет разделяющихся боеголовок.
– На войне или нет, мы— боевая единица. Боекомплект должен быть укомплектован согласно устава.
– Есть, согласно устава.
Селектор щёлкнул переходя на приватную линию.
– Серафим Бенедиктович, мы с вами огонь и медные трубы прошли, но патрульные новобранцы из персонала не имеют должной выдержки и подготовки; они уже ропщут. А объяснить порой тяжелее, чем выполнить. Мы не знаем, к чему готовимся. Страдает боевой дух.
Переключатель вернул разговор в общекорабельный канал.
– Паш.., ну скажи, что ждем прилета моей невесты.
– При всем уважении, сэр, они быстрее поверят во второе пришествие Иисуса.– тут же съязвила кареглазая Оля Тихоненко, красавица с пышной грудью и глазами сверкающими, подобно чёрному обсидиану, первый пилот «Несокрушимого». Отличница Лётной Академии, завалившая экзамен на поступление во флот Альянса из-за неоднозначной наколки— Самочка.
– То есть, по-вашему, я и невесту себе найти не способен? – раздражение, вызванное провалом теста, накрыло новой волной.
– Чтобы встретить любовь, надо хотя бы в нее верить, – язвительно заметила офицер стыковочного узла Мэри Олдстоун – рыжеволосая зеленоглазая красавица, прозванная среди экипажа Спасительницей за спасательные капсулы, находящиеся в ее подчинении. Правда, за глаза все звали ее ЧертеНяшкой. Дикая смесь красоты и смелости характера вскружили голову не одному офицеру на «Несокрушимом». Сама же Мэри уверенно держала дистанцию согласно уставу звездного флота.
– Любовь – выдумки, ее не существует. Есть привязанность, сексуальное влечение…– начал Серафим.
– Иисус походу быстрее вернется.– Прервала мудреную тираду Чертя.
И тут же по селектору пробежала волна приглушенного смеха.
– Отставить разговоры! – взревел космоинженер.
– Есть отставить.
– И вообще: ожидание изменений к лучшему люди, испокон веков, надеждой звали. С ней и жить легче. А без надежды на флоте делать нечего.– Березкин отчаянным усилием усмирил гнев.
– Есть жить с Надеждой! – Бравада и ударение, с которым ЧертеНяшка произнесла слово «надежда», снова вызвали волну сдавленного смеха.
– Мэри, по «Машке» заскучала? Сейчас мигом наряд организую.
– Никак нет, Серафим Бенедиктович.
До конца смены была уйма времени, и его надо было, как то коротать. Березкин щелкнул тумблером и снова глотнул ароматный кофе позволив себе вновь нырнуть в омут воспоминаний.
Менялись суда и экипажи, а некогда зеленый юнга матерел, превращаясь в неотъемлемую часть корабля. К моменту приписки на ШДББ 74-4 это уже был прожженный профессионал с богатым опытом. Полгода на ознакомление, и первым же рейдом в бой. Боевое крещение выдалось тяжелым несмотря на то, что дредноут, словно вихрь, разметал орбитальные батареи противника, проломив сопротивление ПВО, засыпал командование пиратов килотоннами тротила.
Энергосистемы под натиском смертельного огня противника трещали, переключались, сгорали целыми блоками, коммутировались с основных на резервные, с резервных на временные, потом на аварийные, но этого времени хватало, чтобы электрики восстановили основные системы, и затем марафон продолжался сначала. Все инженеры вспомогательной службы бились тут, у генераторов, изнемогая от жары и усталости, меняя выгоревшие оборудование, разматывая километры кабелей. Тут было их Куликово поле – в тесных переходах энергоблока. И они стояли – храбро, искусно и изобретательно; порой неведомо, какими молитвами и благодаря каким богам они восстанавливали барьеры буквально за миг до всплеска высвобожденной энергии, укрывая корабль от неминуемой гибели, покрывая ошибки командной рубки или артиллерийских расчетов. После этого боя корабль получил свое имя – «Несокрушимый», а Серафим свое прозвище – «Чудотворец», заслужив уважение и признательность всей вспомогательной команды. А АИИДА просто «влюбилась» в своего героя, не позволившего вражескому огню даже лизнуть ее обшивку. И, хотя большая часть славы и регалий достались именно канонирам и персоналу командной рубки, про боровшихся за живучесть корабля инженеров тоже не забыли. Внеочередное воинское звание и благодарность, конечно, не сравнить со звездами героев, сыпавшихся на мундиры артиллеристов и пилотов обильным дождем, но к концу кампании против контрабандистов и пиратов во внешнем секторе Серафим дослужился до начальника энергетической службы «Несокрушимого» и чина капитан-лейтенанта, что само по себе чудо. Никогда в истории флота вспомогательный состав корабля не удостаивался звания выше лейтенанта, а тут половина офицеров десантного состава должны были отдавать честь «грязному механику», считая это унижением чести мундира. Космодесантники. Они мнили себя «элитой». Машины для убийства. Безжалостные и тупоголовые. Винт от гайки отличить не могли. «Элита»… Все их технические навыки кончались разборкой, чисткой и сборкой личного оружия. Даже операторы их боевых машин понимали в самих машинах столько же, сколько школьник первоклассник. Остальное ложилось на промасленные плечи техников. Таких же инженеров, как и сам Серафим. Но истинная причина неприязни Березкина к штурмовикам крылась, конечно же, не в этом.
Тогда, он ещё верил в любовь. В преданность и честность, но та, которой он сделал предложение руки и сердца, выбрала огромного громилу десантника. Офицера штурмовой группы приписанной к «Несокрушимому». Блеск воинской славы героя войны перевесил интеллект инженера. Она выбрала его, навсегда похоронив в сердце отчаянного романтика веру в саму возможность чувств под названием Любовь.
Серафим хотел вызвать соперника на дуэль, и даже взял несколько дополнительных курсов по ближнему бою, хотя даже это вряд ли прибавило ему шансов на победу. Противостоять горе мышц и тренированным инстинктам, было скорее – самоубийством.
Хотя, тогда это казалось Серафиму, чуть ли не лучшим выходом. Но благо война закончилась, и с ШДББ сняли приписанный десант. И умереть на дуэли у Березкина не вышло. Рутина службы стёрла остроту переживаний и притупила боль и горечь от исковерканной и поруганной любви. Но шрамы в душе остались навсегда.
– Верить в любовь. Как можно верить в то, что нельзя даже толком объяснить?– Серафим заерзал в кресле, усаживаясь поудобнее.
– Распоясались совсем, так и среди боя начнут умничать, а не команды выполнять. А в бою без единоначалия шанса на выживание нет.
– Чего вы опасаетесь? Вас что-то тревожит, Серафим Бенедиктович? – ИИ корабля инициировал свои протоколы.
– Если честно, я сам не знаю. Сны. Вернее, всего один, но он начал настойчиво повторяться. В моей жизни было много разных сновидений. От кошмарных до эротических, от полетов в образе вампира до божественного света. Были даже пророческие, да, да пророческие! И не один. Были сказочные, были и правдоподобные, были цветные и серые. Но этот… Сначала это была дверь. Старая металлическая дверь в родительской квартире как барьер в мою жизнь, в мой мир, мою реальность. А с той стороны она. Амебообразная коричнево-зеленая сущность. Горе или беда, а может, и то, и другое сразу – называй, как заблагорассудится, – пытающаяся проникнуть сквозь заслон. Сквозь щели в двери, просветы между косяком и стеной, в любую свободную дыру. А их было много, и с каждым разом щелей становилось все больше, и запечатывать их – все сложнее. Раньше достаточно было прикрыть рукой и просвет исчезал, а сейчас она сочится сквозь пальцы, обязательно нужно что-то втиснуть в проем: пакет, рубашку, носок… Потом сущность добралась и до окна в моей комнате. С появлением окна в ход пошли хитрость и притворство: сущность приобретала разные облики, звала и манила, стучалась. Но стоит приоткрыть окно, и она снова устремляется вовнутрь, настойчивая и методичная. Рано или поздно, она снова прорвется…
– А она уже прорывалась?
–Трижды… Первый раз в далеком детстве: тогда умерла моя прапра. Потом смертельно заболел отец…
Энергетик замолчал, сдавшись волне эмоций, захлестнувшей его.
– А третий?
– Сбили пятерку с двойкой…
* * *
Технологии звездолета-строения со времен Ю. А. Гагарина сделали гигантский скачок. Люди научились пронзать пучину космоса почти мгновенно, используя так называемые «прогибы» пространства. Менялось назначение кораблей и их оснащение. Не менялась лишь сущность самого человечества: война была неотъемлемой частью нашей истории, а оружие – любимой игрушкой. Человек освоил ближний космос, принеся с собой и войну. А спустя немного времени боевые действия вышли и в большой космос.
ШДББ 74 – Штурмовой Дредноут Ближнего Боя, прозванный пилотами «носорогом», был тяжелым линкором, предназначенным для прорыва планетарной обороны и нанесения ковровых орбитальных бомбардировок. Их успели построить всего пять штук. Этого количества хватило, чтобы победоносно закончить торговую войну, развязанную корпорациями против контрабандистов и пиратов, длившуюся почти пятьдесят лет. Укрепленные форпосты пиратов и контрабандистов были уничтожены, а торговые пути стали безопасными. Идеальный молот для сокрушения оборонительных укреплений противника. Но концепции ведения межзвездного боя очень лаконичны и строги. Ходовая установка, способная совершать маневрирование в условиях повышенной гравитации, не могла обеспечить должной скорости в открытом космосе, а штурмовые орудия были непригодны для боя на дальней дистанции. И, как результат – в одном из локальных конфликтов по официальным данным:
«Небольшая флотилия легких фрегатов неизвестного происхождения, с дальней дистанции атаковала и уничтожила ШДББ 74-2 и ШДББ 74-5, по необъяснимым обстоятельствам, оставшихся в зоне конфликта без поддержки и прикрытия, с неукомплектованным боекомплектом и острой нехваткой персонала».
Что там произошло на самом деле, хранит гриф особой секретности. Но факт оставался фактом, а факты – вещь неумолимая. Дредноуты, несмотря на всю свою непробиваемость, были повержены. Умопомрачительная сумма, запрошенная корпорациями на модернизацию судна в соответствии с требованиями и стандартами современного космического боя, привела к тому, что этот шедевр инженерной мысли, некогда несокрушимый дредноут, был списан и передан в патрульный департамент внутренних сил внешнего сектора.
Людская алчность и жадность тоже вряд ли когда-нибудь изменятся. Чиновники не договорились о личных бонусах, и два из трех уцелевших кораблей остались на приколе, и, спустя некоторое время, их сняли с баланса и списали в утиль, а сотни проверенных и испытанных в бою офицеров уволили в запас. Экипаж корабля, испокон веков, притирался друг к другу годами. Право стать частью корабля, частью команды надо было заслужить. Флот всегда воспитывал чувство локтя и взаимопомощи. Проиграв битву за живучесть корабля, команда обычно погибала вместе с ним. Тут не сачкануть и не сфилонить. В команде больших кораблей это не так заметно. Но внутри самих служб эти связи все еще крепки и нерушимы. Просто так заставить таких людей покинуть свой экипаж – свою семью могли только полная безнадега и безысходность.
«Нюхавший порох» и «видавший виды» персонал с военных судов всегда высоко ценился, особенно в исследовательском флоте, да и караванщики с торговцами платили немаленькие деньги за их умения и навыки. Первыми увольнялись пилоты и канониры, а за ними потянулся и персонал вспомогательных служб. Последний из могикан – ШДББ 74-4 «Несокрушимый» – сумел сохранить лишь небольшую часть своего экипажа и прибыл к границам внешних колоний для обеспечения свободы торговли и правопорядка с минимальным количеством персонала, необходимого для обеспечения жизнедеятельности корабля. Но это была семья: небольшая, но крепкая. Ветеранов, сохранивших верность дредноутам, также приписали к «Несокрушимому», едва покрыв минимальное штатное расписание. К примеру, во флоте только ремонтная смена, составляла тридцать шесть человек: по три смены за вахту плюс еще двадцать человек на отдыхе. Сейчас на ШДББ 74-4 осталось всего двадцать восемь инженеров. Правда, и «Несокрушимый» практически все время лежал в дрейфе у транспортного портала системы – ворот в цивилизованный мир – как фильтр, абсорбируя в себя всю грязь и мерзость анаптаниумных приисков. Правда, канонирами укомплектовали почти полностью. Зато следователей и оперов прислали почти по количеству возможного десанта, переделав под их нужды почти все свободные помещения и часть летного ангара.
Хотели и мастерскую со складом ремкомплектов раскурочить под СИЗО и хранилище вещдоков, но Серафим отстоял.
Благо при переводе в ведомство патрульно-охранной службы внутренних войск, всем офицерам дредноута присвоили внеочередное воинское звание.
Так нежданно полученный чин капитана третьего ранга (примитивная замануха, предназначенная привлечь бывших военных в патрульную службу с ее мизерным по сравнению с гонорарами наемников окладом) сделал его первым офицером после капитана – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Тем более что капитаном на дредноут назначили сынка высокопоставленного чинуши, якобы сосланного в порубежье за гигантские карточные долги и развратное поведение.
Кейдж Уильям Турвольд – обычный избалованный деньгами и властью сопляк, не привыкший получать от жизни ничего, кроме удовольствий и проводящий большую часть времени в психотропном раю наркотического опьянения, предаваясь созерцанию танцев богинь под музыку богов, наслаждаясь плотскими утехами со жрицами любви, практически переехав в роскошные апартаменты Нового Вегаса. А это все требовало средств, гигантских средств.
И, естественно, ему было по фигу все кроме денег и собственных амбиций. На счастье Березкина «Несокрушимый», они не включали. Да и рутиной капитан не интересовался. Зато таможенно-пошлинные вопросы решал сам, а некоторые из них требовали если не силового решения, то давления как минимум. Поэтому он с энтузиазмом отнесся к восстановлению боевой мощи «Несокрушимого». Сам же Серафим к финансовой стороне «таможенных» вопросов касательства не имел, да и не стремился, чем и вызвал расположение со стороны капитана, хапавшего всем, чем можно, все что можно урвать, а потом и вовсе возложившего груз ответственности на Серафима, официально запросив штаб сектора об утверждении его в должности первого помощника. Так к заботам космоинженера прибавилась необходимость сдачи этих чертовых тестов. А сам молодой повеса вернулся к прошлому, проматывая дивиденды в ближайших казино, живя по старой привычке на широкую ногу, утопая в роскоши и блаженстве, сетуя на отсталость сервиса на этой богом забытой окраине владений Альянса.
Вообще порубежье Аттического траверса всегда было местом неспокойным. Внешняя граница систем Альянса имела сеть порталов, соединяющих ее с цивилизованным миром. Два из них располагались в густонаселенных секторах Гаммы Аида и Сигмы Близнецов и надежно перекрывались боевыми станциями и сторожевыми эскадрами Пятого флота Альянса. Здесь же, в системе Ро-Аргуса, все только начиналось. Открытие богатых залежей анаптаниума – руды содержащей нулевой элемент – почти сразу у поверхности в системе Феникса спровоцировало новую золотую лихорадку. Срочно начали терраформинг на двух планетах в системе Гидры и одной в соседней системе Медуза. Сам Феникс планет хоть как-то пригодных для жизни не имел. Космическую базу и топливные и сырьевые склады смонтировали в непосредственной близости с ретранслятором. Тут же и лег в дрейф «Несокрушимый», взяв под контроль, как сам ретранслятор, так и межсистемные прыжковые порталы.
Пока инженерная служба внутренней безопасности патруля возводила опорные пункты и базы непосредственно в системах, главная роль миротворца и примирителя легла на ШДББ 74-4.
А порубежье жило своей обычной жизнью, мало чем отличающейся от жизни старателей в далекие годы золотой лихорадки. Конечно, персональный роботизированный экскаватор не сравнить с мотыгой золотоискателя, но, как и тогда, стоило работяге найти что-то мало-мальски ценное, он тут же тащил это к ближайшему перекупщику, а на выручку погружался в океан удовольствий на борту космокурорта с соответствующим громким именем «Нью-Вегас». Но как только баланс возвращался к нулю, его тут же выбрасывало на берег прямо в кабину экскаватора. Сюда же, в порубежье, стекалась вся разношерстая шобла жуликов и проходимцев – от мошенников и сутенеров до наемников и киллеров. Так что работы в патруле было выше крыши, старались разгрести хотя бы тяжкие и особо тяжкие, но и на них персонала не хватало. А через ретранслятор широким ручьем лился поток, жаждущих в одночасье разбогатеть искателей удачи. Были среди них и профессиональные артели, но в основном новички, и понятия не имели не то, что в минералогии, но и куда их занесло, тоже весьма смутно представляли. Некоторые простофили и до карьеров добраться не успевали, чуть ли не добровольно опустошая свои карманы под заманчивые песнопения местных проходимцев.
Столетия сытой жизни, когда война стала лишь громким словцом, грозой, бушующей где-то там, очень и очень далеко, отбили у жителей среднего сектора Альянса само понятие осторожности. Инстинкты, заложенные природой, затупились, и их место заняли самолюбие и знание собственных прав и свобод. Там, в глубине цивилизованного мира, это безусловно работало, но тут, в порубежье, где лучшим аргументом в споре с оппонентом все еще был старый добрый бластер, это служило очень дурную службу. И очередной лошара, профукав все свое имущество в первые пять минут пребывания в зоне прииска, пополнял армию недовольных работой патрульной службы, строча кляузы и жалобы на «некомпетентный» персонал «Несокрушимого». У избалованных изобилием сытой жизни представителей больших мегаполисов буквально срывало крышу от того, что у него, такого всего прямо из себя суперпуперного, соблаговолившего почтить своим присутствием столь дикие места, какие-то местные плебеи отжали все его имущество, обобрав до нитки.
