Алексей Наумов
Ушма
Неожиданно, Ушма приблизилась к зеркалу, точно чувствуя моё присутствие и провела по нему чудовищной правой рукой, оставляя на стекле паутину трещин. Я невольно отпрянул, а ведьма прильнула к стеклу вплотную, так что я увидел её глаза. Весь пережитый мною страх был ничто, по сравнению с этим потусторонним взглядом. Бешенные, закатывающиеся, переполненные злобой и чем то ещё, не имеющим имени, её глаза смотрели вглубь стекла, пытаясь узреть меня, но не могли.
Спустя несколько мгновений, Ушма отвернулась и бросилась на свою сжавшуюся от ужаса помощницу – девочку в салатовом платье, чьё лицо заливала чёрная кровь. Огромная и безжалостная как паук она навалилась на неё и унесла, прежде чем я смог разглядеть что то ещё. Потом всё померкло и в тонкой плёнке воды отразилось низкое, серое небо. Только оно и ничего больше.
Глава 4
Я встал и огляделся. Место, где я сейчас находился, чем-то напоминало наши дачи, если бы их бросили несколько десятков лет назад, потому что болота затопили эти земли. Часть домов и улиц полностью отсутствовало, а уцелевшие здания представляли из себя жалкое зрелище: гниющие, замшелые, полуразрушенные, и насквозь влажные. Вся земля вокруг была липкой и сырой, тут и там виднелись болтуны, большие лужи и целые болота, из которых в небо тянулись чёрные остовы гнилых осин и серой осоки. Само небо, казалось, было переполнено водой. Серое, тусклое, невероятно низкое. Иногда с него спускались клочья тумана и плыли над землей, путаясь в камышах и саваном оборачивая корявые остовы домов. Воздух был холодным и прелым, насквозь пропитанным запахом болотной гнили и разложения. Тут и там из земли торчали причудливые коряги, которые в сумерках легко можно было бы принять за оживших болотных чудовищ. И всё же, по ряду признаков, я узнавал в этом унылом забвении наши участки.
Я попытался понять, в каком именно месте дач я нахожусь, но это потребовало труда. Улицы были наполовину затоплены и заросли камышом, лес исчез, превратившись к кладбище сгнивших деревьев, а часть домов рухнули и стали похожими на кучи мокрого картона, покрытого травой и плесенью. Однако, мне удалось найти у ржавого забора одного из домов дюралевую табличку с номером участка, где цифры были не написаны краской, а высверлены толстым сверлом. Я оттёр грязь и отчётливо увидел цифру «262». Это значило, что я оказался в самом дальнем конце дач, ещё дальше, чем был мостик на Разрыв.
Пока я вёл поиски, мне показалось, что из уцелевших домов за мной кто то следит. Я даже видел пару мелькнувших теней, словно перебегавших от одного укрытия к другому, чтобы лучше меня рассмотреть. Никакого подходящего оружия вокруг я не нашёл, поэтому на первое время оставил себе табличку с номером участка. Толку от неё было мало, но она давало чувство, что ты идёшь не с пустыми руками.
С ужасом и отвращением, я узнал, что практически во всех лужицах и болотцах трепещет жизнь, если её можно было назвать этим словом. Странные, уродливые существа, не то рыбы, не то омерзительные головастики кишели в них, пожирая друг друга и переползая из одного водоёма в другой, оставляя за собой влажные черные следы. Некоторые были достаточно крупными, чтобы я начал с опаской приближаться к воде и не рисковал переходить вброд глубокие лужи. В чёрной осоке я заметил нечто, похожее на клубок змей, при виде которого к горлу подступила тошнота. Несколько уродливых птиц, похожих на полураздавленных чаек, пробирались в камышах, пожирая головастиков, ссорясь и издавая громкие утробные звуки. Существа покрупнее выглядывали из остатков затопленного леса, но не приближались, а лишь шумно вздыхали…
Я все ещё не пришёл в себя и не отдавал себе отчёт, где я и что делаю. Моё сознание сузилось до уровня рефлексов. В эти первые минуты я и сам походил на эти гадкие создания. Я крался вдоль кустов и заборов, падал в грязь при первом подозрительном движении и с замиранием сердца следил не появиться ли откуда ни возьмись нечто, что сожрёт меня самого. Единственным осознанным действие с моей стороны, было движение в сторону Кремля, по крайней мере согласно нумерации участков, а дальше… дальше я ничего не знал. Я даже не понимал жив ли я или мёртв. А если и жив, то не плод ли это моего агонизирующего сознания. Может, на самом деле, я никуда не иду, а лежу сейчас в комнате, на полу, а чёрный яд пожирает остатки моего разума, чтобы подготовить моё тело к приходу Хозяйки?..
При воспоминаний о ведьме, меня пробрала судорога. Её взгляд жёг меня изнутри. Если у ада были глаза, то я увидел их, и это зрелище мне уже никогда было не забыть. Но что же произошло?.. Где я?.. И почему?.. Разве вода не была помощницей Ушмы?.. Разве я не должен был оказаться в её объятья?.. Но я здесь, а ведьма где-то в другом месте и явно этим недовольна… Или ей помешал Свифт?.. А может она специально заставляет меня думать, что я от неё ускользнул, чтобы сбить меня с толку, а на самом деле подбирается ко мне?.. Может я сплю, убаюканный голосом воды у себя дома, на кресле, а её кошмарная тень уже маячит на крыльце?.. Не понимаю…
Мои мысли путались и обрывались. Меня сильно качало и несколько раз рвало, но постепенно, туман в голове начал рассеиваться. Я остановился и тщательно себя осмотрел. Никаких новых повреждения кроме глубоких царапин на лице и гниющей ноги я не обнаружил. Меня немного тревожило другое – стук собственного сердца, которого я не слышал его. Я не мог нащупать пульс ни на запястье, ни на шее и не понимал, что происходит. Даже страх, который я временами ощущал, накатывал на меня не волнами из живота, а словно бы покрывал моё тело снаружи, как тонкая плёнка воды. Кем я стал?.. Жив ли я вообще?.. А если мёртв, то где я и что ждёт меня дальше?..
Тут и там я пытался увидеть своё отражение в воде, но в нём всегда отражалось одно лишь серое небо. Я двигался медленно и неуверенно, петляя и подолгу обходя заболоченные места. Сначала я бросался на наземь при виде любой смутной тени, но затем немного свыкся с царящим вокруг ужасом и начал двигаться увереннее. Я всё чаще воспринимал окружавшую меня действительность как дурной сон, долгую бредовую галлюцинацию не имеющую ничего общего с реальностью. Я не был уверен ни в чём вокруг и только воспоминание о кошмарной ведьме не давали мне совсем потерять осторожность. А она здесь была не лишней…
В какой-то момент, я заметил, что всё кругом меня стихло. Даже мерзкие головастики прекратили пожирать друг друга и затаились, а охотившиеся на них чайки затаились в гнилых камышах. А затем, со всех сторон, послышалось так хорошо мне знакомое журчание воды, только на этот раз оно было настоящим – вода вокруг быстро прибывала. Болтуны, лужи и озёрца вспучивались и заливали относительно сухое пространство вокруг. Вода проступала сквозь мох, сквозила из земли, шла с болот, торопясь поглотить всё вокруг. Уродливые коряги, начали шевелиться и я вдруг понял, что их скрюченные корни имеют почерневшие пальцы, а где то в глубине сплетения ветвей виднеются глаза…
Я заметался меж ручьев и разливающихся луж, не решаясь наступать в чёрную воду, потому что мне казалось, что под её поверхностью скрываются какие-то подвижные существа, скользящие там как стая угрей.
Перепрыгнув пару небольших ручьев, я начал пробираться к группе домов на пригорке, куда по моим расчётам вода не должна была быстро добраться. Мне показалось, что туда же метнулась и пара теней, но мой выбор был невелик. Оживающие коряги и льнувшая к моим следам чёрная вода наполняли меня первородным ужасом. К тому же, до моих ушей донёсся какой-то новый звук. Будто бы несколько человек медленно брели в мою сторону по колено в воде и негромко пели какую-то заунывную песню, от которой сводило зубы… Я посмотрел в ту сторону и увидел в обрывках тумана угрюмую процессию, медленно приближающуюся со стороны болот. Мне было довольно одного взгляда, чтобы увидеть, что один из её участников был почти вдвое выше остальных и понять, кто это…
Я побежал к домам что есть духу. Ближайший из них сильно накренился и в любой момент мог обрушится, поэтому я кинулся к соседнему. Забор давно сгнил и калитка висела на одной петле, но когда я хотел пройти по густой болотной траве к крыльцу, обнаружил, что там несметное количество крупных ползучих гадов, не то змей, не то пиявок. Они явно хотели познакомиться со мной поближе, поэтому я вновь выскочил на улицу и бросился к третьему дому. Журчание воды заглушало мои шаги, но процессия была всё ближе. То, что я принимал за напев, на деле оказалось многоголосым стоном, от которого стыла кровь в жилах.
Я вскочил на покрытое мхом крыльцо и попытался открыть дверь, но она вспухла от влаги и буквально вросла в косяк. Несколько стёкол на веранду были выбиты и я не раздумывая скользнул туда. Внутренности дома кишели жуками и мокрицами, сновавшими по чёрной плесени, покрывающей пол и стены. Под ворохом тряпья в углу скрывались твари размером с крыс, но мне было не до них. Вода всё прибывала, постепенно подбираясь к дому. Шаги Ушмы звучали ближе и ближе, а протяжный, булькающий стон сводил с ума.
Я попытался вскарабкаться на второй этаж по узкой деревянной лестнице, но она прогнила так сильно, что ступени тут же проламывались под моими ногами одна за другой. Дверь в гостиную была открыта и я бросился внутрь. Часть потолка в комнате обрушилось, под весом большой кровати, образуя своеобразный помост. Я стал карабкаться наверх по прогнившим тряпкам, гнилым подушкам, ужасающим насекомым и прочей гадости, моля только об одном, чтобы это шаткое сооружение не рухнуло и не выдало меня с головой. Мелькнувшая за окном угловатая тень придала мне прыти. Я взлетел на второй этаж и забился в дальний угол как одноклеточное.
Наверху было чуть суше и не так много насекомых. Стены и потолок были покрыты вспученной, расслоившейся и почерневшей фанерой. Местами был виден каркас крыши, по счастью довольно крепкий и вываливающиеся комья утеплителя. У стены стоял узкий стол, небольшой самодельный шкаф с двумя дверцами, несколько стульев и ворох какого-то тряпья. На книжных полках догнивали книги и журналы. Стену напротив меня украшал небольшой гобелен, на котором ещё угадывались силуэты оленя и преследующих его всадников.
Большая часть стёкол в окнах уцелела, но они были такие грязные, что в комнате царил густой полумрак. Только в паре месте рамы были пусты и поэтому в доме гулял неуловимый сквозняк. Впрочем, легче от этого не было: под самым потолком висело несколько отвратительных кожистых созданий, похожих на вывернутых наизнанку летучих мышей, от которых шёл сильный запах падали. Время от времени твари начинали копошится, гадить на пол и издавать хриплые звуки, после чего снова затихали.
Дождавшись такого момента, я привстал и осторожно выгляну наружу. Кошмарная процессия как раз приближалась к тому месту, где я был несколько минут назад.
Мутная вода покрывала всю улицу и часть соседних участков. По ней, как большая клякса, скользила пелена гладкой чёрной вода, по которой шествовала Хозяйка со своей свитой, не оставляя на её поверхности ни малейшей ряби.
Впереди двигалось пять жутких изогнутых существ, которые я сначала принял за бесхвостых борзых. Но затем, когда одна из них остановилась, встала на задние лапы и стала шумно принюхиваться, я понял, что ошибался. Это были скрученные и обезображенные люди, неясно мужчины или женщины, частично сросшиеся с корягами, так что когда они опирались на чёрные, узловатые руки, то действительно имели сходство с собаками. Очевидно, что каждый шаг давался им с болью и они хрипло стонали, свесив чёрные языки из разорванных ртов. Издалека они все казались одинаковыми, но я обратил внимание, что некоторые были чуть крупнее, другие более подвижны, а первая, очевидно главная среди них борзая, что продолжала стоя нюхать воздух, не имела половины передней левой лапы.
Следом за борзыми, явно стараясь держаться от них подальше, ковыляла страшно изувеченная девочка в салатовом платье – теперь рваном и перепачканном чёрной кровью. Она брела припадая на перебитую ногу, с вывернутыми руками и окровавленном лицом, а её спина была сплошным месивом гниющего мяса, в которое, время от времени, шедшая сзади Хозяйка втыкала как копьё свою ужасную чёрную руку. Каждое касание вызывало мучительный стон девочки и булькающий скулёж у оглядывающихся на неё борзых.
Очевидно, что страх перед гончими у девочки был столь велик, что она предпочитая терпеть издевательства ведьмы, нежели упасть и быть отданной им на растерзание, но её участь была предрешена. Несмотря весь окружающий меня кошмар, я почувствовал к ней жалось, хотя и понимал, что это она помогла увести Анюту и ещё невесть скольких других людей и передать их в лапы ведьмы. Но теперь наставал её черёд – вскоре она будет брошена на адским псам, и сгинет без следа, освободив своё место в этом ужасающем чистилище кому-то ещё.
Ушма двигалась в полный рост, распрямившись настолько, насколько это ей позволяло её уродливое тело. Кошмарная, угловатая, отталкивающая, безжалостная и зловонная, как самые жуткие недра болот, она шествовала возвышаясь над всеми и вода как чёрная мантия струилась за ней. Только её левая рука, белая и изящная, будто бы жила отдельное жизнью. Слегка согнутая в локте и немного вытянутая вперёд, она словно несла саму себя, а с её тонких пальцев беспрестанно срывались прозрачные капли воды. Они ударялись о чёрную воду и разбивались вдребезги, не оставляли на ней следа, а лишь мелодично звеня, будто кто то беспрестанно ронял на пол крошечные серебряные бубенчики.
Следом за Хозяйкой, огромной толпой шли дети. Мальчики и девочки, большие и совсем крохи, одетые и полностью голые, изуродованные и как живые, опрятные и перепачканные илом, взявшись за руки и по одиночке, все они брели понуро свесив головы, не издавая ни единого звука, но это молчание было хуже любого крика. Те, что шли первыми, были отчётливо видны, но каждый последующий ряд становился бледнее и бледнее, постепенно превращаясь в серый туман – шлейф Хозяйки, где уже нельзя было угадать ни лиц, ни фигур, а только смутные очертания чего то большого и движущегося. Покорные и безропотные существа, рабы и невольные помощники Ушмы, обречённые вечно скитаться с ней по болотам и выполнять ужасную работу – заманивать всё новых и новых несчастных в лапы ненасытного чудовища.
Даже с такого расстояния, я боялся увидеть взгляд ведьмы, поэтому отодвинулся от окна, чем, возможно, себя и выдал. Хромая тварь метнулась в сторону моего дома, а за ней последовало ещё две твари.
Мне не нужно было ничего объяснять. Я мигом подскочил к самодельному шкафу, рванул перекошенные створки, юркнул внутрь и затворил их как можно плотнее. Запах внутри был чудовищным: по всем стенкам ползали огромные жирные зловонные слизни. Они шевелились под моими ногами, падали на голову, скользили по лицу, но я ничего не чувствовал. Я окаменел. Это был даже не страх, а нечто более примитивное, из жизни простейших – парализующее желание сделаться незаметным – умереть на какое-то время, чтобы сохранить жизнь.
Борзые были рядом в мановение ока. Они не особо церемонились, поэтому я отлично слышал все их передвижения – как они носились вокруг, как исследовали двор, как одна из них пробралась в дом и забегала по первому этажу, круша остатки гнилой мебели. Она всё время шумно принюхивалась и издавала отвратные булькающие звуки, точно её лёгкие были полны водой. Затем, ненадолго, внизу всё стихло, но я чувствовал напряжение в воздухе – тварь явно что-то задумала и примеривалась. Через секунду, одним тяжёлым прыжком, она вскочила на второй этаж, быстро огляделась и начала принюхиваться. В узкую щель между створками я видел её голову и часть туловища. Приплюснутая и обезображенная человеческая голова, с выпученными, закатывающимися глазами, широкий лягушачий рот, показавшийся мне издалека разорванным, из которого вытекала коричневая слюна и свисал чёрный-синий вспухший язык утопленника, неожиданно большие уши и грязное, гниющее, всхлипывающее нечто на месте носа.
Я не заметил каких-то особо больших зубов в её пасти, но не мог не обратить внимания, на передние лапы. Они заканчивались древоподобными человеческими ладонями с толстыми, крепкими узловатыми пальцами, с обломками чёрных ногтей. Их силу можно было оценить по тому, как они крушили местами всё ещё крепкие доски и с лёгкостью отбрасывали в стороны крупные предметы. Несмотря на то, что левая культя у моего преследователя была гниющей и измочаленной, это не мешало ему двигаться с проворством разгневанного варана и быть смертельно опасным.
Мне было трудно разобрать, покрывала ли мёртвая кожа гнилое дерево на плечах, лапах и спине этой твари, или наоборот – древесная гниль наползала на мёртвые, обнажённые, скрученные как корни человеческие мышцы. Сукровица и болотная грязь сочились из каждой поры, наполняя воздух зловонием падали. Но даже на этом ожившем трупе кишела жизнь – какие-то жуки и личинки копошились в складках его слоящейся плоти, спешно пожирая её и друг друга.
Когда существо покрутилась на месте, я увидел, что меж её задних ног большим чёрным шаром болтается полная червей мошонка. Очевидно она досаждала своему владельцу, так что он устроил небольшой тошнотворный груминг, от одного вида которого можно было лишиться чувств. Я был даже рад, когда несколько слизней сползли с моих волос и поползли по лицу – холодные, влажные, скользкие как куски гниющего мяса. Они закрыли мне глаза, пробовали проникнуть в рот, а один упорно пытался протиснуться в мой нос, забираясь всё глубже и глубже.
В этот момент борзая приблизилась к шкафу и стала его обнюхивать. Её нос был в нескольких сантиметров от моего лица – я чувствовал движение воздуха. Смерть нашла меня, но у меня не было сил даже для стона. Я превратился в холодную статую, мумию человека, лишённую не только души, но и надежды. Впрочем, я уже был мёртв. Теперь это стало очевидно. Я находился в царстве Ушмы, полноправной хозяйки этой земли, и теперь меня ожидала не просто смерть, а нечто худшее – дальнейшее погружение в глубины этого бесконечного болотного ада.
Внезапный рывок твари и её хриплый рык, похожий на предсмертный вопль, был воспринят мной как решающий бросок. В моей затуманенном сознании, я уже видел, как борзая выламывает дверцы шкафа, жестоко хватает меня и тянет наружу словно тряпичную куклу, а другие твари спешат ей на помощь, рвут, терзают и волокут меня прямиком к ведьме… Это было самое страшное. Я не хотел снова увидеть её глаза. Боже, как я не хотел снова это увидеть. Я молил о небытие, как о сладчайшем, несбыточном даре, пред котором меркла сама жизнь. Вечный, безликий, бестелесный покой распростёртый над чёрной пропастью жизни. Истинный хозяин всего… Приди же, приди, приди ко мне!..
Но мой час ещё не настал. Мерзкая тварь неожиданно потеряла всякий интерес к поискам, спрыгнула вниз, выбила окно и ринулась куда то, захлёбываясь яростным хрипом. Следом, судя по звукам, умчались и другие борзые. Я не был вполне уверен, что правильно понимал происходящее, но мне показалось, что перед этим я услышал отдаленный собачий лай. Реальность стала терять очертания. Мои глаза закрылись, я качнулся, ткнул лицом створку шкафа и вывалился на пол. Последним усилием я содрал с глаз омерзительных слизней, уже начавших пожирать меня и затих, являя собой труп, и пролежал так невесть сколько, потому что в Смерти нет времени.
Глава 5
У меня жар… В голове шумит и колышется вода… Лицо горит огнём… На лбу холодное полотенце… Оно шевелится, но мне нет до этого дела… Мать склоняется ко мне… Я вижу её взволнованное лицо в кольце тумана… Чувствую её прикосновения… Слышу шёпот… Он не даёт воде унести меня… Забрать меня от неё… Мать держит меня за руку и что то напевает… Я горю… Горю… Горю… Мокрое полотенце расползается во все стороны… Оно приклеивается к моему лицу… Поедает меня заживо… Мне больно… Мать осторожно снимает его по частям и боль уходит… Я не могу открыть глаза… Или могу?.. Где я?..
Сознание возвращалось медленно. Кто то действительно был рядом. Я чувствовал лёгкие прикосновения к своему лицу и шее. Они принесли облегчение. Я приоткрыл глаза и заметил две тени. Как только я пошевелился, они исчезли, но затем вновь осторожно приблизились. Дети. Мальчик и девочка. Её около восьми, ему не больше шести. На девочке синий купальник и драные шлёпанцы, а малыш полностью голый и перепачканный грязью. Девочка крепко держала его за руку. Кажется это были брат и сестра. Они выглядели как живые, только глаза у обоих были полны серого клубящегося тумана.
Я попытался им улыбнуться, но у меня будто не было рта. Я сел и ощупал лицо. По ощущениям, с него сняли узкие полоски кожи с мясом. Борозды были длинные, шершавые и липкие. Одна проходила по левому веку и я никак не мог открыть его полностью. Я посмотрел на свои руки. На них была густая, тёмная кровь, но боли я практически не чувствовал.
Рядом со мной валялось несколько жирных слизней. Похоже, их сняла эта парочка, а иначе от меня мало бы что осталось. Один слизень по прежнему глодал мою руку в районе запястья. Я сорвал его как клейкую ленту и отбросил в сторону. Рану медленно заполнила тягучая чёрная кровь.
Дети безучастно рассматривали меня из пролома в полу. Я помахал им рукой. Их лица ничего не отражали, но глаза внимательно следили за каждым моим движением. Как только я попытался приблизиться, они исчезли в отверстии. Я подполз к нему и увидел их внизу. Девочка всё так же крепко держала брата за руку. Я снова попытался улыбнуться, а затем показал пальцем на себя и хотел произнести своё имя, но его не было. Не «забыл», не «не знаю», а не было. Я молча шевелил остатками губ, не понимая, что делать дальше. Какое-то время мы рассматривали друг друга, потом дети повернулись бесшумно ушли. Пока я раздумывал, не следует ли мне последовать за ними, они полностью скрылись в тумане.
Кто были эти двое?.. Часть свиты Ушмы?.. Тогда почему я ещё цел?.. А может они сами по себе?.. Блуждают по околице ада вроде меня… Так значит, я тоже призрак?.. Или нет?.. А если да, то как я выгляжу?.. У меня такие же глаза как у них?..
Я подкрался к окну и выглянул наружу. Серое ватное небо почти касалось крыш, в камышах бродили чайки, а в обрывках тумана мелькали смутные тени. Я осторожно спустился вниз и пошёл дальше, внимательно оглядываясь по сторонам, чтобы не пропустить новое пришествие ведьмы.
Поравнявшись с одной из неподвижных коряг, я рассмотрел её с безопасного расстояния. Сейчас я легко заметил в ней фрагменты человеческих дел. Они были одеревеневшие и такие же грязно-коричневые как и ствол, но пахли эти коряги не болотной гнилью, а падалью. Я даже увидел один глаз, который открылся при моём приближении и заметался как пойманная птица. Я отвернулся и поспешил прочь.
Снова и снова я пытался найти своё отражение в воде, переходя от лужи к луже, но везде было только небо. Вода не отражала ничего больше, а когда я касался её пальцем или надолго задерживался у одного места, туда спешили жуткие подводные обитатели, заставляя меня отступать.
Только в одном месте, в небольшом болтуне, я неожиданно увидел в воде человеческое лицо. Но моя радость сменилось ужасом, когда я понял, что это не моё отражение. Из под тонкого слоя воды на меня смотрел утопленник – невзрачный мужчина средних лет с узкой щёткой грязных усов. Всё его тело скрывала торфяная жижа, оставляя на поверхности лишь неистово запрокинутое вверх лицо. В его широко раскрытых невидящих глазах стоял туман, а рот открывался и закрывался в беззвучном крике, как у умирающих на берегу рыб. Мертвец всё ещё пытался выбраться, чтобы сделать глубокий вдох такого близкого воздуха, но никак не мог. И эта пытка длилась вечно.
Завидев меня, мертвец затрясся, так что вода стала выплёскиваться из берегов болтуна. Поднявшаяся муть закрыла его лицо, но я успел увидел мольбу в его оживших глазах. Из недр грязи появилась рука с растопыренными пальцами и в отчаянно вытянулась в мою сторону. Она не была похожа на руку мертвеца. Рука тряслась и умоляла ей помочь, дёргаясь и взывая из глубин болтуна.
Всё во мне трепетало, но я отчего то медлил. Лишь когда рука начала конвульсивно дёргаться и ослабевать, точно её владелец задыхался в глубинах болота, я не выдержал и протянул свою ладонь навстречу. Наши пальцы почти соприкоснулись, но в этот момент из грязи вытянулась вторая рука, а затем ещё одна, и ещё и ещё… Я упал навзничь и отполз прочь от этого проклятого места, не в силах оторвать глаз от ужасающего белого букета шевелящихся человеческих рук, торчащего из расплёскивающейся чёрной грязи.
Я не стал ждать, пока руки скроются в глубине и под тонкой плёнкой воды вновь замрёт скорбное лицо утопленника. Я обошёл болтун стороной и больше никогда к ним не приближался. Любая вода здесь очевидно таила угрозу, являясь частью чудовищного мира Ушмы и мне вовсе не хотелось узнавать все её тайны раньше положенного времени.
Я бесконечно петлял среди участков и болот, стараясь двигаться вдоль остатков дороги, держа курс на Кремль. Тошнотворные твари всех мастей, в основном не крупнее выдры, попадались мне на пути. Почти все они жили в воде или на её кромке, но один раз путь мне пересёк большой выводок ужасающего вида кабанов. Они перебежали дорогу в полосе тумана – раздутые, уродливые, болезненно-стремительные, оставив на земле глубокие следы копыт и гниющие ошмётки плоти покрытой грязной щетиной. Мне казалось, что некоторые из них в процессе бега встают на задние ноги, но туман был обманчив. Я не раз видел в нём мелькающую впереди тень собаки, но был ли это Свифт или кто-то ещё, сказать наверняка было трудно.
Время давно потеряло своё значение, как и большинство чувств. Я не испытывал голода или жажды, хотя и ловил иногда ртом влажный воздух, поскольку не решался пить воду откуда бы то ни было. Даже страх, который стал моей второй кожей, и одновременно моими доспехами, сделался столь привычным, что прекратил мне докучать. Только когда какие-то тени мелькали неподалёку или чёрная вода шевелилась и вспучивалась при моём приближении, он усиливался, но ровно настолько, насколько это было необходимо, чтобы избежать насущной опасности. Мне казалось, что я превратился в животное, которое боится не хищников вообще, а только того зверя, что гонится за ним в данный момент. Но это была иллюзия. Я скорее походил на сломленного узника концентрационного лагеря, привыкшего к бесконечному нагромождению ужасов вокруг, живущего как падальщик, не жизнью, а смертью.
Я одолел примерно половину пути до моей цели, когда снова услышал «пение». В этот раз вода почти не прибывала, очевидно потому, что я был в стороне от маршрута процессии, но я всё равно не теряя времени кинулся к ближайшему укрытию.
На этот раз я спрятался на втором этаже небольшого сруба, который, очевидно, когда то был баней. Я забрался наверх снаружи, по остаткам большой поленницы и первым делом расчистил себе уголок от слизней и прочей мерзости. Затем лег, накрыв себя куском окаменевшего рубероида и стал вглядываясь и вслушиваясь в наползший туман. Меня одолевала болезненная дремота, но я решил бодрствовать во что бы то ни стало, по крайней мере пока рядом были борзые.
Предосторожность оказалась не лишней. Я заметил в тумане какую-то тень. Она двигалась в мою сторону, но вдруг замерла, точно почуяла что впереди кто то есть. Я вжался в заплесневелый пол, но неожиданно, во мгле появилась брешь и я увидел, что это не борзая, а человек – молоденькая длинноволосая девушка в кротком белом сарафане. Я так и не понял, увидела ли она меня или просто решила свернуть, но незнакомка вдруг резко сменила направление и прошмыгнула в открытую дверь соседнего треугольного дома – некогда жёлтого, а сейчас похожего на огромный кусок гнилого заветренного сыра. Спустя пару минут, внутри что то громко хрустнуло и осыпалось, а затем всё стихло, но не успела сонливость вновь меня одолеть, как из за угла вынырнули две борзые…
Они сделали несколько лихорадочных кругов вокруг бани и остроконечного дома, оглядываясь и шумно втягивая в себя воздух. Я отрешённо следил за их действиями, мало беспокоясь о том, что может произойти. Я испытывал нечто подобное в детстве, когда получил сотрясение на тренировке по боксу. Я понимал происходящее, мог говорить и передвигаться, но всё вокруг представлялось мне скучным документальным фильмом, который не имел ко мне отношения, а потому не вызывал у меня никаких эмоций. Суетящиеся внизу псы вызывали у меня не больший интерес, чем толстая ядовитая гусеница ползущая по соседней ветке мимо сытой обезьянки. Благодаря этому «ленивому» взгляду, я сделал важное открытие.
Поведение борзых ещё раньше показалось мне странным. След девушки в густом влажном воздухе был совсем свежий, так что любая собака легко бы его учуяла, но гончие петляли и заглядывали во все укрытия, точно дети играющие в прятки, силясь увидеть жертву, а не почуять. Это было нелогично.
Борзые остановились, встали на задние лапы и начали шумно вдыхать воздух. До ближайшей из них было не более 10 метров. Глядя на них, я неожиданно понял, что они не принюхивались – то был естественный звук их дыхания, – а прислушивались, поворачивая свои уродливые головы влево-вправо и чуть шевеля большими ушами. Это объясняло, почему хромая та тварь сразу же не нашла меня на втором этаже в первый раз.
Но сейчас всё произошло иначе. Сам я ничего не услышал, но, по всей видимости, какой-то звук донёсся до борзых из соседнего дома, потому, что они одновременно метнулись туда. Одна тварь влетела в дверь, другая – выбив окно. Спустя несколько секунд воздух пронзил невыносимо долгий и пронзительный крик ужаса, боли и безмерного отчаянья. Он гудел и метался от дома к дому, тая в тумане и вновь возвращаясь, превратившись в мучительный стон. Вторя ему, из дома неслись хриплый клёкот и булькающие завывания торжествующих охотников. Я не мог выносить этого. Я заткнул уши руками и уткнулся лицом в пол, но крик звенел в моей голове ещё отчётливее, чем наяву. Отчаянная и безнадёжная мольба скорбящей души, не желавшей опускаться в кошмарную бездну ада.
Я не видел, как твари выволокли девушку из дома и утащили к Хозяйке, но услышал её последний вопль ужаса, когда она предстала пред взглядом ведьмы. Что произошло следом, каким было её наказание и что случилось с девушкой после, я так никогда и не узнал, но звуки, донесшиеся до меня умертвили последнюю часть моей души. Моё тело полностью утратило чувствительность, и только мысли всё ещё копошились в моей голове, равнодушные и медлительные, как слизни в банке. Они скользили и пожирали друг друга – чёрное, бугрящееся желе, не помнящее себя и друг друга, склизкая тьма, подбирающая крохи с пиршества смерти. Мне хотелось раскроить себе череп, чтобы не чувствовать их движения внутри, но у меня не было сил.
