Алексей Наумов
Ушма
Глава 8
«Бортовой журнал» рос год от года. Летом Олег хранил его в тайнике на втором этаже дачи, в полу, за каминной трубой, а зимой, чтобы не скучать, перевозил в Москву и прятал в гараже, куда наведывался примерно раз в месяц, под предлогом прогрева двигателя. Он брал с собой термос с горячим чаем, печенье, садился на подобие кресла в углу, которое он смастерил из старого стула и листов поролона, и приступал к чтению. Его любимые эпизоды были отмечены закладками, и он смаковал их, потягивая сладкий чай и хрустя печеньем.
Время от времени, не в силах совладать с желанием, он мастурбировал, раскладывая на коленях трусики жертвы описываемого в журнале преступления. Он всегда безошибочно находил их среди вороха других, хотя их набралось достаточно и ему даже пришлось сшить для них специальный мешок из грубой ткани.
Что огорчало Олега, так это неравномерность его записей. К примеру, целых три года подряд урожай был до ужаса скудным: частично из-за плохой погоды, частично – из-за болезни спины. Впрочем, следующие годы были тучные, и одна запись следовала за другой, а однажды, сразу две за день.
Это было одно из его излюбленных воспоминаний и ему не было нужды заглядывать в тетрадь, чтобы восстановить все детали, но он всё же делал это, подчиняясь какому-то неведомому, потустороннему ритуалу, на который всё больше и больше походила его жизнь.
Тот день был сухим и ветреным. Особой жары не предвиделось, но лето заканчивалось и все торопились урвать последние мгновенья тепла, прежде чем незримая паутина осени ляжет на притихший лес и озолотит его.
Она несла большой надувной матрас и, очевидно, торопилась нагнать большую кампанию ребят, что прошли мимо его засады пять минут назад. На вид ей было около 14, но он видел, что она просто девочка-переросток, всё ещё живущая детством. Он обрушился на неё как гром с небес, ударил, накинул петлю и унёс к болотам. Её матрас послужил им превосходным любовным ложем, и он был так доволен этим неожиданным удобством, как и услужливой покорностью девочки, что почти не мучал её после, а убил быстро и аккуратно, спрятав её безжизненное тело в глубине камышей, так что оно практически полностью ушло под воду. Матрас он пустил на воду и тот поплыл вдаль гонимый ветром, немой свидетель разыгравшийся на болотах трагедии.
Он покинул место поиска в прекрасном расположении духа и внезапно ему пришла в голову мысль искупаться. Он глянул на свою карту и поспешил к другому отмеченному на ней кружку, что был неподалёку. Там, на отмели, среди толпы отдыхающих, так как озеро было весьма популярным, и к нему съезжались люди со всей округи, он встретил вторую жертву, молодую женщину лет 25-27, выглядевшую со спины точь в точь как хрупкая и немного угловатая девочка-подросток.
Он напал на неё по пути к автобусной остановке, в узкой полосе кустов, отделявшей дорогу от озера. Оттащив несчастную на сотню шагов в сторону от оживлённой тропинки, он старательно изнасиловал её под шум проезжавших мимо автомобилей. Её тело было отзывчивым и нежным. Когда она пришла в себя, он потребовал от неё изгибаться под ним, точно кошка и негромко стонать, и ещё кое-что другое, и получил огромное удовольствие. Пока он отдыхал лёжа на ней, она, по его приказу, поглаживала его бёдра. Эти тихие касания убаюкивали его, и он с неохотой прервал их, затянув на шее женщины удавку и дождавшись, пока её тело прекратит дрожать.
Он добил её кастетом, забрал несколько рублей из кошелька, оттащил труп дальше в сторону, и забросал мусором. Всё прошло так легко и приятно, что он спокойно вернулся к озеру и ещё раз искупался, после чего, освежённый и радостный, поехал в рыбхоз, а оттуда домой. Он купил тогда огромного сазана и Людмила пришлось запекать его в духовке в два захода. Он в жизни не ел рыбы вкуснее.
Было приятно вспоминать все эти мелкие подробности, когда за воротами бушевала метель, и до следующего поиска было ещё очень далеко. Он научился ценить эти моменты, смаковать их как тонкое вино, и сдерживать себя, зная, что летом наверстает всё упущенное.
Помимо бассейна, который Олег продолжал регулярно посещать, теперь он имел прекрасную возможность наведываться в школу. При любой возможности он старался отвести туда Анюту по утрам, подспудно, алчно разглядывая школьниц постарше, которые уже походили на маленьких женщин и чьи юбки скрывали пару стройных ножек, весьма гладких и нежных на ощупь, как он уже успел узнать. Также, он никогда не пропускал родительские собрания и вообще крайне интересовался жизнью класса. Это сыскало ему репутацию заботливого отца, так что никому и в голову не приходило, что он на самом деле думал, когда брёл по школьным коридорам, оглядывая цепким кошачьим глазом шумную детвору.
«Если бы я хотел, если бы я был безумцем, то мог бы с лёгкостью мог убить целый класс, а может и больше, – размышлял он в такие минуты. – Конечно, на этом бы всё закончилось, но какое это должно было быть восхитительное чувство, забирать их одного за другим, по очереди, на глазах у тех, кто ещё надеется, что его черёд никогда не придёт… О, это было бы просто чудесно… … Жаль только, что такое можно проделать всего один раз, как жаль…»
Он вглядывался в лица спешащих навстречу школьниц и пытался угадать, как бы они вели себя, окажись они запертым с ним – кровожадным хищником – в одной комнате, из которой нет выхода. Он легко читал их чистые души. Ему хватало пары секунд, чтобы знать наверняка кто бы их них кричал и бился в истерике, кто бы сопротивлялся, кто бы молил о пощаде, а кто – о скорейшей смерти.
Он тасовал их точно карты, раскладывая впоследствии из их образов кровавый пасьянс своих жестоких фантазий. Это отвлекало его и забавляло. Олег чувствовал себя котом играющим с клубком ниток. Только в отличие от большинства людей, он никогда не забывал о единственном смысле этой «милой» игры маленького хищника – оттачивание навыка убивать.
Его собственная дочь никогда его не возбуждала. Только изредка, когда она мылась, и ему случалось оказаться в ванне, очертания её тела наводили его на определённые мысли, но он легко возвращал их в прежнее русло.
«Я же не какой-нибудь ненормальный… – усмехался он. – Нет… Она моя дочь… Мой тигрёнок… Моя, но по-другому, иначе… Я не увижу в ней того, что вижу в других… Я разумный хозяин… Мне принадлежит всё, и нет нужды разрушать это… Нет, я не безумец… Я не сделаю с ней того, что делаю с другими… Они никто и заслуживают смерти, но она должна жить, иначе всё теряет смысл… Она дочь хозяина и ей владеть этим миром после меня… Я научу её презирать страх и людей, которые им дышат… Я научу её быть свободной… Я покажу ей, как быть смелой… Я многое смогу показать ей… Многому научить… Очень многому…»
Весной, когда Анюте стукнуло 11 лет, его Бортовой журнале содержал 43 записи. Раньше он и подумать не мог, что ему удастся дойти до такой цифры. Это казалось немыслимым и слишком опасным. Сейчас же он спокойно поставил себе цель добиться к концу сезона круглой отметки в 50 успешных поисков и уверенно шёл к этому.
Погода благоприятствовала его замыслу. Май выдался сухой и жарким, так что к началу лета в журнале уже появились две новые записи, и он чувствовал, как его первый, самый дикий, самый безобразный голод утолён, утолён кроваво и разнузданно, как никогда прежде, и теперь наступает время спокойной и вдумчивой жатвы.
Свою первую жертву, хрупкого мальчика лет 10, Олег буквально разодрал на части, проглотив не менее стакана крови. Её вкус до сих пор стоял у него во рту, хотя с того момента прошло уже больше двух недель.
Он выследил его, когда тот в свою очередь сам выслеживал девчонок, чтобы подсмотреть за тем, как они переодеваются среди камышей. Это была не та добыча, которую Олег желал получить в первую очередь, но возможность была удобной, а голод острым.
Вместе с тем мальчишкой он наблюдал как девочки переодеваются, лежа в нескольких шагах позади него. Это придало ситуации пикантность. Про себя Олег отметил, что мальчик выбрал отличное место и подкрался к нему едва слышно. Очевидно, он проделывал этот трюк уже не раз. Вот только он не знал того, что знал Олег – «За каждым тигром крадётся охотник». Это его и сгубило.
Как только девочки упорхнули, Олег легко скрал маленького «охотника». Он не сильно ударил его кастетом, накинул на шею удавку и увел в чащу заболоченного леса. Ребёнок был настолько перепуган, что вёл себя как послушная овечка, безропотно следуя всем указаниям.
Отец шёл за ними следом. Его чёрная фигура появилась из тени нависшего камыша едва «перстень» обагрился кровью. Олег с трудом узнал его – лицо отца было практически чёрным. Но даже в этой черноте отчётливо проступал жестокий оскал и внимательная бездна глаз.
Метрах в трёхстах, на небольшом пятачке сухой земли, Олег грубо повалил мальчика и с ходу выплеснул всё накопившееся ожидание. Впервые страсть убийства взяла в нём верх на похотью. Он изнасиловал ребёнка больше для ритуала, нежели для удовольствия, а затем… Затем таящийся внутри зверь показал свой норов. Он растерзал жертву с небывалой свирепостью, крепко затянув петлю, поскольку никакой кляп не мог сдержать рвущихся наружу отчаянных криков пытаемого…
Всё это время отец был рядом. Его ноги были лапами чудовища, а чёрные руки спускались до колен…
Когда всё закончилось и Олег поднялся, они оказались лицом к лицу – безжалостный зверь и тень ада.
– Ты просто призрак, – сказал Олег, слизывая с губ ещё горячую кровь. – Ты никто! Никто! Понятно тебе?! Я тут хозяин! Я! Хочешь смотреть – смотри, но тебе меня не запугать! Твоё время ушло! Навсегда!
Тень молча взирала на него немигающим взглядом. И тень ли это была? На мгновенье, Олегу показалось, что перед ним настежь распахнутая дверь во тьму, в глубине которой стоит некто, кто был чернее самой черноты. От этого видения зверь внутри него ощерился и зарычал, готовясь к схватке, но затем Олег вновь увидел знакомый отцовский оскал.
– Вот и отлично! – хмыкнул он. – Вот и поговорили!
На всё остальное у него ушло не более пяти минут. Быстро оглядевшись, он сноровисто оттащил залитый кровью труп к заболоченному озерцу, проткнул толстое покрывало мха и спустил тело в сокровенную глубину мёртвой воды. Потом он тщательно умылся, оглядел себя и своё отражение в зеркале компаса и поспешил прочь от этого места.
Он не оглядывался, чтобы узнать идёт ли отец за ним. Он безошибочно чувствовал его присутствие. Поэтому он ускорил шаг, желал скорее выйти из леса, чтобы тот отстал. Так и произошло.
Второй жертвой была высокая шестнадцатилетняя девушка, с прекрасным, не по годам развитым телом. Она желала тайком выкурить в кустах сигарету и зашла слишком далеко. Ему никогда не нравились курящие женщины, поэтому он был особенно требователен к ней, и она стояла перед ним на коленях дольше всех прочих, держась дрожащими руками за его ритмично двигающиеся бёдра.
Потом он требовал от неё всё новых и новых услуг, и она старательно пыталась удовлетворить все его пожелания, моля лишь об одном, не убивать её, но когда он озвучил своё последнее приказание, она замотала головой и заплакала.
Он грозился искалечить её, выколоть ей глаза, переломать все кости, но она не соглашалась. Он выкручивал её пальцы, бил и рвал волосы, но она так и не смогла сделать то, что он требовал: самостоятельно затянуть петлю на своей шее. В конце концов, раздосадованный он сделал это сам, но сначала…
Олег зажмурился и вспомнил розовый туман, внезапно окутавший поляну и истошно бьющуюся под ним девушку с заткнутым обрывком платья ртом и вкус её мяса, которое он сдирал с её щёк зубами… Он был тигром алчно рвущим антилопу и горячие джунгли обнимали его мускулистое тело.
Её вкус до сих пор стоял у него во рту, хотя с того момента прошло уже две недели.
Отец стоял тогда так близко, что Олег мог его коснуться. Он внимательно наблюдал за всеми его действиями и Олег не сразу понял, что девушка тоже его видит. В её глазах был такой ужас, что Олег рассвирепел. Это он, он и только он должен вселять страх! Он, а не кто-то другой! Это его победа и его жертва! Он терзал и обгладывал её лицо пока её челюсти не стали обнажены с обеих сторон, но так и не смог заставить её оторвать своего обезумевшего взгляда от склонившегося над ней чудовища. Только перед самой смертью, её глаза на мгновенье увидели его самого, и Олег увидел в её замирающих зрачках своё отражение.
Кажется, она умерла ещё до того, как он забил её кастетом – захлебнулась собственной кровью, но это было неважно. Она наскучила ему в тот момент, когда отказалась умирать самостоятельно, и он с радостью отбросил её в сторону, даже не утруждая себя тем, чтобы как следует спрятать изувеченный труп. Потом он повернулся к отцу, но это уже был не он. Черная, чудовищная тень стояла перед ним, дрожа и переливаясь в воздухе как огромная клякса с человеческими очертаниями.
Тем не менее, Олег крикнул ей что-то дерзкое, а затем ушёл. Но тень не отстала. Теперь она всё чаще появлялась рядом, независимо от того, что делал Олег. Бывали дни, когда она следовала за ним ежечасно. Вот и сейчас, когда он стоял на берегу Разрыва, глядя как резвится на отмели Людмила с Анютой, он знал, что тень рядом неподалёку, в нескольких шагах от него, скрывается в густой тени одинокой берёзы растущей на краю берега.
Впрочем, Олег не испытывал страха. Он знал, что страх, это просто тревожная красная лампа, мигающая во мраке сознания. Он в любой момент мог её выключить или попросту игнорировать. Что же до призраков, то их существование его не тревожило.
«Что бы это ни было, я не страшусь теней… – думал он, разглядывая из-под солнцезащитных очков молодых девушек. – Да и с чего бы?.. Это просто туман… Зыбь… Морок… Если кого и следует бояться, так только живых… Даже если рядом живёт тигр-людоед, всё равно стоит больше опасаться людей, а не его… Что стоило тем людям объединиться и прогнать тигра-людоеда?.. Их были десятки, иногда – сотни, с серпами и мотыгами, а он один… Но они боялись… Они не раз видели, как он уносит их жён и товарищей, но они не вступились за них… Нет, они никогда не делали этого, и он пожирал их одного за другим, день за днём, неделю за неделей, год за годом… И даже когда его убили, он всё равно продолжал властвовал над ними, потому что это не он убивал их, а их страх перед ним… Да, страх и только страх… Но страх бессилен, если не давать ему воли… Страх ничто, пока он не встретит того, кто готов служить ему… Пока кто-то не даст ему пару глаз, чтобы закрыть их, пару ног, чтобы сбежать, и пару рук, чтобы опустить их… Нет, не стоит бояться призраков… Бояться нужно лишь только людей… И никого больше… Они настоящие чудовища… Их бог – страх и ради него они готовы на всё…»
Он снял очки, подмигнул тени и стал стягивать брюки. Ему захотелось освежиться и посидеть на отмели, где резвилось несколько анютиных подруг. В прошлый раз, он подбрасывал их в воздух, делая из своих рук трамплин, и они выстраивались в очередь, чтобы забраться на него. Это было необычайно возбуждающе, ощущать их мокрые, гладкие тела столь близко, на глазах их родителей, старательно играя роль добропорядочного папаши. Он также учил их плавать, и с большим успехом, так как все в округе знали, что он уже много лет ходит в бассейн.
«Они слепы… – думал он, подсовывая руки под тонкие бёдра и грудь девочки, чтобы она с визгом могла колотить по воде руками и ногами, делая вид что плывёт. – Они едва не падают в обморок, когда их ребёнок берёт в руки перочинный нож, но при этом, готовы доверить своего драгоценного детёныша мне, тигру… Они не видят ничего, кроме того, что привыкли видеть и хотят видеть… Они не просто слепы, они глупы… И от того-то, всегда есть Я – тот, кто берёт одного из них и ведёт в загон, а после возвращается обратно… Один… Всегда один… И никто, никто из них не смеет спросить, почему я всегда возвращаюсь один и что случилось с тем, кто ушёл со мной!.. Они просто молчат, а потом, когда выбрали не их, а кого то другого, они радостно шепчутся… Они даже не животные… Они – трава… Страх, которого не существует, держит их крепче удавки, которая отнимает их жизнь… Что ж… Они сами выбрали свою судьбу… Туда им и дорога…»
Через неделю начинался его отпуск, и он собирался воспользоваться им на все сто. Он чувствовал себя на пике формы и со стороны в нём действительно стало проглядываться нечто неуловимо кошачье.
«Это лето будем моей жемчужиной… – грезил он, возвращаясь домой с озера. – Я буду обладать ими бесконечно долго, и они будут покорны мне как никогда… Я заставлю их умолять меня убить их, но не буду спешить… А ещё, я постараюсь выбить из них этот жалкий, ничтожный, рабский страх… Я сделаю их свободными – пусть на мгновенье – но свободными… И тогда, быть может, они поймут меня…»
Тень шагала в ногу с ним, справа и чуть сзади. Казалось, она задумчиво слушала его мысли и кивал в такт. В уже ней не осталось ничего от его отца. Олег чувствовал эту перемену, но не придавал ей большого значения. Ему даже нравилось, что у него появился какой-то зритель.
Спустя 9 дней, отправляясь в очередной поиск, Олег знал, кто смотрит на него в зеркало заднего вида. Оказалось, что у тени есть глаза. Они ехали молча, и вместе выслеживали добычу, а когда дело дошло до последнего удара, тень не мешала, так что всё прошло гладко. Олегу даже показалось, что она одобряет его выбор и когда он поставил девочку на колени и спустил штаны, тень, как ему показалось, засмеялся.
Олег провёл с девочкой около часа, практически непрерывно её насилуя. Затем, он решил поиграть. Он приказал ей убегать, имитируя тот давний случай, когда одной из жертв удалось ненадолго вырваться из его когтей. Спустя годы это воспоминание стало сильно его возбуждать. Вид мелькающего среди зелени тела голой девочки даже снился ему и он никак не мог забыть того невероятного чувства, когда он, настигнув беглянку, с хрустом вонзил свои зубы ей в шею.
Но в этот раз всё прошло плохо. Девочка слишком обессилила и потеряла немало крови, так что упала, не пробежав и десяти метров. А затем, она увидела тень и истошно закричала. Это отбило у него всякое желание обладать ею вновь. В бешенстве, он размозжил её лицо кастетом, но даже убийство не утолило его гнев. Это была неудача. Он понимал это и не хотел смотреть на тень, которая, он чувствовал это, ухмылялась. Голод, который Олег только-только утолил, вновь наполнил его и он закричал с пеной у рта:
– Это всё ты!.. Ты виновата!.. Ты!.. Смотри, что ты наделала!..
Но тень хранила молчание, а её длинные конечности блуждали по трупу, как два огромных чёрных слизня.
Олег наскоро забросал девочку сучьями и бросился на поиск новой жертвы. Он рыскал по окрестностям словно в бреду, готовый убивать направо и налево, но удача покинула его. В какой-то момент, он, совершенно потеряв контроль, начал красться за компанией из трёх девушек, уверенный, что сумеет совладать с ними. Он был совсем близок, когда, на счастье подруг, за ними увязался какой-то подвыпивший мужчина. Это было слишком. Олег замер, потом развернулся и бесшумно растаял в зелени, как тает в глубинах океана никем незамеченная белая акула. Тень последовала за ним.
Когда он сел в машину его трясло, а чудовище на заднем сиденье улыбалось. Он в сердцах треснул по панели, зло воткнул передачу и помчался домой.
«Ничего… – успокаивал он себя тем же вечером, сидя на втором этаже дома и заканчивая новую запись. – У меня ещё много времени… Это будет лето всех лет… Я всё наверстаю… Они будут моими… Все до единой… Все, кого я захочу… Теперь моё время быть жестоким… Моё… Моё… Моё…»
Но он чувствовал, что что-то переменилось. Точно невидимый ветер задул ему навстречу и шерсть на загривке тигра стала дыбом. Его дом был полон шагов и теней, что явил сам ад. А ещё, странный шёпот стал будить его по ночам. Тихий, бесконечно жуткий, одновременно убаюкивающий и не дающий спать. Кажется, что шептали сами стены, сам воздух, а быть может и он сам.
Удача свернула свои паруса. Он не хотел в это верить, но это было так. Его дом, как корабль, застыл в океане ужаса и чудовища из глубин уже поднимались к нему. А пока, твари поменьше, карабкались по его мачтам, скользили по палубе и бродили в трюмах. Дом ожил, но не светом, а тьмой, и эта тьма не знала пощады.
Глава 9
Людмила тоже чувствовала перемены и слышала жуткий шёпот. Быть может не так явственно как он, но слышала. Олег видел это. Видел её испуг и недоумение. Сам он не был напуган. Его страх был давно мёртв. Он умер вместе с той его частью, что принадлежала миру людей, частью, которую он так ненавидел и гнал прочь. Олега переполняла ярость потревоженного в своём логове тигра. Ярость холодная и бескомпромиссная, за которой бывает только – смерть – зверя или охотника. Но то, что пришло к нему, было не охотником…
В одну из ночей, шёпот вновь разбудил его. Олег бесшумно поднялся и вышел в коридор. Густая, липкая тьма окутала его с ног до головы. Стены, пол, потолок, весь коридор был сплошь покрыт огромными, слизнеподобными тварями. Они касались его лица, волос, шеи, ладоней, босых ног и в этих прикосновениях он узнавал другие, те, что дарили ему его жертвы. Только это было не трепещущее тепло юных тел, а ледяные прикосновения оживших трупов.
Дверь в комнату дочери была приоткрыта, и он двинулся к ней, бесстрашный и безумный, чувствуя дыхание преисподней всей кожей, плывя в ней как в море. Эти несколько шагов показались ему вечностью, проведённой в кромешном беспросветном аду, но он шёл и шёл, отметая все ужасы, не в силах побороть их, но отказываясь признавать их власть над собой. Он сам был ожившим демоном, исчадием бездны, зверем живущим человеческой кровью и тьма расступалась перед ним. Черные джунгли окутывали его дом, шевелились под потолком, пронзали стены и расцветали чудовищными цветами у его ног, но он не останавливался, зная, что пути назад нет.
«Я Хозяин… – шептал он себе, сбрасывая лианы тьмы со своего лица. – Я и только я… Я не боюсь… Вы – тени и только тени… Никто не запугает меня… Никто!.. Я ХОЗЯИН!
Шёпот лился из приотворенной двери в комнату Анюты. Олега прислушался, а затем его охватил дикий гнев – он наконец-то расслышал слова! Забыв про черные джунгли, он рванул вперёд и распахнул дверь. Тень была внутри – жуткая, чёрная фигура сидящая в изголовье спящей девочки. В левой руке она сжимала книгу, а правой гладил Анюту по голове, словно не давая ей проснуться от мучавшего её кошмара. Она читал дочери Бортовой журнал, слово за словом, страницу за страницей, ужас за ужасом. Её голос был тихим, меланхоличным и пустынным как ноябрьский ветер несущий мёртвую листву.
С трудом сдержав крик, Олег бросился к нему, пытаясь выхватить книгу, а затем ударил тень несколько раз прямо в чёрный провал лица, но всё впустую. Она даже не посмотрела на Олега. Её шёпот продолжал обволакивать спящего ребёнка чёрным ядом смерти и Анюта внимала ему всей бестрепетностью детской души. Только сейчас Олег заметил, что руки у Анюты черны по локоть, точно она обмакнула их в нефть, и ещё одно чёрное пятно расползается по её груди, подбираясь к шее.
– Оставь её! – зашипел Олег, силясь сделать хоть что-то. – Слышишь, оставь!.. Не смей прикасаться к ней!.. Она моя!.. Моя!.. МОЯ!
Тень замолчала. В ней давно не осталось ничего человеческого, но сейчас это было особенно ясно. У Олега волосы встали дыбом, но он вновь ударил её, но только ушиб руку о стену.
– Вон из моего дома! Вон! – хрипел он. – Не смей её касаться! Не смей! Она моя! Только моя и ничья больше! Убирайся!
Тень не шевелилась. Она вновь была похожа на шевелящуюся в воздухе чёрную дыру, в глубине которой маячит кто-то чернее самой черноты…
Анюта проснулась, села в кровати и тихо заплакала.
– Тихо, тихо, моя хорошая… – начал успокаивать её Олег. – Это просто я зашёл… Не бойся… Всё хорошо…
– Мне приснился страшный сон, – сказала девочка, прижимаясь к нему. – Кто-то заходил сюда… Кто-то страшный… Он сидел вот здесь, где ты… Он смотрел на меня, гладил меня… Я боюсь, папочка!.. Он говорил и говорил и говорил… Он и раньше приходил!.. Он…
– Не бойся, милая моя, – шептал Олег, гладя её по голове. – Не бойся… Тут никого не было… Это просто сон… Дурной, глупый сон и ничего больше… Ты только моя… Только моя… Моя…
– Но он был тут, был, – упрямилась Анюта. – Он опять говорил, что другие дети уже ждут меня… Он сказал, что книга…
– Забудь эти слова, – оборвал он её. – Забудь! Это просто сон. Сон и ничего больше!
– Но я видела её! Видела! – почти крикнула Анюта, а затем подняла вверх дрожащий палец. – Она лежит там, наверху… За трубой!.. Там тайник!.. Я видела её!.. Вчера ночью!.. Он отвёл меня к ней!.. Он дал мне её в руки… Ту книгу… Она вся чёрная… Я вся перепачкалась… Я не хотела её брать, но он заставил… Заставил!..
Олег похолодел. В животе у него всё сжалось и окаменело, так сильно, что его не вывернуло.
– Это просто сон, – сказал он совсем другим голосом, так что дочь замолкла на полуслове и с ужасом отпрянула от отца. Она вдруг ясно почувствовала острый запах смерти которым он весь был пропитан. Её стало трудно дышать и сделалось очень жарко. Руки, которые ломило у неё со вчерашнего утра, заболели с удвоенной силой, теперь и выше локтей, а в грудь словно ударили ногой. Как в бреду, она покорно позволила уложит себя на бок, укрыть одеялом и закрыла глаза.
– Завтра ты проснёшься и всё будет по прежнему… – шептал ей отец. – Вот увидишь… Это просто сон… Просто ночной кошмар… Спи…
– Теперь ты веришь мне?.. – вторила голосу отца тень в изголовье. – Другие дети ждут тебя… там. На улице… А если не веришь – проверь сама… Ты теперь знаешь, где искать… Ты теперь сама всё знаешь… Ты теперь сама… Сама…
Они сидели у её постели до зари, каждый шепча что-то своё, покуда черные джунгли плясали в комнате свой безумный танец, а ужасающие цветы распускались на потолке, прямо над его головой. Затем тень встал и вышла, а за ней, нескончаемой чёрной рекой, потекли все ужасы ночи.
Олег шёл следом. Сначала по коридору, затем в гостиную, потом по лестнице на второй этаж. Он дождался, пока последние отголоски теней исчезнут в люке, после чего поднялся сам. Ему не нужно было искать место, где скрывается чудовище. Он закрыл люк, подошёл к тайнику, аккуратно, чтоб не шуметь, сдвинул в сторону стопки журналов и легко вытащил небольшую доску. Гвозди в ней были только для вида, с внутренней стороны они были срезаны под основание.
Бортовой журнал и карта были там. Рядом с ними лежал плотный свёрток, в котором хранились трофеи. На секунду Олегу показалось, что журнал шевелится и он отдёрнул руку, но затем решительно вытащил содержимое тайника и сунул в старую рыболовную сумку. Затем он вставил доску обратно. Нужно было заколотить тайник, но он не хотел вызывать лишние подозрения, ни с того ни с его начав стучать молотком рано утром. А пока он отнёс журнал в сарай. Свифт встретил его там. Его морда была в пене. В последние дни он мало лаял, а ночью прятался в небольшой будке у сарая. Спать в доме он отказывался уже больше месяца.
«Ничего, успокаивал себя Олег. Всё нормально… Я справлюсь… Теперь я знаю, что происходит и кто в этом виноват… Я уничтожу журнал и всё остальное… Жаль, конечно, но иного пути нет… Пора покончить с ней… Она только мешает… Она может всё испортить… Она покусилась на моё!.. Мою дочь!.. Моего тигрёнка!.. Я её уничтожу!.. А журнал… Что ж, значит пришло время завести новый!.. А затем ещё один… И ещё…»
Олег улыбнулся. Она давно знал все записи наизусть. Ему даже пришла мысль, переписать весь журнал заново. Он снова улыбнулся – хорошее занятие он придумал для себя на зиму…
Что ему было по настоящему жаль, так это его трофеи. Их нельзя было воссоздать. Они были его реликвиями. Настоящими артефактами, дающими полное погружение в историю. Но он видел, что и они стали черны, а значит, должны быть уничтожены.
Он повесил сумку на плечо, тихо спустился, вышел из вышел из дома и зашёл в сарай. Заперев за собой дверь, он сел на табурет и разложил свои реликвии на верстаке.
– Проверим, так ли всё хорошо запомнил…
Он наугад сунул руку в мешочек с трофеями и вытащил маленькие голубые трусики. Немного подумав, он перелистнул журнал и безошибочно нашёл запись соответствующую его находке. Затем повторил эту игру десять раз и ни разу не ошибся.
«Да, всё хорошо… Я всё помню… Я могу листать его в голове и видеть каждое слово… Это моя книга джунглей…А трофеи… Ничего… Будут новые… Много новых… Очень много…»
Он снова спрятал всё в сумку и поставил её в угол. Затем порылся на верхней полке, вытащил металлическую коробку, открыл, вытащил из неё несколько мотков проволоки, а затем достал «перстень». Ему хотелось понять, нужно ли избавляться и от него. Ему очень не хотелось этого делать. Перстень был не просто удовольствием, он был его оружием, верным другом, его печатью, которой он метил избранных.
Кастет выглядел обычным образом, но Олег, всё же решил избавиться и от него, предварительно сняв с него все размеры.
«У меня всё будет новым… И оружие, и воспоминания, и я сам… Я – новый Хозяин… Ещё более могущественный… Это вовсе не конец… Это – обновление… Метаморфоза… Новая жизнь… И новые поиски…»
Он быстро снял мерку с кастета и сунул его к остальным вещам. День обещался быть хлопотным. Сначала он планировал заколотить доску, потом заняться домашними делами, а ближе к вечеру, отправиться «на рыбалку». Он не хотел уезжать далеко, поэтому решил отправиться на болота и уничтожить все следы там. Помимо всего прочего, ему нужно было поговорить с Анютой. Убедить её, что всё что она видела и слышала, было сном, и не более того.
«Она поймёт, – думал он, шагая обратно в дом. – Она послушная девочка… Она всё поймет… Я ей помогу… Она – мой тигрёнок… Я научу её всему… Научу не бояться… Это будет её первым уроком… Вступительным экзаменом… Она справится… Я уверен…»
Он давно уже подумывал о том, чтобы начать воспитание дочери в нужном ему ключе, но постоянно отодвигал этот возраст. Сначала на 10 лет, потом на 12, а последней планкой было её четырнадцатилетние, но вот случай пришёл ему на помощь.
«Так даже лучше, – размышлял он. – Мы начнём с малого… Посмотрим, как она пройдёт это испытание… Если на отлично – то тогда мы продолжим… Если не очень – то ещё немного подождём… Она ещё ребёнок… Дитя… Не нужно спешить… Я всё сделаю мягко… Я всё сделаю осторожно… Я умею…»
Разговор прошёл лучше, чем он предполагал. Анюта вышла к завтраку отдохнувшая и спокойная. Пока Людмилы не было, они немного поговорили о её кошмарах и даже вместе над ними посмеялись. Он видел, что она напугана, но старается держаться как ни в чём ни бывало. Это ему понравилось. Умение контролировать свой страх, было первым, чему он собирался её научить. Впрочем, она и так всегда была очень храброй девочкой. И очень умной.
