Алексей Калинин
Война кланов. Охотник 1
Побег
Я изо всех сил бью ногой по роже владельца заточки, пока тот не успел ударить ещё раз. Жмырь отлетает назад. Широкая столешница принимает на себя зека. Шаткие ножки подламываются и на неудачливого убийцу падают тарелки, ложки, кружки. Обедавшие сокамерники с матом отскакивают от сломанного стола.
– Что за дела? – я спрыгиваю с койки.
Из-под обломков стола вылезает «почтальон». Мне на миг чудится, что у него удлинился левый клык, высунулся из разбитых губ.
Клык?
Зуб тут же исчезает. Да нет, не может быть. Я списываю это видение на остатки сна.
– Я же говорил, что он подсадной! Смотрите, честные сидельцы, как пот с него краску смыл! – Жмырь вытирает кровавые сопли и указывает на меня.
Я провожу рукой по лицу – боли от вчерашних побоев нет. Также, как и в больнице, за ночь зажили синяки и ссадины. На руке темнеют чешуйки почерневшей крови, какие остаются после расчёсывания затянувшейся раны.
– А ведь и точно! Где твои фонари, паря? – Черный внимательно разглядывает меня.
Я подскакиваю к висевшему осколку зеркала. На меня смотрит обычный двадцатилетний парень, скуластое лицо обрамляет подросшая мягкая щетина. Никаких намеков на синяки и ссадины.
– Не знаю, что со мной происходит! Поверьте – сам в шоке, но я не подсадной и никогда не работал на милицию! – я поднимаю руки. – Я же умывался! И ничего не смывалось.
Может, поверят и успокоятся? Почему-то вспоминается эпизод на полянке – там тоже не поверили. И зря я про умывание сказал, прозвучало как оправдание.
– Вали утку! – бросает Черный.
Задержанные поднимаются с мест. Угрюмые лица не предвещают ничего хорошего. У двоих руки спрятаны за спиной. Подходят явно не с конфетами.
Опять? Да сколько же можно?
Я прижимаюсь спиной к холодной двери. Хмурые лица приближаются, доказывать что-то бесполезно. Руки сами поднимаются до уровня плеча, кого смогу – заберу с собой. Отчаяние придает сил. В теле играет веселая злость, от вчерашней боли не остается и следа. Страха нет, терять нечего.
Кто первый? Ну, кто рискнет?
«Когда спасаешь свою жизнь – бей первым! В этом половина успеха!» – так говорил наш тренер по рукопашному бою.
От удачного удара отлетает Киргиз, цепляет по дороге ещё троих. Камера не располагает к нападению скопом, а поочередно подходящим изрядно достанется. Я не собираюсь так просто сдаваться.
Ну, следующий!
Жмырь прыгает ко мне. И снова краснеет воздух, словно я нацепил очки с цветными стеклами. Движения замедляются, как в милицейской машине. Ко мне летит кулак, но так медленно, что я успеваю рассмотреть синие перстни на волосатых пальцах. Отбив в сторону руку Жмыря, я со всего маху бью лбом по переносице, в точку, где срослись мохнатые брови.
И снова вижу выросший клык! На сон списать не получится – острым кончиком зуб упирается в щетину на подбородке.
Оборотень? Получай!
Как в замедленной съемке разлетаются красные брызги. Жмыря относит обратно к обломкам стола. Я попал точно в разбитый нос, под костяшками ощутимо что-то хрустнуло. Наваждение замедленного времени спадает резко, словно кто-то щелкнул выключателем.
Только что заключенные двигались как просыпающиеся весной мухи, медленно открывались рты и поднимались кулаки, и тут окружающая реальность меняется. Плывущий по воздуху Жмырь падает снова на разбитый стол.
Зеков швыряет ко мне. Ещё двое отлетают прочь, когда в мой живот вонзается чья-то нога…
Перехватывает дыхание. Не падать – держаться!
Пропускаю удар в челюсть, шипение матюков сливается в накатывающий рокот прибоя.
Левой, левой, правой!
Ободрал костяшки о зубы! Плевать! Кто следующий?
За спиной грохочет удар в дверь. Заключенные застывают, а злобное шипение обрывается. Я облегченно выдыхаю. Неужели фортуна повернулась ко мне грудью пятого размера? Скрипучая дверь резко открывается.
Перед окончательным открытием вспыхивает очередная надпись:
Выполнено третье задание.
Испытаны приобретенные навыки в реальном бою.
Получено замедление ритма боя.
В коридоре расстегивает кобуру незнакомый охранник. Крупная фигура в синеватом камуфляже почти полностью закрывает дверной проем. Надзиратель хмуро заглядывает в камеру, моментально оценивает обстановку. Колючий взгляд останавливается на мне.
– А, ты уже здесь! С вещами на выход! – командует охранник в мою сторону.
– Лихо ты утку вызволяешь, раньше хоть позабавиться давал, – шмыгает разбитым носом Жмырь.
– Какую утку? – удивляется охранник. – Обычного первохода от подсадного не можете отличить? Совсем нюх потерял, Черный?
– Не баклань, Сергеич, – Черный поднимается со шконки. – На рыло его посмотри, вчера синего приволокли, а сегодня?
– Восстанавливается быстро, – ворчит охранник. – Не шуршите понапрасну, бродяги. Уходит он. Давай, шустрей собирайся! А будете возникать, то обещаю, что шмонами замучаю. Да и к стукачам начну прислушиваться.
Заключенные следят, как я скатываю порванный матрац. Заточку, невидимую со стороны охранника, я прячу в рукав. Черный прищурился, глядя на мои действия, но промолчал.
– Что с ним? – охранник кивает на запрокинувшего голову Жмыря.
– Со шконки навернулся, – за всех отвечает Черный. – Видать приснилось, как в прорубь на воле ныряет.
Заключенные напряженно улыбаются, Жмырь хочет что-то сказать, но под взглядом Черного сдерживается.
– Ага, ныряй почаще, глядишь и ума немного воткнется, – ворчит Сергеич.
– Всех благ по жизни и скорейшего освобождения, может, ещё свидимся! – я останавливаюсь на пороге, вспомнив, как это делали в фильмах.
Если с вещами, то вряд ли вернусь. Но не могу отказать себе в маленьком удовольствии поддразнить тех, кто недавно хотел меня побить.
– Шуруй быстрей, вежливый ты мой! – жесткая ладонь охранника шлепает между лопаток.
Я чуть не ныряю носом в плитку и пробегаю несколько метров, пока не восстанавливается равновесие. В спину доносится оголтелый ржач и улюлюкание. Видимо, Сергеича в камере уважали. А вот меня не очень.
– Лицом к стене!
Я выпрямляюсь на окрик.
Звуки ключа в замке режут слух, пока я рассматриваю стену. По масляной краске молниями скользят трещинки, внизу отколоты небольшие кусочки и стыдливо открывают серую штукатурку. Очень не хочу сюда возвращаться, но что ждет дальше?
Уползай, малыш, уползай!
– Вперед! – кнутом хлещет резкая команда.
Подошвы шуршат по плиткам, из рукава чуть не выпадает заточка. Накатывает волна оторопи – а если вывалится, то прощай почки? Я делаю вид, что поправляю тяжелую скатку, и засовываю нагревшуюся сталь глубже внутрь рукава.
– Малой, иди быстрее. Нужно выйти до прихода начальства, – шепчет подошедший охранник.
Почему охранник шепчет?
Я оборачиваюсь, но он холодно подает команду двигаться дальше, на безучастном лице не дергается ни один мускул. Глубоко внутри шевельнулась почти умершая надежда… Неужели? Так утопающий хватается за соломинку, как я хватаюсь за этот шепот.
Мы проделываем обратный путь. Охранники на выходах здороваются с Сергеичем, окидывают меня подозрительным взглядом, но крепкие двери отпираются. Заминка происходит на выдаче одежды.
– Едем на очную ставку, забери одёжу и отдай прежнюю! – командует Сергеич охраннику-каптеру.
– Подожди, но как же Владимир Александрович? Он за такое по головке не погладит, – охранник мотает головой.
– Ты его головку будешь гладить, если сейчас не выдашь. Голубев велел привезти в Шую на место происшествия или тебе его личное присутствие нужно? Так я сейчас позвоню и вызову! Можешь сходу писать рапорт! – каждое слово Сергеича прессом раскатывает охранника по стеллажу.
– Ладно-ладно, хорош угрожать. Чего ты так, Сергеич? Надо, так надо, – охранник уходит и вскоре возвращается с моей одеждой.
Я быстро переодеваюсь, заточку удается незаметно спрятать в кроссовку. Холодное лезвие впивается жестким ребром в край ступни.
– Долго ты ещё возиться будешь? – бурчит Сергеич. – Как баба собираешься!
– Всё-всё, я готов, – я выпрямляюсь и одергиваю куртку.
– Покеда! Шмотки далеко не убирай, авось ещё вернется, – Сергеич смотрит на охранника и подталкивает меня к выходу.
Выходим в промозглый серый день, но даже свет от низкого неба кажется ярким после тусклой камерной лампочки. Четырехэтажное здание удаляется по мере приближения к КПП. В лужах отражаются стальные ворота, увитый колючкой забор опоясывает территорию. За забором кипит жизнь, тут же она делает остановку.
Всего одна ночь, а как сдвинулось сознание. Всё готов отдать и рассказать милиции – лишь бы не возвращаться обратно. Вряд ли меня ждут в камере с распростертыми объятиями.
На КПП Сергеич достает из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и передает за зарешеченное стекло.
– Чё без наручников? – интересуется опухшее лицо за стеклом.
– Да куда он денется? – в ответ спрашивает Сергеич. – Даже дерзкий джигит с простреленными ногами далеко не убежит.
Пухлый охранник улыбается дежурной шутке и отдает листок обратно.
На выходе рычит заведенный милицейский «уазик». За рулем сидит крепкий парень в камуфляже, короткий ежик русых волос приветственно кивает моему провожатому. Я ныряю на заднее сиденье, громко хлопает дверца, с другой стороны залезает Сергеич.
– Здорово, Сань! – я поворачиваюсь к охраннику, но оказалось, что Сергеич обращается к водителю. – Давай по дороге заскочим ещё за сигаретами.
– Здоров, Сергеич! Вроде есть пока, угощайся, – водитель протягивает назад полупустую пачку «Примы».
– Сам травись такой гадостью, я же от «Балканки» не отступлюсь. А ты, дружок, сиди тихо и не дергайся, тогда и доедем мирно, без лишних болевых телодвижений, – Сергеич кладет мне на плечи не руку, а железнодорожный рельс.
Сквозь ткань камуфляжа ощущаются тугие мышцы, словно руку сплели из канатов. Водитель окидывает меня взглядом, хмыкает, и машина резво трогается с места.
Саня ведет умело, ловко маневрирует в потоке неспешно ползущих машин. Пару раз подрезал, но возмущенных сигналов не последовало – люди предпочитали не связываться с ментами. Однако в запыленном зеркале заднего вида виднелись сомкнутые губы и нахмуренные брови «подрезанных» автовладельцев.
Охранник и водитель переговариваются о быте. Санек жалуется на жену, пилящую из-за маленькой зарплаты, Сергеич сочувственно вздыхает. Видно, что не первый день знакомы и подобные перевозки для них не в новинку. До Кохмы мы долетаем за пятнадцать минут, и Санек притормаживает у «единственного магазина, где продавались нормальные сигареты».
– Сань, купи сразу блок, чтоб постоянно не мотаться! – Сергеич протягивает через сиденье пятисотенную купюру.
– Океюшки, Сергеич, тогда машину глушить не буду. Слушайте радио, – водитель залихватски натягивает форменную кепку и выскакивает на улицу.
Охранник ждет, пока захлопнется дверь магазинчика и наклоняется ко мне.
– За пятиэтажкой будет стоять машина. Забегаешь, ложишься на пол и не дышишь. Передавай Иванычу, что мы с ним в расчете. Дергай, пока Сашка не вернулся! – скороговоркой выпаливает Сергеич, а после меня от тычка выносит из машины.
Из лужи в разные стороны прыскают воробьи, когда я приземляюсь в рябившую под ветром гладь. Обернувшись на Сергеича (даже имени его не спросил), вижу, как тот широкой ладонью прихлопывает ноздреватый нос. По салону машины разлетаются алые брызги, охранник картинно откидывается на спину. Прямо подстреленный бандит из фильма про девяностые.
– Беги, – шипит Сергеич и обморочно закатывает глаза.
– Уби-и-или!
Я тут же срываюсь к указанному дому. Истошно верещит какая-то бабка, которая подошла к магазину и рассмотрела в открытую дверь окровавленного охранника.
Крик подстегивает сильнее допинга и вливает дополнительные силы. Я лечу по мокрой земле. Чавкает осенняя грязь, фонтанами взлетают мутно-серые капли. Кирпичный угол дома приближается звериными скачками.
Я почти завернул за него, когда раздается выстрел, и что-то мелкое врезается в стену, выбив кирпичную крошку. Смертоносный кусочек металла с визгом уносится дальше, по плечу колотят рыже-коричневые дробинки кирпича. Ожидание повторного выстрела заставляет пригнуться. Мокрые кусты шиповника скрывают ветвями от стрелка.
Открывает обычный двор. Пара скамеек, натянутые веревки со стираной одеждой, песочница и пара шин вместо клумб. Чем-то знакомая темно-зеленая «буханка» притаилась под липой. Мужская фигура находится за рулем. Облупленная ручка царапает ладонь, салон встречает запахом рыбы и лежалой резины. Волосы слипаются и закрывают глаза, я откидываю их и спотыкаюсь об углубление в полу.
Дверь тут же захлопывается, знакомый голос командует:
– На пол и не дышать!
Я ужом соскальзываю в металлическую выемку, сверху шуршит брезентовый полог. Углубление не приспособлено под человеческое тело – в бока упирается холодный металл. Я притихаю и действительно задерживаю дыхание. Крики и шум бегущих ног приближаются к машине.
Распахивает железная дверь и гремит запыхавшийся голос:
– Слышь, куда этот ублюдок сквозанул?
– Вон туда, через забор ушел.
– Чего везешь?
– Ничего, все пусто. Сам видишь. Мы за грибами собираемся. Сейчас знакомый выйдет и поедем.
Скрип сиденья – преследователь оглядывает нутро «буханки». Наконец, дверь захлопывается, и рассыпается частая дробь удаляющегося бега. Фух! Я не могу поверить своему счастью!
Неужели свободен?
Ровно урчит мотор, вибрируют стенки убежища. Грубый полог полностью скрывает выемку в полу, но мешает доступу воздуха. Слышатся тяжелые шаги, щелкает открывшаяся дверь, и крякает сиденье, принимая вес нового пассажира.
– Поехали! – командует грубый, как наждачная бумага, голос.
Переваливаясь на ухабах, машина медленно выезжает со двора. В шум мотора вклиниваются мужские голоса и женское аханье – мы проезжаем мимо «УАЗика». Слышится зычный баритон «очухавшегося» Сергича, он по рации вызывает подкрепление.
Машину трясет, на ямах особенно сильно впиваются в спину камешки на дне.
– Дышать-то можно? – спрашиваю я из-под полога.
– Через раз и только ртом! – хохотнул водитель.
Через плотный брезент, за урчанием мотора, за шорохом покрышек, мне все-таки удается разобрать, кто говорил.
Евгений! Женька!
Неужели кинулся выручать друга? Да и второй голос показался знакомым. Никак сам Иваныч помогает? Вот это да!
Полчаса мы едем без разговоров. Мелодии попсы льются из радио, шумит пролетающая дорога, резко отзываются всплески луж и редкие наплывы моторов встречных автомобилей.
Машина понемногу сбавляет скорость. Начинает активнее покачивать из стороны в сторону – съезжаем на проселочную дорогу? Чихнув выхлопом, "буханка" останавливается, пару раз дергается при торможении.
Хлопает пассажирская дверь и наконец-то распахивается душный полог.
– Вылазь, шпиён! – произносит Иваныч.
Кучерявые волосы шевелятся под напором ветра, в угрюмых глазах проскальзывают искорки веселья.
– Ну, наконец-то, думал не доеду, – я улыбаюсь в ответ.
За рулем скалится Евгений – пригодилась «буханка» отца. Как заядлый рыбак, тот не прочь поставить сеточку-другую в запрещенных местах, а от рыбнадзора прятал добычу в специальном контейнере-выемке. Эх, сейчас я готов за такую браконьерскую смекалку обнять и Евгения и его отца.
Тело затекло, и ещё минуты три я растираю онемевшие конечности. Уже потом пожимаю руку Михаилу Ивановичу, и не получается удержаться от гримасы, когда ладонь сдавливают стальные тиски.
С Евгением поздоровались «по-братски», от души. Вроде бы всё в порядке, но… Да уж, бланш у него на лице был здоровенный.
– На чей кулак упал? – спрашиваю я, глядя на фиолетовый синяк.
Эпицентр фингала отмечается на правом глазу, дальше расплываются цвета радуги. Похоже, Евгений попал под копыто взбесившегося быка, или же боднул с разгона грузовик.
– В ментовке поскользнулся на четвертом этаже, а остановился на первом, и так три раза. Хорошо ещё, что глаз не вытек, – усмехается Евгений.
Громко каркают вороны, кружатся над машиной, что потревожила покой. В отдалении от основной дороги, на нырнувшей в лес проселочной накатке, "буханка" практически сливается с придорожным ивняком.
– Как топталось, зэчара? – Евгений улыбается во все тридцать три зуба.
– Нормально, снова хотели убить. К этому состоянию как-то начал привыкать. Ты-то как выбрался?
– А за что меня задерживать? Посадили под домашний арест без права выезда, каждый день отмечаюсь у участкового. Спасибо дядьке-майору, а то до сих пор сидел бы в одиночке. Одолели, аж сил нет. Но вот за тебя взялись серьезно! Дядька руками разводит, говорит, что сделать ничего не может. Мол, и рад бы, да никак, – говорит Евгений.
– Я уже понял, что не скоро в техникум вернусь. Сергеич передал, что вы квиты? – я смотрю на Иваныча.
– Дочурку его травами да настоями выходил, когда эскулапы руками разводили, вот и отдал должок! – гудит Иваныч. – Ты как, размялся слегка?
– Вроде как да, – я пару раз взмахиваю руками.
Иголочки перестают втыкаться разъяренными пчелами. Тело ещё ноет, но терпеть можно.
– Ну, тогда залазь обратно, ещё до места добраться нужно! Разговоры потом, сейчас не до них. На дороге возможны патрули, так что, Евгений, заделай дерюжку хорошенько! А ты лежи и задерживай дыхание на остановках! – после этих слов Иваныч залезает обратно на пассажирское сиденье.
– Залазь, рыбка моя! – Евгений подталкивает меня обратно к машине. – Смотри не протухни, а то выкину по дороге.
– Я те выкину! Не гони шибко, фиолетоволицый, не дрова везешь.
С этим фингалом Евгений похож на демона японских мультиков про короля обезьян. Я последний раз потягиваюсь до хруста, и укрытие распахивает металлические объятия.
– Чтобы собаки не учуяли! – перегнувшись через сиденье, Михаил Иванович брызгает дурно пахнущей жидкостью из небольшого баллончика.
– Может тебя вместо елочки на зеркальце повесить, ароматный ты наш? – шутит Евгений.
– Машину мой чаще, тогда и елочка не понадобится, – отвечаю я.
Евгений снова накрывает пологом и тщательно убирает твердые края под пороги. Для дыхания остается небольшое отверстие у сидений.
Начинается движение. Я замираю, когда машина притормаживает. Несколько раз машину останавливают, осматривают. Чувствую себя важной персоной, если подняли такие силы на поиски сбежавшего парня.
Качнувшись на рессорах, «буханка» в очередной раз останавливается. Мое убежище раскрывается и, растирая онемевшее тело, я выбираюсь наружу. На крыльце небольшого деревенского дома, освещенного красными лучами уходящего солнца, на приехавшую троицу хмуро взирает родная тетка.
Вот это сюрприз! Тётя Маша должна быть в Юже, а мы куда приехали? Невысокие домики, дощатые заборы с кустами малины и полное отсутствие асфальта. Чем-то знакомая деревня…
Мугреево-Никольское!
И что же мы здесь делаем?
– Ребята, быстро в дом. Иваныч, покуда посиди в машине! – командует тётка. – Или сходи вон в новый храм Уара, там можно помолиться за умерших некрещеными.
Тетка мотает головой в сторону деревянного здания. Если смотреть на него с высоты птичьего полета, то покажется, что на земле лежит большой ровный крест. На маковке шпиля в свете солнца блестит небольшой купол.
– Некогда, Мария, в следующий раз. Да ты и сама можешь сходить туда, – басит Иваныч. – У охотников тоже есть за кого помолиться.
– Кто? – вытягивает шею тетя.
– Наталья. Троих с собой забрала, когда их в больнице останавливала. Я находился рядом, двоих осилил, но к ней не успел.
Тетя ахает, прикрыв рот ладошкой. Иваныч сочувственно поджимает губы и кивает.
– Зато Сашка успел уйти, – Иваныч показывает глазами на меня.
– Неужто, Пастырь вернулся?
– Вряд ли, последняя кровь ещё жива.
Тетя тяжело вздыхает и покачивает головой.
– Хорошо, я сохраню Сашку.
Мы с Евгением озадаченно переглядываемся, не понимая – о чем идет речь. Похоже, что наше недоумение заметили.
– Да, ребят не задерживай особо. Кому-то ещё домой добираться! – Михаил Иванович кивает на Евгения.
– Тогда чего же мы стоим? Быстрее проходите, каждая минута на счету. Бывай, Иваныч. Береги себя! – тетя захлопывает калитку и связывает концы веревок с мешочками.
Иваныч угрюмо кидает взгляд на тетку и ухмыляется. Невысокий дощатый забор по внутреннему радиусу окружает толстая веревка со знакомыми красными мешочками. Такую же веревочку я видел у ребят в «Медвежьем».
– Теть Маш, так ты в курсе всего? – спрашиваю я, пока заходим в узкий коридор сеней.
Евгений заинтересованно оборачивается:
– В курсе чего? Меня просветите?
– Рано тебе ещё знать! Всему своё время… А ты, Сашок, пока прикрой рот и побереги нервы друга! – тетя открывает обитую полосатым матрацем дверь. – Проходите. Ты, сразу же мыться, а ты, парень, бери две корзинки и бегом в машину. Когда наступит время, тогда и наговоритесь.
Мы входим в небольшую прихожую, соприкасаемся плечами. По правую руку, за стеклом межкомнатной двери, светлеет просторная комната, слева же несутся ароматы из небольшой кухни. Горделиво возвышается русская печь. Рядом с побеленным боком желтеют лакированными стенками широкие корзины, наполненные до краев крупными грибами. Белые и подберезовики разбавляются шляпками подосиновиков.
– Ого, какие тяжелые! – Евгений присаживается у корзин и натыкается на хмурый взгляд тети Маши. – Давай тогда, Сань. Попозже увидимся.
– Давай, Жень. Спасибо за помощь! – я обнимаю друга на прощание.
– Живо! Я провожу, а ты ступай в баню! Через сенцы направо, белье на скамейке. Ну, а ты чего встал? – тетка сухоньким кулачком толкает Евгения в бок.
Того выносит наружу. Тетка идет следом, я за ними. Наблюдаю, как сгорбившись под тяжестью корзин, выходит Евгений, а тётя Маша захлопывает дверь.
Сени проводят в большой дровяной чулан, где сквозь щели крыши пробиваются лучики заходящего солнца. В них пляшут пылинки, двигаются то вверх, то вниз, в зависимости от колебаний воздуха. Я толкаю обитую вагонкой дверь в стене чулана.
Сквозь маленькое окошко падает тусклый свет. На веревочках горделиво висят дубовые, березовые, даже можжевеловые веники. В воздухе парит необыкновенный аромат. Ожидание чего-то хорошего, очищающего наполняет тело, даже мурашки проскакивают от ощущения скорой помывки.
Сбрасываю прочь пропахшую рыбой одежду – на невысокой скамейке ждет чистый джентльменский набор: трусы, майка, трико.
Открываю дверь в пышущее жаром банное помещение, навстречу летят клубы горячего влажного пара. Первый вдох слегка обжигает легкие. Влажный пар царит по всей маленькой парной, капельки пота выступают на краснеющей коже.
Присев на обжигающую скамью, я вдыхаю раскаленный воздух, чувствую, как тело покидает усталость, и на её место приходит умиротворение. Спрессованные мышцы понемногу расслабляются.
Слегка привыкнув к температуре, плещу на несколько булыжников, обложивших металлический дымоход. Шипит. К потемневшему потолку взлетают клубы пара, тут же жар хлещет по горячему телу. Волна блаженства накрывает с головой, и я вытягиваюсь на лавке, нагретое дерево обжигает живот. Почти физически ощущаю, как из меня выходит накопившаяся грязь. Довольно жмурюсь. Прокатываются расслабляющие волны жара. Дышать можно через раз, зато прочистился нос.
А-а-а-а!!!!
На пике блаженства, когда мышцы полностью расслабились, на меня выливается водопад ледяной воды. Я истошно ору, тут же слетаю с лавки и бросаюсь в угол. Успеваю стыдливо закрыть промежность руками.
