Алексей Калинин
Академия попаданок. Первый семестр
1
Эх, если бы я только знала, куда попаду сегодня вечером, то ни за что бы не стала замачивать бельё.
Все попаданки встают утром, прихорашиваются, выходят на улицу и находят приключения на свою очаровательную попку.
Все!
По крайней мере из тех книг, которые я читала.
Вот почему у меня не так? Чем я хуже? Из-за имени? Фигушки, зовут меня Марина Голубева, и это самое обыкновенное имя. Тридцать пять – баба-ягодка в самый раз. Правда, разведенка, но детей не нажили, поэтому я свободная птица, куда хочу, туда лечу.
У меня тоже две руки, две ноги, копна соломенных волос и пара десятков лишних килограммов. Может, именно из-за этих самых лишних килограммов меня сперли вечером? Ну да – пока подготавливали аппаратуру, пока корректировали показатели для моего веса, пока расширяли пространственно-временной континуум…
Понятия не имею, что такое пространственно-временной континуум, но постоянно посылаю туда надоедливых покупателей, которые сами не знают, чего хотят. Я работаю… Работала продавщицей хлеба в одном из многочисленных ларьков нашей необъятной родины. Работа не пыльная, ларек стоял неподалеку от крупного магазина, поэтому покупателей было немного.
В основном посетителями были бабушки, которым не с кем поболтать, а у меня тепло, светло и даже стульчик стоял недалеко от обогревателя. Холодной зимой мой крытый ларек просто находка для старушек. И я обычно их не слушала – болтают и болтают, только иногда поддакивала, когда они замолкали. Всё же веселее да и время проходит быстрее.
И всё изменилось в тот сентябрьский день, когда ко мне пришла незнакомая бабушка и взяла кирпич «Бородинского» и «Нарезной» батон. На голове бабушки красовалась широкополая шляпа, как у ведьм из американских фильмов. Ну да, наши-то ведьмы ограничиваются шалью и рваной кацавейкой, а вот заграничным нужны широкополые шляпенции – чтобы вороны не гадили.
Так вот эта бабушка сначала посидела на стульчике возле окна, поболтала о погоде, пожаловалась на погоду, а после начала говорить про Академию попаданок… Странное заведение, в которое отбираются землянки. Ага, я тоже офигела сперва от такой идеи. Что за бред? – подумала я в тот момент. Но на всякий случай начала прислушиваться – вдруг бабка из буйных и начнет безумствовать. Она может все булки по полу раскидать, а мне потом их из-под прилавка выковыривать.
– Недобор нынче в Академии. Совсем жительницы Земли испортились, и готовить не умеют, и шить разучились и даже стирать не хотят. Эх, а нашим-то королям мастерицы да умелицы нужны, – жаловалась мне старушка.
– А я вот и готовить умею, и шить, и стирать. Всё умею, а счастья как не было, так и нет, – соврала я, прикидывая в уме – покупать сегодня пельмени или хватит остатков вчерашней пачки?
Бабушка-божий одуванчик посмотрела на меня подслеповатыми глазами умирающей таксы и спросила:
– Красавица, а не хочешь ли ты стать последней из набора?
– Чой-то я последней? Я первой хочу, – подбоченилась я.
Мне было очень скучно в тот момент, а бабулька теперь показалась не такой уж буйной, скорее забавной. Да ещё и красавицей назвала. Может, чего ещё расскажет? Я сказки люблю послушать.
И старушка давай заливать, что и жизнь в их волшебной стране сказочная, что короли на каждом углу валяются, только успевай сортировать да в связки укладывать. Выпускниц Академии сразу же разбирают, словно по профопределению. А ещё всяких волшебников, колдунов и обычных фокусников, как собак нерезаных. И могут они помочь мне забеременеть, если я выпущусь из Академии.
И могут они помочь мне забеременеть, если я выпущусь из Академии…
Вот тут она прямо по живому резанула – мы же с бывшим мужем и развелись из-за того, что у меня детей быть не может. Бесплодная я. Говорю так спокойно потому, что уже не одна подушка вымокла от слез. Отревела своё, но всё равно неприятно. А уж когда вижу мамочек с маленькими детьми… с такими кукольными, забавными карапузами, то вовсе сердце сжимается и в горле комок встает.
– Бабуль, а не пошла бы ты по своим делам? – спросила я, когда бабушка на миг прервала свои излияния. – Иначе пошлю тебя в пространственно-временной континуум и там навсегда заблудишься.
– Ты не сердись, красавица. Я что-то не то ляпнула, так это по старости лет. Понять и простить-то меня можно. А ты ещё не надумала в нашу Академию поступать?
– Надумала. Больно красиво ты всё выписываешь. Так и быть – поступлю. Вот прямо завтра пойду документы подавать.
Бабка начала меня раздражать. И её сморщенное личико, и белые зубы (интересно – они у неё вставные или такие сохранила?). Пора бы от этой особы избавляться. Надо соглашаться со всем и тогда она смоется.
А я вечерком к пельменям докуплю пломбир. Возьму «48 копеек» и поставлю на компьютере «Ванильные небеса». Всплакну немножко. Хоть и бодрюсь, но смогла старуха меня растревожить. Смогла старая язва заставить сердечный ритм убыстрить…
– А не надо никуда ходить. Достаточно палец приложить к вот этому пергаменту, и всё будет оформлено, – улыбнулась коварная старуха.
О силе её коварства я поняла позже, когда бабка достала свернутый листок желтой бумаги, похожий на египетский папирус и отогнула краешек. Вот же плюшки-ватрушки – я слишком расстроилась, чтобы прочитать этот самый папирус!
И приложила я палец к желтой бумаге, а эта старая ведьма уколола, с другой стороны, булавкой!
Я ойкнула и отдернула палец, а на папирусе осталась маленькая красная капелька, которая расплылась вокруг отверстия. Матерные слова благодарности за такую подставу сорвались с моих губ, а эта сморщенная аферистка тут же спрятала пергамент за отворот кофты. Улыбнулась своей белозубой улыбкой и даже показала язык.
Эта особа себе слишком много позволяет!
Я решила не обращать внимания на почтенные седины и выгнать бабку из ларька. Вот только ранку перекисью водорода обработаю и тут же выгоню! Где же этот проклятый пузырек? Как всегда, он мешался под рукой и падал на пол в самый неподходящий момент, а сейчас, как назло, куда-то запропастился. Нашла его между недоеденным бутербродом и старой сломанной заколкой.
Пока я охотилась за белым пузырьком и пластырем бабка успела смыться. Да-да, когда я вынырнула из-под прилавка, то на табуретке сиротливо лежали хлеб «Бородинский» и «Нарезной» батон. Старухи след простыл.
Простыл и начал кашлять…
Извините, нервное…
А вечером, когда я шла домой, то встретила двух верзил с лицами, похожими на лицо боксера Валуева, после трудного боя. И эти «красавчики» предложили мне…
Нет, не миллион долларов, как вы могли подумать!
Эти мужчины предложили мне закрыть глаза. Амбалы мало походили на фокусников, которые на «крекс-пекс-фекс» вытащили бы из кепочек кроликов.
Всего лишь закрыть глаза… Ага, нашли дурочку с переулочка.
Как раз мы и остановились в плохо освещенном переулочке. Впереди эти два амбала, позади Москва, отступать некуда. Я на всякий случай окинула взглядом стены, но они мне сообщили, что «Спартак – чемпион», а «Коростелева – жаба». Больше ничем плохо оштукатуренные стены помочь не смогли.
Надо было прорываться!
И я начала прорываться…
Как это было красиво – сумочкой со связкой ключей по башке первому, резиновым сапогом по паху второму и тигриный прыжок вперед…
Увы, ни тот ни другой не среагировали как нормальные мужики, то есть не упали в обморок и не зажали руками причинное место. Эти два амбала подхватили меня подмышки и прыгнули в небо.
У меня перехватило дух. В глазах замелькали разноцветные огни, словно я летела по радужному мосту из фильма о красавчике Торе.
Прошло несколько мгновений, и я приземлилась пятой точкой на изумрудно-зеленую траву перед огромной каменной стеной. И всё бы ничего, но рядом со мной стояли похитившие меня амбалы, и они тоже были сделаны из камня! Стояли и лыбились дурацкой улыбкой Чеширского кота.
2
Я огляделась – похоже, что меня перенесли куда-то на юг, возможно, даже в Крым. Надо мной безлунное небо и россыпь фиолетово-серебряных звезд. Природа кругом цветет и пахнет. Никакого намека на осень, даже одуванчики ещё покачивают белыми пушистыми головками.
Почему я подумала про Крым? Потому что там по телевизору видела такой большой дворец. Как же его называли-то?.. Воронцовский! В Алупке! Да и летели мы недолго, всего лишь закрыла глаза и тут же их открыла.
Хотя нет, судя по размерам стен и башенкам, которые щекотали небо, это был явно не Воронцовский дворец. А ворота в стене были такими огромными, что в них спокойно пролезут пять слонов, даже если встанут друг на друга.
– Куда вы меня занесли? А ну не смейте молчать и не подавать признаков жизни! – топнула я ногой и едва не завопила от боли, когда пяткой в кроссовке попала на выступающий булыжник.
Мужчины молчали и выказывали полное пренебрежение к моим страданиям. Смотрели куда-то вдаль и думали о вечном. Вот прямо как мой бывший муж, когда я просила его прибить полочку. Воспоминания об этом пробудили во мне злость.
Ну, держитесь!
Хоть на вас отыграюсь за испуг и всё остальное.
На самом деле мне грех жаловаться – я не успела отбить ноги и руки о каменных истуканов, как ко мне из открывшихся ворот вышел самый красивый мужчина на свете. От его вида я прямо-таки застыла с занесенным кулаком, и даже в очередной раз не треснула каменного похитителя по башке.
Казалось, что сердце у меня тоже остановилось, а потом пару раз несмело стукнуло и заколотилось с бешенной скоростью. Такое может быть только в индийском кино, когда главная героиня видит главного героя и тут же начинает петь о своих чувствах, либо о последнем посещении стилиста, либо о покупке шубы. Мне даже станцевать захотелось под ту музыку, которая зазвучала в ушах. Конечно, никакой музыки не было, но при взгляде на этого мужчину внутри меня невольно заиграл марш Мендельсона.
Это был породистый самец из тех, которых выводят в секретных лабораториях для разбивания женских сердец. Такие чаще всего мелькнут пару раз на экранах и оставят глубокие раны в душах обычных женщин. Прямой нос, высокие скулы, пронзительно-голубые глаза и черная короткая стрижка. У меня даже колени задрожали, когда он начал приближаться.
– Добрый вечер.
Ох, плюшки-ватрушки, всего два слова, а у меня внутри лопнула какая-то струнка, и я забыла, что на свете есть другие мужчины. Такой бархатистый голос я слышала только от сотрудника Сбербанка, когда он пытался уговорить меня взять кредит. Но в тот момент я удержалась, хотя, если сотрудник был хотя бы чуточку похож на этого мужчину….
– Добрый вечер? – мужчина приподнял бровь.
– Угу, – только и смогла я произнести.
– Немая? – снова спросил мужчина.
– Да, – ответила я и густо покраснела.
– Не совсем немая и это хорошо. Молчаливая жена – находка для мужа. Я так понимаю, ты последняя в наборе?
Я не сразу поняла, что он закончил говорить и ждал моего ответа, так как пялилась на его губы и еле сдерживала себя от поцелуя. Есть такие мужчины, к которым тянет, как магнитом, этот был самым ярким образцом из подобных магнитиков. Так бы и прижала его к холодильнику…
– Ты меня слышишь?
Вот теперь его слова дошли до меня.
– Да, – промямлила я.
– Хорошо. Я ректор Академии попаданок, обращаться ко мне можешь так, – мужчина чуть приосанился, выставил вперед ногу и стал похож на одного из памятников вождю мирового пролетариата, – барон Симпатир Чернокудр.
– А меня зовут… – выдавила я.
– Неважно! – поднял он ладонь, и я тут же замолчала. – Иди за мной. Тебе нужно попасть в комнату до наступления комендантского часа.
Мужчина повернулся и пошел к воротам. Похоже, что я поторопилась со своими восторгами – он мог бы быть и полюбезнее. Неужели он один из тех нарциссов, которые влюблены только в себя, а остальных считают упавшей листвой под ногами? Я всё-таки стукнула пару раз по башкам каменных истуканов, на что они отреагировали меланхоличностью кремлевской стены и поторопилась за уходящим мужчиной.
Замок был огромен! Он таким показался мне снаружи, и ещё более огромным он оказался внутри. Мы очутились в зале, размером с футбольное поле, который был уставлен кадками с танцующими драценами, кактусами и пальмами…
Я протерла глаза, но мне не почудилось – растения действительно двигались. Они жили собственной жизнью и шатались из стороны в сторону без малейшего присутствия ветерка.
Мужчина двигался к широкой лестнице, выстланной алой дорожкой. Его прямая спина выражала недовольство. Вот не знаю – как спина что-то может выражать, но у барона это получалось. Я плелась за ним, как побитая собачонка и оглядывалась по сторонам.
За танцующими растениями возвышались колонны, расписанные причудливыми рисунками. Если в церквях, храмах и других подобных заведениях на стенах были картины святых, мучеников или даже адских мук, то тут были рисунки глажки, стирки, готовки. Я сама не поверила глазам, когда увидела крупную женщину в фартуке и поварском колпаке возле большого котла, а перед ней с десяток молоденьких девушек. Похоже, что там обучались поварскому искусству.
Подобные мозаичные изображения можно и по сей день увидеть в старых зданиях советских времен. Когда было миру мир и труду труд.
Мы подошли к лестнице, и возле неё, словно из-под мраморных плит пола, вынырнул невысокий плешивый мужчина в красной ливрее и почтительно поклонился. Такие мужчины пасутся возле метро и сшибают мелочь на проезд, но он отличался тем, что от него не пахло застарелым перегаром. Возле обутых в начищенные ботинки ног терлась дрожащая такса, её блестящие глазки неотрывно смотрели так, будто животинка пыталась загипнотизировать меня. Слюнявые брыла чуть подергивались и иногда обнажали кипенно-белые зубки.
– Уважаемый Глазун, проводите последнюю из землянок в её комнату и проследите, чтобы до обряда посвящения она не шлялась по коридорам, – скомандовал мой потрясающе красивый провожатый и отвернулся от нас.
Он повернул налево и пошел в коридор, который освещался странным красноватым светом. Перед его приближением ветви растущей акации раздвинулись в стороны, а после того, как он прошел, тут же сдвинулись обратно.
Закрыли колючками от меня Симпатира…
– Пойдем, – проскрипел Глазун и мотнул головой в сторону лестницы.
– У вас симпатичная собачка. Можно её погладить? – я попыталась наладить контакт со своим провожающим.
– Нет.
Понятно, контакт наладить не получается. Но я не я, если сдамся так легко.
– Меня Мариной зовут. А у меня такая же собачка была в детстве. Мы с ней вместе по утрам гуляли и по вечерам тоже. Я её Зюзей называла и постоянно кормила косточками, – я подмигнула таксе, а она в ответ вильнула хвостом. Похоже, что с собакой контакт наладить легче, чем с её хозяином. – А как вы свою называете?
– Титаном, – буркнул провожатый, потом посмотрел на меня. – А меня зовут Глазун Доносович.
Мы к этому времени поднялись на второй этаж. В две стороны убегали коридоры, устланные всё той же красной ковровой дорожкой. Мы двинулись влево. На стенах красовались картины, изображающие мужчин и женщин в дорогих одеждах. Судя по коронам на их головах – это были супружеские королевские пары. Вряд ли королева приедет к чужому королю, чтобы чисто попозировать перед художником.
– А кто это? – спросила я, когда мы проходили мимо очередной картины, где черноволосая девушка положила руку на плечо худощавого паренька. Одеты оба были так, как будто сейчас выйдут из картины и пойдут сниматься на киноплощадку исторического фильма.
– Это всё выпускницы нашей Академии. Они выпустились с отличием и вышли замуж за королей, – пробурчал Глазун, а Титан согласно тявкнул.
Голос у Титана был сообразен его виду, такой же мелкий и тонкий. Я подмигнула собакену, он подмигнул в ответ и помахал хвостиком. Тогда я решилась задать главный, волнующий меня вопрос:
– А меня зачем похитили? Я же не молоденькая уже, а на картинах вон какие…
– Твой возраст – твоё преимущество, – ответил после паузы провожатый. – Не спрашивай меня – почему? Я всё равно не скажу, но поверь, что это сыграет тебе на руку.
– А как я могу вернуться обратно? – на всякий случай спросила я у Глазуна.
– Ты вернешься обратно в том случае, если тебя отчислят, – после непродолжительной паузы ответил Глазун.
Что же, прикольно. Вернуться я всегда успею. Я решила сегодня осмотреться (всё-таки не каждый день воруют в чужие миры), а после устроить местным обывателям райскую жизнь. Думаю, что опыт выживания в коммуналке мне очень сильно пригодится.
3
Когда мы подошли к двери, я успела заметить, что лампы на стенах загорелись без какого-либо постороннего вмешательства. То есть никаких проводов и выключателей на стенах. Либо они включались из-за датчиков движения, либо…
Я не должна ничему удивляться! Я же читала! Я верила, что магия существует, верила, что приключения приключаются! И вот я сама шурую по коридору Академии за хмурым дворецким, а по спине пробегает такая щекочущая волна мурашек, что хочется поежиться. Такса поглядывает на меня и иногда подмигивает. Похоже, что у неё всё-таки нервный тик.
Мимо нас проплывали однотипные двери, будто их всех заказали из мастерской через дорогу от моего ларька – одинаково коричневые и мрачные. Даже в позолоченных ручках не было ни капли веселья.
Перед одной из таких дверей мы остановились. Цифра десять над дверью упрямо доказывала, что она самая большая. Что её должны уважать, а вовсе не говорить, что она всего лишь последняя в нумерации дверей.
– Вот твоя комната. Внутри всё необходимое, – буркнул провожатый и развернулся, чтобы идти обратно. – Утром не опаздывай!
– Куда? – спросила я.
Он не ответил.
– Куда? – спросила я у таксы, но та лишь пожала плечами и дружески подмигнула.
Мне ничего другого не оставалось, кроме как толкнуть дверь в неизвестность. Неизвестность оказалась солидных размеров комнатой, моя однушка легко бы уместилась здесь. Комнату освещали лампы с желтыми расписными абажурами, и в их тусклом свете я смогла рассмотреть три кровати. На двух из них лежали симпатичные девушки в длинных ночнушках, а третья была пустой.
Как раз на третьей кровати я и увидела комплект постельного белья и рядом сверток из плотной бумаги. Похоже, что эта кровать ждала меня. В спальне всё выдержано в розовато-желтоватом цвете, будто здесь недавно бурно стошнило нетрезвого единорога. Меня даже передернуло. С детства не любила этот признак гламура. Но об этом как-нибудь расскажу позднее.
– Это что за кобыла в наш цветник заперлась? – приветствовала меня блондинка с непрокрашенными корнями волос.
– Кобылу ты в зеркале увидишь, на пятые сутки, когда фингалы спадут, – вежливо улыбнулась я в ответ.
Вежливость – залог успеха при знакомстве, поэтому я и постаралась так улыбнуться. А что слова… Это тоже залог добрососедских отношений, ведь надо с ходу показать – кто в доме штаны носит. Пусть чужие штаны и на толкучку, но всё же носит!
Кстати, я так и не сняла куртку и теплые джинсы, потому взмокла и хотела принять душ. А когда женщина хочет принять душ, то на её пути боятся вставать даже бульдозер с экскаватором. По отдельности боятся, вместе им уже не так страшно.
– Ты чего наглеешь, подруга? Или хочешь, чтобы я тебе волосы повыдергивала? – соскочила с кровати крашеная сучка.
Девушка подходила мне по весовой категории, её нахальные глаза оценивали каждое моё движение, а из пухлых губ вырывались клубы запаха мятной жвачки. Что же, я уже размялась на каменных истуканах, могу провести ещё пару раундов, чтобы показать… Впрочем, про штаны я уже говорила.
– Девочки, не ссорьтесь, – пискнула с другой кровати миловидная русоволосая девушка.
– Тихо, Агапа! – прикрикнула крашеная.
– Но, Джулия…
– Я сказала – тихо! Или я тихо сказала?
– Слышь, ты, выдра отмороженная, я сюда пришла с мирными целями, но могу и повоевать слегонца. Ты никогда не видела летающую ватрушку Шаолиня? Тогда иди сюда, я из твоих непрокрашенных патл швабру сделаю, а шишку такую на лбу поставлю, что будешь на единорога походить. Чтобы ещё какие-то прошмандовки на меня пасть разевали! – эта белобрысая меня не на шутку завела. – Да я таких за сережки вертела и ресницы по одной выдергивала.
Девчонка зашипела как ошпаренная кошка и выставила вперед расставленные пальцы. Я тоже выставила палец. Один. Думаю, что не стоит пояснять – какой именно. Девчонке повезло, что между нами был стол и, пока мы его обходили, позади раздался грозный оклик.
– А ну разошлись по углам! Разошлись!!!
И такая власть звучала в этом голосе, как у нашего начальника полиции, когда он на утреннем разводе распекал подопечных. Полицейское отделение находилось недалеко от моего дома, поэтому утром мне не нужен был звон будильника – ор Бориса Максимовича Свистулькина проникал в самые отдаленные уголки подсознания.
Вот и сейчас у меня почему-то сжались поджилки, и я смахнула со лба испарину. Нельзя же так кричать в спину – так и описаться недолго.
Я развернулась, чтобы увидеть женщину, которая умеет так грозно взрыкивать. Развернулась, а перед глазами уже набрасывались строчки матерного уточнения куда идти непрошеной гостье…
Скажу честно – строчки пропали сразу же, а глаза у меня полезли на лоб сами по себе, я их не заставляла. Да и было отчего – передо мной стоял орк. Вернее, орчиха… Или как там называть женщину орка?
Она была похожа на женщину-борца сумо, которую облили зеленкой и нарядили в веселенький цветастый халатик. Нижние клыки выпирали из огромной челюсти, как зубья медвежьего капкана. Маленькие злые глазки уперлись в меня и старались прожечь две аккуратненькие дырочки. Сама орчиха по комплекции была в два раза больше, поэтому желание возражать и спорить отпало как-то само собой.
– Миледи Чистара Метловира, новенькая первая начала, – тут же заныла ненатуральная блонди.
– Джулия, я не хочу знать, кто начал первым. Я знаю только то, что я это закончу. Ложитесь спать и не поднимайте шум. Утром будет общее собрание, поэтому вам нужно выспаться, чтобы запомнить всё, что там будут говорить. А говорить будут важные вещи. Поэтому всем спать!
От последней фразы сразу же захотелось бухнуться в кроватку и закрыть глазки. С щелчком. Я кивнула и прошла к свободному месту. Джулия показала пальцами сперва на свои глаза, а потом на меня. Я снова показала прежний палец.
А что? Не я же первая начала.
– Всем спать! Услышу хотя бы звук – отправлю в изолятор, – буркнула орчиха и закрыла дверь.
– В изолятор? А можно сразу в монастырь? В мужской! – вырвалось у меня, но в ответ послышался только удар в дверь.
Мощный такой удар. Попади он мне по лбу – никакой бы изолятор не понадобился.
Мы с Джулией ещё пару минут показывали друг другу страшные рожи и на пальцах объясняли – кто и откуда взялся и куда должен пойти, чтобы во всём мире наступило всеобщее счастье. Так продолжалось до тех пор, пока русоволосая девушка не слезла с кровати и не взялась за край простыни.
– Я помогу заправить, – шепнула она.
– Спасибо… Агапа?
Девушка кивнула и помогла мне приготовить постель. Белобрысая тем временем уткнулась в какую-то книжку и, казалось, потеряла к нам всякий интерес. Хотя я чувствовала её царапающий взгляд, словно по спине водили березовой веточкой.
– А меня зовут Марина, – шепнула я, когда подушка обрела одежду из наволочки.
Постельное белье, кстати, мне понравилось. Похожее на поплин, но мягче.
– Так ты русская? – улыбнулась Агапа. – А я из Минска.
– Вот это здорово, – кивнула я в ответ. – А я из Ярославля. А эта кикимора откуда? – кивнула я на лежащую Джулию.
– Эта «кикимора» из Остина, штат Техас, – вместо Агапы ответила Джулия. – И я всё-таки надеру тебе задницу, вот только окажемся на соревнованиях.
– Каких соревнованиях? – спросила я.
– Я сказала: «Всем спать!» – прогремел в комнате голос Чистары.
Мы тут же замолчали, а я на всякий случай оглянулась – где спряталась эта зеленокожая?
Ну, не в шкафу для одежды? Хотя, кто его знает, какие тут порядки? Вдруг ночью вылезет и начнет осматривать как мы спим. На всякий случай я переложила документы из внутреннего кармана под подушку и уснула.
