Алексей Калинин
Кодекс пацана. Назад в СССР
Глава 1
«Всегда предупреждай родителей куда идёшь, с кем и когда вернёшься. Это очень важно – только тогда тебе смогут помочь в случае опасности!»
Памятка «Правила поведения на улице»
– Унгазун гарунге, унгазун гарунге! Замбеле гарунге, унгазун гарунге!
Мотив знакомой песни вырвал меня из тяжелого сна. Из того сна, где я, пятидесятидвухлетний мужчина в самом расцвете сил, упал на землю от подлого удара по голове…
– Унгазун гарунге, унгазун гарунге! – песня продолжала заливаться в моё подсознание.
Я шевельнулся, ощутил на себе легкое одеяло, под головой большую подушку. Лежу в тепле и неге, и прямо до крайности не хочется просыпаться. Хочется ещё чуточку поваляться, может быть увидеть другой сон, порадостнее первого.
– Замбеле гарунге, унгазун гарунге!
– Сашка! Вижу, што не спишь! Ты это… вставай, умывайся. Там чайник только закипел, позавтракай. После «Рабыни Изауры» пойдем на эту, как её, на фазенду! – раздался насмешливый голос мамы.
Мамы? Да ну нет, это сон. Это новый сон.
Или не новый?
Ведь прошлый ещё был так ярок, так свеж. Прошлый сон, где я шел по улице вечернею порой, заступился за парня с девчонкой и получил удар по затылку. И прежде, чем раздался музыкальный перезвон вечно страдающей рабыни Изауры, я слышал крик: «Да он походу того, зажмурился? Чо за трэш, бро? Валим, валим!»
И потом я в тепле и неге… Я чуточку приоткрыл глаз и постарался оглядеться из-под ресниц. Постарался выглядеть спящим.
Ага, маму хрен обманешь!
– Я вижу, как твои глаза дергаются! Вставай давай, а не то сейчас ковшик на бошку вылью! – раздался недовольный мамин голос.
И ведь выльет! Придется потом и подушку, и одеяло с матрацем на улицу тащить – сушиться.
– Всё-всё, встаю, – пробормотал я и откинул одеяло, опуская ноги на выцветший и наполовину вытертый ковер.
По черно-белому телевизору «Рекорд» шла очередная серия страданий молодой рабыни, чья судьба заставляла приникать миллионы советских граждан к экранам своих телевизоров, а потом на полном серьезе обсуждать все перипетии жизни Изауры, Леонсио, Тобиаса и остальных. Рядом с телевизором гудел пожелтевший от времени трансформатор. На полированной верхушке аппарата чернела коробочка усилителя ТВ-сигнала «Брянск», но даже с ней по экрану пробегали помехи.
Хм, а ведь во сне у меня был нормальный такой пятидесятипятидюймовый телевизор «Хаер». А тут «Рекорд»… Черно-белый и суровый, с кусочком отломанного переключателя внизу – привет «лентяйкам ДУ».
Я взглянул на свои худые ноги, выглядывающие из трусов-семейников, на майку-алкоголичку, в которой в двух местах были дырки. Взглянул, потер лицо руками, не ощутил привычной утренней щетины и меня пронзила мысль – это вовсе никакой не сон!
И всё было! Было взросление, были девяностые, двухтысячные, всё было, а сейчас…
Я вернулся в прошлое? Где я?
Сейчас я снова находился в нашей старой однокомнатной квартире, где стояли родительский диван и моя кровать у печки. Где накрытый покрывалом стол притулился возле окна, а за ним белел шкаф-пенал. Где телевизор красовался на большом комоде, чьи ящики нужно было выдвигать дерганьем, а задвигать с хеканьем. Где родительский диван подпирал громоздкий коричневый трехдверный шкаф с облупившимся лаковым покрытием на дверях. Где белый бок печки был третьей спинкой моей кровати… Где заканчивал обстановку комнаты буфет с зеркалом внутри и обязательным чайным сервизом, ни разу не вынимавшимся для гостей, а стоявшим только для красоты.
В этом буфете помимо зеркала за стеклянными дверцами было ещё одно – справа. В нем я и отражался, молодой, вихрастый, с почти сошедшим синяком под левым глазом. В трех шагах, на сложенном диване сидела мама. Молодая, не больше тридцати семи, с чашкой чая в одной руке и бабушкиным пирогом с черникой в другой. Ситцевый халат в горошек перешел из разряда фабричной формы в разряд одежды домашнего донашивания.
– Ну, чего смотришь? Там ещё пироги есть. Вот если бы ты в лес ходил, а не на б..дки-гулянки, то и пирогов было бы больше, – мама по-своему оценила мой взгляд.
– Да ну, чего ты? – проговорил я осторожно. – Какие гулянки?
– А после которых приводы появляются. Как только в ментовку-то не угодили. Участковый и так шакалом смотрит, всё на тебя хмурится. Иди, умывайся и завтракай. Сорняки-то сами себя не соберут.
Чтобы не вызывать подозрения своей шокированной рожей, я поднялся, заправил кровать и поплелся на кухню. Знакомая кухня, знакомая печка, знакомый вытертый линолеум и два ведра воды возле газовой плиты. Газ поступал от газового баллона, стоящего на улице. Его ещё нужно было менять по мере опустошения у приезжающего раз в неделю дяди Феди.
И не дай Бог опоздаешь или забудешь… Тогда только электроплитка придет на спасение. А к ней и обязательный «жучок» на электросчетчик, а то мотает эта плитка как не в себя…
Я налил в треснутую кружку заварку из чайника, добавил кипятка, уставился на блюдо с пирогами, накрытое вафельным полотенцем, и задумался. Пока думал, нацепил трико с вытянутыми коленями и натянул носки. Трико домашнее, в нем можно и дома пофорсить и на огород прогуляться…
Блин, а ведь было это уже так давно… Около тридцати лет назад! И вот я также просыпался, и фингал у меня был под глазом. И на «фазенду» ходили.
Но потом-то я вырос. Потом я закончил Шуйский педагогический университет на факультете физической культуры. Армия в спортроте. Не раз выигрывал областные соревнования по боксу, потом устроился тренером на спортивную базу. Тренировал ребят, под конец жизни решил осесть в Юже, устроился учителем физкультуры в третью школу.
А что в конце? Как я сюда попал?
Помню, как неторопливо прогуливался по тенистой Советской улице, свернул на Глушицкий проезд и обернулся на девичий крик. Заметил, что четверо крепких ребят возле магазина «Красное-Белое» яростно наседают на парочку. Парень защищал девчонку, но уже получил несколько ударов по лицу и теперь на его подбородке краснела юшка.
– Эй, ребята! – крикнул я. – Чего же вы четверо на одного? Это же не по-пацански! Если выскакиваете, то раз-на-раз хотя бы!
– Дед, вали на х..! – последовал ответ.
Вроде всех местных я знаю, как и они меня – работа с молодым населением приносит определенную известность. Но вот этих ребят видел впервые. Дерзкие, резкие, но… какие-то нервные. Постоянно оглядывались, словно опасались чего-то.
Рядом с «Красным-Белым» увидел местами проржавевшую «Мазду-тройку» с владимирскими номерами. Так это гости так беспределят?
Вот парня с девушкой я знал, они выпустились в прошлом году из моей школы. И парня вроде бы Серегой звали, вот имя девушки вспомнить не мог…
– Пи..ры ковровские, валите на хрен! – выкрикнул защищающий девушку Серёга.
– Ты кого пи..ром назвал? А?
Серёга ещё раз получил в челюсть и рухнул на асфальт, сплевывая кровь. Девушку держал четвертый, не давая ей вырваться из крепких рук.
Если «ковровские», то точно залетные. Примчали с Коврова немного побеспределить и сорваться обратно восвояси. Найти приключений в Юже и скрыться потом в туман. В своём-то городе могут и спросить за подобное, а тут…
– Отпусти! Помогите! Александр Владимирович, помогите! – завопила девчонка и тут же получила звучную плюху по щеке от одного из хулиганов.
– Пацаны, так не делается! – попытался я ещё раз образумить молодежь. – Тут же полиция рядом! Вас загребут и штрафами не отделаетесь! Да чего вы творите? Он уже упал, чего вы пинаете-то?
– Да ты вообще не вкуриваешь, старичелло? Тебе сказали один раз – вали на х..! Чё непонятного? – процедил один из нападавших.
– А давай я заступлюсь за пацана? А? Ну чё? Или зассали получить люлей от «старичелло»? – буркнул я.
Ну сколько раз можно терпеть посылы? Если не получается достучаться словом, то получится достучаться делом. А если не перенести внимание молодняка, то и запинают парня.
– Да ты за..л, мудила вафельный!!! – с громким криком налетел на меня первый нападавший.
Налетел и рухнул подрубленным дубком. Он точно не ожидал от старика прямого хука в челюсть. Такие привыкли брать нахрапом, а вот со мной такого не прокатило…
– Ты чо, дед? А? – слегка ошалело посмотрел на своего упавшего друга второй. – Ох..л? А? Ты чо?
– Да ни чо! Ещё вопросы есть? Валите на хрен, полудурки, и друга забирайте! – рявкнул я преподавательским голосом.
Уж что-что, а металл в голосе я натренировал за время своей работы с молодежью. Однако, «смелая вода» явно затуманила мозги молодняка настолько, что теперь им даже сам черт не брат. Второй тоже попер на меня, всё ещё не веря в то, что его товарища, такого крутого и быстрого, победил какой-то старикан.
Уличная драка – это непредсказуемый бой без правил, где используются самые хитрые приемы и жестокие методы. Ожидать от поддавших людей благородства в такой ситуации – нереалистично, особенно если речь идет о самозащите на улице, где угроза для жизни почти всегда огромна. В таких условиях необходима совершенно другая тактика поведения, отличная от тех, которые применяются в спортивном ринге или на татами. Что касается техники, то она должна быть одновременно эффективной и простой в освоении.
Вот и сейчас я уклонился от выпада молодчика, сбил удар ноги в живот и прямым в лоб уложил второго на асфальт. Хорошо поставленный удар не подвел и на этот раз. Второй брякнулся на твердую поверхность расслабленно, как мешок с дерьмом. Минут пять ещё будет приходить в себя, а мне большего и не нужно.
– Отпустите нас! Помогите!
– Да ты, сука, никак не угомонишься? – в руке третьего появился нож.
Вот с ножом шутки плохи. Тут нужно смотреть, чтобы нападавший не поранился. А что? Упадет нечаянно на свой ножик и доказывай потом в полиции, что ты не верблюд.
Третий взмахнул оружием, пытаясь всадить его в мне в бочину. Я легко отпрыгнул, дождался крайней точки провала соперника и дернулся вперёд. Нож ещё не успел повернуть назад, когда мой кулак встретился с челюстью молодчика. Его голова дернулась, на пару секунд он потерял ориентацию в пространстве, а следующая двоечка уложила его к остальным дружкам.
Нож отлетел в сторону, и я повернулся к четвертому:
– Отпусти девчонку, друг. Я не хочу тебя калечить! Забирай своих и…
Договорить я не успел. В голове вспыхнула Сверхновая, а ноги неожиданно стали ватными. Дальше я видел, как Земля изменила плоскость своего наклона и резко ударила меня по лицу. Как будто обиделась за тех троих и решила наказать таким макаром.
– Да вы чо делаете? – раздался девичий визг. – Ты же убил его!
Кого убил? Меня? Я ещё в норме! Вот сейчас встану и… Встать у меня не получилось. Верные руки и ноги отказывались служить. Я их ощущал, но вот встать не мог…
– Завали хлебало, сука! – послышался голос надо мной. – А то также огребешь!
Неужели я забыл про то, что в машине может поместиться пять человек? Неужели дал подобраться пятому со спины? Какая же глупость с моей стороны! Непростительная, фатальная глупость…
– Чо, крутой, да? Крутой? На за пацанов! На!
В моей голове ещё два раза вспыхнула Сверхновая. Сознание начало уходить. Проваливаться. Стало так тепло, так спокойно… так безразлично…
– Да он походу того, зажмурился? Чо за трэш, бро? Валим, валим!
И уже после этого прозвучала «Унгазун гарунге, унгазун гарунге!»
Я очнулся. Выпал из размышлений о прошлом. Потрогал короткостриженную макушку. Ничего. Только ёжик волос на то месте, где потом вырастет обширная плешь.
Похоже, что били меня бейсбольной битой. Всю жизнь я дружил со спортом, спортивное оборудование и проводило в последний путь. А сейчас?
Я подергал плечами, повращал руками. Руки и ноги мои, молодые и здоровые. Все зубы на месте. Ими-то я и впился в бок пирога с черникой. Черно-синий сок капнул на пальцы, пришлось слизнуть, чтобы не пропадать добру.
Ммм! Вкуснотища!
А я уже успел забыть – какой вкус бывает у бабушкиных пирогов! Ещё и чай… Такой душистый, из пачки «со слоном».
– Ма, а где Алёнка? – крикнул я через стенку.
– У бабки на Парковой! – был ответ. – Должны были уже с ягод вернуться. Они-то не спят по полдня…
Очередной укол в мою сторону. Я только улыбнулся на это. Пусть себе ругается. Алёнка тоже та ещё егоза – как надоест помогать по хозяйству, так сразу начинает ныть и своим нытьем доводит мать до того, что та в сердцах посылает её с глаз долой. А сестренке только того и нужно. И вот, пока старший брат с матерью и отчимом корпят на огороде, мелкая засранка беззаботно уносится гулять на улицу.
А что это? Я придвинул к себе газету «Светлый путь». Программа, заметки про всякое-разное, но меня интересовала дата. Десятое июня одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.
Ого, ни хрена себе…
Что же, похоже, что я всё-таки вернулся во времени обратно. Из две тысячи двадцать шестого года в восемьдесят девятый. И мне сейчас пятнадцать! И если сейчас не нахожусь в больничной палате, лежащий в коме, то…
Мне сейчас пятнадцать!!!
Эта мысль настолько шокировала, что я ещё минуту сидел с раскрытым ртом. За стенкой работал телевизор и Женуария просвещала о жизни Изауру. А я сидел на кухне, с раскрытым ртом и откушенным пирогом. Даже попытался ущипнуть, но только ойкнул от боли.
Может просидел бы больше, стараясь обдумать открывающиеся возможности, но в этот момент входная дверь с шумом распахнулась и в квартиру ввалилось тело. По-другому это появление назвать было нельзя. Именно ввалилось, запнувшись о порог, потом боднуло стоявший прямо по входу холодильник и растянулось на входном коврике.
– Ох, б..! – выругалось тело и по звукам голоса этого тела я узнал отчима. – Нннсатавили тута…
Отчим попытался встать, опрокинул на себя этажерку с обувью и снова выругался. Помогать ему не было ни малейшего желания – кухня моментально наполнилась запахом перегара.
– Приперся? – проговорила вышедшая из комнаты мать. – Опять всю ночь с Балясом пробухал?
– Иди на х.. – пробормотал копошащийся на пороге отчим, а потом ударил кулаком по полу. – Имею… ик! Право! На свои пью!
– На свои… А дети? Детям должны святым духом питаться?
– Ни чо! Вон, картошки пожрут с макаронами! Сашка, ты будешь картоху жрать? – на меня выперлись красные от лопнувших сосудиков глаза.
– Напился, веди себя прилично, – буркнул я в ответ.
– Ты чо, придурок? – отчим явно не ожидал такого ответа. – Ох..л? Или фонарь под другой глаз поставить?
Так вот откуда у меня наполовину заживший фингал. Вот чьих это добрых рук дело…
– Не трогай его, – проговорила мама. – Вали туда, где бухал!
– А ты поуказывай мне ещё, сука! Куда хххочу, туда и валю! И ваще! Щас тоже п..ды получишь! Я хозяин в доме! – отчим всё-таки справился с непослушными ногами и смог подняться.
Сейчас он стоял, оперевшись о холодильник, большой, грузный, с набрякшими мешками под глазами и набухшим носом. На щеке прилипло нечто с улицы. То ли грязь, то ли собачье дерьмо. Одежда тоже не представляла из себя модный наряд для подиума. Похоже, что он поздоровался не с одной лужей на улице, пока добирался домой.
– Сука это ты! – мама налетела на него, подхватив с пола тапок. – Это ты, сука пьяная! Ты!
Тапок начал ходить по лицу, по голове. Я подскочил, чтобы их разнять, но не успел. Отчим отмахнулся, как от мухи, и мама отлетела к вешалке. Она упала на куртки, попыталась удержаться, схватившись за них, но не смогла. Полка рухнула под её весом. Куртки накрыли её с головой.
– Ну, …дь, теперь ещё полку вешать! – обиженно протянул отчим.
После этого его губы брызнули кровью. Я сам от себя не ожидал, что кулак вопьется в отвисшие губы. Не ожидал, что выдержу так долго!
Удар получился так себе. Только на неожиданности и смог сыграть. Дальше на меня уставились налитые злобой глаза, и рука отчима влепила знатную плюху. Я отлетел к печке. Снесло как пушинку – мой отчим недаром раньше занимался волейболом.
В голове зазвенело. Я тут же вскочил на ноги, прогоняя прочь легкий нокдаун. Не время сейчас валяться. Не время!
– Ты! Гандон! – только и успел сказать отчим, как я налетел на него коршуном.
Кулаки начали впиваться в печень, в челюсть, в «солнышко». Пробить не удавалось, но вот повалить на пол смог. Ещё добавить ногой в рожу и тогда…
– Сашка! – мать повисла на мне. – Не надо! Убьешь же, Сашка! Не надо!
Она боролась, пыталась меня оттащить от мотающего башкой отчима. Я же порывался сделать решающий удар. Отправить того в нокаут. Достать хотя бы кончиком носка…
Мама же отталкивала меня к двери. За дверь… Подальше от пьяного создания, терроризирующего всю семью. Ей удалось-таки вытолкнуть меня за дверь. Удалось выбросить кеды. Я стоял, дрожа от нахлынувшего адреналина.
– Сашка, не надо! Остынь, сынок! Он сейчас спать ляжет, а ты… погуляй пока… Сходи до баушки. Не надо, Саш…
– Слышшшь, ублюдок! Ссссюда иди, – руки отчима подогнулись, и он упал на пол.
Захрапел. Вот же животное… И почему мама его только терпит?
– Завалю, тварь! – проорал я, выплескивая душивший меня гнев. – Ещё раз маму тронешь – завалю!
– Иди-иди, Саш! – рука мамы уперлась мне в грудь. – Потом поговорим! Переночуй сегодня у бабушки, а Алёнка пусть сюда ночевать идет…
– Мам! – пытался я что-то сказать, но она покачала головой и закрыла дверь.
Я остался перед черным дерматином двери. Глубоко вдохнул и выдохнул. Попытался успокоиться. Вот и вернулся в старое доброе время. Вернулся туда, откуда начал свой жизненный путь.
Сейчас мама затащит пьяного отчима на диван и тот будет спать до завтрашнего дня, изредка пытаясь напугать подставленный тазик ревущими горловыми звуками и фонтанами блевотины. Почему мама не выгоняла его? Потому что была уверена, что семья должна быть полной. У детей должен быть отец…
Я вышел на улицу. Из нашего окна понеслась заставка «Рабыни Изауры». Те самые «унгазун гарунге». Мой друг и сосед Пашка Сысоев даже как-то придумал слова к этой заставке, подобрал аккорды на гитаре и потом напевал для девчонок:
Ты родишься рабом, Богом будешь забыт.
Непосильным трудом рано будешь убит.
Твои мать и отец с детства были рабы,
Как свободным был дед, уж давно он забыл.
Убивает тростник, нам проклятья тая.
Того, кто уже сник, забирает земля.
Мы хотим отдохнуть, нам так хочется спать!
О покое забудь, остаётся страдать.
Вот только «страдать» снова я не собираюсь. С теми знаниями, которыми я обладаю, можно сделать многое… Можно сделать, но…
Я оглянулся на окна своей квартиры. Нужно ли это делать? Если люди не хотят своего освобождения, предпочитая страдать и мучаться, боясь выпасть из рамок приличия, установленных непонятно кем.
Спросил сам себя и ответил, что нужно. Нужно!
Глава 2
«Не ходи один по улице в тёмное время суток. Если сложилась такая ситуация, иди только по ярко освещённым местам. Если твой путь лежит через тёмные и узкие переулки, позвони родителям и попроси тебя встретить»
Памятка «Правила поведения на улице»
Я шел по Стадионной улице и медленно успокаивался. Выплеск адреналина понемногу выходил через дрожание коленей и взволнованное дыхание.
С некоторым удивлением наблюдал за собой. Ведь вроде бы должен сдержаться, должен трезвой головой всё охватить, нанести правильные удары и вырубить гораздо быстрее, но… Вот накатило с головой и «упала планка». Как будто юношеские гормоны взыграли и напрочь отшибли весь аналитический мозг.
Я даже остановился. А ведь и точно! Каким бы опытом я не обладал, но вот тело-то у меня молодое! И реакции молодые, и выплеск адреналина такой же. И сужу я сейчас как молодой пацан, а вовсе не как человек опытный, с багажом знаний за плечами.
Глубоко вдохнул, выдохнул. Постарался прийти в себя.
Так, где я сейчас? На улице Стадионной. По этой улице приходилось не раз таскаться с ведрами за полкилометра, ведь ближайшая водонапорная колонка была только здесь. Да, потом установят возле дома, но это будет ещё не скоро.
На улице Стадионной живет мой друг Серега Курышев. До его дома оставалось пройти сотню метров. Уже после школы нас раскидает по разным городам и будем видеться только в соцсетях или на встрече выпускников, но в это время мы дружили крепко.
В отличие от меня, живущего в квартире, он жил в частном доме. Интересно, сейчас он дома?
До бабушки я ещё успею дойти, а вот до Серёги ближе. Да и надо проверить – в самом ли деле я вернулся в своё прошлое? Может быть это какая-нибудь альтернативная реальность, где только частично вернулось всё на круги своя.
Я дошел до Серёгиного дома. Буро-рыжее здание с облупившейся белой краской на наличниках уставилось на меня глазами окон. В самый левый глаз я и бросил камешек. Там была Серегина комната и если он дома, то…
Звяк!
Камешек отскочил от стекла. Я немного подождал – не шевельнется ли белая занавеска. Но нет, тишина. Снова бросил камешек, попал в деревянный створ. На этот раз звук получился тише, но всё равно – если дома, то должен услышать.
Я уже поднял третий камешек с земли. Если в третий раз не отзовется, то можно было пойти дальше, всё-таки Бог любит троицу. Но вот кинуть мне не удалось – на улицу высунулась голова Серегиной матери. Почему-то в это время была дикая мода на кудряшки и «химию». Поэтому многие женщины щеголяли завитушками разных мастей, крашенными хной.
– Сашка! Я тебе щас пульну! Вот разобьёшь стекло, тогда твою жопу вместо него вставлю! – сварливо приветствовала меня кудрявая голова.
– Теть Марин, не надо мою жопу! Она у меня тощая – продувать будет! – привычно отозвался я и улыбнулся традиционному ответу на традиционную угрозу.
Как это всё привычно и по родному. И ругань беззлобная, словно родительский легкий подзатыльник, чтобы не забывал о правилах поведения.
– Теть Марин, а где Серёга? – спросил я.
– Да он у Пашка. С утра мопедку разбирают. Носитесь потом, как оглашенные… Сашок, ты если к Пашку пойдешь, то скажи Серёге, что его ещё дрова ждут. А то снова проваландаетесь дотемна и хрен вас найдешь…
– Спасибо, теть Марин, обязательно скажу, – улыбнулся я.
Пашка Ковалев жил на соседней улице и был счастливым обладателем мопеда «Карпаты-1». По совести, можно было сказать, что мопед больше ездил на Пашке, чем Пашка на нем, но тогда нам казалось это чуть ли не верхом крутизны.
Эх, незабвенные «Карпаты»… Кусок дерьма на колесах, с пластилиновым сцеплением и тросиками из говна, вечно глючное магнето с постоянно потерянной искрой. Никогда не знаешь, отъехав от дома на километр, вернёшься на колёсах или пешком. Вся наша районная тусовка ходила со сбитыми чернющими руками, как у кочегаров. Колоть движок дважды в день – это было нормально.
В 12 лет молотком и шариком от подшипника выбить из электрокартона или поронита прокладку? Да с закрытыми глазами и за минуту. Настройка карбюратора на ходу – на слух. Сумка с инструментом всегда с собой, никогда не знаешь, где и что придется чинить. Сварка. Рама разваливалась, канючить у взрослых надоело, в итоге научились варить сами.
Я всё это вспоминал, пока шел к Пашке. Шел по улице одноэтажных домиков, которая никогда не знала асфальта. Возле некоторых домов были свалены дрова, ожидающие распилки и колки. Потом уже их сложат в штабеля, чтобы зимой не окоченеть с холода, да заодно и приготовить что-нибудь можно. Кстати, гречневая каша из печи была самой вкусной, которую я когда-нибудь ел.
Пока ещё возле домов не стоят автомобили, но сараи-пристройки, бани и гаражи есть почти у каждого дома. Это за домами огороды, а вот рядом с домом обязательно должна быть какая-нибудь пристройка…
Вот и Пашкин дом. Из гаража доносится пыхтение и звуки ударов молотка по металлу. На улице стоят двое мелких пацанов, лет семи-восьми. Это соседские мальчишки, наблюдающие за ремонтом техники. Они же на подхвате – подержать ключ или сбегать за водой. И они гордятся тем, что помогают. А ещё с замиранием в душе ждут – если шайтан-машина заведется, то их могут прокатить. И будут они мчатся за спиной Пашки или Серёги, весело улыбаясь подлетающему ветру…
В гараже с двухколесным зверем копались Пашок, Серёга и Витёк Котов. Ковыль, Пухлый и Лысый. Моя же кличка, как и у Пашка, сформировалась от фамилии. Называли Лось от Лосева, но я и не обижался. Улица всегда дает клички, потому что Сашков, Пашков, Серёг и Витьков много, а вот Ковылей, Пухлых, Лысых и Лосей было меньше.
– Здорово, пацаны! – крикнул я, входя под сень гаража.
– О, Лось пожаловал! Ну и здоров же ты дрыхнуть! Мы уже думали, что тебя маманя к огороду припахала, – Пашок протянул испачканную маслом руку.
Я крепко пожал протянутую кисть. Нужно было крепко, чтобы не показать слабину. Чтобы рукопожатие было именно рукопожатием, а не пожиманием вялой рыбы.
– Это да! Захомутала по полной и ещё три огорода на горбину взвалила, – хмыкнул Серёга, тоже протягивая руку. – А что? Тетя Лена может!
– Ага, вот про горбину… Тетя Марина просила сказать, что тебя дрова ждут, – улыбнулся я в ответ на подколку.
У нас все мамы были тетями. Словно предполагалось какое-то родство. Сказывалась взаимовыручка и походы в гости, где сидели за общим столом и ели общий хлеб. Где была обязательная тушеная картошка с мясом, соленые огурцы, помидоры, неубиваемое оливье и зелень.
– А мне только Гальку из садика забрать и всех дел, – внес свою лепту в разговор Витёк. – И я весь день свободен.
– Так может поможешь дрова наколоть? – с надеждой спросил Серёга.
– Это… я бы с радостью, но мне ещё надо Гальку будет к школе подготовить, – почесал затылок Витёк.
Ага, кому хочется летним днем корячиться и колоть дрова, когда есть другие, более интересные дела?
– Не бзди, Серега, я тебе помогу, – хлопнул я друга по плечу.
– Слово пацана? – тут же ухватился он за мои слова.
– Я словами не раскидываюсь, – улыбнулся я в ответ.
Всё это в самом деле казалось таким родным, таким домашним. Вот как будто вернулся из армии, да решился пройтись по родным местам. И липы родные, и осока по краям дороги, даже бабочки-капустницы и те казались родными и близкими.
Я успокоился от недавнего выплеска адреналина и даже присел рядом с ребятами, разбирающими движок. Дал несколько советов и помог подкрутить гайки. Был с ребятами заодно. Делали одно общее дело…
Это потом уже Ковыль сопьется и замерзнет в сугробе, когда будет возвращаться с одной из выпивающих хат. Это потом уже Лысый получит ранение на СВО и останется навсегда с наградой в виде палочки. А пока что они рядом, молодые, вихрастые, задорные и смешливые.
– Серый, вон Ленка с хахалем идет! – раздался голос одного из стоящих снаружи гаража семилеток.
– Чо? – Серёга выглянул на улицу.
По дорожке из битого шифера и колотых кирпичей двигалась давнишняя Серёгина любовь – Ленка из второй школы. Они жили через два дома, и мы даже дружили в детстве, играли вместе, но, когда подросли и у Ленки начала формироваться грудь, как-то отдалились друг от друга. У неё появились подружки, свои заботы и хлопоты, а у нас…
А у нас был мопед «Карпаты», который просил постоянного внимания!
Ленка вышагивала в светло-розовой блузке, в синей юбке, до бедра открывающей длиннющие ноги, а на шее красовалась кокетливо повязанная цветастая косынка. Вся такая воздушная, словно с картинки.
А вот вышагивающий рядом с ней парень портил всю воздушную пастораль. Белая футболка на спортивном торсе, трико с тремя полосками и с такими же полосками кеды. Весь из себя такой спортивный, уверенный, с мордой, требующей кирпича.
По крайней мере, это было написано на лице Серёги. Не залетный с другого района должен был идти рядом с Ленкой, а он. Он! Старый друг, товарищ и вообще…
Серёга уже дернулся было к ним, когда я схватил его за плечо:
– Остынь!
– Да чего он? Чего этот полудурок с Ленкой трется? А? Он вообще не из наших! – дернул плечом Серёга.
– По «кодексу пацана» он пока неприкасаем.
– Чего? Неприкасаем? По какому кодексу?
– По пацанскому. Если парень идет с девчонкой, то его трогать нельзя. Хочешь тронуть? Дождись, пока он её проводит, – буркнул я в ответ.
Серёга проводил молодого человека злым взглядом:
– А если он огородами уйдет?
– Тогда тебе не повезло – лови его в другом месте, – пожал я плечами.
– Да ты чего, Лось? Вот же он! – поддержал Серёгу Пашка. – Сейчас догоним и накостыляем…
Перед глазами пролетела та картина из моего будущего прошлого – молодой человек с девчонкой против четверых. И ведь не убежал, не струсил, не бросил девчонку!
– Тогда вообще не по-пацански будет. Ребзя, что за херня? Если драться, то один на один, а то беспредел какой-то получается.
– Да ладно тебе, Лось. Какой беспредел? Дадим по соплям, он и расползется, – проговорил Витёк.
– Не, пацаны, так не пойдет. Это вообще неправильно. Не по-людски. Если Серёга хочет ушатать этого полудурка, то пусть один на один и выходят. А мы посмотрим, чтобы всё было честно и благородно. В конце концов, мушкетеры мы или где? – я попытался съехать на юмор, но не получилось.
– Да брось, Серёга, окрикни его. Сейчас надаем пи..юлей залетному! – откликнулся Пашок.
Серёга набрал в грудь воздуха, но не успел крикнуть – я снова положил руку на его плечо.
– Не, так дело не пойдет. Если собрались выходить втроем против одного, то я встану на его сторону. Без обидок, пацаны, но махать буду от души…
– Да ты чего, ох..л в конец? – оторопел Серёга. – Из-за какого-то хлыща против своих пойдешь?
– Не против своих, нет! За своих я завсегда впрягусь. Но если свои творят х..ню, то я постараюсь своих остановить. Если же не получится словом, то буду пытаться делом, – твердо ответил я. – Серёга, хочешь пацана наказать – выходи один на один. Если подтянешь друзей против одного, то станешь дерьмом. А с дерьмом мне не по пути…
От моих слов ребята выпрямились. Пашка с Витьком переглянулись. Мы дружили уже не один год, спорили, порой дрались, но потом снова сходились. Теперь же они явно не понимали, что со мной случилось. И не понимали – шучу я или серьезно говорю.
– Ты чо, Лось? – набычился Серёга. – За этого петуха?
– Нет, я понимаю, что ты вздыхаешь по Ленке и автоматом против него. Но если захочу настучать ему по сопатке, то вызову раз на раз. Никого из вас троих я не стану просить о помощи.
Серёга пожевал губами и сплюнул. Потом вздохнул, отвернулся от улицы и присел возле разобранного движка. Буркнул в сторону стоящих малолеток:
– Если этот хмырь пойдет обратно по улице, то крикните.
– Хорошо, Серый! Мы будем смотреть! – отозвался один из шкетов. – А ты нас покатаешь?
– За хорошее зрение – прокатка премия! – хохотнул Пашка.
От этой шутки напряжение между мной и ребятами притухло. Я понял, что выиграл небольшой бой. Да, пусть мой авторитет и небольшой, но сейчас он вырос и, главное, мои слова запомнят малые. Будут потом повторять среди своей босоногой мелюзги.
Мы же вернулись к реанимированию двухколесного монстра. Если бы тот молодой человек пошел по другой улице, то ничего бы и не случилось, но он вряд ли предполагал наличие соперника в гараже у дома.
