Алексей Калинин
Война кланов. Охотник 1
– В каком обличье вы их поборете?
– То есть перевертни будут в человеческом обличье, – почему-то смущается Вячеслав.
Ой, ребята, что-то вы темните! Если бы так сильно не тянуло в Шую, то попытался бы вытащить больше информации, а то в разговоре прокол за проколом. Всё шито белыми нитками.
– У нас карантин, многие разъехались, как и соседи. В общагу вахтеры не пустят, они раньше надзирателями в детдоме работали, так теперь мимо них лишь муравьи и могут проползти. Нет, парни, пока сидел в подвале, успел и об этом поразмыслить – лишь я и смогу забрать документы. Да мы быстро, по-суворовски, налетим, похватаем и обратно.
– То есть придем, увидим, наследим? – уголками губ улыбается Вячеслав. – А давай прокатимся! Чем черт не шутит, авось и пронесет! Ты точно уверен, что хочешь лезть обратно в задницу, из которой с таким трудом выкарабкался?
Конечно же – не хочу!!! До трясущихся поджилок, до дрожащих коленей, до обмирания внутри. Больше всего мечтаю оказаться как можно дальше отсюда! И в то же время тянет каким-то чудовищным магнитом.
– Уверен! Поехали! В паспорте есть адрес тетки, если её найдут – я же себе этого никогда не прощу! Ребят, мы быстро, – я старательно растягиваю губы в ответ.
Уползай, малыш, уползай!
– Ага, так пронесет, что потом замучаешься отмываться, – ворчит Федор. – Не дело это, Вячеслав Михайлович! Давай лучше Иваныча дождемся, а он уж скажет, как дальше быть.
– Не бзди, Федор Владимирович! – Вячеслав так хлопает Федора по плечу, что тот едва не слетает с табурета, а в серванте звякают чашки. – Мы быстренько смотаемся! А ты покемарь пока. Устал, наверное?
– Эх, рискованное дело затеваете, ну да ладно, если что – поехали в магазин. Хлеба купите по дороге, – Федор машет на нас рукой, мол, делайте, что хотите.
– Вот и ладушки! Мы на твоем драндулете прокатимся? – спрашивает Вячеслав у бредущего к постели Федора.
– Будешь так называть – на своем ногоходе почешешь. Берите, я как раз позавчера полный бак залил. Вернетесь – не будите, соберетесь пить – толкните. Не кантовать и при пожаре выносить первым! – после подробных указаний Федор поворачивается к нам спиной и с головой укрывается одеялом.
Я смотрю на самого невозмутимого человека в мире – чуть не убился, миновал пасти оборотней и спокойно улегся спать. Мне бы так, а то я сделал то же самое, но внутри дребезжит от ужаса, мурашки носятся по спине, как стадо диких мустангов по прерии… И тянет в Шую необыкновенно, так ребёнок тащит за поводок упирающегося щенка. Когда четыре лапы расставляются в разные стороны, но неумолимый ремешок оказывается сильнее и прет по земле полузадушенное животное.
– Пошли, пока он добрый, – Вячеслав направляется к выходу.
В сенях для меня находится дырявый свитер, старый плащ и стоптанные кирзачи. Пока я облачаюсь в эти «хипстерские» вещи, Вячеслав накидывает дутую куртку, кроссовки, пальцы втискивает в обрезанные перчатки – этакий фирмач на моем убогом фоне. Принц и нищий, но выбирать не приходится.
– Скажешь в общаге, что срочно вызвали домой на картошку, вот с поля и заскочил за вещами, – гогочет Вячеслав, когда ловит мой хмурый взгляд.
– Тебе лишь бы поугорать, может, тронемся уже? Кстати, где транспортное средство?
– Сейчас открывай ворота, и аккуратнее с веревкой, как вывезу – свяжешь точно также, как ночью! – приказывает Вячеслав.
Я снимаю веревку с мешочками с загнутых гвоздей и открываю ворота. Те жалуются скрипом металла по дереву, но упавшая створка держится, как и товарка – прочно и надежно.
Из сарая, рядом с поваленным сенником, Вячеслав выводит на улицу древний мотоцикл «Урал». Модель-то старая, но в таком отличном состоянии, что не стыдно поставить рядом с хромированным «Харлеем». Видно, что над мотоциклом поработала опытная рука. Перебранный, с кучей замененных деталей и более мощным движком, разрисованный темно-коричневой краской, то тут, то там пластиковые вставки, подходящие по смыслу к общей стилистике.
Особенно выделяется руль – в виде оскаленной медвежьей головы, страшной и почти живой. Из разверзнутой пасти выглядывает фара. Коричневый пластик идет в разные стороны, заменяя разводы шерсти, в нем искусно прячется руль. Передняя вилка в форме лап держит вынесенное вперед колесо, заканчиваясь подобием блестящих когтей. Задние «лапы» словно отталкиваются от дороги.
Хромированные детали блестят, сверкают на солнце, кажется, что зверю оскорбительно долго находиться на одном месте. На таком можно рвануть куда угодно, не опасаясь, что отвалятся «лишние» детали и придется куковать в чистом поле.
На таком можно ехать в Шую!
– Что, нравится игрушка? – Вячеслав хлопает рукой по увеличенному бензобаку. – Мы с Федорузой переделали под себя. Так, хобби, а приятно, когда на тебя заглядываются по дороге. Вот если бы ты промазал, и въехал в дровяник, то Федя начал бы кататься на тебе. И не отпустил бы, пока не проехал пару тысяч без дозаправки.
– А вы специально в таком стиле сделали? Как бегущего медведя? Чтобы перевертней поддразнить? – интересуюсь я, переводя тему и восхищенно рассматривая мотоцикл.
– Догадливы-ы-ый, – протягивает Вячеслав, пока залезает в седло. – Давай прыгай и поехали.
Я водружаю на чернокожее сиденье свою пятую точку, приходится потесниться из-за могучей спины Вячеслава. Водитель легко дергает педаль и мотоцикл отзывается довольным урчанием. Пока водитель устраивается на сидении, мотор ровно и тягуче набирает обороты. "Зверь" мелко трясется, предвкушая скорую гонку.
В окне желтого соседского дома и вправду мелькает чья-то рука, шевелятся занавески-паутинки.
– Пассия Федина, сохнет по нему, а он все никак не решится. Держи! – Вячеслав протягивает шлем, более похожий на немецкую каску времен Великой Отечественной войны. – Надевай! А то нам ещё с гаишниками проблем не хватало. Они и так за каждую мелочь цепляют.
Вячеслав поддает газа, и мотоцикл легко срывается с места. «Медведь» выруливает на дорогу, и, наращивая скорость, летит навстречу свежему воздуху.
Ветер свистит в ушах, напевая песню свободы, протяжно подвывает на поворотах, меняет тональность на спусках и подъемах. По обеим сторонам проносятся налитые багрянцем березы, желтеющие травы. Кусты вербы и сирени роняют листву в сливные овраги.
Мы обгоняем машины, я вижу вскинутые брови людей, оглядывающих причудливый мотоцикл. Вячеслав едет аккуратно, но быстро. То и дело прыгаем на «встречку», для обхода машин. Мотор утробно ревет, словно грозно рычит на четырехколесных тихоходов. Я испытываю неясное облегчение по мере приближения к Шуе.
Впереди возникает черный джип "Чероки", хромированные дуги «кенгурятников» и порогов дразнят солнечными зайчиками. Чем-то угрожающим веет от машины. Возникает тоскливо-щемящее чувство, как в тот момент, когда я заглядывал в дуло пистолета.
Вячеслав пару раз пытается обойти лоснящегося «бегемота», но водитель, невидимый за тонированными стеклами, поддает газу. Мотоциклист тихо матерится сквозь сжатые зубы.
Так продолжается до тех пор, пока нервы Вячеслава не сдают и пока он резко не выворачивает руль влево. Рычит мотор. Мы рвем на обгон. Джип фырчит в унисон и моргает пару раз левым сигналом поворота. Мотается влево и едва не цепляет переднее колесо, за вытянутые медвежьи лапы.
– Да он издевается! – рявкает Вячеслав, когда пристраивается обратно за джипом глотать выхлопные газы.
– Пацаны, а покатайте на мотоцикле! – высовывается из заднего окна размалеванная девица.
– Пусть тебя олень катает, который за рулем сидит! – орет в ответ Вячеслав.
Зря, ой зря.
У джипа загораются стоп-огни, мощная машина затормаживает, оставляя следы на асфальте. Мы едва не въезжаем в лакированный багажник и с большим трудом останавливаемся. Вячеслав ещё раз тихо матюкается, когда машина выпускает на свободу одинаковые фигуры угрюмых пассажиров.
Рядом проносятся иные машины. Никто не хочет встревать в наш разговор. Судя по двум вынутым битам – беседа грозит стать увлекательной. Вот этого нам только не хватало!
– Ты не лезь, я справлюсь сам! – цедит Вячеслав.
– Уверен?
– К гадалке не ходи, – Вячеслав сплевывает на дорогу.
Вышедшие из машины будто являются однояйцевыми близнецами – накачанные шеи, короткие стрижки, перстни на волосатых пальцах. Даже жующие челюсти двигаются в одном ритме, различия лишь в одежде и формах ушей. У водителя курносая физиономия напоминала кирпич, у двух других головы округлые, похожие на шары для боулинга.
– Ребят, а что, девяностые возвращаются? – склоняет голову Вячеслав.
Он слегка подрагивает, как натянутая тетива. Со стороны кажется, что вот-вот расплачется, но я ему почему-то не верю.
– Юморист? Они и не уходили никуда. Может в Москве и рулят менты, а у нас же по-прежнему в фаворе "понятки" и уважение к старшим. Ты кого, гнида, оленем назвал? – водитель почесывает скулу утолщением биты.
– Как тебя ещё назвать, если беспределишь на дороге? Места мало, или стыдно быть обогнанным?
Пассажиры тем временем обходят мотоцикл, осматривают «зверя» и прищелкивают языком. Оглядывают по-хозяйски, уже ощущают себя летящими по дороге, в кожаной косухе и с сисястой подругой за спиной. А вот и подруга вылезает. Худая как трость, размалёвана ярче клоуна, на вид тридцать лет, но если умыть и переодеть – то больше двадцати не дашь.
– Ну, долго вы там? Брусок, покатаешь меня на мотоцикле? Пацанчики отказываются, – плаксивым голосом протягивает девчонка.
– Да, байк зачетный! Как раз за «оленя» и отдашь! Хы! Чтобы белыми зубками дальше солнышку скалиться! Чугун, прыгай за баранку, мы с Марго следом двинем. С ветерком прокатимся, родная! – водитель джипа шлепает девицу по плоской заднице.
Марго с радостным визгом запрыгивает на мотоцикл, сверкнув трусиками. Парни довольно ржут. Похоже, вопрос с мотоциклом решен и дальше нам или топать ножками, или возвращаться пред Федины ясные очи. Вряд ли нас так просто отпустят…
Тревожное чувство держит в напряжении, что-то настораживает в машине, а не в этих ребятах. Отголосок слабости опять накатывает дурным валом, но тут же пропадает. Зрачок пистолета никуда не делся, всё также ощущается смертоносный взгляд. Я ежусь. Не так страшны эти трое, как что-то неведомое в джипе.
Что там?
– Мужчины, может, вы возьмете деньгами? Я не знаю, но этой суммы должно хватить в качестве извинения за невольное дурное слово. Александр, помоги девушке спуститься, – Вячеслав достает из внутреннего кармана кожаное портмоне.
Мужчины заинтересованно подходят к открытому кошельку, заглядывая внутрь. Я протягиваю руку девушке, чьи яркие губки удивлённо распахиваются. Сзади дробью рассыпаются звуки ударов. Спустя две долгие секунды на землю падают три мешка с говном, по крайней мере, звуки очень похожи.
– Брусок, ребята! – девица кидается к лежащим без сознания дорожным хулиганам, потом поворачивается к нам. – Да знаете, что с вами будет, козлы?
– А ведь и правда, Сань! Они же мстить будут, страшно и жестоко! Давай всех четверых закопаем? – Вячеслав делает кровожадную рожу.
– Мальчики, что вы. Я пошутила, не убивайте, пожалуйста! – девчонка выставляет перед собой руки, защищаясь от нависающих фигур.
Побледневшая, с блеснувшими слезинками в уголках глаз, она больше не кажется такой нахальной и распущенной. Обычная девчонка, лишь запуталась немного.
– Дура! Не тронем мы тебя! Вышла бы замуж, да детишек растила, а не под этих гоблинов стелилась, – Вячеслав точно прочитал мои мысли.
– Учитель хренов, вали, давай! Учить ещё будет! Брусок меня любит – жениться обещал! Вот встретимся лет через пять и поговорим. Тогда и дети будут, и муж деловой! А пока молодая, могу и погулять, – у девчонки расплывается дешевая тушь, превращает лицо в маску зловещего клоуна-маньяка.
– Ну-ну, гуляй, дурочка! Вряд ли кому потом нужна будешь. Не того кандидата рассматриваешь! – Вячеслав удобнее устраивается на сидении.
– Да идите вы на… – последние слова тонут в реве заводящегося мотора.
Мотоцикл прыгает с места, увозя нас от неудавшихся бандитов. Парни в различных позах лежат на обочине, словно мультипликационные казаки на привале. Над ними суетится причитающая девчонка. То ещё зрелище.
– Тоже почувствовал? – спрашивает Вячеслав, перекрикивая вой ветра.
– Да, в джипе кто-то остался!
– Тогда поспешим!
Мотор ревет, и вой ветра усиливается в разы, мотоцикл уносится прочь от стоящего джипа. Чувствуется чей-то колючий взгляд, ненавидящий, злой. Между лопатками зудит, словно кто-то царапает острой веточкой. Я оглядываюсь на джип, в тонированных стеклах мелькает что-то белое, но из машины никто не выходит. На дороге остаются лежащие парни, суетливая девушка… и ощущение чего-то лютого, враждебного.
Следователь
Выныривает круговая развязка у Шуи. За кругом с четырьмя лучами расположился старый город, заложен в 1539 году, если верить указателю на въезде.
Вплоть до самого въезда спину сверлит чей-то жгучий взгляд. Не только я, но и Вячеслав оглядывается по сторонам, выискивая причину тревоги. Багряно-зелены посадки, желтые поля до горизонта, высокие кусты – ничего не выдавает владельца неприятного взора. На развязке тягостное ощущение исчезает, словно неизвестный снайпер отвернулся или отстал.
Вместе со взглядом пропадает тянущая жажда попасть в город. Как бабушка отшептала – только что готов был подталкивать мотоцикл, а теперь с радостью попросил бы Вячеслава развернуться. Меня останавливают возможные насмешки со стороны парней, ведь почти приехали – не ехать же обратно.
Мне очень нравился привольно раскинувшийся город, с тенистыми липовыми аллеями, тихими улочками, старыми церквями, полуработающими фабриками и отзывчивыми людьми. Раньше нравился, пока не возникли кошмарные и очень опасные создания, пожелавшие отобрать последнее у бедного студента – его жизнь. Пока не увидел простынки на земле – неужели Женька видел то же, что и я? Или он видел больше? Надо бы и к нему заскочить.
– Слав! Нам бы ещё до друга доехать! – я стараюсь перекричать свист ветра.
– Если время останется, то заедем! – кричит он в ответ.
Вячеслав лихо въезжает в город, но после первого «лежачего полицейского» сбавляет скорость. Да уж, подпрыгнули мы знатно, зубы клацнули так, что я невольно провел по ним языком – все ли на месте. Вроде бы ничего не изменилось.
– Будешь отвлекать, вообще никуда не поедем! – рычит водитель мотоцикла.
Я молчу, уставившись на дорогу. В овраге, куда после прыжка оборотня сорвался невезучий автомобиль, поблескивают осколки стекол, валялются рваные куски белого пластика. Вероятнее всего машину вытащили и отправили на ремонт, а может и водитель выжил, оправившись от удара сверху. Выбрался, перекрестился и поехал обратно, под защиту дверных засовов и спасительных одеял.
Мы проезжаем мимо беззаботных в своем незнании людей. Прохожие спешат по делам и заботам: кому накормить ребенка или супруга, кому самому поесть и бежать на гулянку, кому покопаться в огороде или просто бухнуться спать.
Люди смотрели на оборотней в фильмах, ужасались кровожадности существ и переживали за героев, что ценой больших усилий уничтожали это зло. Смотрели и не догадывались, что сосед по лестничной клетке запросто может обернуться свирепым чудовищем и легко расправиться с ними.
Оборотням можно уничтожить десять человек… В голове не укладывается.
Подъезжая к светофору на Ленина, я замечаю черные следы от покрышек. Знакомый колпак валяется на клумбе, среди грязно-желтой травы. Календула уже успела просунуть коробочку, больше похожую на маленького серого осьминога, в отколотое отверстие. Совсем недавно я здесь проносился, холодел от ужаса и молил лишь об одном – чтобы машина не подвела.
В сердце словно втыкают иглу. Я чувствую, как влажнеют ладони, и судорожно сглатываю холодный воздух. По пешеходной дорожке, сминая опавшие листья, неторопливо идет знакомая фигурка. Воздушные волосы спускаются на курточку, джинсы обтягивают стройные ноги. Двое парней оборачиваются ей вслед.
– Стой!!! – кричу я Вячеславу.
Вячеслав от неожиданности дергает руль и, стараясь удержать управление, выставляет ногу. Кроссовок скользит по асфальту и рвется как раз под язычком. Вячеслав материься, но справляется с управлением и выравнивает мотоцикл. Он соскакивает с «медведя», сдергивает шлем. Взбешенные глаза метают молнии, чувствую, как затлела макушка.
– Ты чё? Офонарел?!! – крикнул Вячеслав.
Потом добавляет пару крепких матюков, но я уже не обращаю внимания. Быстро спрыгиваю с мотоцикла и перебегаю через улицу, по пути удачно уворачиваюсь от проезжающей «Нивы». Губы владельца шевелятся, похоже, он упоминает мою маму. Неважно. Ведь впереди идет она…
– Юля!!!
Девушка и так обернулась, услышав пронзительный визг покрышек. Внутри колыхнулось то чувство, которое я испытал в баре – чувство необходимости человеку. Какой жалкой и несчастной кажется её фигурка на фоне опадающей листвы. В груди сжимается теплый комочек.
– Санёк, нам нужно ехать! – кричит Вячеслав.
Он озирается по сторонам, чувствовует себя неуютно посреди города, где хозяйничают перевертни. Я понимаю его, но ничего не могу сделать. Я должен с ней поговорить.
Опять прорезается в голове мысль: «Уползай, малыш! Уползай!»
– Сейчас, погоди минуту! – кричу я в ответ и снова поворачиваюсь к Юле. – Привет, как ты?
Ничего глупее на ум не пришло, но в тот момент было как-то не до логических размышлений. Я вижу собственное отражение в больших солнцезащитных очках. Слегка припухшее девичье лицо подсказывает, что она не так давно плакала. Из-под зеркальных стёкол краешком вылезает большой кровоподтек. Косметика не может скрыть её до конца. Юля опускает голову и теребит ручку серой сумочки. Может, я ничего не понимаю в моде, но этот цвет очень подходит к темно-пепельным туфелькам.
– Привет! Я нормально, а как ты себя чувствуешь? – спрашивает Юля. – Видела, как тебя увозили на «Скорой». Но когда пришла в больницу, меня не пустили – сказали, что ты спишь. А вчера и вовсе куда-то исчез. Что с тобой случилось?
– Неприятности появились, пока разбираюсь с ними. Со мной все в порядке, – я глажу её по плечу.
Юля испуганно отшатывается в сторону, словно я её ударил. Почему она так сделала? Конечно, я не в шмотках от Кардена, но так отшатываться… Чем дальше в лес, тем интереснее. Что с ней творится?
– Прости. Последнее время стала нервной. Говорят, что на больницу напала стая бродячих собак, и ты пропал. Куда ты исчез? – в ласковом голосе слышится всхлип, и моё горло перехватывает тёплая судорога, мешающая сглотнуть.
Так хочется обнять её, пожалеть, дать понять, что я рядом и ничего плохого не случится. Рядом шуршат шины автомобилей, урчат моторы, угрюмые люди огибают нас. Игривый ветер закручивает поземки желто-багровых листьев.
– Я пока у друзей, но обещаю, что скоро все закончится, и мы наверстаем упущенное, – я ободряюще улыбаюсь и тут вспомнинаю про дуло пистолета. – Скажи, а вот тот следователь, Голубев, он кем тебе приходится?
Девушка снова вздрагивает и оглядывается по сторонам. Да что же ты такая зашуганная? Что же происходит?
– Владимир Александрович плохой человек. Он давным-давно помог моему отцу, а теперь постоянно контролирует мои передвижения, – Юля прерывисто вздыхает, как ребёнок, что успокаивается после плача и продолжает всхлипывать. – Отгоняет всех ребят, которые пытаются познакомиться. Вроде как папе обещал, что будет меня охранять от неприятностей, а хочу я этого или нет… Он не дает мне прохода!
– Так ты из-за него? Да-а, с ним нелегко договориться. Не переживай, Юля, как-нибудь поладим. Будет ещё на нашей улице праздник. Поговорим с ним, объясним – что и как. Я думаю, что найдем общий язык.
Я пытаюсь говорить уверенным тоном, не знаю – получилось или нет. По крайней мере, Юля несмело улыбается и отнимает ладонь от сумки, гладит меня по руке. Теплое прикосновение вызывает отклик по всему телу, мурашки толпами кидаются по коже и каждый волосок на предплечье электризуется.
– Ты хороший, но не надо. Я как-нибудь сама, – Юля смотрит на меня сквозь зеркальные стекла.
– Это он сделал? – я киваю на видневшуюся из-под очков гематому.
В стеклах очков отражаюсь я – не испуганный беглец, который не так давно мчался, сломя голову, по ночной трассе, и почти не дышал в подполе. А «Я» – с большой буквы, тот, кто может спасти и защитить от свалившегося несчастья. Рыцарь без страха и упрека.
Рыцарь, блин. Самому бы выкрутиться и понять, что творится. Однако требуется ободрить девушку, показать, что за моей спиной – как за каменной стеной. Так я давал понять Людмиле в свое время, пока она…
Хватит! Не до Людмилы сейчас!
Хотел приподнять очки, но Юля перехватила движение. В груди шевельнулся отголосок знакомого чувства ярости. Как было в баре или на поляне… Вместе с тем ещё возникло легкое головокружение, как будто десять раз крутнулся на месте вокруг своей оси. Два чувства смешались в равных пропорциях.
Мягкая ладошка удерживает руку. По ней словно пускают маленькие разряды тока.
– Не надо, – чуть слышно шепчут земляничные губы.
– Не переживай, все будет хорошо. И не смей плакать, а то тушь опять потечёт, – я глажу по нежной коже и слегка отвожу воздушную прядь волос.
Девушка удивленно вздергивает брови и тут же лезет в сумку за зеркальцем. Женщины! Всегда заботятся о своей внешности.
Мимо проезжает знакомый джип. Я вижу, как напрягся Вячеслав. Но джип не остановился, пролетел черным пушечным ядром. Похоже, что ребята пришли в сознание и поспешили по своим делам. Странно, но того самого ненавидящего взгляда я не ощутил, и недавние бандиты не остановились. Вячеслав облегченно выдыхает, я тоже выпускаю набранный воздух. Когда только успел задержать дыхание?
– Видела вчера твоего друга в техникуме. Он выглядел потерянным. Рассказывал Тане, что из кустов выпрыгнула какая-то огромная собака и накинулась на дерущихся ребят. Потом возникла ещё одна и сцепилась с первой. Толком поговорить им не удалось – раздался звонок. А после первой пары он ушел с двумя милиционерами. У нас весь техникум гудит от догадок. Ты точно ничего не помнишь?
Уж не знаю, какие эмоции отразились на моем лице, но бровки снова удивленно взметнулись вверх. Мимо, шелестя палыми листьями, скользят редкие прохожие. Слегка посмеивались, глядя на нашу пару – колхозник и принцесса беседуют посреди тротуара. Один старичок даже ободряюще подмигивает, мол, не теряйся, не упусти свой шанс.
– Нет, не помню. В тот момент я валялся без сознания.
Вру, конечно, но что я ещё мог сказать? Что кроме нашего мира есть ещё один? Кроваво-кошмарный? Живущий параллельно, по своим звериным законам?
Юля бы тогда испугалась ещё больше, или подумала, что это побочный эффект сотрясения мозга. Не хотелось представать в милых глазах свихнувшимся дурачком. Очень не хотелось.
– Ну, долго ты там? Потом навлюбляетесь! Некогда нам! – кричит Вячеслав.
Он горделиво восседает на сидении, мотор подвывает, когда рукоять газа приспускается вниз. Как вовремя – не пришлось отвечать на другие вопросы и врать ещё больше.
– Да, Юленька, мне пора, но мы ещё встретимся! Держи хвост пистолетом! – я улыбаюсь и бегу к мотоциклу.
– Саша, не пропадай больше! – кричит мне вслед Юля.
Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть лучезарную улыбку. Внутри набухает огромный теплый шар нежности, проблемы отодвигаются на задний план. Уходит неприятное ощущение страха перед неизвестностью. Улыбка… Да за нее я готов сражаться с кем угодно, а не только с ревнивым следователем. Палая листва шуршит под ногами, ещё два листка пролетают мимо лица.
Я с виноватой улыбкой подбегаю к мотоциклу.
– Наворковались? – ухмыляется Вячеслав и протягивает сброшенный шлем.
– Есть немного. Юля сказала, что менты взяли моего друга прямо в техникуме… – я не успеваю договорить, как Вячеслав начинает разворачивать мотоцикл назад.
– Стой! Куда ты? – я хватаюсь за металлический руль.
– Ты в детстве часто бился головой? – глядя на мою руку, интересуется Вячеслав. Когда же я помотал головой, он продолжил. – А мне кажется, что это являлось единственным твоим развлечением, вместо игрушек. Неужели ты не понимаешь, что они тебя тоже ищут? А в общаге наиболее удобное место для засады. Если тебя закроют, то как мне перед Иванычем отчитываться?
– Так я же ничего не делал!
– Какой же ты наивный! Тюрьмы полны теми, кто ничего не делал. Ты будто вчера из мамки вылез и не знаешь такой банальщины.
– Слава, я не за документами. Вернее за ними, но не только. Там ещё осталась одна вещь от отца, не хочу, чтобы она попала. Ты можешь ехать, а я все равно пойду!
– Дурррак! Тебе это нужно?
– Нужно, я тебя не заставляю, – я хочу, чтобы он меня отговорил, чтобы мы уехали прочь из города, но Вячеслав неожиданно сдается.
– Ой, дурак! Ну, поехали! Как же тебя одного оставишь, непутевого?
Вячеслав крутит ручку газа, и мотоцикл оглушительно ревет, полностью выражая настроение хозяина. Я усаживаюсь на теплое сиденье и машу рукой Юле. Она отвечает тем же, провожает черными стеклами очков, пока мы не скрываемся за поворотом.
Перед внутренним взором светилось милое лицо, я погружался в бездонные карие глаза. Таял от нежности, тело раздирало от чувств и эмоций. Губы сами собой шептали её имя, благо в свисте ветра и реве мотора не слышно звуков…
Глаза вычленяют из окружающей обстановки помятую ограду у светофора, сверкают стекляшки разбитой фары. Мозг моментально вспыхивает воспоминаниями прошлой ночи, они вытесняют Юлин образ. Расслабляться рано, где-то рядом бродят опасные зверолюди, для которых жизнь человека ничего не стоит.
Мотоцикл тем временем заворачивает на Вихрева и через полминуты замолкает у обветшалого серого здания. Трехэтажная общага отдыхает в тени старых развесистых лип. Каждое лето деревья наполняют комнаты медовым запахом цветения, и от него снятся такие чудесные сны… Сейчас же липы красуются в багряно-желтом оформлении и, как опытная стриптизерша скидывает одежду, ветви понемногу сбрасывают листву.
– Ну, давай, рисковый, мчи за вещами! – Вячеслав с хрустом потягивается на сидении.
– Сейчас, я быстро! Одна нога здесь, другая пока тоже здесь, – я делаю вид, что пошутил.
Вячеслав делает вид, что улыбнулся.
Синяя дверь со знакомым скрипом открывается, и обширный холл приветствует въевшимся запахом хлорки, иронично улыбается с пьедестала бюст Ленина. Справа, с неприступным видом, восседает наша «ночная фея» Зинаида Павловна. Грозная и строгая, она не давала молодежи шуметь по ночам – не единожды приезжал наряд на веселые крики сверху. После пары-тройки ночевок в КПЗ студенты немного приутихли. Любви старушка не требовала, но порядок блюла скрупулезно.
– Здравствуйте, Зинаида Павловна! Вы как всегда прекрасно выглядите! Можно ключик от комнаты? – я стараюсь обворожительно улыбнуться.
– Постой, тут тебя второй день ждут! – отвечает вахтерша, глядя за мою спину.
Я резко оборачиваюсь и вижу подходящих милиционеров. Во главе троицы идет насупленный следователь.
С детства нас пугали милицией: «Не кричи, иначе придет милиционер и заберет тебя с собой!», «Не шали, или дядя милиционер тебя накажет!». Так постепенно прививался образ карающего и жестокого человека, который придет и накажет. В любое время и в любом месте. Дневная серая Бабайка.
Если с милицией не сталкиваться напрямую, лоб в лоб, то такой образ проходит после вступления в ту пору, когда сам черт не брат. Но где-то в глубине закоулков мозга страх остается на всю жизнь, и, как от прокаженного, невольно отводишь взгляд от фигуры в мундире, когда он проходит рядом.
Замечено, что если в детсад или школу заходит человек в форме, то вечно кричащие дети притихают и обходят его стороной, гадают – за кем из шалунов пришли. Дети милиционеров понимают, что это обычные люди, работа которых состоит в том, чтобы очищать общество от грязи. По крайней мере, так поставлена задача, для остальных же милиция – суровая рука закона.
Три подобные «руки» приближаются ко мне. Крепкие «руки», мускулистые. Милиционеры, в куртках из свиной кожи, которые слабо поскрипывают при движении, внимательно осматривают меня. Следователь, презрительно скалится, на правом глазу застыла черной нашлепкой «кутузовская» повязка.
Да нет, не может быть! И снова волна ярости накрывает меня, захлестывает мгновенным помутнением.
Убить! Уничтожить!
Я резко выдыхаю, сбрасывая охватившее напряжение. В груди начинает возиться морозец, от его ледяных прикосновений застывают печень, легкие, селезенка. В зеркальной стене, за спиной вахтерши, отражаются три неспешных машины возмездия и наказания. Один из милиционеров скрестил руки у двери, а по окнам первого этажа традиционно вживлялись кованые решетки. Отступать некуда…
Уползай, малыш.
– Она всё-таки вызвала тебя, – улыбается Голубев.
– Простите, что?
– Да я так, о своём, не обращай внимания, – отвечает следователь.
Стальной взор скользит по одежде, по лицу, я ощущаю себя как под рентгеном. Возникло чувство, что следователь осмотрел каждую кость, прикинул на вес печень, понаблюдал за сокращениями сердца. Даже оценил качество мяса в тех щах, что я ел у ребят.
– Что ты натворил? – шипит в спину Зинаида Павловна.
– Да! Хороший вопрос – что же я натворил? – задаю тот же вопрос.
Отступать некуда, так хоть постараться сохранить достоинство. Милиционеры переглядываются, предвкушение игры отражается на угрюмых лицах. Как же порой власть дурманит разум…
– Ничего такого серьезного, но вам нужно проехать с нами для дачи показаний. Вы неожиданно покинули больницу, вот мы и подумали подождать здесь. Надеюсь, у вас найдется время для ответов на вопросы? – Голубев сама вежливость, хотя кривая улыбка (скорее оскал) выдает с головой.
Для Зинаиды Павловны играл?
Вахтерша навострила уши и жадно ловила каждое слово. На блестящей плоскости коричневого стола застыла авторучка. Эх, какая прекрасная тема для обсуждения с подругами на лавочке: студента забирает наряд. Сколько версий возникнет, сколько предположений – куда там очередной серии «Богатые тоже плачут».
Здоровый глаз следователя пытается прожечь во мне дырку, но после встречи с оборотнями он уже не кажется страшным и опасным. Так, обычный человек, который пытается сделать свою работу проще, и следит, чтобы к знакомой девушке не приближались шалопутные парни.
Или он не человек? Заглянуть бы под повязку…
– Конечно же, я всегда рад сотрудничать с нашими доблестными правоохранительными органами! Можно мне забрать свои документы из комнаты?
Не нужно злить понапрасну стражей правопорядка. Я вытираю потные ладони о карманы плаща, а по телу пробегает озноб. Вспотел и замерз одновременно…
– Прапорщик, проводите молодого человека. Возможно, он не полностью оправился от ранений! Хотя, выглядит отлично, – Голубев усмехается, оценив костюм а-ля «на картошку».
