Алексей Калинин
Война кланов. Охотник 1
Если предлагает, значит, не очень сильно достали, хотя крылья носа отчетливо подрагивают и кончики пальцев выстукивают дробь на шершавой стене.
– Ты борзянки обожрался, марамой? Тяни кента и пойдем побазарим, нечего перед мусорами светиться! – отвечает другой парень, похожий на крысу. Вытянутый нос постоянно шмыгает, и вертится по сторонам, словно принюхиваясь к чему-то.
В десяти метрах от нас активно кокетничает с двумя молодыми милиционерами заведующая отделением технологов. Женщина бальзаковского возраста то и дело поправляет аккуратно уложенные волосы, стреляет при каждом удобном случае выразительными взглядами. Словно та «бухгалтерша» из бара, но если там «актриса» выиграла пиво, то здесь игра ведется на более крупные ставки.
Может, сегодня хоть ей повезёт?
– Нет, бойцы, давайте на месте перетрем и разбежимся своими дорогами! – я ещё надеялся на мирное урегулирование и скорейшее возвращение к Юле.
– Чё, подружки, боитесь – мы вас в кустиках опустим? – щерится стриженый парень.
Последней фразой он все-таки добивается своего – окончательно выводит из душевного равновесия Евгения, и хоронит недавнюю надежду на мирное урегулирование конфликта. Кулак бьет по стене, и на темно-синей поверхности остается паутинка белых трещинок.
– Пошли, хмыри!!! Нечего впустую гонять!!! – рявкает Евгений.
Возражать и пытаться утихомирить бесполезно – являясь ярым гомофобом, друг очень агрессивно реагирует на подобные оскорбления. Остролицый радостно улыбается и поворачивается к выходу.
– Женька, голимый же развод, чего ты повелся? – спрашиваю я, когда слегка отстаем от идущих впереди парней.
– Мне сиренево. Он должен ответить за свои слова! – лицо Евгения багровеет, в таком состоянии он готов идти против любой толпы.
– Из-за чего хоть разборы-то?
Хотя от ребят и пахнет «смелой» водой, но не настолько же они пьяные, чтобы с бухты-барахты лезть на здоровенного бугая.
– Они шарились по залу, и тот, остроносый, наступил мне на ногу. Я посоветовал гулять аккуратнее, носатый залупился, мол, не раскидывай оглобли. И так слово за слово, членом по столу! – Евгений смотрит на спины, нервно сжимая кулаки.
Кулаки внушительного размера, недаром же Евгений столько лет со спортом «на ты». Вот выдержки и здравомыслия явно не хватает, иначе не выходили сейчас на улицу, а «утихомирили» бы ребят, и оставили посапывать в отдаленном темном уголке. Но нет же, теперь Евгений хочет крови, и неизвестно – чем эта жажда обернется.
Мы оказываемся на улице. Свежий осенний воздух окатывает прохладой, немного остужает разгоряченные лица, а ветерок ласково сушит пот, оставшийся после душного помещения. За нами выходит молодой сержант и чиркает зажигалкой. Остроносый кивает на рощицу через дорогу.
Из-за рощи выглядывает забор колхозного рынка, справа спят закрытые ларьки и достопамятная пивнушка. Возле последней, с ополовиненными стаканами в руках, переговариваются несколько человек. Слева от рощи медленно текут холодные воды Тезы.
Движения в роще не наблюдается. Под ногами шелестит опавшая листва, мокрые кусты цепляют за одежду, с веток порыжевших лип срываются капли. Свет уличных фонарей достает и сюда, проникает между стволами и рассеивает осеннюю тьму. На небольшой полянке ни души, что не может не радовать. Бутылки из-под пива, жестяные банки, обрывки газет и прочая грязь цивилизованного мира укрывают землю разноцветным ковром.
– Слышь, хорек, так что там насчет «подружек»? – спрашивает Евгений, – Ответишь, или вас сходу размотать?
– Ты с кем бакланишь, мудила? Ещё не всосал тему? – гундосит остроносый.
– Вас сейчас самих закопают, лошары! – так же громко говорит второй. Суетливый взгляд блуждает за нашими спинами.
Я быстро оглядываюсь.
Ёкарный бабай! Не зря же чуечка кричала, что это зазывалы…
К нам неторопливо подходит группа, замеченная у пивнушки. Люди разного телосложения, но одинаково одетые. На плечах куртки из кожи «дермантозавра», на ногах спортивные штаны. Хулиганы местного разлива. И подходят, судя по лицам, явно не с целью поинтересоваться – сколько сейчас градусов по Фаренгейту. Гоп-компания, всегда наглая и храбрая, уверенная в себе и плюющая на других… с одним маленьким «но» – она такая лишь при количественном перевесе.
– Ну чё, чувырлы, хотели моего братишку щемануть? А? Чё молчите – языки в задницу засунули? – спрашивает один из подошедших, крепыш со шрамом на щеке.
Так вот на кого похож стриженый парень! Кто-то из наших рассказывал, что Жила успел отсидеть небольшой срок за воровство. Теперь набрал команду отмороженных и занимается мелким грабежом и разбоем.
И нам выпала честь познакомиться лично…
– Если он твой брательник, так научи по уму базарить и сам тормознись – не с мелочью трешь! – Евгений тоже узнал Жилу.
Отступать некуда, и остается строить из себя авторитетных людей. При благоприятном исходе – разойдемся по сторонам, или перенесем разговор на более позднее время. Но сегодня точно не мой день.
– Ты чё, щегол, учить меня вздумал? На кого выеживаешься? А? – Жила выплевывает сигарету и делает шаг вперед.
Красный уголек падает на мокрую листву и обиженно пшикает.
– Осади слегонца и не накаляйся. Твой брат неправ, и конкретно, так что прежде чем впрягаться, разберись в теме! Если дело серьезное, то встретимся в неформальной обстановке, и слово за нас скажут солидные люди. Так, с бухты-барахты, можем и не решить! – вмешиваюсь я.
Жила поднимает бровь, когда смотрит на брата. Остальная компания рассредоточивается по роще, отрезает путь к дороге. Позади Теза.
У левой ноги замечаю бутылку из-под пива. Всё же оружие.
– Да чё с ними разбираться? Эти лошки горбатого лепят, основных из себя строят, а на самом деле промокашки беспонтовые. Все за вас знаем, так что не сучите ногами! – скулит «братишка».
– Так вы чё, пургу прогнали? Мне?!! Ну и чем отвечать будете – бабосами или здоровья лишку? – Жила сплевывает в сторону и, разворачиваясь обратно, бьет правой рукой, метя Евгению в челюсть.
Реакция нарабатывалась годами, и удар уходит в пустоту. Но, когда Евгений отшатывается, на него прыгает брат Жилы. Его короткий полет обрывается боковым ударом в живот.
Нога выстреливает сама, причем резко, словно на волю вырвалась сжатая пружина. Сам от себя такого не ожидал. Рефлексы. Стриженый отлетает назад и складывается пополам, руками обхватив живот.
Первый удар сделан, назад дороги нет. Теперь только в прорыв и постараться выйти с наименьшими повреждениями!
– Мочи их!
Подобно быкам на красную тряпку группа бойцов кидается в атаку.
Дальше всё смешивается в непрерывную череду ударов, грязного мата и болезненных вскриков. Мыс Евгением работаем кулаками как заведенные. Удары сыплются с разных сторон. Бьют куда попало, не разбирая, не думая, не щадя.
В темноте мелькают перекошенные яростью лица, оскалы зубов, сбитые холки кулаков. С головой захлестывает недавняя злость, и я сам кидаюсь на этих гандонов.
Ярость находит выход. Краснота застилает глаза. Всё расплывается и в то же время становятся четкими движения, которые проплывают мимо.
Сломать! Покалечить!
Жалости и сожаления как не бывало. Не может быть и речи об отступлении. Сдаваться никто не собирается.
Перехватить ногу и по яйцам! Удар, ещё один. Уклон и в грудь…
Пробиться не удается. Нас отбрасывают к деревьям, и возникает небольшая пауза. У двоих струится из носа кровь, один зажимает глаз, брат Жилы поднимается с земли.
Во рту металлический привкус крови, под языком покачивается нижний резец. Евгений старается перенести вес на левую ногу.
Жила сует руку в карман и криво усмехается:
– Ну всё, падлы, хана вам!
Новая атака, и мы снова кидаемся на прорыв. Перед глазами возникает хмырь в бейсболке, я бью точно под согнутый козырек. «Бейсболка» отлетает на пару метров, катится по палой листве.
Кто-то запрыгивает со спины и обхватывает шею локтевым сгибом, другая рука лезет прокуренными пальцами в глаза. Пока я оттягиваю вонючую ладонь, слева прилетает ещё два удара. Один из них попадает в глаз – слезы брызгают ручьем, темные фигуры мутнеют. Глаз моментально заплывает.
Жесткий пинок под колено, но падаю ничком и перекатываюсь через голову. Заодно сбрасываю прилипшего сзади. Остроносый! Шея освобождается и я, завершив кувырок, локтем врезаю по ненавистному рылу. Оставляю парня лежать на земле и смотреть хорошие сны.
Футбольным ударом меня отбрасывает от поверженного противника. Я врезаюсь боком в старую липу. Влажная ветка громко хрустит под весом, острый сучок пропарывает куртку. Пламя широкой полосой обжигает кожу.
Твари!
Злость перерастает в ненависть к сволочам, что умеют нападать только с явным превосходством, или в темноте, со спины. Ярость подхлестывает лучше любого стимулятора, и я вскакиваю на ноги.
Уничтожить!
Я пытаюсь вдохнуть, и жаркая молния стегает по груди, заставляет согнуться. Похоже, что сломано ребро, но падать нельзя – затопчут.
Ненавижу!
Снова вдох и темнеет в глазах. Удар в правую скулу, и земля рвется навстречу. Пытаюсь не упасть, перебираю ногами, но тело мотает и всё больше относит к холодной Тезе. Очередное дерево останавливает недолгий бег и, придерживая грудь, я выпрямляюсь.
Евгений отбивается от троих нападающих, за их спинами крадется Жила, выбирая момент для нападения, в руке поблескивает перочинный нож.Тела двоих лежат среди мусора. Где же ещё один?
– Женька, у него!..
Я не успеваю закончить фразу.
Слева выныривает окровавленная рожа стриженого парня, и челюсть вспыхивает от резкой боли. Я пытаюсь ударить в ответ, но очередная острая вспышка боли скручивает тело, на мгновение теряю противника из виду. В следующую секунду я вижу летящий кулак, на пальцах сверкает металлическая полоса.
«Кастет!» – мелькает мысль за миг до того, как в голове взрывается бомба.
Яркая вспышка и тут же непроглядная темнота, ощущение полета в невесомости… Откуда-то слышится громовое рычание и почти сразу же истошные крики…
Жесткое падение на землю. Боль уходит… Накатывает вселенская тьма морозной ночи…
Ненавижу!
Первый навык
– Женька, у него нож! – истошно кричу я и пугаюсь собственного голоса.
Его нет! Ни вопля, ни писка! Ничего…Ти-ши-на.
Я не ощущаю тела. Темнота, сплошной мрак! Где я? Я парализован?
– Эй! – и снова не слышно голоса.
Может потому, что мне нечем кричать? От этой мысли я пугаюсь ещё больше. Я пробую пошевелить хотя бы чем-нибудь, но даже язык не может коснуться зубов. Зубов нет… языка тоже….
Может я умер?
От этих мыслей страх накрывает огромной волной. Я кричу неслышимым голосом, бьюсь несуществующим телом, стучу иллюзорными руками и ногами.
Но я же существую!
В диком ужасе я пропускаю возникновение картинки. Словно кто-то открыл глаза, и я вижу всё его глазами. Словно сижу в огромном кинотеатре, где я всего один зритель. Ощущаю чьё-то тело, слышу чьи-то мысли, чувствую чьи-то эмоции.
Но это всё не моё…
Я пробираюсь по сырой осенней тайге. Угрюмо иду вперед: обхожу замшелые пни, проваливаюсь в заросшие осокой овраги, продираюсь через переплетение кустов.
Это не мои руки!
Запах чувствуется явственнее. Мускус, мокрая псина и железный оттенок крови. Застарелый запах, кислый.
Ненавижу! Как же я ненавижу! Уничтожить тварь!
Эти мысли не мои! Но как похоже на моё недавнее состояние… А запах…
Манящая струйка ведет вглубь, в темноту дикой природы. Все чаще я бухаюсь во влажный мох, но упрямо сжимаю зубы. Иду вперед.
Это чужие ноги!
Спешу дальше, листьями иван-чая оттираю грязные руки. По ногам кузнечным молотом бьет усталость, дрожащие колени пытаются побеждено согнуться, каждый шаг дается с трудом.
– Эй, ты кто? Ты слышишь меня?
Отомстить! Убить!
Левой! Правой!
– Мужик! Ты меня слышишь?
Подготовка помогает в пути, но нервное напряжение выматывает сильнее многокилометрового спринта. Чувствую, что цель неподалеку.
Отомстить! Убить!
Левой! Правой!
Воняющие тухлыми яйцами болота подсовывают коряги и кочки – наступи на одну и провалишься в бездонную хлябь.
Ненавижу!
Не получается докричаться до хозяина тела и просто наблюдаю его глазами за происходящим. Его глазами? Моими глазами?
Сухие кусты колючими ветвями отчаянно цепляются за притороченный арбалет, стараются не пустить дальше.
Уничтожить!
Огромные комары носятся тучами, готовые высосать досуха зазевавшуюся жертву. Покрытые паутиной лапы елей отчаянно лезут в глаза, в волосах остаются ароматные иголки.
Разрушить!
Обхожу по широкой дуге робких оленей, кожей чувствую внимательные взгляды грустных темных глаз. Проползаю с черепашьей скоростью мимо семейства кабанов, огромный вепрь лишь хрюкнул в сторону необычного холмика.
Убить!
Кто же так его зацепил?
Стараюсь не попадаться на глаза живым существам – кругом враждебная тайга. Я двигаюсь из последних сил и неумолимо приближаюсь к цели.
Остается несколько километров, когда аккуратно натягиваю толстую тетиву. С легким щелчком встает оптический прицел.
Всегда мечтал пострелять из арбалета! Блин, и ведь где-то я его видел… Вот если бы ещё мог управлять этим телом…
Ненавижу!
К будоражащему запаху добавляются слабые дуновения. Но то не тяжелые ароматы тайги, а дух человеческого обитания – свежие спилы дерева, резковатый дым костра, благоухание сорванной травы.
Отомстить!
Левой! Правой!
Каждые полчаса, намазываясь вонючей смесью, я перебиваю запах и ближе подхожу к объекту. Отчетливее становится амбре врага. Как же я его ненавижу, готов удавить голыми руками, но силы далеко не равны.
Его мысли вращаются вокруг убийства. Может, я стал экстрасенсом и научился читать чужие мысли? От удара по кумполу и не такое случается…
Дальше передвигаюсь со скоростью беременной улитки, подбираюсь на расстояние уверенного выстрела. Стелюсь по сырому перегною, миллиметр за миллиметром подтягиваю тело вперед. Влажная осока царапает щеку, от земли веет холодом.
Можно не торопиться – мишень как на ладони.
Тайга окружает небольшую полянку, к ней ели тянут мохнатые лапы, образуют почти глухую стену из зеленых игл. На краю поляны чернеет вход землянки, на крыше видна свежая трава. На чурбачке перед костром сгорбившийся кряжистый старик заворожено смотрит на пляшущие изгибы огня.
Тварь!
Меховая накидка обнимает широкие плечи, на мягкую шерсть спускаются седые волосы. Локти упираются в колени, устало перекрестились крепкие руки с мозолистыми ладонями.
Так вот за кем идет охота! А кто это?
Руки медленно извлекают заговоренную стрелу и аккуратно вставляют в изогнутое ложе арбалета.
Всего один выстрел. Промах – крах. Второго шанса не будет.
В оптический прицел видна сеточка морщин на лице старика, хрящеватый орлиный нос и тяжелая складка у рта.
Ненавижу!!!
Палец ложится на спусковой крючок, дыхание замирает. Гаснут звуки. Исчезает пересвист птиц, потрескивание костра, стихает ветер в деревьях. Два стука сердца и всё кончено. Ощущаю гладкость крючка, знакомого, привычного, родного.
Старик неожиданно поднимает голову и смотрит на меня, сквозь оптику прицела. Обескровленные губы дергаются, растягиваются в усталой улыбке и обнажают крупные желтоватые зубы.
Тварь!!!
Морщинистое лицо вытягивается вперед, угловатая челюсть расширяется, и удлиняются зубы, превращаясь в клыки. Из глубины широкой груди раздается угрожающее рычание.
Офигеть! Что же такое происходит? Я попал в фильм ужасов? Или это снова заставка игры «Войны кланов»? Что это за хрень творится?
Руки наливаются свинцом… древний арбалет тянет вниз… становится неподъемным… На глаза падает полупрозрачная пелена, я почти ничего не вижу.
Начинается переход!
Лишь бы успеть.
Сухо щелкает тетива.
Вдалеке раздается многоголосый волчий вой.
Темнота накидывается черной тканью…
Сколько времени я без сознания? Поднимаюсь и бегу прочь из неизвестного места.
А где землянка и старик? Словно из памяти вырвали огромный кусок.
Быстрый, долгий бег, удары веток по лицу. Понемногу проясняется в голове, уходит из тела слабость.
Это игра или реальная жизнь?
Вой приближается.
Ветки хлещут больнее…
Больнее…
Как же больно…
– Навык бега усовершенствован! Теперь он может соревноваться с оборотнями!
От звука голоса я дергаюсь. Кто это?
– Он сможет, он избранный! – мужской бас гремит в голове громовым раскатом. – Очнись, избранный!
Я избранный? Круто! Прямо как Нео из "Матрицы"…
– Эй, тут ещё один! – резкий голос и жесткие пощечины вырывают меня из темноты забвения. – Походу, он обосрался.
Вырывают откуда? Из игры? Я снова на полу в общаге?
Яркий луч бьет по глазам, ослепляет даже через сомкнутые веки. Чтобы заслониться от густого света, пытаюсь поднять руку. Не могу. Еле-еле удается разодрать липкие ресницы.
– Очухался? – фонарь перемещается в сторону.
Я киваю в ответ и тут же жалею о дурацком поступке – башка гудит, словно рядом ударили в огромный колокол. Земля кружится, деревья устраивают дерзкий хоровод, звездное небо падает вниз. Темная ткань с россыпью серебристых точек поглощает в себя, в бездонную глубину, в сырую прохладу. Опять туда, в чужое тело…
– Э-э-э! Завязывай бухаться в обморок, чай, не кисейная барышня! – снова хлесткие удары по щекам, в ноздри врывается едкий запах нашатыря.
Тошнотворный резкий дух слегка разгоняет марево, и я пытаюсь приподняться. Снова на берегу Тезы. Снова около дискотеки…
Как же всё болит! Хреновый из меня избранный…
– Куда ты? Лежи! Пока не проверим – даже не дергайся! – рука, пахнущая нашатырем и лекарствами, прижимает к земле.
Глаза понемногу привыкают к темноте. Я оглядываюсь, стараясь излишне не шевелить головой. Рядом глинистый обрыв, покачиваются пожухлые пучки рыжей травы. Слева текут воды Тезы, и блики фонарей гоняются за широким блюдом луны, словно хотят догнать и отмудохать небесное светило.
Возле меня суетятся два врача. Через разбитые губы сами собой вырываются стоны, когда болезненно задевают ребра. Помогает с освещением высокий милиционер. На его поясе беспрестанно бубнит рация, перекликаются озабоченные голоса. Между деревьев мелькают яркие лучи ручных прожекторов.
Откуда столько народа?
– Как там Женька? – разбитые губы еле шевелятся, распухший язык кажется большим сучковатым поленом в печной топке.
– С ним все в порядке, пара фингалов да сломанный нос. Сейчас показания дает, – отвечает молодой врач, чьи стильные очки поблескивают в свете фонаря. – Ты-то как – встать сможешь?
– Попробую.
Четыре руки бережно подхватывают с двух сторон и пытаются приподнять, но судорога разрядом тока хлещет по груди. Тело выгибается дугой, вырывается из поддерживающих рук. Я с размаха бьюсь головой о твердую глину – происходящее отпрыгивает в зияющую пропасть темноты.
Снова едкий запах нашатыря и трубный крик:
– Носилки сюда! Здесь «тяжелый»!
– Держись, дружище! А то нашатыря не напасемся! – обдает запахом лука пожилой врач.
Куда подевался охотник с арбалетом, старик с землянкой?
Неужели всё привиделось, пока я лежал без сознания? Наверху ждут отморозки или успели убежать?
От обилия вопросов башка болит ещё сильнее.
Легко спрыгнув, к нам присоединяется худощавый мужчина. Серый плащ чуть распахнулся при приземлении. Колючий взгляд мельком царапает мою лежащую тушу, фонарь в руках обшаривает прибрежную бровку. Краем глаза я заметил, как тип снял с раскидистой вербы небольшой клочок и быстро убрал его в нагрудный карман.
Сверху спускают носилки. В шесть рук меня аккуратно кладут на пахнущую формалином ткань. Крепят широкими ремнями, чтобы не упал при переноске.
Или чтобы не сбежал…
– Ох, и здоровый же ты! – пыхтит молодой врач.
– Это я ещё не жрамши, – я с трудом раздвигаю губы в улыбке и осекаюсь – что-то теплое течет по подбородку.
«Уничтожить!» – в голове ещё гремят мысли неизвестного охотника.
– Если шуткуешь, то, значит, жить будешь. В отличие от твоих друзей, – пыхтит врач, забираясь на обрыв.
– Отставить разговоры! – командует «серый плащ».
– Каких друзей? – я поворачиваю голову.
Черепушка откликается ноющей болью, но открывшееся зрелище заставляет о ней забыть.
В мельтешении фонарных лучей выделяются прямоугольники простыней, под ними угадываются очертания человеческих тел, застывших в разных позах. На белых полотнах расплываются красные кляксы. В скудном освещении четыре простынки кажутся нелепыми заплатками на грязной поляне. По территории деловито снуют люди в милицейской форме, мелькают белые халаты.
Две немецких овчарки, как по команде, поворачивают головы в сторону моих носилок. Из распахнутых пастей выплеснулся оглушающий лай. Присутствующие разом поворачиваются к предмету переполоха, двое милиционеров хватаются за кобуры.
Собаки рвутся к моим носилкам, и кинологам с трудом удается удерживать разбушевавшихся зверей. Резь жестко бьет по нервным окончаниям, вызывает судорогу. Ремни потрескивают, но удерживают на месте, пока тело пытается закрутиться узлом.
– Чего это с ними?! – кричит кинолог.
– Не знаю, одурели от крови, наверное! Фу, Граф! Место! – командует другой, оттаскивая мускулистого пса.
Врачи аккуратно проносят носилки поверх кустов. На выходе из рощицы подлетает озадаченный Евгений, на его носу белеет нашлепка из пластыря:
– Слышь, Санек, ты как? Ну и поломали же, черти! А тут та-а-акое было!
Евгения оттесняет в сторону сумрачный тип в сером плаще:
– Тихо-тихо, не надо разговаривать! С другом увидитесь позже. Эй, лейтенант, почему отпустили гражданина? В машину, быстро! Показания от и до!
Подскочивший милиционер берет Евгения за локоть, и они удаляются к бело-голубому «УАЗику».
На дороге сверкают маячками пять милицейских автомобилей и несколько карет «Скорой помощи». Осенняя ночь состоит из блеска разноцветных вспышек, света фонарей и лая собак.
Высыпавшие из «Ш.П.» студенты оживленно обмениваются догадками о происшедшем. За плотной толпой получается разглядеть Юлю с подружками. Девчонки смотрят на меня, ошеломленно округлив глаза. Юля прижимает к губам платочек. Да уж, лежащий на носилках, перетянутый ремнями, грязный, в изорванной одежде – я представляю собой жалкое зрелище.
– Ваша знакомая? Она тоже присутствовала здесь? – спрашивает человек в сером плаще.
Худощавый идет рядом с носилками и видит, куда я смотрю.
– Нет, на дискотеке познакомились. А что тут произошло? Неужели мы с Женькой всех уделали? – вырывается у меня вопрос, когда останавливаемся у машины «Скорой помощи».
– Это ещё предстоит выяснить! – цедит «серый плащ» и резко мотает головой по направлению моста.
Теперь я слежу за взглядом стальных глаз и с удивлением вижу потупившуюся Юлю, которая начинает пробираться сквозь толпу, почти волоча за собой подружек.
Носилки погружают в машину. «Серый плащ» залезает следом и усаживается на скамейку у стены, из кармана показывается коричневый блокнот и дешевая авторучка. Я перевожу взгляд на белый потолок. Пахнет формалином.
– Степан, два кубика лидокаина и приготовь дипроспан, – кидает пожилой врач другому, который уже находится внутри «Скорой».
– Рассказывай, что случилось! – цедит холодный голос.
– Да подождите вы допрашивать! – ворчит пожилой врач, набирая в шприц какую-то жидкость. – Сейчас сделаю блокаду, а то по нашим дорогам рискуем не довезти до больницы.
«Серый плащ» недовольно замолкает, я же чувствую, как в ногу входит острие иглы. Двигатель машины добавляет оборотов, и «Скорая» трогается с места.
Два врача в возрасте утирают пот со лба. Негромкий разговор заглушает шум мотора и ревущая сирена. До ушей доносятся обрывки слов «укусы», «порванное горло», «нож».
«Серый плащ» внимательно смотрит на меня. Ручка нервно черкает по листкам блокнота.
Боль понемногу отступает, не дергает неожиданными сокращениями, а переходит в терпимое состояние, как несильное зубное нытье, с которым постепенно свыкаешься.
Откуда же на земле простыни с алыми пятнами?
