Александр Николаевич Нилов
Игра на грани фола
Глава 8
Она ехала по вечернему городу. Новенький «Фольксваген» четко и послушно выполнял скоростные маневры, мягко тормозил, бесшумно и плавно трогался после вынужденных стоянок перед светофорами. Казалось, что сияющий темно-синий красавец лез из своей металлической кожи, чтобы заслужить одобрение и полное доверие своей хозяйки, привлекательная внешность которой так удачно гармонировала с броским изяществом автомобиля. Вечерние огни большого города мерцали и вспыхивали, как угли в камине. В салоне звучал грустный старый шлягер Джо Доссена, которого сменил Стас Михайлов своим суперхитом «Ну вот и все». Людмила поморщилась, проговорила самой себе, улыбнувшись, «Ну тебя к черту, еще накаркаешь» и стала крутить ручку настройки в поисках другой программы. Медленная, тягучая как жевательная резинка, нейтральная мелодия, основным лейтмотивом которой являлись прерывистые хлопки, ассоциируемые с падением огромных капель размером с яйцо страуса на поверхность вязкой жидкости, ее устроила больше.
На заднем сидении лежали шампанское и фрукты. На ней было черное шелковое платье, с глубоким вырезом на спине. Она представила, как они будут двигаться в медленном танце в мерцающем коктейле полумрака и свечей, по округлым бокам которых будут катиться восковые слезы умиления при виде свершившихся грез. О боже, как хочется романтики в этом расчетливом холодном циничном мире, где все имеет условную цену в условных единицах. За высокий достаток последних лет приходилось расплачиваться постоянным страхом, потерять работу. После кризиса к этим страхам добавилась неизвестная ранее нерегулярность выплат и даже снижение размеров получаемых сумм. А тут еще специфика ее работы, эффективность которой не поддавалась точной оценки. В этой ситуации у руководства всегда существовал соблазн свалить снижение объемов оборота на пассивность и беззубость рекламы. И приходилось все время прыгать выше головы, доказывая недоверчивым нуворишам справедливость крылатых слов: «Реклама – двигатель торговли». Ее выручало чувство врожденной основательности. Не имея специального образования, а где его было взять в стране Советов, она, несмотря на первые успехи в рекламном бизнесе, не стала самоуверенно полагать, что лучшие профессионалы – это любители. Скрупулезному изучению подвергалась практически вся доступная литература по выбранной специальности. Все это требовало много времени и волевых усилий, но она никогда не был мотыльком, давно усвоив, что легкое отношение к жизни делает ее тяжелой. Зато сейчас она могла себя считать полноценным профессионалом, что-то научилась делать быстро и точно, но все равно основная часть работы заключалась в творческом поиске, продолжавшемся постоянно и за пределами рабочего дня и за стенами офиса. Жизнь не давала расслабиться, не успевала она взять один барьер, как перед ней возникало еще десять.
Постоянное нервное напряжение, почти хронический эмоциональный стресс болезненно обостряли стремление к покою и стабильности. Копить усталость вредно, необходим принудительный отдых, однако это плохо получалось. Ну, теперь, кажется, личная жизнь налаживается. Ее переполняло последнее время хмельное счастье быть желанной и любимой. Она жалела только об одном, надо было найти его раньше, ведь Денису тоже было плохо без нее, теперь она это знала. Он не ждет ее сегодня, это будет для него сюрприз. Она вернулась на день раньше из командировки и сейчас увидит его. А потом будет волшебный мерцающий свет свечей, атмосфера тайны и романтики, нежные руки и сладкие слова.
Она проехала ряд коммерческих палаток и, свернув под арку, въехала во двор. Предчувствие беды родилось при виде толпившихся людей и росло, как снежный ком по мере того, как «Фольксваген» приближался к знакомому подъезду. Там дымилась груда железа, возле которой суетились несколько людей в милицейской форме. Двое в белых халатах грузили в санитарную машину черный спальник для вечного сна.
Людмила выскочила из «Фольксвагена» и рванулась вперед. Понять, чем был этот металлический хаос полчаса назад, было очень трудно. Автомобиль был изуродован довольно сильно, сначала взрывом и пожаром, а затем автогеном, когда резали корпус, чтобы извлечь обезображенный труп. Людмила не могла бы с уверенностью сказать, что при жизни этот обугленный остов был мерседесом. Определить цвет кузова в наступивших сумерках было невозможно, тем более, что милиционеры закончили осмотр, выключили фонари и направились к своей машине. Она стояла, как парализованная, не силах заставить себя сдвинуться с места. Слабая надежда боролась с черным отчаянием.
«Да мало кого могли взорвать в этом элитном доме. С чего ты взяла, что это Денискин мерс?» – уговаривала она себя. Надо подняться к нему в квартиру, где он ее ждет здоровый, красивый, желанный. Она должна подняться, но не решалась, а вдруг в квартире никого. Где его искать тогда, в офисе, у знакомых или в черном мешке, который пронесли мимо.
Ее знобило от холода и нервного напряжения. Стройная, с тугими удлиненными линиями тела, изящная, как высокий бокал для коктейля, женщина в черном вечернем платье, обняв свои белые плечи, стояла, покачиваясь в трансе, среди нескольких зевак, еще оставшихся на месте трагедии. Наконец она двинулась в сторону подъезда мимо исковерканной машины. «Сейчас, сейчас все будет хорошо. Он дома. Дениска, ты же дома, хороший мой» – лихорадочно метались мысли. Вдруг она зацепила ногой что-то, тонкая металлическая планка перевернулась с дребезгом несколько раз и легла прямо перед ней. В темноте белел сорванный с бампера автомобильный номер. Она нагнулась и подняла погнутую планку, черные слезы, прочертив черные дорожки от накрашенных глаз по неярким румянам, падали на знакомые цифры.
Глава 9
Подполковник Главного штаба Воздушно-десантных войск Владимир Тряпин с трудом, давясь, заканчивал свой завтрак. Аппетит отсутствовал, во рту помойка, глаза слипались. Детей и жены дома уже не было. Сын в институте, дочь в школе, жена тоже в школе, только в другой, у нее сегодня первые два урока в седьмом классе. Она преподает литературу и считает свою работу непосильной каторгой. Всегда недовольна, разбита, утомлена. Его работу в штабе представляет себе исключительно как перекладывание бумаг из одной кучи в другую и бесконечные пьянки. Эх, если бы его служба соответствовала представлениям жены. На самом деле это была сплошная нервотрепка, спровоцированная хамством вышестоящих и непроходимой тупостью и ленью подчиненных. Все нужно было сделать еще вчера. Весь рабочий день уходил на борьбу со временем, ни о каком удовлетворении не могло быть и речи. Зато усталость к вечеру свинцовая. Он не мог новости по телеку до конца досмотреть, засыпал.
Что касается возлияний то, конечно, застолья на службе были не редкостью, но ведь они есть в любой гражданской организации. Юбилей, убытие в отпуск, банкеты для проверяющих, красные дни календаря. Да где у нас не пьют, сплоченно и организованно, под руководством непосредственных начальников. Правда, у них имеет место своя специфика: присвоение воинских званий, награждение орденами и медалями, да и комиссии так и прут, иногда работают по несколько одновременно. Сейчас одна проверяет службу войск, а другая наличие у офицеров конспектов по общественно-государственной подготовке. А кто их сейчас пишет эти конспекты, вот и приходиться поить проверяющего до тех пор, пока он не признает напрочь отсутствующую в отделе работу по изучению наследия классиков марксизма-ленинизма полностью соответствующей требованиям Главного политического управления Министерства обороны. А в целом никакие это не пьянки, это производственные совещания или разбор полетов проводимые в неформальной обстановке. Но жена не понимала этого и вчера закатила скандал, спать пришлось в коридоре на раскладушке, и с утра побаливали и голова, и тело.
Боже, как она на него вчера кричала, даже желала ему преждевременной кончины. Владимир спокойно отмалчивался. Если бы он всё принимал близко к сердцу, то уже давно бегал бы по стенкам психушки. Он знал, что не стоит вступать в пререкания с разгневанной женщиной, в минуты раздражения она слышит только себя. Если она не законченная эгоистка, то через некоторое время сама пойдет на дипломатические контакты и уступки, поскольку будет чувствовать себя виноватой. Отступить вовремя, это значит победить.
Владимир натянул джинсы, вельветовую рубашку, теплую пуховую куртку, подхватил объемистый дипломат и вышел на лестничную клетку.
Во время Московской олимпиады коммунисты, не желая показывать многочисленным гостям столицы милитаристическую сущность советского государства, приказали офицерам многочисленных штабов, академий и других центральных военных учреждений перемещаться в первопрестольной только в гражданской форме одежды. С тех пор подавляющее большинство столичных офицеров хранило форму в своих рабочих кабинетах и облачались в нее только в служебное время.
Настроение было отвратительное и не только с похмелья. Уже было почти очевидно, что МВФ кредитов правительству Ельцина давать не собирается, а это значило, что хрупкое счастье ежемесячного получения зарплаты, пусть и обесцененной кризисом в несколько раз, уже закончилось. В ближайшее время, месяца три как минимум, платить вообще не будут. Как раньше все было четко и ясно. Он обладал престижной профессией, офицер получал больше любого госслужащего. Он стремился расти по служебной лестнице – это давало существенную прибавку к доходам, и он был уверен в своей старости – пенсия военного равнялась пенсии партийной номенклатуры.
По дороге к метро к нему прицепился какой-то баптист или «зеленый» и стал стыдить его: «Зачем купил куртку, набитую пухом и перьями покойных птиц. Покайся, иди в храм – единственно чистое место среди скверны и грязи мира».
Через час он вошел в свой обычный неухоженный казенный кабинет. Владимир устроился в своем мягком кресле и начал напряженно соображать, за что браться в первую очередь из кучи срочных, горящих и тлеющих дел, руководствуясь простым и эффективным критерием: «Туши огонь, который под ногами». Надсадно гудел стартер лампы дневного освещения. Тянуло в сон, Владимир начал клевал носом, да так энергично, что рисковал остаться без жизненно важного органа, расплющив его о заваленный бумагами стол.
Из тяжелой дремы его вырвало противное дребезжание внутреннего телефона. Процесс творческого втягивания в суровую повседневную действительность пришлось прервать на начальной стадии, его приглашали на совещание к начальнику управления полковнику Стульчакову.
В приемной командира секретарша Галина Леопольдовна, страшная, как смерть на рассвете, подвергла Владимира дотошному фейс–контролю. Галина пыталась заигрывать с большой группой офицеров, в том числе и с Тряпиным, хотя по возрасту, наверняка, она уже не смогла бы заинтересовать даже Бальзака. Владимир судорожно пытался прикинуть возможные ответы на возможные вопросы шефа. На диване скучали еще несколько сослуживцев, вызванных полковником. Галина время от времени пыталась отыскать в бардаке, который она сама же создала на своем столе, необходимую бумагу. Владимир чувствовал себя неуютно под прицелом ее глаз. Наконец их пригласили в большой, размером с трехкомнатную хрущевку, кабинет начальника. Шеф пожал руку каждому, лениво приподнимая зад от кресла. Стасик Курехин, начальник строевого отдела, с напускной заинтересованностью спросил:
– Как отдохнули, Борис Егорович?
– Рыбачил до первой зорьки и скажу, не хвалясь, не только коты довольны уловом остались.
На этом шеф посчитал неофициальную часть исчерпанной и предложил всем садиться. Совещание было посвящено выполнению поступившей вчера оперативке. Необходимо было за три дня подготовить кучу материалов в доклад Министра Обороны Государственной Думе.
Шеф не терпел, когда его подчиненные отвлекались во время совещаний. Причем пробудить его подозрения в недостаточном пиетете слушателей могли и свободная вальяжная поза, и перекладывание подготовленных к докладу бумаг, и безобидные манипуляции с авторучками. Поэтому, когда он говорил, приходилось сидеть по стойке "Смирно", безмолвно и неподвижно, как пугало на кукурузном поле, жадно есть его глазами, часто кивать головой в знак горячего одобрения услышанного.
Общение с полковником всегда стоило Владимиру огромного нервного напряжения. По его глубокому убеждению, Стульчаков был энергетическим вампиром, после контактов с ним хотелось написать рапорт на увольнение, напиться или утопиться. Однажды он обхамил даже тряпинскую тещу за то, что ее зятя в воскресенье не оказалось дома именно в тот момент, когда тот срочно понадобился для решения насущных проблем обороноспособности страны.
Совещание шло своим чередом. Выслушав короткие доклады по текущему состоянию дел полковник навесил всем присутствовавшим ярлыки некомпетентности разной степени тяжести. А подполковник Булкин был даже обвинен в том, что продался американцам.
Давно выработавшая свой ресурс система командной связи разваливалась. Средства на ее модернизацию, наконец, были выделены, и за них вели борьбу несколько китов обнищавшего военно-промышленного комплекса. Владимир пытался понять, чьи интересы в этой сваре будет отстаивать шеф для того, чтобы в дальнейшем избегать неправильных ходов не теми фигурами.
Вступительная часть совещания была завершена, и Стульчаков приступил к изложению своего взгляда на подготовку горящих документов. Все присутствовавшие ловили и записывали каждое слово стульчаковского монолога, развивавшегося по спирали и периодически проходящего через одни и те же ключевые точки, но каждый раз на новом более высоком уровне творческого экстаза, в который погружался полковник по мере уяснения путей решения поставленной задачи.
Потом они будут ходить к друг другу, сверять записи и приставать с вопросами: «Ты не знаешь, что тут имел в виду Унитаз?». Так ласково между собой величали в управлении полковника.
Когда Владимир после совещания подходил к своему кабинету, к нему обратился дежурный по отделу:
– Владимир Львович, вас просили перезвонить по этому телефону, – он передал Тряпину клочок бумаги.
Это был телефон Аркаши Делова, закадычного друга еще со школьных лет. Все хирело в военных учреждениях, по нынешним ценам очень мало платили и достаточно редко. Практически перестали выдавать обмундирование за исключением кальсон, носков и галстуков. Народ бежал на гражданку. Разваливалась мебель, компьютеры и оргтехнику чинили за свой счет. Мобильная связь и интернет только набирали обороты, а служебные телефоны с городскими номерами растащили по своим квартирам главные армейские трудяги из отделов транспортного, финансового, материально-технического обеспечения, наследники замполитов из службы работы с личным составом и представители прочих подразделений прямого подчинения, созданных вроде бы для обслуживания строевых офицеров, но занимавшихся в основном самообслуживанием. В результате в управлении почти не осталось прямых городских телефонов, и у Тряпина был аппарат с выходом через коммутатор. Это средство связи можно было безрезультатно насиловать часами, но сегодня Владимиру повезло, и он дозвонился до Аркадия всего за полчаса. Делов сказал, что есть дело, и предложил встретиться, как можно быстрее. Владимир согласился провести вместе с ним обеденный перерыв в «Макдональдсе» на Пушкинской площади.
Глава 10
Блокнот сидел за рулем серого «Сааба», припаркованного у сквера в районе Чистых прудов. На заднем сидении развалились два боевика: Баобаб и Пика. Телохранители увлеченно травили скабрезные байки на тему кто кого, как, где и сколько. Тетрадкина эта похабщина угнетала, он сокрушенно качал головой и неприязненно косился на Пику, который с восторгом живописал свои ночные подвиги:
– Я ее затрахал, она поймала обалденный кайф. Все время стонала и даже кричала.
– А ты уверен, что умеешь отличать крики боли от криков наслаждения.
– Да вы что в натуре, Олег Осипович, да моя махина любую ублажит.
– А ты умеешь ей пользоваться?
– Ну дела, а что тут уметь? Это же не мерс вести по переполненной трассе.
– Так ты считаешь, раз у тебя бревно между ногами, значит ты супер-любовник. Да поймите вы, любая женщина предпочтет небольшой член, которым умеют пользоваться, чудовищному придатку без мозгов за ним!
Пика ничего не понял и обиделся. Он подмигнул Баобабу и мстительно поинтересовался:
– Неужели у вас такой маленький?
– Заткнись, урод, если бы у тебя хотя бы ложка мозгов, ты бы понял, что размер члена не имеет кардинального значения в сексе, если мужчина опытен.
– Эх, Олег Осипович, тренируется тот, кто играть не умеет. Или еще точнее хорошим игрокам тренировки не нужны, а плохим не помогут.
Тетрадкин почувствовал, что начинает нервничать и заставил себя положить конец дурацкому диспуту. Он сдвинул брови, летящие к вискам, и изобразил гневное выражения лица, которое, по замыслу, должно было повергнуть оппонента в трепет и парализовать волю.
– Ты, Пика, любишь грузить выше крыши рассказами о собственной крутости. А некоторые Баобабы рты поразевали от восторга. Закрой, Вовчик, хлебало, зубы простудишь.
– А я то здесь с какой лузы, – обиженно засопел Вовчик, – пилит чувак складно, что ж мне уши затыкать.
– Спасибо, Володя, уважил, треплом обозвал. Да какого хрена, вы вообще ко мне пристали?
– Все, замолкли! Пика, готовься, – скомандовал Блокнот, заметив, как на другой стороне сквера остановился вишневый мерседес.
Пика, он же Алексей Пикин, стройный малый среднего возраста с фигурой атлета и почти привлекательной внешностью взял у Тетрадкина вместительный черный дипломат. С такими обычно госслужащие ездят в командировки: и документы есть куда положить, и трусы запасные с зубной щеткой влезают.
Дождавшись одобрительного кивка Тетрадкина, Пика вылез из машины и направился к скамье в глубине сквера. Он сел и пристроил дипломат у ног. Из мерседеса вывалилось лицо кавказской национальности с таким же, как у Пикина дипломатом. Приблизившись к скамье, усатый джигит сунул в зубы сигарету и попросил огонька. Склонившись к Пике, он опустил свой кейс на землю, а выпрямившись, подхватил дипломат-близнец. Пика подождал, пока купец не скрылся в салоне вишневого красавца, а затем двинулся по направлению к "Саабу". Он не чувствовал особого внутреннего напряжения, эти шпионские игры случались не так уж редко. Практически ежемесячно. Он привык к нехитрому ритуалу. Ментовская засада исключалась, в этом плане все было схвачено, их в любом случае успели бы предупредить. Пика переступил через чугунную цепь, служившую декоративный ограждением сквера, и направился по тротуару к напарникам. На улице было многолюдно. Копченый специально выбирал для таких операций час пик в интересах конспирации.
Внезапно у Пикина вырвали дипломат. Он с досадой хлопнул себя по бедрам вслед убегающему мужчине в джинсах и белой футболке, а затем рванул за похитителем как ракета, так энергично отталкиваясь ногами, как будто под ним был не асфальт, а раскаленная сковородка. Оцепенение длилось всего несколько минут, однако джинсовый малый успел оторваться метров на 60. Расталкивая окружающих с воплями: «Дорогу, муниципальная милиция» и получая в ответ преимущественно непечатные реплики и тычки целлофановыми пакетами и зонтами, Пика стал потихоньку доставать похитителя.
Блокнот синхронно среагировал на нештатную ситуацию, рванул "Сааб" с места, настиг похитителя и, сбросив скорость, двигался с ним ноздря в ноздрю, надеясь, что Пика вот-вот догонит наглого незнакомца. Баобаб выхватил пистолет и пытался держать юркого и прыгучего беглеца на мушке, но поскольку "Сааб" тоже двигался и мишень постоянно заслоняли прохожие, с таким же успехом он мог ловить муху волейбольной сеткой.
Впереди замаячила станция метрополитена. Баобаб испугался, что Пикин может не успеть помешать неизвестному уйти под землю. Он запаниковал, пот градом катился со лба, застилал глаза, сердце ухало молотом по наковальне груди. Все, Пикин совсем близко, но в метро противник окажется раньше. Баобаб прищурил залитый соленым потом глаз и дважды нажал на спусковой курок, две женщины стали медленно оседать на тротуар в быстро набухающие алые лужицы.
– Идиот! – завопил Блокнот, энергично разворачивая "Сааб" и уходя на высокой скорости с места снайперских подвигов Баобаба.
Основная часть прохожих, обезумев от страха, бросилась в сторону подземного перехода. Пикин был оттеснен этим мощным валом и прижат к стене дома, соседнего к дому, в котором находился вход в метро.
Трое мужчин и женщина, по всей видимости, случайно оказавшиеся в толпе ветераны вооруженных конфликтов мирного времени, пытались помочь пострадавшим. Пикин безуспешно пытался прорвать встречный поток испуганных граждан. Похититель исчез в метро. Пикин осмотрелся по сторонам и не отыскав «Сааб» группы поддержки, ретировался восвояси.
Прибывшие на место происшествия две бригады "Скорой помощи" отправились по разным адресам: одна в морг, другая в Склифосовского.
