Александр Иванович Вовк
Кого выбирает жизнь?
25
Но вернусь к неоконченному разговору о причинах слепоты народной.
Я не альтруист! И не ратую за абсолютный аскетизм! И всё же замечу, что ослеплению простого советского люда способствовало, как это ни странно может восприниматься, и стремительное повышение благосостояния, неоправданное реальными, не столь уж значительными экономическими успехами народного хозяйства. Иначе говоря, с какого-то момента за некий труд советским людям стали платить больше, нежели они заслужили. Бесконечно долго столь неразумная экономическая практика продолжаться не могла. Следовало остановиться и заморозить зарплаты, а то и снизить их, но такой шаг требовал от руководства страны наличия мудрости, воли и авторитета, которыми оно давно не обладало. В противном случае можно слететь со своих постов, чего никто себе не пожелает!
Предвижу, что следующее покажется нелепым, но это лишь на первый взгляд!
Неблаговидную роль в затуманивании народного сознания сыграло и вполне закономерное, и даже запоздалое появление в советском быту, ранее весьма примитивном, многих плодов научно-технической революции (стиральные машины, магнитофоны, холодильники, пылесосы, личные автомобили, цветистые немнущиеся ткани, фотоаппараты, видеомагнитофоны, элегантные колготки, красивые искусственные меха).
Все перечисленные хорошие вещи – без вины виноваты! Их вред проявился лишь в том, что люди с домашними помощниками вдруг расслабились не телом, но, себе на беду, духом, ибо стали считать всяческое приобретение и обогащение главным смыслом жизни, забыв о том, что у страны, в которой они живут, всегда имеются враги, ждущие удобного момента для ее порабощения. Бездумно поддавшись неумеренному потреблению, люди неминуемо перерождаются морально и часто забывают даже святое!
Вполне разумные и практичные вещицы, ставшие у бездуховных людей, им же на беду, самой большой мечтой их мещанского существования, затмили населению усиливающиеся угрозы для всей страны.
А предательство высшего руководства значительно усиливало разложение общества и приближало гибель страны. Этому же способствовало растление подкормленных руководящих работников и партийной бюрократии, усилившаяся подмена советской морали и нравственности ее западными антиподами через кинофильмы, туристические поездки и спекулятивная активность моряков, ходящих за рубеж, принудительная лицемерная алкоголизация населения, потворство мелкому воровству в торговле и на предприятиях.
В конце концов, именно эти, не столь уж важные причины, как всем тогда казалось, явились определяющими в годы брежневской эпохи.
Но ещё более значимой причиной стало полное безразличие к судьбе страны ее собственного народа, чрезмерно увлекшегося накопительством, от чего он измельчал духом и перестал бороться за справедливость в надежде, что этим займется кто-то другой. Страна оказалась в реальной опасности.
Вполне возможно, что это со временем как-то бы и рассосалось, но в мире существовала весьма активная, умная и могущественная сила, крайне заинтересованная в скорейшем крушении СССР! Она, конечно, «помогла» нам упасть. Той силой явился злой Демон в лице мирового правительства. И, предпринимая свою очередную попытку, которой долго дожидался, он, наконец, своего шанса не упустил!
«Вот так-то всё случилось!» – подвёл я итоги, утомившись. Даже едва не заснул, но в это время сосед стал более часто дышать, потом осторожно пошевелился – видимо, ослабевало действие наркоза, и он приходил в себя после тяжелой хирургической операции. Тогда я осторожно поинтересовался:
– Может, что-то мешает? Или что-то нужно? Вы головой тряхните в знак согласия, я сестру позову! Позвать? – он отрицательно повёл головой и отчего-то застонал. Однако спохватился, зажал себя, проявив сильную волю, и скоро успокоился.
На всякий случай я надавил кнопку вызова сестры. Она появилась незамедлительно, бросив взгляд сначала на меня, но я переадресовал ее глазами в сторону соседа. Медсестра сообразила, что к чему и занялась им вплотную. Мой сон улетучился. Только и осталось продолжать размышления, какими бы они по своей сути не являлись, пусть даже полным бредом! Всё равно мне нужна тренировка.
«Вот ведь, насколько странным образом многие века разрешаются проблемы управления миром! И всё это – в интересах некого мирового правительства или, будем считать, злого Демона!» – начал я для затравки.
Его любимая практика заговоров, а так же очевидных, но недоказуемых диверсий, экономических санкций, подрубающих, между прочим, и его союзников, опора на алчность и другие человеческие пороки, всевозможный шантаж. И если уж совсем иначе не выходит, то и наглое применение военной силы, вторжение и установление смертоносного режима управляемого хаоса.
Всё это и сегодня остаётся весьма эффективным средством управления миром.
Потому-то весь несчастный мир, к которому относятся, между прочим, и проклинаемые всеми Штаты, в вопросах, интересующих Демона, давно утратил самостоятельность действий и каждой своей частичкой послушно ему служит, – либо за вознаграждение, либо за страх экономического, политического и даже физического истребления.
Но на нынешней повестке дня у Демона, как я это понимаю, стоит даже не налаженное им управление всеми странами посредством расставленных повсюду марионеток, а установление абсолютной власти над всеми людьми. Над всеми и каждым человеком планеты! Установление некого, как нам любят говорить, тотального контроля! Тогда можно будет завершить желательную Демону селекцию, распределяя население по планете наиболее выгодным образом.
И пусть любые оппоненты обвиняют меня в чём угодно, пусть считают, что я продуцирую бред человека с воспаленным воображением, пусть утверждают, будто в детстве я выпадал из кроватки, бился головой и с тех пор напуган ужасным Бармалеем, пусть называют все мои догадки отсебятиной сумасшедшего – пусть! Но я, как бы мне самому не были страшны мои догадки, буду непременно на них настаивать, как вполне логичных и возможных. Ведь они основаны на той информации, которая доступна не только мне.
Понятное дело, если изменятся исходные данные, может измениться и результат решения поставленной задачи, но пока всё сходится!
И не стоит на меня давить, и придумывать лишнего, только бы отрекся, только бы своими догадками не заразил другие умы. Только бы никто не задумался о происходящем. Только бы однажды от осознания реальности самых жутких моих прогнозов их не перетрясло бы. Только не восстали бы повсеместно против страшной участи. Только не попытались бы спастись и спасти своих детей!
Но, как ни крути, придумывать подобное против меня и тех, кто также о чём-то догадывается, помощники Демона станут непременно. Нас будут давить, нас будут истреблять. Ведь по замыслу Демона, население навсегда должно остаться в состоянии отупляющего и деморализующего покоя, словно стадо баранов, ожидающих своего часа на бойне! Оно весь день может заниматься чем угодно, может веселиться, может пить, наркоманить или погружаться в совершенно невинные забавы, отвлекающие его от странностей жизни, но ни при каких условиях оно не должно мыслить самостоятельно! Именно это страшнее всего, и с точки зрения Демона совершенно недопустимо, ибо может нарушить его далеко идущие планы.
Рабы должны быть лишены не только способности мыслить, но и потребности напрягать собственный мозг разрешением тех вопросов, на которые наложено табу! Причем, пусть это многих удивит, но окончательное решение столь глобальной задачи, касающейся всех и каждого, почти завершено. Вот и образование повсеместно стало работать на ускоренное отупление молодежи, на разрушение адекватного мировоззрения у населения, на запутывание, на воспитание пристрастия к порокам, на моральное разложение, на внедрение самых гадких образов поведения в коллективе, в семье и в быту, преподносимых в обертке истинного героизма или подлинной свободы личности!
Мир опрокинулся, а люди запутались даже в терминах и понятиях. Белое у них стало черным, черное – белым, зло – добром, мерзкое – великим, красивое – примитивным, подлое – целесообразным, предательство – умением жить!
Стадо даже слегка заволновалось, что-то обнаружив из этого списка. Но оно ведь всего лишь стадо, потому не знает, в каком направлении бежать, чтобы спасаться! И потому оставляет всё как есть, деморализованное, тревожно блеет, но не более того!
Всё именно так! Поскольку подавляющее большинство населения планеты куда сильнее теперь беспокоит возможность утратить безмятежность повседневного бытия, нежели усвоить реальность глобальной угрозы, уже нависшей над человечеством. Ибо для примитивного большинства, что бы ни случилось, наиболее важным всё равно останется личный покой или, как теперь они поголовно выражаются, – комфорт!
Манипуляторы обществом главную ставку всегда делают на молодых. Ведь взрослых и опытных людей, немало в жизни повидавших, а потому разобравшихся в ней, худо-бедно, просто так с пути не сбить. Мечущаяся наощупь молодежь – другое дело! Она всё впитывает впрок и, как правило, если процесс заботливо не направлять, делает это совершенно некритично – впитывает всё подряд! Потому задурить неокрепшей молодежи голову, во-первых, легче, а во-вторых, дурь и действовать на них будет дольше. Просто – идеальный для идеологических диверсий вариант!
Теперь, даже если не согласны со мной, прошу вас, взгляните беспристрастно на нашу сегодняшнюю молодежь, позабыв на время, что в ее среде находятся и ваши любимые дети, и внуки, о которых не хочется думать плохо. Разве в этой новой и перевернутой наизнанку жизни молодежь не представляет собой стадо баранов с пластилиновым сознанием?
Прошу вас, хотя бы немного потерпите меня таким, какой я есть, не обвиняйте сразу в ненависти к молодым! Это ведь совсем не так! Я нисколько не хочу их оскорблять! Я хочу обратить ваше общее внимание на то, что стало реальностью! И говорю это лишь потому, что очень переживаю за них, как, наверное, и вы! Мне больно смотреть, во что превратилась нынешняя молодежь, особенно, студенческая, которая в советские времена бралась за великие дела и совершала великие подвиги! Но теперь всё иначе! Её умело оболванили!
Молодых наших, пока мы, старшие поколения, были очень заняты, – кто разрушением отечества, а кто его спасением или собственным выживанием, – враги прекрасно отработанной идеологией воспитали безразличными к родной стране, знающими лишь своё, себе и под себя, имеющими, на поверку, весьма жалкие и пустые душонки!
Разве это не так? Не думали? Не хотите замечать? Но поглядите трезво сами, насколько легко это молодое и послушное стадо гоняют целыми курсами, потоками и факультетами по так называемым выборам. И стадо это, как ему и велят пастухи, не взбрыкивая, голосует против своего будущего, голосует за уничтожение своей страны, не соображая наперед! Молодые веселятся, иронизируют, но выполняют послушно и трусливо всё гадкое, что от них требуют такие же трусливые пастухи-преподаватели, которые, как и студенты, более всего на свете берегут собственную шкуру, будто иных идеалов и не ведали никогда! И как легко и бездумно все они, и студенты, и преподаватели-предатели, рубят сук, на котором сидят вместе с нами, вместе со всей, летящей в пропасть, страной!
Страх, угодничество, непонимание жизни, приспособленчество – вот что ими движет сегодня! Разве такой была наша молодежь в советское время? Разве аналогия теперешней молодежи со стадом не оказалась, хоть и обидной, но наиболее точной!
Кстати, если молодежь или весь народ я называю стадом, то не так уж это и обидно, ибо означает всего-то жизнь не своим умом, а законами и правилами стада. Хуже, если в стаде вообще нет или не соблюдаются правила стадной (общественной, хоть какой!) морали, которая должна служить интересам выживания стада. Еще хуже, если у стада утрачено чувство собственного достоинства, нет чести, нет стремления к независимости, пусть не личной, так хотя бы своего стада! Если иначе, то всё плохо! Совсем плохо.
И, возвращаясь к теме молодежи: вдвойне обидно, что она, судя по всему, даже не пытается стать настоящей, умной, смелой, гордой, ответственной! Она себя устраивает! Ведь ее кредо – не напрягаться! Ни физически, ни эмоционально! Хотя отдельные ее представители такими и не являются – честь им и хвала, – но не вся молодежь. Поскольку она разрознена, утонула в уродливых социальных сетях, а примеры построения своей собственной судьбы берет не с лучших представителей общества, а с худших, чем лишь умножает в себе моральную и нравственную грязь.
Допускаю, что объясняю не слишком понятно кому-то. Возможно, фразы мои не доходчивы, потому, чтобы все поняли, о чём именно я теперь с болью в сердце говорю, приведу пример из жизни.
Из прежней жизни. О советской молодежи. Вернее, об одном-единственном её представителе. О типичном для своей поры двадцатилетнем мальчишке, проявившем себя настоящим героем, как и многие его тогдашние сверстники.
Было самое начало Великой отечественной войны. Белоруссия, Могилёвская область, недалеко от села Сокольничьи.
Танки Гудериана, которые вонзились в Европу, как нож в масло, с очень тяжелыми боями продвигались вглубь нашей страны. На пути немецкого танкового батальона, идущего в общем походном порядке, извивалась неширокая речка Сож, имевшая заболоченные берега. Наудачу оккупантов, над ней нависал достаточно прочный деревянный мост.
Для стремительно наступавших немецких войск этот мост играл важную роль, но при поспешном отходе нашего 155-го стрелкового полка его разрушить не успели. Понимая, как этот мост облегчит немцам преследование нашего полка, командир его противотанковой батареи обратился к красноармейцам с просьбой добровольно остаться здесь для прикрытия своих товарищей. Все понимали, что вызвавшиеся на такое, не проживут и дня, а умирать так не хотелось! Тогда из притихшего строя вышел старший сержант Сиротинин Николай Владимирович, командир противотанкового 76-миллиметрового орудия ЗиС-3. Может, он решился на это и не один, но потом, когда стал действовать, возле него никого более не оказалось. А вообще-то расчет пушки предполагал наличие трёх бойцов.
Добровольцу торопливо помогли установить орудие в тактически выгодном месте, чтобы хорошо просматривался мост и дорога, слегка окопали огневую позицию, поднесли поближе тяжелые ящики со снарядами, и отступили, оставив одного в ожидании неотвратимой смерти.
Ждать пришлось недолго. Немецкая танковая колонна, не таясь, ровно гудела мощными моторами и ладно катила вперёд, вытягиваясь от самого горизонта. На башнях, словно туристы, чтобы не жариться в нутре стальных танков, сидели всем довольные завоеватели. Однако их приятный вояж был нарушен, когда посредине моста загорелся головной танк. Следом запылал другой. Потом еще один. Колонна споткнулась, немцы попрятались и стали вести беспорядочный огонь из пушек, даже не обнаруживая замаскированную противотанковую батарею, как они, пожалуй, решили для себя.
Оттащить горящие танки с моста, устранить образовавшуюся на нем пробку стало главной задачей немцев, но на это требовалось много времени. А тут еще наглая русская батарея своим огнем мешала маневрировать! Вот, очередной танк подбили! А вокруг болото! Если танки станут по нему обходить мост, то прочно улягутся на свои днища. Тогда их вообще долго не сдвинуть! И назад не отойти – всю колонну так просто не осадишь? Русские же продолжают жечь танки, словно, в тире. Вон, уже пятый полыхает! И не видно, откуда русские стреляют!
Паника, рев моторов, суета, управление батальоном полностью нарушено! Танкисты трясутся, понимая, что станут следующими, дергаются, не глядя на остальных, ерзают своими тяжелыми машинами на крохотных пятачках дороги, мешают другим! Бедлам!
На два с половиной или три часа задержались немцы 16 июля 1941 года у села Сокольничьи, где остались подбитыми их одиннадцать танков и пять бронемашин. Там же образовалось целое кладбище, на котором под свежими березовыми крестами нашли себе пристанище десятки оккупантов.
Только после этого немцы заставили красную батарею замолчать. Когда же подошли к ее позиции вплотную, то были потрясены – долгий и столь успешный бой с ними вёл всего один красноармеец. «Каково же будет дальше?» – сам собой напрашивался вопрос.
В дневнике немецкого офицера, убитого под Курском в 1942 году, нашли описание того давнего боя. Он писал, что командир их батальона был явно потрясён. Против обыкновения он со злости не уничтожил оставшееся в деревне население, а согнал его к разбитой русской пушке и сделал свидетелями воинских похорон со всеми почестями истинного героя старшего сержанта Красной Армии Сиротинина Николая Владимировича (фамилия выяснилась при изучении содержимого его карманов). В могилу в самом высоком месте под ружейный огонь опустили щупленького парнишку в военной форме. (Его рост всего 164 см, а вес – 53 кг, как следует из медкнижки красноармейца, найденной позже в военкомате).
На краю могилы командир танкового батальона обратился к своим солдатам:
– Если бы вы все воевали как этот русский солдат, то вермахт давно бы овладел всем миром! Будьте такими же стойкими, как этот вражеский солдат! Он настоящий герой! И потому достоин тех почестей, которые мы ему отдаём! Врага, воющего героически, мы должны уважать, но, уважая, обязаны его уничтожать!
Многочисленные свидетели того боя и энтузиасты уже после войны собрали и сохранили многие сведения о Герое. Теперь известно, что после окончания пятого класса школы, он устроился работать на завод, поскольку на руках матери было еще четверо малолеток. Потом, в 40-м, был призван в Красную Армию, где стал артиллеристом и младшим командиром. А потом пришла война, на которой короткая жизнь Николая Сиротинина оборвалась, но навеки осталась в памяти благодарных ему людей. Они его не забыли. Есть и памятник с его пушкой, есть и музей Героя, есть и внимание людей к его подвигу.
В конце 60-х, узнав подробности того неравного смертоносного боя, Константин Симонов обратился к правительству с ходатайством о присвоении старшему сержанту Сиротинину Николаю Владимировичу вполне заслуженного им звания Героя Советского Союза, посмертно.
Странно, но Симонов получил отписку. В ней отказ мотивировался установленным порядком присвоения звания. Мол, требовалось, чтобы солдат был представлен к этому званию еще во время войны и обязательно его командованием.
Формальности! Ведь подвиг подвигов – налицо!
Между прочим, Никита Хрущев оказался более гибким в этих вопросах, когда присвоил звание Героя своему «другу» президенту Египта Гамалю Абдель Насеру. Потом и Федору Полетаеву, сбежавшему из немецкого концлагеря и организовавшему в Альпах партизанский отряд из итальянцев (посмертно), и Рихарду Зорге, советско-германскому разведчику, ставшему не по заслугам широко известным, только благодаря Хрущеву (тоже посмертно).
Может и о присвоении звания этой троице их командование ходатайствовало? Конечно же, нет! У Насера нашего командования и быть-то не могло. Так же как у Полетаева, о существовании и героической роли которого в СССР узнали только от руководства Италии, уже после войны. А вот разведчика Зорге представить к высокому званию советское командование по линии внешней разведки вполне могло, но оно тогда не считало его донесения особо ценными. Донесения действительно были весьма противоречивы. И это не удивляет, ведь немецкий журналист Рихард Зорге, аккредитованный гитлеровской Германией в Японии, одновременно являлся и разведчиком воевавшей с нами Германии, и разведчиком США. Возможно, потому в 1943 году, когда японцы его арестовали, СССР официально своим разведчиком Зорге не признал.
Кстати, Насер очень скоро переметнулся от СССР к США, и наш народ на это молниеносно отреагировал, сочинив язвительный стишок о нём и о дальновидности Хрущёва: «Лежит на солнце, грея пузо, полуфашист, полуэсер, Герой Советского Союза Гамаль Адбель на всех Насер!»
В конце концов, я думаю, более всего в деле награждения важен не официальный порядок присвоения звания, а необходимость высочайшим образом оценить подвиг красноармейца с моральной стороны! Считаю, что присвоить звание Героя Советского Союза старшему сержанту Сиротинину Николаю Владимировичу было совершенно необходимо для нас всех, ныне живущих. Хоть так отблагодарили бы человека, сделавшего для нашего существования много более своих скромных человеческих сил. Не отблагодарили!
Но, кажется, я понимаю истинную причину отказа брежневских чиновников. В семидесятые годы в большом количестве увидела свет информация не только об ужасах, но и о героях прошедшей не так уж давно войны. И стало очевидно, что высокого звания Героя Советского Союза достойны не только одиннадцать тысяч ранее награжденных, но, возможно, еще столько же, а, может быть, и сто тысяч соотечественников, совершивших свои высокие подвиги и оставшихся в тени. Да и тех, кого представляли к званию Героя во время войны, наградили тогда не всех. По разным причинам. И не обязательно, по неуважительным. Мне лично знакомы два очень достойных человека, которых во время войны представляли к столь высокому званию, но наградили только орденами.
Так или иначе, но чиновники, от которых зависело награждение, вполне обосновано обеспокоились тем, что если продолжать массовые награждения всех выявленных героев, то весомость звания Героя Советского Союза в глазах населения значительно снизится, чего, разумеется, допускать нельзя. Кроме того, на содержание каждого Героя, живого, разумеется, требовались немалые деньги. Это и всякие льготы, и санатории, и бесплатный проезд…
И тогда решили эту проблему разом. Без разбора всех фронтовиков к тридцатилетию со дня победы наградили орденом «Отечественной войны».
Что из этого вышло? Мало хорошего. Статус боевого ордена в виду его массового тиражирования снизился до уровня юбилейного знака, и многих фронтовиков, награжденных им не в связи с юбилеем, а во время войны, за свои кровные подвиги, это покоробило.
Но всё, о чем я теперь рассказал, свидетельствует лишь об одном. Наша молодежь во время войны показала себя с самой лучшей стороны, и после войны заслуженно называлась героической! Многие герои вышли из многодетных полуголодных семей. Они не имели айфонов, планшетов и автомобилей… Но они не словах, а на деле считали себя ответственными за свою землю. Они насмерть стояли за свой народ.
Казалось бы, народ с такой молодежью победить невозможно! Это точно!
Но нас-то всё равно победили. А почему? Да только потому, что народ постепенно стал совсем другим! Далеко не тем, не сталинским, не героическим. Он переродился, оказавшись тем, что сейчас собой и представляет! Запуганный, униженный, жалкий, расслоившийся на людей, ещё как-то сохранивших честь и совесть, и на воров, полуворов и прочих негодяев (не перечисляю всех, ибо понадобился бы огромный список, так называемых, профессий или, как теперь они говорят, – занятий), участвующих в групповом разграблении родины.
В общем, я думаю так! Мы сами виновны в том, куда мы заехали и безнадёжно забуксовали под сказки о светлом капиталистическом будущем! Виноваты, поскольку народ, который хребтом своим ощущает, что его добивают, и, тем не менее, не защищается, не борется, не тянет в могилу за собой своих убийц, это уже не народ! Это – не более чем население. Причем, то население, которое доброго слова не заслуживает!
Вот, я ещё совсем недавно ругал молодежь, но о стариках моё мнение и того хуже. И каким оно может быть, когда я вижу, как эти старики загибаются от нищеты, но ползут и ползут на избирательные участки, чтобы поддержать тех, кто их втаптывает в грязь! О чем они думают? Видимо, мозги у них есть, но не более чем субпродукты. Понимаю, что пакостно звучит! Полностью согласен! Зато без розовых тонов!
И всё это лишь потому, что вместо бывшего когда-то народа, созидавшего, имевшего достоинство, теперь повсеместно распространено население – жалкое, тупое, неорганизованное, аполитичное, запуганное. Из-за него, не сумевшего защитить свою страну от упырей, и нет у нас ее – той страны, которой по праву можно было гордиться!
Я хорошо понимаю, что сформулировал страшное обвинение своему народу, частью которого сам и являюсь, и тем самым, будто противопоставил себя ему. Похоже теперь, будто народ плохой, а я хороший!
Но, нет, нет и нет! Я никак не противопоставляю себя народу – в нем всякие люди имеются, – но понимаю, что с таким населением не только имею мало общего, но и не хочу с ним что-то иметь! Ведь оно, это родственное мне население, не желая того, не понимая того, что оно вершит, тупо рубит сук, на котором сидит, и на котором сижу я и все те, кто что-то понимает и что-то пытается исправить, кто еще достоин уважения! Но силы наши не равны. Инертная масса не только уверенно затягивает страну в небытие своей абсолютной несостоятельностью, но очень многие помогают ей в этом извне, да и те, местные, кто кормится здесь, а нацелен туда, к врагам нашим.
Стоп! Это куда же меня занесло?
Не боюсь того, что сказал! И от слов своих не отрекаюсь, только не вижу смысла в них особого… Ни к чему они – ни мне, ни населению нашему, с коим, каким бы оно ни было, перебиваться мне теперь до смерти своей, ибо оно уже от недугов своих не оправится, а я никуда от него не сбегу… Одна с ним у нас участь, хоть и не согласен я с тем, что так глупо из-за него все сгинем. Но земля моя здесь! Не народ, оказавшийся нежизнеспособным! Именно земля… Она единственная есть то, что вечно, что незыблемо, что защищать нам следует, вцепившись в нее зубами, покуда еще живы!
