– Амала!
Я обернулась на тихий зов Джаи. Он застыл в паре шагов позади, сведённые на переносице чёрные брови и прищуренные светло-голубые глаза без слов сказали о его нежелании входить в маленькую чайную лавку, которая втиснулась в узкий проулок между двумя каменными стенами соседних магазинов.
– Можешь подождать меня здесь, – предложила я и медленно обвела взглядом оживлённую торговую улицу.
Джая, не поворачивая головы, скосил глаза на снующих туда-сюда горожан. Послеполуденная жара спала, и народ высыпал наружу, гонимый делами, которые требовалось завершить до наступления сумерек. Джая тяжко вздохнул, даже скорее обречённо. Я пожала плечами в ответ на проскользнувший укор в его глазах и, развернувшись, преодолела две ступеньки перед дверью. Уголки губ дрогнули в лёгкой улыбке, я точно знала, что Джая ненавидел оставаться один среди толпы гораздо больше, чем наведываться к старику Вахину.
Звякнул дверной колокольчик, оповещая хозяина лавки о нашем визите. Нос сразу же наполнился душистым букетом чаёв: цветочных, фруктовых, пряных и смолистых. Всякий раз переступая порог этого места, я погружалась с головой в море ароматов: свежих ягод и весеннего луга после дождя, сладости орхидеи и древесной коры, кожи и дымка от костра, орехов и чернослива, влаги лесного тумана и торфяных болот и ещё десятки, а может быть и сотни тонких ноток, названия которых я не знала.
Я открыла рот, чтобы позвать Вахина, уже привыкшая к тому, что он постоянно торчал в подсобке в задней части лавки, но не успела произнести ни звука.
– Добро пожаловать, – раздался скрипучий голос хозяина совсем рядом, так внезапно, что я вздрогнула от неожиданности. – Прошу осмотритесь пока. Как только освобожусь, сразу же обслужу вас, достопочтенная ноа.
Вскинув в изумлении брови, я повернулась лицом к Вахину и тут же увидела причину, почему обычно сварливый и грубый старик вдруг встречает меня учтивыми и услужливыми словами. Эта «причина» коротко глянула в мою сторону, затем на вошедшего следом Джаю, и снова на меня, но теперь уже с любопытством.
Я тут же пришла в себя и, растянув губы в вежливой улыбке, кивнула головой в знак приветствия, как того требовали правила приличия. Женщина повторила за мной, опустив озадаченный взгляд на мою одежду. Мужские штаны, заправленные в невысокие сапоги, и рубаха, подпоясанная кожаным ремнём, видимо никак не складывались в её голове с образом представительницы знатного рода, к которому она меня несомненно приписала из-за употреблённого стариком обращения «ноа» и присутствия рядом со мной фаруха-раба.
Густые с проседью брови Вахина многозначительно изогнулись, я резко заозиралась по сторонам с, как мне казалось, интересующимся выражением лица и отошла в противоположный угол лавки. Джая, подобно тени, бесшумно последовал за мной и остановился чуть позади, заслонив своим телом от женщины, пока я делала вид, что изучаю холщовые мешочки, наполненные разнообразными сушёными листьями, стебельками и соцветиями.
Вахин втянул посетительницу в обсуждение сорта чая, который он ей предлагал купить вместо того, что она изначально хотела приобрести.
Я же с нарастающим нетерпением ждала, когда женщина, оказавшаяся невероятно привередливой и дотошной, всё же определится с выбором и наконец уберётся из чайной лавки, и поэтому невольно прислушивалась к их разговору.
– Не думаю, что мне это подойдёт. Всё же может у вас где-то остались запасы Берчурского чая? Если вы уже для кого-то отложили его, то я заплачу двойную цену, – заискивающим голоском увещевала женщина и, понизив голос, добавила. – Вы же понимаете, что ноар Фурош пьёт только этот чай и не приемлет никакого другого.
При упоминании имени самого высокородного семейства на всех землях Паскума я обернулась и, осторожно высунувшись из-за Джаи, с интересом взглянула на женщину. Опрятное платье без изысков, отсутствие каких-либо украшений и гладко зачесанные в тугой пучок волосы.
Точно не из знати. Что её связывает с родом Фурош?
– К сожалению, ничем не могу вам помочь. Всё продано без остатка, а новые поставки задерживаются из-за независящих от меня обстоятельств, – Вахин качнул головой, вроде как сожалеюще, но я заметила, как уголок его губ нервно дёрнулся.
Я знакома со стариком уже достаточно давно и научилась считывать сигналы его мимики: назойливая клиентка его уже порядком раздражала, и он из последних сил сдерживался, чтобы не отправить её куда подальше парочкой хлёстких бранных словечек.
– Как же быть? Что же мне делать? Ноар неизменно каждый вечер после ужина выпивает чашку чая, наших запасов хватит ещё на три-четыре дня. Но что мне делать потом? Что делать? – запричитала женщина, раскачивая головой и в задумчивости постукивая пальцами по губам.
Наверное, она прислуживает в доме Фурош, раз в её заботы входило пополнять запасы чая. Удивительно, как Вахин обзавёлся подобной клиенткой. В Вошасе были и другие чайные лавки, более презентабельные и именитые, в которых предпочитало закупаться большинство знатных семейств. Как же Вахину удалось заманить в свою внешне непримечательную, затесавшуюся в узком проулке лавку такую крупную рыбу?
Старик тяжело вздохнул и, сжав губы, потёр пальцами подбородок, будто тоже размышлял над решением невзгод покупательницы. Я тихо усмехнулась, видя, как он из последних сил старается сохранять самообладание. Порой я удивлялась, как он вообще додумался податься в торговцы с его-то скверным характером и отсутствием какой-либо терпимости в отношении окружающих его людей. Хотя до сегодняшнего дня я думала, что продажа чая лишь своего рода прикрытие для настоящего промысла, происходящего в стенах этой лавки.
Вахин заметил моё любопытство и стрельнул в мою сторону колючим взглядом.
Чтобы не подливать масла в пылающий очаг его раздражения, я скрылась за высокой фигурой Джаи. Вскинула голову и, заглянув в голубые глаза, изобразила кислую мину. Так же, как мой друг ненавидел оставаться один в толпе людей, я ненавидела томительные и бесполезные ожидания. В ответ его брови взметнулись вверх, чёрные бархатные волоски коснулись края обмотанной вокруг головы белой фисы, как бы спрашивая меня “хочешь уйти?”. Я закатила глаза – “ни за что!”, отвернулась к прилавку и, взяв в руки один из мешочков, вдохнула густой пряный запах сушёных листьев, пытаясь разобрать тонкие нотки аромата, чтобы хоть чем-то себя занять.
– А когда ожидается следующая поставка? Возможно ли, что обоз из Берчура прибудет в ближайшие дни? – в голосе женщины натянутой струной звенела последняя надежда.
Вахин прочистил горло, прежде чем ответить:
– Не могу знать. Я отправил почтовым дилижансом письмо в Берчур, но всё ещё не получил ответ, поэтому не имею никакого представления, когда обоз прибудет в столицу.
Сначала раздался обречённый вздох, а через мгновение возмущённый возглас:
– Да что могло их так задержать? Они должны понести ответственность. Из-за их нерасторопности будет нарушен привычный распорядок дня ноара Фурош. Что вы будете с этим делать?
Не ожидав столь резкого перехода от робких увещеваний к громким обвинениям, я вздрогнула и резко развернулась, уже не таясь. Женщина уловила движение, глянула в мою сторону и, должно быть смутившись собственной вспышки в присутствии ноа, быстро отвела глаза и торопливо закопошилась в кошеле, висящем на поясе.
– Просто невообразимо, – достав несколько монет, она вручила их Вахину. – Как только прибудет обоз, незамедлительно пришли кого-нибудь с сообщением.
Оставив указание, с раскрасневшимся не то от негодования, не то от смущения лицом, а может и от того, и от другого вместе, “крупная рыба” не оборачиваясь стремительно выплыла прочь из лавки Вахина.
Сжимая кулаки, старик проводил её хмурым взглядом и, выждав, когда она удалится на достаточное расстояние, выругался самыми забористыми словечками, которые я когда-либо слышала от него. Затем прошёл за прилавок и с размаху хлопнул по нему ладонью, припечатав монеты к отшлифованной поверхности.
Ругательства продолжали изливаться из него тихим бормотанием, но запал негодования постепенно ослаб, я осмелилась подойти ближе и облокотиться на высокую продолговатую столешницу.
– Она правда из дома Фурош? Как ты её заманил сюда? – почему-то первым делом спросила я, хотя мгновение назад изнывала от нетерпения побыстрее получить то, за чем пришла. Всё же отец прав, порой он ругал меня за чрезмерное любопытство, но я не в состоянии избавиться от зудящего ощущения в голове, вынуждающего искать ответы на зарождающиеся там же вопросы.
– Не твоего ума дело, девчонка, – Вахин предупреждающе зыркнул на меня, с лёгкостью отбросив былое почтение. Я помнила о договорённости при нашей первой встрече: не лезть в дела друг друга. По большей части у меня получалось её выполнять, ведь обычно в мои короткие визиты в чайной лавке абсолютно ничего не происходило, но не в этот раз. Старик перевёл взгляд на Джаю и недовольно буркнул: – Кажется, я много раз велел тебе оставлять свою псину у входа.
– А я тебе ни единожды отвечала, что куда я – туда и он, – я скривилась от использованного им обращения, но всё же оглянулась и кивнула другу в сторону порога, туда где обычно он оставался ждать, чтобы меньше раздражать вредного старика. На лице Джаи не проскользнуло ни намёка на недовольство, он сохранил безэмоциональное выражение и молча прошагал к двери.
Когда я вновь посмотрела на Вахина, он наблюдал за мной, сощурившись, но уже в следующий миг, смахнув в ладонь несчастные монеты, отвернулся, чтобы спрятать их в резную шкатулку.
– Чего надобно? – спросил он так, словно не знал о единственной и неизменной цели моих визитов.
– Хочу купить столь знаменитый чай из Берчура, – растягивая слова произнесла я, поддавшись острому желанию уколоть Вахина.
Старик фыркнул и процедил бранное словечко сквозь стиснутые зубы, мне с трудом удалось удержаться от злорадной усмешки. Затем он обернулся и, насупив брови, грозно потряс пальцем.
– Будешь совать нос, куда не следует, его тебе однажды прищёлкнут.
С моих губ всё же сорвался тихий смешок, когда рот Вахина дословно произнёс предостережение, которое я постоянно слышала от отца. Брови старика грозно сошлись на переносице, видимо он принял мою реакцию за несерьёзное отношение к его словам. Я наклонилась ближе и полушёпотом проговорила:
– Я же не прошу раскрывать выведанные тобой через эту женщину секреты дома Фурош, всего лишь хочу распробовать вкус чая, без которого аж сам ноар ни дня не может обойтись.
Желваки задвигались на лице Вахина, а в глазах загорелся предостерегающий огонёк. В моей голове жужжащим роем вертелись вопросы, но я конечно же не стала их озвучивать. Старик вышвырнет меня из лавки прежде, чем я вытяну из него даже слово в ответ. Злить его чревато.
Я благоразумно отклонилась назад и вскинула руки в примирительном жесте.
– Хорошо-хорошо, на самом деле чай и всё с ним связанное меня мало интересует, а вот… – я сделала недолгую паузу и, растянув губы в заговорщицкой улыбке, снова перешла на полушёпот, – копия записей Белиоза Раута была бы желанным приобретением.
Несколько долгих мгновений Вахин смотрел на меня недобрым взглядом. Затем выплюнул хлёсткое ругательство и скрылся в подсобном помещении, хлопнув за собой дверью.
Он не прогнал меня – это хороший знак.
Я позволила себе облегчённо выдохнуть, затем обернулась к Джаю и, слегка постучав ладонью по груди, показала ему, насколько на самом деле перепугалась, пусть даже всего на краткий миг. Друг поднял глаза к потолку и покачал головой, ему не терпелось поскорее убраться отсюда. С самого первого нашего визита в чайную лавку он невзлюбил старика, я догадывалась, что причина его неприязни скрывалась в том, что Вахин открыто выказывал своё презрение к нему из-за принадлежности к расе фарухов. Хозяин лавки всякий раз пытался выставить Джаю за порог, словно мой друг одним своим присутствием отравлял ему воздух.
В груди неприятно сдавило, из-за меня Джае каждый раз приходилось терпеть выходки Вахина, а я не могла вступиться за него. До скрипа зубов порой хотелось обласкать старика его же неприглядными эпитетами, но не могла этого сделать.
Нас с Джаей разделяла огромная пропасть неравенства, под пристальным взором других людей мы должны поддерживать видимость чёткого разделения между нами: я – ноа из рода Сибоа, а Джая – из покорённой расы фарухов и раб, принадлежащий моему отцу. Поэтому окружающие нас люди, включая Вахина, должны видеть только взаимоотношения хозяйки и раба, и ничего больше.
Послышались шаги, и я сосредоточила всё внимание на появившемся из подсобки старике. В руках он нёс свёрток, обёрнутый в серую ткань, который по формам напоминал книгу, и деревянный цилиндрический футляр, покрытый тёмным лаком. Я поджала пальцы ног от радостного предвкушения и, не сдерживая довольной улыбки, пробормотала:
– Чудесно!
Вахин положил свёрток на прилавок передо мной и глянул на Джаю.
– Запри дверь, – велел он ему, неприязненно скривив губы, словно обращался к мерзкому насекомому.
Я сцепила зубы, серая суконная материя передо мной сдержала порыв выругаться вслух. Под ней скрывались сотни страниц с записями из личного дневника Белиоза Раута, капитана одного из судов, прибывших к берегам диких земель во времена Великого переселения. И хотя это всего лишь переписанная от руки копия, но даже так она всё ещё содержала в себе бесценные описания первых шагов переселенцев по диким землям и первые столкновения с местными обитателями. Оригинал находился в глубинах закрытого хранилища библиотеки Цитадели, куда нет доступа никому кроме служителей. Даже для представителей трёх высших родов требовалось специальное разрешение от самого Центриона, чтобы попасть в святая святых, а уж мне – ноа из низшего рода Сибоа – не имело смысла даже помышлять о подобном. Поэтому моё знакомство две весны назад с Вахином – на первый взгляд с заурядным торговцем чаем, под личиной которого скрывался подпольный делец, способный за определённую плату раздобыть практически всё что угодно, – стало великой удачей, обернувшейся возможностями получить копии старинных книг из самой библиотеки Цитадели. И чтобы и дальше пользоваться услугами Вахина, мне приходилось мириться с неприятной стороной нашего сотрудничества – с его пакостным отношением к Джае.
Я проглотила возмущение и не оборачиваясь тихо попросила друга запереть дверь.
Послышался негромкий щелчок механического затвора, я натянуто улыбнулась старику и положила руки на свёрток, чтобы раскрыть его и взглянуть на записи. Но внезапно широкая ладонь Вахина легла сверху, не позволяя мне этого сделать. Я вопросительно вскинула брови.
– Сначала плата, – напомнил он одно из условий нашего договора: деньги всегда вперёд.
Когда я обратилась к нему с просьбой раздобыть копию дневника Белиоза Раута, то при себе у меня не было запрошенной им суммы, которая оказалась гораздо выше предыдущих заказов, по понятным причинам. Добраться до самого недоступного места в Цитадели и к тому же сделать незаметно копию многостраничной книги казалось вообще невозможным, изначально я вообще думала, что старик откажется, поэтому толком и не подготовилась, прихватив с собой лишь те деньги, что у меня имелись на тот момент. Но по итогу долгих уговоров Вахин согласился получить остаток платы после выполнения заказа, но при условии, что я оставлю в залог украшенный драгоценными камнями кинжал. Его мне подарил отец, для самозащиты, велев всегда брать с собой за пределы нашего поместья. Кинжал казался мне чересчур вычурным и нелепым, я не видела в нём необходимости, имея рядом Джаю, но в тот момент обрадовалась, что его наличие как нельзя удачно принесло хоть какую-то пользу.
– Да-да, точно, – спохватилась я, неловко хохотнув и быстрым движением отстегнув кожаный кошель с ремня. Увесистый мешочек плюхнулся на столешницу рядом со свёртком, звякнув содержимым. – Вот, вторая половина оговорённой платы.
Старик сощурился и, подняв кошель, взвесил его в ладони.
– Там всё до последнего лосса, – добавила я и смело принялась разворачивать плотную шерстяную ткань.
Выбитая надпись на коричневой коже обложки гласила, что под ней скрывались сказания о восьмидесяти восьми Священных зверях, такую книгу можно найти почти в каждом доме. Но название – лишь прикрытие истинного содержимого. Все предыдущие добытые для меня копии фолиантов из библиотеки Цитадели тоже скрывались за иными названиями.
Я с замиранием сердца открыла книгу и обнаружила ровные строки уже знакомого аккуратного почерка. Не трудно догадаться, что человек Вахина, который переписывал книги, – служитель в библиотеке Цитадели. Иначе объяснить, как этому человеку удалось попасть в закрытое хранилище, невозможно.
Я провела пальцем по мелким иероглифам в уголке на первой странице.
Белиоз Раут.
Пробежалась глазами по словам, перелистала и снова прочитала несколько строк. Я не могла подтвердить действительно ли это копия оригинальных записей, даже не знала существовал ли дневник капитана Белиоза Раута на самом деле и хранился ли он в закрытом хранилище. Я выяснила о нём случайно, встретив короткое упоминание в исследовательском труде одного из историков-современников. Там учёный лишь вскользь сообщал о своём желании получить доступ к этим записям, которые дали бы более полное представление о первых столкновениях переселенцев с обитателями диких земель. Всего пара прочитанных строк зародила в моей голове безумную идею достать если не оригинал, то хотя бы копию таинственного дневника. И вот я листала страницы и вглядывалась в слова, написанные мелким почерком.
– Есть кое-что ещё, – проговорил Вахин и положил цилиндрический футляр на прилавок. Я аккуратно закрыла книгу и покосилась на незнакомый предмет.
– Что это? – Я вопросительно взглянула на старика. Его лицо перекосилось от недовольства, будто я не понимала какой-то очевидной вещи.
– Разве не это ты хотела найти, когда заявилась в лавку впервые? – буркнул он и нетерпеливо подтолкнул футляр ко мне.
Я принялась лихорадочно вспоминать. На самом деле в первый визит к Вахину у меня был целый список того, что я хотела с его помощью достать. Но большую часть я уже получила, оставались лишь редчайшие фарухские книги и карты. После войны с фарухами почти всё уничтожили, но поговаривали, что для изучения культуры чужой расы предки кое-что сохранили в библиотеке Цитадели.
Вряд ли в цилиндре находилась книга, может карта?
Сердце в груди совершило кульбит и замерло. Руки вспотели, и пришлось обтереть ладони об штанины, прежде чем взять футляр и аккуратно снять крышку.
Внутри лежал свёрнутый кусок плотной бумаги.
Я сглотнула, чтобы смочить внезапно высохшее горло, и посмотрела на Вахина. Он кивнул, разрешая взглянуть. Было странно, что он не требовал плату вперёд, как делал всегда, но я была слишком взволнована, чтобы думать об этом.
Аккуратно, двумя пальцами, я вытянула рулон и отложила футляр.
Как только показались первые начертания на бумаге, я заметила тонкие витиеватые надписи возле отмеченных точек, видимо представляющих собой небольшие поселения фарухов ещё до Великого переселения. И хотя подобную письменность невозможно нигде увидеть в наши дни, за четыреста с лишним лет все возможные и невозможные надписи на этом языке давно исчезли, уничтоженные либо временем, либо служителями Центриона, но я почему-то была уверена, что это фарухский.
Я развернула карту полностью и рассматривала, затаив дыхание, будто от неосторожного движения она могла истлеть и исчезнуть прямо в моих руках. Но по свежести красок и состоянию бумаги очевидно, что это такая же копия, как и дневник Белиоза Раута. И скорее всего выполненная одним и тем же человеком.
По изображенным на карте очертаниям я сразу узнала Паскум. Вдоль восточного побережья пролегала горная гряда, спускающаяся до самой южной точки – змееподобного мыса, с северного побережья тянулись переплетающиеся, подобно рыболовной сети, линии рек и озёр, а на западе материк сужался, соединяясь лишь тонким перешейком с другой частью суши.
В затылке закололо, когда мои глаза нашли толстую чёрную линию, пересекающую самую узкую часть перешейка и обозначающую границу Паскума, и остановились на длинной надписи, выведенной по другую сторону от линии, на диких неизведанных землях. Сердце трепыхнулось в груди и болезненно сжалось.
– Ну так что? – вдруг привлёк моё внимание Вахин. Я бросила на него быстрый взгляд и, поняв, что он хочет обсудить стоимость, бережно скрутила бумагу.
– Сколько? – прямо спросила я, пряча карту в футляр. У меня с собой больше не было денег, кроме нескольких лосс в оплату мальчишке, приглядывающему за нашими с Джаей лошадьми, но я любым путём должна забрать карту с собой.
Старик насупил брови и поскрёб пальцами подбородок, словно размышляя. Но эта задумчивость наигранная. Уверена, он уже давно решил сколько лоссов с меня запросит. Так к чему это представление?
Не выпуская из руки футляр с картой, я обернула книгу с записями Белиоза Раута тканью и зажала свёрток под мышкой.
– На карту ушло не слишком много времени, поэтому так и быть в качестве платы оставлю себе кинжал, – закончив рассуждать вслух, Вахин кивнул, словно соглашаясь со своими же словами. – Если больше нет других заказов, проваливай, – он замахал рукой, торопясь от меня избавиться.
Я опешила, вспомнив про кинжал, который он даже не принёс с собой, это лишний раз подтверждало – он изначально решил оставить его себе. Такое предложение вполне бы меня устроило, и я с лёгким сердцем обменяла бы броскую и по сути ненужную мне вещицу на драгоценную редчайшую карту, но, к сожалению, отцовский подарок не безделушка, от которой я могу избавиться.
В последние дни отец подмечал отсутствие кинжала при мне и спрашивал о нём, из-за чего приходилось врать и придумывать отговорки, а вчера он строго отчитал меня и обмолвился, что это не просто оружие для самозащиты, а семейная реликвия. Поэтому я не имела права обменивать его и обязана вернуть.
Я сжала футляр, не желая выпускать его из рук, и глубоко вздохнула, прежде чем произнести следующее:
– Я заберу кинжал. Скажи, сколько ты хочешь за карту, и я привезу деньги в следующий приезд в Вошасу.
Судя по недовольству на лице, старику не понравилось предложение.
– Ни к чему это. Сказал же, кинжала достаточно, – вдруг буркнул он, отмахнувшись от меня, словно от несмышлёного ребёнка, и направился к двери, ведущей в подсобку.
– Эй, постой, – попыталась я его остановить, но Вахин пробормотал себе под нос что-то о “надоедливых девчонках, околачивающихся в его лавке” и скрылся за дверью.
Футляр с картой казалось приклеился к моей руке, так сильно я не желала с ним расставаться. Но в голове звучал тихий и немного раздосадованный голос отца: “Амала, этот кинжал – наследие, передаваемое из поколения в поколение. Надеюсь, ты понимаешь его значимость”.
В поисках решения я оглянулась на Джаю, он склонил голову набок и озадаченно смотрел на меня, явно не понимая возникшей дилеммы.
Я опустила взгляд на тёмную блестящую поверхность футляра и тяжко вздохнула.
– Вахин! – позвала я. – Неси сюда мой кинжал, – требовательно добавила и положила футляр на прилавок.
За стеной не раздалось ни шагов, ни шорохов.
– Я не уйду отсюда, – заверила я, повысив голос на случай если он не услышал.
Через несколько мгновений дверь открылась, старик с недовольством глянул на меня. Я нетерпеливо толкнула к нему футляр по прилавку.
– Мне нужен мой кинжал, – повторила я с нажимом и растянула губы в улыбке.
– Зачем же ты таскаешь везде за собой этого бесполезного пса? Раз тебе необходимо иметь при себе кинжал, деревянный лосс – цена твоему рабу-охраннику, – со злой усмешкой Вахин дёрнул подбородком в сторону Джаи.
– Это не твоего ума дела, старик, – вернула я ему его же слова.
– Так тебе не нужна эта карта? Хорошо, у меня есть кое-кто на примете, кто так же, как и ты, собирает всякое фарухское барахло. Не знаю и знать не хочу, зачем ему это, но он с радостью отвалит мне двойную, а то и тройную цену твоего кинжала. Так что я буду только в выигрыше, – разглагольствуя, словно рассуждая вслух, Вахин подошёл и неспешно забрал футляр с прилавка.
Я впилась ногтями в ладони, чтобы не поддаться желанию выхватить его у старика, и мысленно убеждала себя, что вся эта болтовня очередное представление, чтобы вынудить меня принять его условия оплаты.
Возможно в первые наши встречи, будучи под нахлынувшим воодушевлением заполучить что-то столь уникальное, я бы могла купиться на подобное, но все хитрые уловки Вахина мне уже давно известны.
– Мне нужна эта карта.
Старик, который уже направился вновь в подсобку, оглянулся, его лицо сохраняло привычную маску раздражения, но под глазами пролегли довольные морщинки, он походил на кота, умыкнувшего самую крупную рыбу из улова рыбака.
– Я заплачу столько же, как за дневник Белиоза Раута. Ни лоссом больше. Вернусь завтра с деньгами. Но кинжал заберу сегодня, – твёрдым голосом проговорила я.
Он не сможет отказаться от столь щедрого предложения, я усилием воли сдерживала победную улыбку, но старик казалось никак не желал признавать своего поражения, он сжимал губы и хмурил брови. Но затем из него прорвались ругательства, и вместе с картой он скрылся за дверью подсобки.
Из меня невольно вырвалась тихая усмешка, пока за стеной раздавались шаги и шебуршение. Я взглянула на Джаю и беззвучно изобразила победный танец вокруг своей оси, мой друг лишь непонимающе вскинул брови. Даже тот факт, что мне вновь придётся тайком продать одно или два украшения из моей шкатулки с драгоценностями и что это рано или поздно обнаружится, и мне предстоит как-то объяснить это отцу, никак не портил бурлящего внутри меня чувства.
Когда Вахин вновь появился, в руках он держал только кинжал. Конечно, я не ожидала, что он позволит забрать карту с собой до получения обещанных денег, но всё же приподнятое настроение тут же попортилось.
– Если завтра до полудня не явишься, считай, товар уже продан, – буркнул старик, резко опустив ножны на прилавок.
– Договорились, – сквозь зубы протиснула я и дополнительно кивнула с натянутой улыбкой, когда Вахин испытующе сощурился.
Я ещё не представляла, что скажу отцу о причинах новой поездки в Вошасу ранним утром следующего дня, придётся постараться придумать убедительный повод. Но не допущу, чтобы старик догадался об осложнениях, которые он мне устроил. Не доставлю ему такой радости.
Я схватила кинжал и, коснувшись пальцами козырька несуществующей фуражки, отдала честь на манер городских стражников. Вахин бросил короткий взгляд на кинжал в моих руках. Я не разобрала его тихих ругательств, резко развернулась и направилась к двери, которую Джая отпер и распахнул передо мной.
Как только мы оказались снаружи, я стремительно зашагала вдоль улицы, прочь от чайной лавки. Зябким холодом по коже прокатилось нагнавшее осознание, что Вахин обдурил меня, запудрил голову, притворившись, что кинжала достаточно в качестве оплаты, чтобы затем загнать меня в ловушку и вынудить выкручиваться, предлагая гораздо большую сумму, чем первоначальная.
С моих губ сорвалось грубое ругательство из словарного запаса старика, две идущие впереди молодые девушки оглянулись и ошарашенно округлили глаза. Позади, словно поперхнувшись, закашлялся Джая. Не останавливаясь, я посмотрела на него через плечо. Он шёл всего в двух шагах позади и прикрывал рот кулаком. Как только наши глаза встретились, его брови вопрошающе приподнялись. Сейчас я не могла ничего объяснить, вокруг слишком много людей. Придётся ему подождать, пока мы не покинем городские стены Вошасы.
Я покачала головой, чтобы успокоить Джаю, но взгляд его глаз переместился куда-то вперёд. Он метнулся ко мне и вскинул руку как раз в тот момент, когда передо мной возник мужчина. И хотя мой друг, уперевшись незнакомцу в грудь, смог его вовремя остановить, я всё же натолкнулась на крепкое мужское плечо, чуть не выронив из-под мышки свёрток с дневником.
– Эй, что за… – стряхнув с себя руку, возмутился незнакомец и вскинул взгляд на белоснежную ткань фисы, обмотанную вокруг головы Джаи. – Где… – озадаченно начал он и замолк, не обнаружив вышивки с “именем”, которая должна быть у каждого фаруха-раба.
Мужчина видимо нечасто сталкивался с рабами-охранниками ноа и ноаров – только они могли не наносить наречённое хозяином “имя” на ткань обязательного головного убора – короткое замешательство сменилось пониманием, и тогда его взгляд заметался в поисках высокородного владельца раба и наткнулся на меня, застывшую чуть в стороне. Джая переместился и прикрыл меня, заслонив плечом от незнакомца.
– Прошу простите меня, я отвлеклась и не заметила вас, – я вышла вперёд и примирительно улыбнулась. – Мой фарух лишь защищал меня. Надеюсь, он не навредил вам.
Я надеялась, что моих извинений будет достаточно и мужчина не станет устраивать скандал из-за небольшого столкновения, что в толчеи торговой улицы не такая уж и редкость. Незнакомец вдруг стушевался после моих слов и, видимо всё же признав во мне ноа, торопливо замотал головой.
– Нет-нет, вашей вины нет. Это я должен был быть внимательнее. Простите меня, ноа. Я спешил на площадь, услышал, что Центрион Хугэ явит свои лики народу, а это, как вы знаете, происходит не так часто, поэтому я был чересчур взволнован и… не заметил вас. Прошу про…
– Центрион явит свои лики? – резко прервала я его извинения, теперь настала моя очередь изумляться. Я осмотрелась и только сейчас заметила суету. Торговцы спешно закрывали свои лавки, горожане, забыв о делах, приведших их на торговую улицу, подобно живой реке, устремились в одном направлении.
– Да, ноа. Извините, – мужчина почтительно склонил голову и, видимо посчитав, что инцидент исчерпан, обошёл нас и влился в поток людей.
Сердце в груди пустилось вскачь от одной только мысли, что мне возможно посчастливилось оказаться в столице в день столь редкого события. Выход Центриона из Цитадели никогда не афишировали заранее, весть об этом глашатаи разносили по городу буквально перед самым его появлением, так что люди с окраин стремительно стекались к центральной площади, чтобы успеть хотя бы издали взглянуть на небесного посланника Творца и Указующего Путь – Священного Зверя Хугэ. Поместье моей семьи находится в часе езды за стенами Вошасы, поэтому за все свои девятнадцать лет мне удалось увидеть Центриона только два раза, и то лишь благодаря удачному стечению обстоятельств.
И последний раз это произошло в двенадцать лет, когда отец привёз меня в столичное модное ателье, чтобы заказать мне кучу платьев, покупку которых я считала бесполезной тратой лоссов и времени. Поэтому услышав снаружи громкие выкрики глашатая и увидев, как загорелись глаза у отца и главной швеи, которая к тому времени уже на протяжении полутора часов безумолку кружила вокруг меня, прикладывая образцы различных тканей, я поспешно спрыгнула с помоста и с великой радостью поспешила с отцом на центральную площадь. Пусть тогда мной больше двигало желание улизнуть от скучных обязанностей мерить несметное количество новомоднейших фасонов платьев, нежели желание лицезреть лики Священного Зверя Хугэ, но я всё же расстроилась, что так и не смогла толком рассмотреть его из-за неимоверного столпотворения на площади и собственного небольшого роста. Подойти достаточно близко к Цитадели оказалось невозможным.