– Только вы не подумайте, что я трушу! – встрепенулся Министр обороны и вдобавок премьер-министр. – Просто, столько еще не сделано, и столько планов ждут своей реализации. Обидно было бы оставить все это в незавершенном виде. Да и внуков жалко, отца-то нет, а я им и за отца и за деда, – чуть слышно пробормотал он последнюю фразу.
– Не переживайте вы так, Борис Иванович, – попробовал его утешить Тучков. – Мы, совместно с ФСО (он по привычке считал эту организацию самостоятельной, хотя она уже больше месяца, как подчинялась его ведомству) делаем все, чтобы обеспечить достойную охрану первым лицам государства.
– Ладно. Мы слегка отвлеклись от основной темы разговора, – прервал минорное настроение в кабинете Верховный. – Лучше скажите, Игорь Олегович, что вам еще нужно для успешного проведения операции? Дополнительное финансирование или, быть может, оборудование?
– Да нет, в общем-то, – пожал он плечами. – Люди Дмитрия Аркадьевича, на местах, снабдили всем необходимым наши группы.
– Кстати, вот еще что, – спохватился Афанасьев. – Учтите, когда будете проводить операцию, что ликвидации должны будут пройти почти одномоментно. Иначе спецы с той стороны догадаются, откуда и куда ветер дует, и смогут просчитать в какую сторону мы нанесем следующий удар, и успеют подготовить ловушку.
– Фактор одновременности мы учитываем в подготовке к операции. Сейчас это будет сделать посложнее, в связи с тем, что добавился новый «клиент» в лице мистера Милли, но мы постараемся, чтобы между началом и концом операции прошло не более суток, – кивнул Костюченков.
– Все это хорошо, товарищи, – вмешался главный нелегал, – но вот, как мы с вами будем выглядеть после завершения операции, в благополучном исходе которой я почти не сомневаюсь, если с главных фигурантов будет снята охрана? Ведь все будут тыкать в нас пальцами, утверждая, что новые люди, пришедшие к власти в России – настоящие террористы, ничем не отличающиеся от своих заокеанских визави.
– А вы, Дмитрий Аркадьевич, – нехорошо прищурился Афанасьев, – решили всю жизнь прожить и умереть, не снимая белых перчаток? Зачем тогда соглашались участвовать в этом?
– Про перчатки это вы хорошо сказанули, Валерий Васильевич! – поднял кверху большой палец Тучков. Наш Дмитрий Аркадьевич никогда не снимает их, чтобы не оставлять следов после каждого совершенного его людьми политического убийства.
– Вы неправильно меня поняли, товарищ Верховный, когда я говорил о том, как мы будем выглядеть, – обратился он к Афанасьеву, одновременно кидая острый взгляд в сторону балагура из пыточных застенков. – Я имел в виду, что может быть не следует поступать настолько демонстративно? Может, следовало, как-нибудь представить все в качестве несчастных случаев или трагических стечений обстоятельств.
– Да бросьте вы, Дмитрий Аркадьевич, там ведь тоже не дураки сидят. Уж два плюс два, как-нибудь, да сложат, – скривил рот диктатор. – К тому же проработка операции для более тщательного сокрытия следов, потребует гораздо большего времени и средств. А временем, как вы успели заметить, мы не располагаем от слова «совсем». А насчет того, что о нас подумают в мире, вы тоже не правы. Мировое сообщество привыкло уважать силу. К тому же удачливую силу. Оно, даже если на словах и будет какое-то осуждение, безусловно, поймет, что новые власти России слов на ветер не бросают. И если уж публично обещали расправиться с теми, кто устроил бойню в сердце столицы, то непременно выполнят обещанное. А, значит, на будущее будут знать, что время, когда Россия наматывала сопли на кулак, ушло безвозвратно. Поэтому вести с нами нечестную игру, а уж тем более вытирать об нас ноги, поопасятся.
III.
08.09.2020г., США, округ Колумбия, г. Вашингтон, Пенсильвания авеню 1600, Белый Дом.
Когда директор ФБР и технический персонал, обеспечивающий связь покинули Овальный кабинет, президент смог, наконец-то, расслабиться. С его лица стекал, как водопад обильный пот.
– Ну, что скажешь, мой мальчик? – обратился он к зятю, доставая из брючного кармана немалых размеров носовой платок, чтобы утереться. – Как я тебе показался?
– Выше всяких похвал! – не упустил шанс лишний раз подольститься молодой человек с обрезанной крайней плотью. – Вы, как всегда сумели продемонстрировать свои лучшие качества.
– Это, какие же? – отдуваясь, спросил Трамп, напрашиваясь на новый поток беспардонной лести.
– Во-первых, волевой настрой. Я ведь сразу заметил, что вы с восточным сатрапом, даже не поздоровались, продемонстрировав, тем самым, что являетесь лидером всего прогрессивного мира, которому претит желать здоровья тирану и узурпатору, – начал ворковать хитрец.
– Разве?! – выразил искреннее удивление Владыка Мира. – А я, признаться, даже и не помню, здоровался я с ним или нет. Но, раз так, то пусть так и будет. Русским нельзя чувствовать себя нашей ровней. Они от этого только хамеют. Но ты продолжай-продолжай.
– Во-вторых, именно вы задали тон и тематику беседы, проявив тем самым недюжинные лидерские качества, – расстилался зять в ковровую дорожку перед пока еще всемогущим тестем. – Русский диктатор все время был вынужден становиться в позу обороняющегося. Это было великолепное зрелище, которое со временем войдет в историю, как образчик дипломатического искусства.
– Правда?! – всерьез обрадовался Трамп. – Хотя, что это я говорю? Конечно, правда. Многолетний опыт руководства корпорацией, которая представляет собой нечто вроде маленькой империи, выковал во мне все эти качества, а умение вести беседу на разных уровнях возвел в ранг подлинного искусства. Я тебе сынок, так скажу: если ты умеешь руководить корпорацией, то руководство страной уже не покажется такой сложной штукой.
– Ах, как верно вы подметили это, Дон! – с обожанием воскликнул Джаред.
– Это, так, – самодовольно кивнул тесть. – Умение все подмечать и делать при этом правильные выводы, выковываются годами упорного труда. Но, что еще тебе понравилось? – не унимался пожилой джентльмен, жаждая еще больших похвал, как провинциальная актрисочка с неутоленным тщеславием.
– Еще мне понравилось, как ловко вы не только задали тон и тему разговора, но еще и склонили этого генерала принять именно ваше видение ситуации. У него просто не нашлось аргументов, чтобы вам что-то возразить, настолько он был растерян и подавлен, – продолжал суесловить Кушнер со слащавой улыбочкой коммивояжера.
– Это-то меня больше всего и настораживает, – согнал с лица самодовольное выражение президент. – Почему он не стал мне возражать? Ведь, без сомнений, он должен владеть всей полнотой информации. Или же его прихлебатели-царедворцы скрыли от него правду?
Джаред, вслед тестю тоже сделал лицо серьезным:
– При всей моей нелюбви к русским, этот Афанасефф отнюдь не похож на человека, которого можно просто так обманывать.
– Вот и я об этом думаю, – нахмурился Трамп. – Он далеко не прост, несмотря на свою нелепую внешность. Почему же он тогда так легко согласился с моим мнением по данному инциденту?
– Какая нам разница, почему он так легко принял вашу точку зрения? Главное заключается в том, что это, в любом случае, играет нам на руку, – промурлыкал пронырливый родственник.
– Нам остается только надеяться на то, что он и дальше будет придерживаться прежней позиции, – вздохнул Трамп. – И еще надеяться на то, что он не станет трезвонить по всему миру о нашем фиаско.
– В этом можете не сомневаться, Дон. – Если бы у него были подобные планы, то он уже непременно оповестил мир о своей «грандиозной» победе над мировым капиталом, – усмехнулся внештатный советник. – А он повел себя гораздо умнее, почти в открытую потребовав с нас плату за свое молчание.
– Вот именно, – согласился с доводом Кушнера президент, – то о чем я тебе и толковал. Он очень непрост.
– Только вот, не слишком ли дорого нам придется за это заплатить в ООН? – выразил осторожное сомнение Джаред. – Вы ведь сами проявили бдительность, заявив ему, что он добивается раскола в рядах союзников.
– Думаю, что не слишком дорого, – задумчиво ответил президент. – Что такое ООН? Это просто помпезно оборудованное место для пустопорожней говорильни, в котором стороны не столько отстаивают свое мнение, сколько упражняются в красноречии. Ну, проявим мы толику сочувствия по погибшим при обстреле. И что? Сегодня заявим, а завтра об этом уже никто и не вспомнит.
– У русского диктатора на этот счет иное мнение, раз он акцентировал на нем свое внимание, – опять вкрадчиво посмел внести долю сомнений агент Моссада.
– Не заморачивайся на этом деле, сынок, – беззаботно отмахнулся тесть от сомнений зятя. – Наше особое мнение никак не повлияет на дальнейшую судьбу резолюции Совбеза, так лелеемую русскими. Я же уже, кажется, говорил, что любители шампанского и ямайского рома ни за что не пропустят ее в той редакции, которую предложат византийцы. Мы же, своей отличной позицией, напротив, продемонстрируем всему миру, как свою беспристрастность, так и свою принципиальность, осуждая терроризм в любой его форме, невзирая на то какая страна его в данный момент пытается культивировать. Скажу даже больше. Своей позицией мы задекларируем себя, как единственных в мире защитников права и справедливости. Глядя на нашу беспристрастную позицию, к нам потянутся все, кто еще колеблется в выборе правильной стороны.
– Все это, конечно именно так, как вы и говорите, Дон, но не посеет ли это в стане наших верных союзников некоторое смятение? Если вы мне поручите составить текст, оглашающий нашу официальную позицию по данному вопросу, то я смогу постараться изложить ее так, чтобы в ней присутствовали условия, выдвигаемые русскими, но в то же время ее нельзя было толковать однозначным образом в их пользу.
– Нет, – решительно покачал головой президент. – Я не сомневаюсь в твоем умении выкручиваться из любых положений, подобно легендарному Гарри Гудини, но сейчас не стану прибегать к тактике братства Игнатия Лойолы. Ибо чревато. Русский сатрап прямо предостерег нас от этого, пригрозив выпустить к журналистам оставшихся в живых «котиков». И потом, я на своем опыте уже не раз убедился, что сидя с русскими за одним карточным столом, надо играть либо предельно честно, либо не играть вообще, если не хочешь, чтобы тебе засветили в лоб канделябром.
– Ну, как знаете, – немного обиженно пожал плечами Джаред, встретившись с упрямством старика.
– Поэтому, я сегодня же вызову к себе эту страшилку Пауэр, у которой черти на лице горох молотили, чтобы лично проинструктировать ее в нужном ключе, – решительно произнес Трамп, потянувшись к селектору. – Фрэнки! Зайдите ко мне.
Старый секретарь не преминул тут же материализоваться, застыв в позе внимательного ожидания.
– Фрэнки, свяжитесь с нашим постоянным представителем в Совбезе ООН миссис Пауэр и пригласите ее ко мне сегодня на прием к 17.00.
– Будет исполнено, сэр, – наклонил голову Палмер.
– Вот еще что меня смущает, Дон, – произнес Кушнер, когда за секретарем закрылась дверь.
– Что? – вскинул на него взгляд президент.
– Самое главное. То, ради чего, собственно, и предназначалась вся эта словесная дуэль с русским узурпатором. Правильно ли он понял ваш последний посыл? – почесал лоб молодой пройдоха.
– Я не мог, как ты сам понимаешь, в открытую предложить ему решить нашу проблему с соучастниками, готовыми стать свидетелями обвинения на моем процессе, – угрюмо и озадаченно констатировал Трамп. – Но будем надеяться, что у генерала хватит мозгов, чтобы поставить в один ряд мое желание расправиться с внутренними врагами и ограничениями наложенными Конституцией.
– Но хватит ли ему ума и духа, чтобы решиться на подобный шаг? – опять начал сомневаться Кушнер.
– Может надо как-то простимулировать этот процесс? – в тон зятю задал вопрос сам себе Трамп.
– Самым лучшим стимулом для русских будет полученная ими невзначай информация о снятии государственной охраны с вышепоименованных лиц, – предложил советник.
– Они и так поймут, что нет охраны, когда узнают об отставках,– сморщился президент.
– Однако, было бы совсем неплохо, если кто-нибудь из нашего круга сугубо подчеркнул эту маленькую деталь перед русскими, дабы свести на нет их последние сомнения, – проворковал зятек.
– Вот ты этим и займись, – буркнул Трамп, недовольно поджав старческие губы.
– Куда деваться? Видимо, придется мне еще заняться и этим вопросом, – развел руками в стороны придворный жулик.
– Не обижу, – правильно смог понять того президент.
– Дон, позвольте задать еще один вопрос? – с тенью озабоченности обратился Кушнер к президенту.
– Говори, не стесняйся, – подбодрил его Трамп.
– А не может ли так случиться, что наши заговорщики были правы в некотором смысле, когда затевали все это против русских? Может этот пресловутый гразер и действительно существует? Уничтожили же они как-то нашу субмарину? – тревога проскользнула в его словах и повисла в воздухе темной тучкой.
– Я тоже об этом думал. И вчера и сегодня, когда получил окончательный отчет о провале миссии, – согласно кивнул президент, нервно перебирая мелкие предметы на столе. – Мы не знаем, каким образом им удалось потопить «Джимми Картера». Но точно знаем, что до последнего момента спутники фиксировали его находящимся в надводном положении. Не исключено, что его могли торпедировать или просто накрыть береговой артиллерией. Хотя, с другой стороны, разведка не докладывала об имеющихся у русских, в том районе, кораблей, несущих торпедное, либо артиллерийское снаряжение. Но ничего нельзя исключать. Черт знает этих русских. Возможно, что какое-то секретное оружие у них там и имеется, иначе, зачем бы им было затевать организацию новой базы, производственных и испытательных комплексов. Да и фото их монстра, сделанное нашим агентом говорит о существовании нечто подобного, о чем говорили на прошлой неделе два мерзавца. Однако я склоняюсь к мысли о том, что если это оружие и существует не только в головах наших проходимцев из разведки, то его функционал существенно отличается от заявленных возможностей.
– Что натолкнуло вас на эту мысль? – с робкой надеждой спросил Джаред, который по своей натуре был, в общем-то, трусоватым человеком.
– Все просто, – изобразил Трамп на лице покровительственную усмешку. – У нас нет «железных» доказательств применения этого оружия против незадачливых парней из спецназа и субмарины. Меж тем, как «Морской Конек» все еще торчит у берега в полупогруженном состоянии. Последние спутниковые фотографии четко определяют его контуры. Экипаж тоже, наверняка, погиб, как и те, кто с него десантировался. Однако сам корабль не провалился в тартарары и не испарился, хотя должен был, по заявлениям наших дураков. А это, сам понимаешь, факт довольно красноречивый. И он указывает на ограниченность его воздействия на окружающие предметы. Будь у русских возможность сделать то, о чем так живописно мне докладывали накануне, то они, уверяю тебя, не упустили бы возможности лишний раз испытать свою новую игрушку.
– Вы даже не представляете, Дон, как вы меня успокоили!? – демонстративно отер воображаемый пот со лба молодой проходимец.
– Ко всему прочему, – продолжал Трамп излагать свои размышления, – если бы у русских действительно была такая штукенция и с такими заявленными возможностями, то им ничего не стоило бы, воспользовавшись удобным моментом нападения на них, применить ее, но уже по нашей территории, якобы в ответ на неспровоцированную агрессию. А этого, как видишь, не произошло. Поэтому все измышления о том, что они готовились напасть на нас буквально через несколько часов, не стоят и ломаного гроша. Не напали. И вдобавок, заметь, не мы, а они просят у нас поддержки в ООН. А это может означать только одно. У них нет возможности атаковать не только нас, но даже и соседнюю страну, посмевшую им бросить перчатку военного вызова.
– Браво! – воскликнул Кушнер, хлопая в ладоши от счастья. – Я восхищаюсь вашими аналитическими способностями! Примите еще раз мои искренние поздравления!
– Ну, что ты?! – разыграл смущение Трамп, лопавшийся от гордости за самого себя изнутри. – Это даже не анализ, а так, простое суждение неглупого человека.
– Тогда, может быть, пройдете еще чуть дальше и сделаете предположение о реальных возможностях русского монстра?
– Я, как ты знаешь, не являюсь большим специалистом в военных разработках. На этот случай у нас уже имеется контора под названием «DARPA». Но все-таки возьмусь предположить, что эта установка имеет какое-то отношение к лазеру, наподобие нашего HELIOS. Правда, наш лазер выглядит гораздо компактней, ну да русские, в свое время научившиеся у немцев, любят строить циклопические сооружения.
После последних произнесенных президентом слов, они дружно и весело рассмеялись, стряхивая с себя напряжение, скопившееся за последние часы.
IV.
08.09.2020г., Москва., ул. Кожевническая, д.1Б
Совещание у Верховного закончилось где-то в половине седьмого вечера. Афанасьев, то и дело бросавший украдкой глаз на часы, висящие над входной дверью в кабинет, невольно морщился и чертыхался про себя: «Черт побери! Опять засиделись почти до семи вечера! Значит, снова, как и вчера не успею заехать за Вероникой». Он с подачи Коченева – нынешнего директора ФСО, уже предлагал ей персональный автомобиль с водителем и охраной, но молодая особа, занявшая прочное место в его сердце, наотрез отказывалась пользоваться привилегиями за казенный счет.
– Кто я такая, чтобы иметь персональное авто с водителем и охраной? – задавала она при этом риторический вопрос и сама же на него отвечала. – Никто. Не жена и не дочь. И даже не любовница на содержании у стареющего олигарха. Я, всего-навсего, очень близкая «к телу вождя» подруга и наперсница, удовлетворяющая, время от времени, как свои, так и его естественные потребности. Я ни от кого материально не завишу, но денег, чтобы тратить их на статусные излишества, у меня нет. И больше не приставай ко мне с этим, – не щадя диктаторского самолюбия говорила она, когда он к ней приступал с подобными предложениями.
– В том, что у тебя нет подобающего статуса, ты сама виновата, – огрызался он ей в ответ. – Я тебе с первого дня нашего знакомства предлагал оформить официально наши отношения, но ты сама сказала, что надо пожить какое-то время так, пока не привыкнем друг к другу.
– Все верно, – соглашалась она, – поэтому данный вопрос в настоящее время не актуален. Впрочем, – нашла она в себе силы сжалиться над лысеющим Ромео, – если у тебя будет возможность заезжать за мной по дороге с работы, то я сильно возражать, так и быть, не стану.
Это был, хоть и не полностью удовлетворявший желание Афанасьева, но все-таки, какой никакой компромисс. А вот в вопросе ночного размещения охраны первого лица государства у них наблюдалось полное сходство взглядов. Им обоим было неимоверно жалко фэсэошников, ютящихся на лестничной клетке, сидящих на крыше и бродивших под окнами ее квартиры. Из этой жалости и родился совместный план по переселению Вероники к будущему супругу, но неуклюжий Вальронд, своей галантностью все испортил. Пришлось срочно планировать новую комбинацию по «внедрению».
И вот он уже второй день подряд не может даже элементарно заехать за ней на работу. Хорошо, что Вероника оказалась женщиной чуткой и понятливой. Она ни словом, ни жестом не упрекала его в том, что тот не может порой, в силу объективных причин, оказывать ей даже такие незначительные знаки внимания. Она все прекрасно понимала, да и на работе уже второй день, как обсуждали ракетную атаку со стороны Украины на спящий Белгород. От сослуживцев, работающих в такой специфической конторе, ничего нельзя было скрыть. Они сразу «просекли», что за отношения складываются между Главой хунты и работницей их ведомственной столовой. Поэтому она нет-нет, да и ловила на себе их жадные взгляды, как бы вопрошающие: «Ну, что там, наверху?» Она в ответ на это, только молча пожимала плечами, давая тем самым понять, что ее осведомленность в государственных делах ничем не отличается от их осведомленности.
Смена носителей «ядерного чемоданчика», произошла совершенно незаметно. Он и оглянуться не успел, как на выходе из приемной к нему пристроился Андрей Ильич. Уже стоя в лифте, он, не смущаясь присутствия Коржика, которого считал абсолютно своим человеком, набрал ее мобильный номер:
– Ало, Вероника? Ты уже дома? Прости меня, пожалуйста! Я опять не смог за тобой заехать, – немного заискивающе говорил он в трубку коммуникатора.
– Да, ладно, проехали. Я же все понимаю, – послышался в ответ ее бархатистый голос. – Сам-то, когда прибудешь?
– Я уже на выходе. Где-то через полчасика и прибуду, – отлегло у него от сердца.
– Хорошо. Значит, я успею пожарить котлеты, – произнесла она абсолютно домашним голосом, от которого у него всегда ощущалось теснение в том месте, где сходятся нижние конечности.
– Тогда чмоки-чмоки (это словечко он не раз слышал от внука, разговаривавшего по телефону с подружками).
– Фу! Валера! – сразу донеслось в ответ. – Тебе не идет маскировка под прыщавого сопляка. Оставайся тем, кто ты есть.
Мда. Он-то, как минимум ждал, что она рассмеется его неожиданной придумке, а вместо этого нарвался на неожиданную отповедь. С этими молодыми женщинами порой и не поймешь, как себя лучше вести.
– Прости, дорогая, я хотел, как лучше.
– Прощу, – наконец-то рассмеялась она, – если ты у себя там в буфете купишь молока, а то я забыла. Я бы спустилась в магазин, но ноги уже отваливаются. И так сегодня набегалась.
– Конечно-конечно, я мигом, – обрадовался он этой ее маленькой просьбе, как очередному сигналу налаживания семейных отношений.
Многие офицеры, что проходили службу в Национальном Центре Обороны перед окончанием рабочей смены частенько закупались в местном буфете, расположенном на первом этаже. Во-первых, это было удобно, так не надо было шататься по городу в поисках качественных продуктов, а в качестве поставляемых продуктов в буфет сомнений не было никаких. А во-вторых, цены здесь, не в пример общегородским, выгодно отличались своей приемлемостью, да и ассортимент был неплохой. Нагло пользуясь своими диктаторскими полномочиями всюду проходить и нигде не простаивая, он забежал во главу небольшой очереди – прямо к стойке буфетчицы, оставив Коржика далеко позади себя, и затараторил несвойственным ему тенорком для публики:
– Простите! Извините! Я быстренько! Мне, пожалуйста, молока! – огласил он свое желание, одновременно протягивая карточку буфетчице.
К чести очередников, они не стали возмущаться попранием своих прав, входя в непростое положение своего диктатора. Буфетчица – дама неопределенного возраста, явно злоупотребляющая косметикой и обладающая внушительными габаритами (почему все буфетчицы такие одинаковые?) разулыбалась во все семьдесят два зуба:
– Вам какой жирности, товарищ Верховный, двух или трех процентной?
Этот простой вопрос застал Афанасьева врасплох, ведь Вероника не давала никаких инструкций на этот счет. Перезванивать ей при всех он не решился, поэтому беспомощно оглядел кучку офицеров, выстроившихся гуськом к прилавку, как бы ища у них совета, который тут же и поступил от одного седоватого полковника, явно умудренного семейной жизнью:
– Если вы маленьким детям, то берите 3%, а если для себя, то и двух хватит. В нашем возрасте лишний холестерин не нужен, – со знанием дела добавил он.
Толпа, соглашаясь с доводами бывалого полковника, дружно закивала. Приняв к сведению слова умудренного жизнью, Афанасьев повернулся к буфетчице:
– Тогда двух процентного, пожалуйста.
– Сию минуту! – продолжала улыбаться хозяйка продуктовой лавки, проводя карточкой по терминалу.
Затем обернулась к полкам за спиной и достала с одной из них внушительный по объему пакет молока, сопровождая передачу оного сакраментальной и неубиваемой в веках фразой, видимо почерпнутой из какой-то пьесы Шекспира или Островского:
– Здесь литр. Пакет брать будете?
Небольшая толпа дружно заржала. Видя такую реакцию со стороны сослуживцев, Афанасьев произнес нерешительно:
– Да нет, пожалуй, тут недалеко до машины. Спасибо большое, – поблагодарил он ее и, обернувшись к офицерам, произнес, – и вам спасибо, товарищи.
Толпа вновь одобрительно загудела. Сунув пакет подмышку (только сейчас он пожалел, что не внял совету доброй женщины), он вышел на крыльцо центрального входа, где его уже поджидала охрана, эскорт сопровождения и, разумеется, служебный бронеавтомобиль с личным водителем и Коржик, уже успевший усесться рядом с водителем. Начальник эскорта осведомился у него о маршруте, и, получив ответ удалился в голову колонны. Сегодня за рулем «Ауруса» тоже был Андрей, но не Ильич, а Аверьяныч. Так что пришлось ехать в компании сразу двух Андреев, хоть желание загадывай. Усевшись на свое законное место, и не выпуская пакета с молоком из рук, Афанасьев без всяких предисловий, будто продолжал ранее прерванный разговор, начал нудить:
– А я тебе Андрей Ильич, еще раз говорю, бросай ты свой выпендреж. Нечего тебе тут по углам отираться, как беспризорнику. Да и лета у тебя уже не те, чтобы сидеть на каменных ступеньках все ночи напролет. Идем со мной. У Вероники есть раскладушка. Если ты стесняешься, то мы ее поставим в прихожей. Прихожая большая – хоть в футбол играй. И мы тебе не помешаем выспаться по-человечески, и ты никого не стеснишь своим присутствием.
– Не-не, – замотал головой подполковник, не оборачиваясь назад, – даже и не уговаривайте, Валерий Васильевич. К тому же, с чего вы взяли, что я на ступеньках сижу? У меня, между прочим, скамеечка есть. Персональная.
– Это где же? – вытаращился на него диктатор.
– Да вот же она, – ответил Коржик и достал из бокового кармана кителя нечто похожее на барсетку.
– Ну-ка, дай, посмотрю, – сунулся к нему Верховный. – Ты, смотри-ка, и правда, раскладной стульчик, – принялся оглядывать он со всех сторон незамысловатую конструкцию. – И все равно это не выход.
– Нет уж, – сказал, как отрезал, принимая назад складной стульчик, Андрей Ильич, – я лучше подожду, когда у вас там все утрясется между женщинами (каким-то образом всему окружению было известно о непростых отношениях в семье Афанасьева). – Вам будет лишний стимул к решению этой задачи, улыбнулся он здоровой стороной щеки.
На последнюю, высказанную подполковником фразу, Афанасьев только крякнул неопределенно. На этом, собственно, разговор и закончился. Всю остальную дорогу ехали молча.
У подъезда их уже поджидали охранники, заранее прибывшие на место предстоящего ночного дежурства. Лифт работал бесперебойно, как кремлевские куранты и это не могло не радовать Валерия Васильевича, зашедшего в его тесную кабинку в сопровождении еще двух дюжих молодцов из ФСО. Так, вчетвером, они и добрались до нужного этажа. На лестничной клетке их поджидала еще одна парочка охранников, казалось, не только одинаково одетых, но даже и похожих чем-то друг на друга, словно однояйцевые близнецы. Дверь открывать своим ключом Афанасьев не стал, потому, как очень стеснялся этого, несмотря на то, что Вероника снабдила его дубликатом. Ему до зарезу не хотелось признавать эту ее квартиру своей. Видимо, дух покойного владельца двушки никак не хотел этого, и свое нехотение каким-то образом передал ему. Стоило ему коснуться кнопки звонка, как дверь моментально распахнулась, словно хозяйка ждала прихода любимого человека сидя прямо в прихожей. Не успел он перешагнуть порог, как ласковые руки обвили его шею. Она чмокнула его губами по щеке и чудом успела подхватить выпадающий у него из подмышки пакет с молоком:
– Ой! Воскликнула она. – Надо же, не забыл! Даже удивительно. Вот и хорошо. Будет на чем блинчики испечь.
– Ты что, увидела в окно, как мы подъезжаем? – улыбнулся он, наблюдая с какой грацией, слегка покачивая бедрами, проходит она на кухню, откуда доносились аппетитные запахи.
– Ничего подобного, – отозвалась она уже с кухни. – Вы всегда с такой помпой заезжаете, что все дворовые кошки падают от страха в обморок с мусорных баков. Иди, мой руки, пока я накрываю на стол.
Когда он закончил обряд омовения, стол уже был сервирован, а молоко кипятилось на плите. Котлеты с картошкой были выше всяких похвал. Он с удовольствием съел бы еще и уже собирался сообщить об этом, но вовремя спохватился, здраво рассуждая про себя о том, что с набитым до отказа чревом, будет мало на что способен, когда придет время. «Эх, жизнь моя жестянка! – подумал он с сожалением. – А ведь были те времена, когда о таких мелочах даже и не думалось вовсе».
– А ты почему так мало ешь? – обратил он внимание на то, что она, положив себе, то же самое на тарелку, что и ему, почти ни к чему не прикасалась, старательно имитируя процесс поглощения пищи.
– Да я, то на работе, то дома, пока готовила, перехватила одно другое. К тому же время уже к восьми часам, а после шести, как ты наверно знаешь, женщинам не рекомендуется набивать свой желудок, если они не хотят, чтобы их разнесло, как коров.
– Российским коровам, – ухмыльнулся он со знанием дела, – переедание никогда не грозило.
– Ну, ладно, – подозрительно быстро сдалась она, как следует, пододвигая к себе тарелку, – так уж и быть, съем кусочек за компанию.
С этими словами она взяла вилку с ножом и принялась деловито отрезать от котлеты ровные кусочки, явно намекая, что одним уже не обойдется. Он с весельем пронаблюдал за ее ловкими телодвижениями и то, как она аккуратно и опрятно орудует столовыми предметами.
– Не смотри на меня, а то я так подавлюсь, – проговорила она с набитым ртом. – Лучше рассказывай, что там у вас опять приключилось, из-за чего тебе пришлось так надолго задержаться?
Он, подбирая остатки картофельного пюре, вкратце решил поведать о разговоре с заморским президентом. Вкратце не получилось, и он пустился в детали. Но при всем ее внимании к его рассказу, ему почему-то казалось, что ее мысли витают где-то далеко-далеко. Он тут же оборвал повествование и внимательно посмотрел ей в глаза:
– Что-нибудь не так? – с тревогой в голосе спросил он. – Тебе не интересно?
– Да нет, ну что ты такое говоришь?! – сделала она вид, будто и в самом деле возмутилась. – Просто, вся эта политика, переговоры, недомолвки и иносказания для меня, как китайская грамота. Я, конечно, понимаю, как для тебя это все важно. Но я простая женщина, еще вчера прибывшая из райцентра, поэтому для меня все это выглядит как-то странно и не совсем понятно. Я привыкла думать о том, о чем говорю, и говорить то, о чем думаю. По крайней мере, стараюсь.
– Но ты же сама, только что просила рассказать, чем я занимался таким, что задержался на работе, – немного обиделся он непонятное поведение Вероники.