Юрий Симоненко
Год 2077-й
– Как это следует понимать, полковник?! – Фюрер отложил листовку на стол и поднял глаза на стоявшего перед столом Колояра.
– Это ультиматум, – ответил полковник. – Из текста листовки следует, что южане намерены устроить демонстрацию: подорвать одну из шести попавших к ним в руки боеголовок вблизи Ростова.
– И мы никак не можем этому помешать?
– Нет, мой Фюрер, не можем.
– Что ж… – Фюрер встал из-за стола и прошёл к широкому, в две трети стены слева, окну. Посмотрел сквозь стекло на площадь. – Надо полагать, на юге мы полностью утратили инициативу. – Он обернулся и недобро глянул на полковника. – А ведь это ваши подчинённые облажались, полковник. Ваша хвалёная «Молния»…
– Мой Фюрер, но…
– Я ещё не закончил, полковник. – Фюрер поднял вверх указательный палец. – Помолчите. И послушайте. – Глаза Фюрера блеснули сталью. Невысокий, субтильный, с тонкими запястьями и узкими ладонями, с непропорционально крупной головой и простоватым лицом, в другом месте и при других обстоятельствах он был бы смешон в своём гневе. Но уже очень давно ни у кого, кому приходилось видеть этого человека в гневе, не возникало желания посмеяться над ним, даже мысленно. На лбу и затылке Колояра выступила холодная испарина. – Это ведь вáши, полковник, подчинённые проиграли коммунистам по всем фронтам и допустили проникновение диверсантов в Новый Город, – продолжил Фюрер, пристально глядя на застывшего глыбой Колояра. – Андрей Владимирович, – Фюрер на мгновение перевёл взгляд на сидевшего за столом для совещаний волхва, – предоставил нам информацию, которая, судя по намерениям коммунистов, оказалась верна. Краснопузые жиды сумели разговорить вáших подчинённых и захватить Объект, сумели разобраться с ракетой… – Фюрер до дрожи сжал маленькие кулаки. – Ракетой, которую Андрей Владимирович фактически передал Рейху. И которую вы́, – он поднял руку и, разжав кулак, ткнул в направлении Колояра тощим указательным пальцем, – упустили! Позволили забрать этим… этим…
Фюрер замолчал и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по кабинету, попирая начищенными до блеска высокими армейскими ботинками упругий бордовый ковёр, приглушавший звук его шагов.
– Что вы намерены делать, полковник? – спросил наконец Фюрер, остановившись напротив стола, за которым в молчании сидел волхв.
– Выполнять ваши указания, мой Фюрер, – ответил Колояр и, сделав шаг вперёд, при этом отбросив квадратную тень на волхва, добавил: – Если прикажете, я лично отправлюсь на юг.
– Оставьте это солдафонство, Фёдор Николаевич, – спокойно сказал Фюрер. – Вы нужны Рейху здесь. Какие меры приняты?
– Пехотный батальон подполковника Белотура поднят по тревоге и в данный момент выдвигается к Батайску, на подступах к мостам на левом берегу Дона расставлены расчёты тяжёлых пулемётов, кавалерия «Молнии» уже за Доном, контролирует дороги. Запад и северо-запад Ростова в ближайший час-полтора возьмёт под контроль подполковник Огнеслав, район воронки и Аксай – майор Добран. Порядок в Новом Городе – центр – «Молния», окраины – «Валькирия». Объявлен комендантский час.
– И что наша пехота с кавалерией смогут противопоставить бронетранспортёрам коммунистов, если те вернутся? – задал вопрос Фюрер. – Кстати, – Фюрер поднял ладонь и остановил собравшегося было отвечать Колояра, – сколько у них бронетранспортёров?
– Из радиоперехвата следует, что шесть, но мы видели только четыре. Что касается бронетехники противника… Это БТР-80 – машина, броня которой способна защитить от лёгкого стрелкового оружия, но не от крупнокалиберного пулемёта типа НСВ «Утёс», или РПГ… Западный, Темерницкий и Восточный мосты прикрывают сейчас крупнокалиберные «Утёсы», также в каждом расчёте имеются противотанковые гранатометы. Десять гранатометов получил Белотур. Семь РПГ выдали кавалерии. Кроме того, снайперы конных разъездов получили бронебойные патроны, способные пробивать броню БТРов и подобных им машин.
– Ну, что же, Фёдор Николаевич… – Фюрер посмотрел в глаза военачальнику. – Будем надеяться, что ваши люди более не подведут вас, и коммунисты не проникнут в Новый Город снова… и снова не обстреляют нас своей пропагандой… А также, что им не удалось ужé проникнуть к нам повторно и заложить одну из тех мин где-нибудь в подвале, или на чердаке, или в коммуникациях…
– Мой Фюрер, после июньского нападения, все мосты через Дон под строгим наблюдением. Проникновение исключено. Мы учимся на ошибках…
– А как же сегодняшний обстрел этими… – Фюрер зло глянул на лежавшую на столе листовку, – бумажками? Коммунисты подошли к Новому Городу на расстояние миномётного обстрела! И им никто не воспрепятствовал!
– Мой Фюрер, – учтиво, но твёрдо произнёс Колояр. – Произошедшее – исключительно моя вина. Но стоит учесть то обстоятельство, что южане не подошли, а подъехали к Ростову. Дозоры их обнаружили, но ничего не смогли противопоставить их вооружению… Возникла патовая ситуация: наши тяжёлые пулемёты на правом берегу Дона против их тяжёлых пулемётов на БТРах на левом берегу. Ни они, ни мы не могли пересечь мосты, а бронемашины миномётчиков не попадали в секторá обстрела наших пулемётов.
Когда Колояр закончил говорить, Фюрер несколько секунд молчал, потом коротко покивал, то ли услышанному, то ли собственным мыслям, и сказал:
– Вы можете идти, полковник. Докладывайте мне обо всём лично, или по прямой линии.
– Мой Фюрер! – Колояр взметнул правую руку в древнеславянском жесте «от сердца к солнцу» и, не удостоив вниманием волхва, чинно вышел из кабинета.
Проводив полковника взглядом, Фюрер постоял минуту, рассматривая стоявший у глухой стены книжный шкаф, потом, заложив руки за спину, прошёлся по кабинету к окну. Посмотрел на площадь.
– Андрей Владимирович, – сказал Фюрер, не оборачиваясь к хранившему молчание всё время разговора с Колояром старцу, – что вы думаете обо всём этом?.. – Он развернулся и указал рукой на лежавшую на столе листовку. Однако имел он в виду вовсе не клочок бумаги с посланием кубанских коммунистов, а всё произошедшее за последние полтора месяца: потерю Объекта, потерю всех кораблей, позорное поражение на своей территории, бунт рабов, недовольство населения и последнюю «пощечину» – агитобстрел Нового Города.
Волхв понял вопрос.
– Я думаю, Владимир Анатольевич, – Волхв поднял на Фюрера выцветшие от старости глаза; взгляд его, как всегда, был внимательный, цепкий и по-юношески живой, – соседство с коммунистами рано или поздно приведёт к конфликту, в котором Рейх падёт. Они вскрыли Объект. Об этом свидетельствует не сколько угроза, напечатанная в листовке, сколько сам факт наличия у них работоспособной довоенной техники. Не обнаружить ракету они попросту не могли. В системе есть файл с инструкциями, как разобрать блоки наведения и превратить их в фугасы. А это означает, что у них в руках шесть бомб, одну из которых они намерены подорвать сегодня… – Волхв заметил на лице Фюрера, как ему показалось, обеспокоенность и добавил: – На безопасном для нас расстоянии… В противном случае, они бы не обстреливали город листовками… Но бомб у них всего шесть. А после демонстрации обретённой силы, которая, если верить листовке, состоится сегодня в полдень, останется пять… Не думаю, что они станут устраивать фейерверки снова. Пятую бомбу они подорвут здесь, в Новом Городе, как только почувствуют угрозу со стороны Рейха. И причиной к этому может послужить вовсе не военный конфликт…
– Что же тогда? – спросил волхва Фюрер.
– Экономическое благополучие Рейха, – ответил волхв. – Говоря их марксистским языком, уровень развития производства Рейха превосходит их уровень развития производства… У нас есть заводы, есть специалисты, есть опыт производства адекватной времени сложной техники… например, сухопутных парусников… К слову сказать, машины, которые они захватили на складах Объекта, требуют техобслуживания и заправки топливом, а хранилища топлива не безразмерны… Наконец, использование рабского труда. Оно эффективнее труда сельской общины. Тысяча сбежавших из лагеря рабов в результате диверсии коммунистов – это, конечно, удар по благосостоянию Рейха, но удар не смертельный. Дикие земли полны дикарей. Наловим новых… Рейх неизбежно будет становиться сильнее и крепче, и рано или поздно коммунисты решат его уничтожить.
– И что бы вы посоветовали в сложившейся ситуации? – задал следующий вопрос Фюрер. Он стоял у окна, заложив руки за спину и спокойно глядя на сидевшего за столом старца в белой расшитой свастиками рубахе. – Говорите, Белогор.
– Нужно уходить, – сказал волхв. – Уходить как можно скорее.
Фюрер никак не отреагировал. Лицо его оставалось непроницаемым. И волхв продолжил:
– Поверьте, Владимир Анатольевич, это единственный верный выход из создавшегося положения… Если вы опасаетесь, что отступление подорвёт ваш авторитет в Рейхе, то это не так… В досадной цепи поражений, что понесла армия Рейха, нет лично вашей вины…
– И кто же виноват, Андрей Владимирович? – спросил Фюрер. – Кого мне назначить ответственным за понесённые потери и убытки?
– Полковника Колояра. Все те потери, что понёс Рейх в последнее время – следствие его бездарного командования. У вас есть, кем его заменить. В Армии Рейха три подполковника…
– Значит, просто взять и заменить Колояра, – задумчиво произнёс Фюрер, оборвав волхва, – и дело готово? Обвинить его, поставить к стенке… а на его место назначить Белотура, или Огнеслава, или Святогора, а потом собраться в табор и отправиться… куда? – резко спросил Фюрер, сбросив с лица маску непроницаемости.
Волхв открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Фюрер не дал ему сказать ни слова.
– Вы предлагаете нам бежать… – тихо сказал он. – И куда? На восток, в степь? На запад, через Донбасс, где мы гарантированно потеряем половину людей? На север, к Москве, откуда мы пришли двадцать лет назад в этот мёртвый город?
Волхв хотел снова заговорить, но Фюрер снова остановил его знаком руки и продолжил:
– Двадцать два года назад община из трёхсот пятидесяти человек, ведающих, что есть благо и чтущих родных богов, вышла из-под Владимира, оставив священные рощи и могилы родичей. Мы вынуждены были уйти. Мы бежали от поклонявшихся жиду распятому, потеряв перед отступлением половину истинно русских людей. Мы были тогда слабы. Из оружия у нас были только мечи и луки, а у христиан – автоматы и пулемёты. Схимники нападали на нас снова и снова, убивали мужчин, уводили женщин и детей в плен и силой крестили… Вы когда-нибудь видели схимника, Белогор? – Фюрер подошёл от окна к дубовому столу и, опершись на стол руками, наклонился, посмотрел на сидевшего за соседним столом волхва. Их разделяло расстояние около трёх метров. – Это не те седые монахи, каких раньше рисовали на иконах. Это – крепкие тренированные бойцы в кевларовых рясах, которых не берут мечи и стрелы, сеющие ужас и смерть… Мы бежали от них. Два года длился наш путь через Дикие земли… Мы теряли людей. Нас убивали дикари и болезни. В пятьдесят седьмом мы пришли в Ростов. Нас было две сотни закалённых в странствиях мужчин и женщин. Ростов был пуст. Были в нём, конечно, дикари, людоеды… вокруг Ростова было несколько общин чурок – всяких армян и подобной не́руси… Но большой силы не было. И мы, Новый Славянский Рейх, стали такой силой. Мы перебили людоедов, обратили в рабство чурок, обратили в родную веру дикарей-славян, а не желавших обращаться перебили, забрав их детей, которых воспитали в родной вере… Мы населили часть мёртвого города, восстановили инфраструктуру, наладили быт… Мы отыскали в Диких землях стариков, помнивших прежний мир – учителей, врачей, инженеров, специалистов, создали им достойные условия жизни… Открыли школу, наладили производство, собрали армию… За двадцать лет Рейх стал силой на юге бывшей России. И вот вы, пришелец из Украины, бежавший туда сам ещё до Войны, предлагаете нам бежать от жидокоммунистов, как когда-то мы уже бежали от жидохристиан? – Взгляд Фюрера стал суровым. – Нет, Андрей Владимирович, волхв Белогор. Нет. Это плохой совет.
Фюрер выпрямился и, обойдя стол, сел в кресло. Не глядя на волхва, открыл лежавшую на столе папку и стал читать. Волхв молчал. Через минуту Фюрер сказал, не поднимая глаз от папки:
– С Колояром я знаком с юных лет. Вместе мы сражались со схимниками, вместе прошли через Дикие земли… Мы делили с ним пищу и кров, несли тяготы и лишения… Не раз Фёдор спасал мою жизнь… – Фюрер помолчал. – Вы можете идти, Андрей Владимирович, – сказал он через минуту. – Если вы понадобитесь, вас пригласят.
Волхв встал и молча вышел из кабинета.
Когда дверь за ним закрылась, Фюрер отложил папку в сторону и взял со стола пропахшую тротилом листовку.
На желтоватом листе бумаги был напечатан следующий текст:
ЖИТЕЛИ РОСТОВА-НА-ДОНУ! СВОБОДНЫЕ И РАБЫ! ВОЛЬНЫЕ РАБОТНИКИ! СЛУЖАЩИЕ! ОФИЦЕРЫ И СОЛДАТЫ ВС НСР! МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ! ЛЮДИ!
Это обращение жителей Кубанского Содружества.
Чтобы доставить вам этот листок, мы, свободные труженики Кубани, вынуждены отправить к вам наших воинов, задействовать артиллерию. Это – необходимость.
Наши воины уже были у вас, в Новом Городе. Малым числом – их было всего 10 человек – они сумели нанести урон вашей армии. Уничтожить её арсенал, склады, сухопутный крейсер «Адольф Гитлер». Но они не причинили вреда мирным жителям. Также наши воины сумели освободить узников концентрационного лагеря в районе ж/д станции Ростов-Западный.
Фюрер и командование Рейха наверняка представили вам наши действия как акт агрессии. Это так. Но сообщил ли вам Фюрер о том, что эта агрессия стала ответом на агрессию Рейха?
В мае месяце текущего года парусник Рейха «Сварог» вторгся на Кубанскую землю, а 24-го мая под Краснодаром (Екатеринодаром) состоялся бой с Вооружёнными Силами Кубанского Содружества, в результате которого вторгшиеся на Кубань агрессоры были уничтожены, а парусник захвачен. Позже Рейх отправил в наши земли два других парусника – «Генерал Власов» и «Степан Бандера» – со шпионами и диверсантами. Вооружённые Силы Кубанского Содружества их уничтожили. Это произошло в один день, 15-го июня. Таким образом, были уничтожены три парусника Рейха. И только один из них находился на тот момент в Ростове. А два других были на нашей земле – в станице Ладожской Усть-Лаби́нского района Краснодарского края (Кубанской области).
Рейх вторгся на Кубанскую землю и получил отпор. Знали ли вы об этом? Сказал ли вам об этом Фюрер?
Вторжение Рейха на Кубань – на землю Содружества – вынудило Содружество защищаться. Как видите, нам это по силам. И нам по силам большее.
Сегодня в полдень, вы сможете в этом убедиться, посмотрев на северо-восток. Берегите глаза!
Знайте! То, чему вы все скоро станете свидетелями, может произойти снова и в любом месте. Если вторжения Рейха на Кубань не прекратятся, это произойдёт с вашим домом, с Ростовом-на-Дону. Считайте это предупреждением.
Мы, граждане Кубанского Содружества – мирные люди. Мы добываем свой хлеб своими руками. У нас нет рабов. Мы не гоним от себя инородцев, если те честно трудятся. Но мы не терпим паразитов, каков бы ни был цвет их глаз, волос или форма носа. У нас нет богатых и бедных. И если община богата, богат каждый общинник. Если община бедна (по причине неурожая или приключившегося несчастья), другие общины ей помогают. Если кто-то болен, или стар, или осиротел, община его не бросает без попечения, а бездельников у нас нет. Так мы живем. И так призываем жить и вас. Если захотите, приходите на Кубань с миром, берите пустой хутор и живите. А мы, чем сможем, поможем. Но если вздумаете принести с собой идеологию Рейха, имя которой – фашизм, то лучше вам сразу пойти в другую сторону. Мы – мирные люди, но за свою землю и за свои принципы постоять сможем.
Граница нашей земли – граница Кубанской и Ростовской областей, что на старых картах. Не переходите её, если не намерены жить, как мы живём.
Это была правда.
Мир вашему дому!
КОМИТЕТ БЕЗОПАСНОСТИ СОДРУЖЕСТВА КУБАНСКИХ ОБЩИН
Ростовская область, Новочеркасск, Площадь Ермака, полдень
Новочеркасск был нетипичным городом-призраком. В большинстве городов-призраков, даже подвергшихся в своё время атомным бомбардировкам, люди жили. Число горожан обычно было невелико, и горожане эти в большинстве были из тех, кого в кубанском Содружестве называли «упырями» и «выродками», а в ростовском Рейхе – «дикарями». Но встречались и нормальные, хорошие люди. Такие обычно жили небольшими общинами, способными защититься от тех, кто людьми являлись в смысле больше биологическом – по своей принадлежности к виду Homo sapiens, а не в морально-нравственном. В Новочеркасске не было людей никаких. Все жители Новочеркасска давно ушли из города, а кто не ушёл, тот переселился в Ростов, в концентрационный лагерь в районе железнодорожной станции Ростов-Западный. Не добровольно, конечно же, а будучи отловлен специальными отрядами НСР. После некоторые из концлагеря перебрались в «Новый Город» в качестве прислуги, а кто-то и в качестве гражданина, но большинство сгинуло на изнуряющих работах в течение первых пяти-семи лет рабства – таков средний срок эксплуатации «недочеловека» в Новом Славянском Рейхе.
Недолго – всего четыре дня – единственными жителями Новочеркасска были искатели с Кубани. Диверсионно-разведывательный отряд Содружества, доставивший в Новочеркасск 300-килотонный фугас. Придя в город 4-го июля и передав в Свободный шифрованный радиосигнал, они получили ответ и стали ждать указаний Комитета, попутно доразведывая город и окрестности. 7-го поступил приказ: подготовить подрыв на 12:00 следующего дня. Место к тому моменту уже выбрали, – минировать решили колокольню Вознесенского собора, – и фугас установили быстро, менее чем за час. Уложили двадцатисемикилограммовую сферу в специально принесённый на колокольню деревянный ящик, подпёрли аккумулятором, к которому подключили таймер, выставили на таймере время, затем вставили в оба имевшихся на сфере разъёма специальные штекеры с проводами от таймера, накрыли ящик крышкой. Уходя, точно заложенными зарядами пластита обрушили ведущую на колокольню лестницу и завалили вход. В четыре часа пополудни отряд покинул Новочеркасск в направлении станицы Заплавской и, проехав до темноты шестьдесят километров, через станицу Багаевскую, хуторá Белянин, Безымянный-8 (бывший Краснодонский) и Усьман, на ночь встал в небольшом посёлке Междупольном, заброшенном, как показалось искателям, ещё до Войны. К полудню 8-го числа отряд преодолел по мёртвым дорогам Ростовской области ещё порядка сорока километров и в 12:00, когда на колокольне Вознесенского собора вспыхнуло маленькое солнце, был на южной окраине города-призрака Зернограда. До эпицентра взрыва по прямой было ровно 66 километров.
В доли секунды собор исчез, а на месте собора возникла огненная полусфера, которая стала стремительно расти и в следующий миг поглотила площадь с её памятниками – Ермаку – завоевателю Сибири, казаку-генералу Бакланову – герою Кавказской войны и поздний предвоенный новодел в честь воображаемого воздвигшими его черносотенцами так называемого «примирения и согласия» между красноармейцами и белобандитами, – затем настал черёд близстоящих домов. Радиус полусферы, внутри которой сгорело, испарилось, разлетелось прахом всё – дома, деревья, улицы с дорожным покрытием и стоявшими на них остовами машин – достиг восьмисот метров. Дальше начиналась полоса сильных разрушений и пожаров, охватившая весь Центральный район города, на севере, востоке и юге доходившая до устьев рек Тузло́в и Аксай, а на востоке – Троицкой площади и начала Баклановского проспекта. Оказавшиеся у границы огненной сферы здания – в основном кирпичные, в два-три, реже в пять этажей – разлетелись, словно были сделаны из трухи и держались до этого каким-то необъяснимым, чудесным образом. Домá, что стояли дальше, лишились крыш и верхних этажей, превратившись в развалины, занялись огнём. В считанные секунды Новочеркасск запылал, а над местом, где только что возвышался Вознесенский собор, – некогда кафедральный и даже патриарший, пусть и без куполов, кои снесло волной от воздушного взрыва над Хотункóм в 2019-м, потрёпанный временем, переживший несколько пожаров, но всё ещё величественный, – стало стремительно расти чёрное грибовидное облако.
Итог. Больше не нужен
8 июля 2077 года, бывшая Россия, Ростов-на-Дону, Новый Город, подвал Рейхстага, вечер
Для Андрея Владимировича Беленко – волхва Белогора, священника Рода Единого, ведающего Явь, Правь и Навь, уважаемого в Рейхе старца и советника самого Фюрера, а в прошлом старшего лейтенанта Федеральной службы безопасности ныне несуществующего государства Российской Федерации, предателя и перебежчика, мародёра и убийцы – стало неожиданностью то, что, вместо кабинета Фюрера, куда его пригласили, и куда он намеревался, как обычно, беспрепятственно пройти, его, предварительно обыскав и разоружив, с порога препроводили в подвал Рейхстага.
В подвале Беленко провели по длинному, освещённому тусклым электрическим светом коридору в прямоугольную комнату, стены и пол которой были выложены керамической плиткой. До Войны здесь были душевые, от которых теперь остались только трубы с заглушками и единственный металлизированный шланг с лейкой возле зарешёченного слива в полу. Над сливом под потолком тускло светился забранный металлической решёткой плафон из толстого мутного стекла, – единственный исправный; два других плафона были без решёток, стёкол и ламп – одни железные чаши с цоколями.
Двое крепких сержантов с вытатуированными молниями на гладко выбритых черепах, что под руки привели вяло упиравшегося Беленко в подвал, с порога втолкнули его в бывшую душевую и заперли за ним железную дверь.
Примерно через полчаса за дверью послышались шаги. Скрипнул засов, и дверь открылась. За дверью стоял полковник Колояр в сопровождении уже знакомых Беленко сержантов.
– Фёдор Николаевич! Как это понимать?! – с возмущением воскликнул Беленко.
– Вы нам больше не нужны, Андрей Владимирович, – сказал Колояр, достал из кобуры девятимиллиметровый Люгер «Парабеллум» и выстрелил Беленко точно в голову.
