Юрий Симоненко
Год 2077-й
Глава пятнадцатая. Гитлер капут!
15 июня 2077 года, бывшая Россия, Ростовская область, Ростов-на-Дону, Новый Город, район улиц Бродского, Алексеевой и Академика Сахарова, два часа пополуночи
Молотов разделил отряд на три группы. Две группы – вторая и третья – по три человека, состояли из искателей, работавших в Ростове на протяжении всего разведвыхода. Один снайпер, один автоматчик, один пулемётчик. Командиром второй тройки назначил Олега Щуку, третьей – Павла Сапожника. В первую группу, состоявшую из четырёх человек, вошли: сам Молотов, Вечный, ходивший в Ростов только первые два дня, а потом мотавшийся посыльным между Батайском и Свободным, Серьга, в Ростове прежде не бывавший, и Миша Пельмень.
Комитет поставил задачу: во-первых – уничтожение складов с оружием и боеприпасами и, по возможности, уничтожение парусников; во-вторых – уничтожение продовольственных запасов Рейха; в-третьих – дестабилизация обстановки. Первый пункт взял на себя сам Молотов, второй и третий поручил тройкам Щуки и Сапожника.
Что касалось заданий для троек, то у них основная часть приготовлений была выполнена ещё 9-го и 10-го числа. Оставалось всё перепроверить, установить радиовзрыватели, что привезли Вечный с Серьгой, и подорвать в назначенное время. А вот по первому пункту следовало работать с нуля. Взрывчатка – девяносто килограммов скального аммонала в бумажных шашках – лежала поблизости в тайнике, но минирование не проводилось. Теперь к имевшемуся аммоналу добавлялись ещё пятьдесят килограммов пластита ПВВ-5А, который Молотов со товарищи разделили поровну по выходным мешкам. Охрана складов вооружения у фашистов была поставлена основательно, – не подползёшь, не подкопаешься. Тут нужно было всё делать разом, быстро и отходить…
В Ростов они на этот раз не вошли, а въехали уже проверенным маршрутом, по железнодорожному мосту через остров Зелёный (велосипеды оставлять за Доном не стали, – мобильность сейчас была в приоритете). До Темерницкого моста отряд добрался за двадцать минут. Ехали по Береговой улице. Там от отряда отделилась группа Щуки и двинулась на север по проспекту Терешковой (бывшему проспекту Сиверса), а точнее – под ним, в направлении Ленинского района (который, к слову, «арии» переименовали в «Незалежний»), где располагались свинофермы, продовольственные склады и амбары с зерном, кои группе следовало уничтожить. Группы Молотова и Сапожника проехали под эстакадой Темерницкого моста, перебрались через речку Темерник по узкому железнодорожному мосту с одноколейкой, через заросшие кустарником и перегороженные ржавеющим пассажирским составом пути вышли на улицу Привокзальную. Там группы разделились: группа Сапожника двинулась вниз в направлении ж/д станции Ростов-Берег, откуда по Амбулаторной улице и Верхнему Железнодорожному Проезду должна будет проследовать до улицы имени маршала СССР Малиновского (переименовать которую в честь какой-нибудь антисоветской мрази у довоенной власти, по-видимому, духу не хватило, а как эту улицу называли теперешние хозяева города – разведчики с Кубани выяснять не стали) и далее – в район Советский (который «арии» называли «Власовским») к ж/д станции Ростов-Западный, где у фашистов был концлагерь; ну, а группа Молотова свернула на улицу Портовую, откуда далее должна была проникнуть в самое сердце «Нового Славянского Рейха»…
На Портовой чуть не нарвались на патруль валькирий, – четыре вооружённые луками и короткими мечами девы появились словно из ниоткуда. Пришлось некоторое время тихо полежать в кустах вместе с велосипедами.
– Вроде ж не должны здесь патрули ходить, командир… – тихо сказал Пельмень, когда они выбрались на дорогу.
Все маршруты патрулей в этом районе искателям были известны. На Портовой патрулей прежде действительно не видели.
– Это же бабы эти ебанутые, Миша, валькирии, – ответил ему Молотов. – Им устав патрульной службы не писан. Ходят, куда ветер в голове укажет.
– А ничего так бабёнки, – заметил Серьга, облизнувшись как кот на сметану. – Я бы покувыркался с одной такой… или даже с двумя…
– Та ну их… – махнул рукой Пельмень. – Стриженые все, как инкумбаторские…
– И ебанутые, – добавил Молотов.
– И это тоже, – согласился Пельмень.
– Ну, жопы у них таки крепкие… – тихо произнёс себе под нос Вечный, но его услышали.
– А тебе, жидовской морде, славяно-арийки вообще не дадут! – подколол Вечного Серьга.
– Так я без пейсов.
– И без крайней плоти!
– Ой-вей, не пизди, шлемазл! – притворно возмутился Вечный. – Видел ты мой поц, ага! Я, да будет тебе известно, казацкая твоя морда, необрезанный! А у тебя самого пейсы под носом растут… как раз бабам между ног щекотать.
– Хорош прикалываться, мужики! – призвал подчинённых к порядку Молотов. – Щас дооретесь, проверят эти амазонки наши жопы на крепкость… Ёся, – Молотов обернулся на катившего чуть позади велосипед Вечного, – отринь греховные мысли и думай о своей Саре!
– Во-во! Послушай командира, Вечный! Он дело говорит! Твоя Сара – достойная всяких благочестивых мыслей женщина. Я её как увидел однажды, так и не могу забыть. Всё думаю и думаю… исключительно благочестиво.
– Андрей!..
– Всё, всё, командир, молчу, – пошёл на мировую Серьга.
Велосипеды спрятали на заросшем до непролазного состояния Верхне-Гниловскóм кладбище и бесшумными тенями двинулась через заросший лесом частный сектор вверх к «Новому Городу». Потом тихими кварталами, где жили в основном рабочие, не заходя на хорошо освещённые фонарями улицы состоятельных горожан, вышли в центр «Нового Города».
Пока шли, ещё пару раз пересеклись с патрульными, – не с валькириями, а уже с лысыми из «Молнии», – но то были патрулируемые улицы, а искатели знали график патруля и места, где можно укрыться. Благо бóльшей частью «Новый Город» был из одно- и двухэтажных частных домов с садами, огородами и палисадами, в которых удобно прятаться. Дождались обхода, засели в палисад, пропустили, пошли дальше. К тому же, в «Новом Городе» были собаки, в основном во дворах у богачей, они погавкивали на патрульных, выдавая местонахождения тех. За две недели наблюдения кубанцы вызнали каждый дом, где имелась псина, и обходили такие дома стороной.
Без пятнадцати два они были на месте, – в двух кварталах к востоку от Рейхстага. Здесь домá были все многоэтажные, – четыре, пять этажей, несколько девятиэтажек. Освещался центр «Нового Города» хорошо. Фонари не электрические, а заправляемые какой-то горючей смесью. Вечером специальные рабы, принадлежавшие не частным хозяевам, а городу, их зажигали, а утром гасили. Патрульные здесь топтались чуть ли не на каждом перекрёстке, по двое. Но больше и не надо, чтобы шум поднять. Если заметят – пиши пропало…
Арсенал фашистов располагался на территории военного городка, где базировались все: и пехота, и «Молния», и боевые бабы из «Валькирии». Занимал военный городок целый квартал в бывшем Железнодорожном районе Ростова между улицами до Войны называвшимися в честь поэта-антисоветчика Бродского, академика-антисоветчика Сахарова, диссидентки и, соответственно, антисоветчицы Людмилы Алексеевой и какой-то Дины Каминской, то ли правозащитницы, то ли хрен знает кого ещё… (Молотов про неё ничего толком не знал, но Ёся его коротко просветил: сбежала баба от «репрессий» в США, и там работала на радиостанциях «Свобода» и «Голос Америки», ещё писала антисоветские книжонки.) Городок не был специально распланированным под размещение воинских частей комплексом, изначально предполагавшим организацию на его территории полноценной военной службы, охраны и прочего, что некогда полагалось организовывать в военных городках. Это был обычный городской квартал из кирпичных пятиэтажек со школой посредине, магазинами, электро- и газоподстанциями. С одной стороны – со стороны улицы Каминской – к кварталу примыкал частный сектор, с трёх других – другие такие же кварталы из красных кирпичных пятиэтажек, только без школ. Наличие школы, надо полагать, и стало главным аргументом в пользу устройства военного городка в этом, а не в соседних кварталах. При школе имелся спортгородок с футбольным полем, которое фашисты легко превратили в плац. А вот чего ни в этом, ни в соседних кварталах не было, это котельной.
Всего работающих котельных в «Новом Городе» было три. Они обеспечивали горячей водой круглый год и отапливали в зимний период «Рейхстаг» и другие административные здания Рейха, действующую школу, Школу Мужества, Клуб офицеров Рейха, Клуб сержантов Рейха, жилые многоэтажки и этот самый военный городок. Вода из котельных поступала по закрытым подземным теплотрассам, устройство которых искатели подробно изучили.
Нужный люк располагался во дворе углового дома в соседнем с военным городком квартале, прямо под фонарём. В теплотрассу спустились Молотов с Вечным. Фитиль в фонаре при этом прикрутили на время, а когда люк снова закрыли, помогавший товарищам Пельмень вернул всё как было. В это время Серьга наблюдал за топтавшимися в сотне метрах на перекрёстке патрульными.
На то, чтобы Молотов с Вечным пробрались по теплотрассе внутрь городка и вскрыли тайник со взрывчаткой, требовалось пятнадцать минут, на проникновение за ограждение арсенала и минирование – около двадцати, и пятнадцать на возвращение, – всего пятьдесят. Через полчаса должны были начинать действовать Пельмень и Серьга, – двадцать минут на снятие часового, минирование «Адольфа Гитлера» и отход. А пока Мише Пельменю и Андрею Серьге предстояло пройти дворами примерно триста метров до улицы Сахарова, там укрыться и ждать…
Там же, военгородок НСР, двадцать минут спустя
Аммоналовые шашки были завёрнуты в полиэтилен и сложены под холодными в это время года трубами крупного сечения в десяти метрах от нужного колодца. Колодец удобно располагался посреди палисада рядом со зданием бывшей школы, от которого до арсенала было метров пятьдесят по прямой. Искатели изрядно попотели, поднимая девяносто кило аммонала в палисад. При этом шашки сначала освобождали от полиэтилена, – упакованы они были на совесть, чтобы не отсырели. Но справились. Через двадцать минут после того, как Молотов и Вечный спустились в теплотрассу, аммонал лежал в палисаде в четырёх синтетических спортивных сумках, в которых его сюда ранее и доставили. На то, чтобы сделать дело и вернуться обратно оставалось полчаса.
– Ты как, брат, готов? – спросил Молотов Ёсю, когда они немного отдышались.
Вечный был жилист, хоть и мал ростом, но буде пришлось ему выйти на кулаках против товарища Молотова, шансов у Вечного не было бы ни единого.
– Знаешь, чего, Андрюха, – смахнув ладонью с лица пот, сказал Вечный. – Я вот думаю, а хорошо фашисты так устроились… Живут в квартирах, как до Войны, с водой горячей и холодной, с отоплением… – он осторожно, без щелчка, откинул приклад своего АКМС, который складывал на время, пока лезли через теплотрассу. – А мы в избушках, как при царе Горохе… и поля сами на бычках да на лошадках пашем… – Вечный накинул ремень автомата на шею. – И воды у нас нету в кране, и крана нету.
– Так это же известный факт, Ёся, – Молотов похлопал товарища по плечу. – Всю воду в кране ты с Сарой и ваши родственники выпили. Потому и нет её у нас, – с этими словами он поправил на разгрузке кобуру с длинным пистолетом. – Хватаем сумки и потащили!
Свой ПКМ и боекомплект к нему Молотов оставил с велосипедом, – если фашисты накроют, толку от него всё равно будет мало. Вооружён командир группы и всего отряда был умело доработанным «Макаровым» с самодельным глушителем. Не ПБ, но всё же. От такого оружия сейчас пользы могло быть куда больше, чем от двенадцати с половиной килограммового пулемёта Калашникова.
Там же, улица Академика Сахарова, 2:28
Сухопутный крейсер «Адольф Гитлер» представлял из себя сцепку из двух поднятых на двенадцать четырёхколёсных самолётных шасси пассажирских вагонов; на одном вагоне высились четыре длинные мачты, снятые с какого-то речного, или даже морского судна, а из окон второго вагона, служившего прицепом к первому, торчали зачехлённые стволы крупнокалиберных пулемётов. Крейсер стоял прямо посреди улицы имени академика-антисоветчика. Улица в месте стоянки была с двух сторон перекрыта. Вокруг «Адольфа» прохаживался часовой.
Ефрейтор Кречет заступил на пост в 2:00. Нести службу на посту у «Адольфа Гитлера» для всякого пехотинца считалось делом почётным. Служба в пехоте – это, конечно, не служба в «Молнии», но и не работа сантехника, как у его отца. Попасть в «Молнию» можно двумя путями: первый – через Школу Мужества, в которую поступают с двенадцати лет сыновья состоятельных родителей, могущих себе позволить держать не менее двух рабов, или круглые отличники из обычной школы; второй же путь – через службу в пехоте. Но в пехоте следовало себя показать, чтобы ротный написал ходатайство полковнику. Отбор был строгим: пять человек из сотни в год – всего сорок пять бойцов из девяти сотен пехотинцев получали право на изображение молнии на правом виске. Кречет был образцовым солдатом; безукоризненно выполнял все приказы командиров и начальников, постоянно занимался самоподготовкой, бдительно нёс караульную службу. Потому и охранял сейчас грозное оружие Рейха – тяжёлый сухопутный крейсер «Адольф Гитлер».
Кречет бодро прохаживался по тротуару вдоль здания Штаба ВС НСР мимо парусника, широко расставленные колёса которого занимали почти всю проезжую часть улицы, от ограды со стороны перекрёстка с улицей Бродского до противоположной ограды на перекрёстке с Алексеевой и обратно – вдоль здания напротив, которое занимал Инженерно-технический департамент Рейха. Песочная форма его была тщательно отглажена, сам Кречет гладко выбрит, уставная кепи на лысой голове сидела строго правильно, оружие – потёртый древний СКС, безупречно начищенный – в положении изготовки для стрельбы стоя.
Он прошёл две трети расстояния до улицы Бродского, когда через ограду сзади перемахнул крепкий широкоплечий человек в застиранном камуфляже расцветки «флора», некогда распространённой в войсках несуществующей ныне страны. Лицо и руки человека были серого землистого цвета, из оружия у него был только нож с воронёным клинком. Человек бесшумно перебежал от ограды к паруснику и скрылся в тени за крайней тележкой шасси.
Дойдя до ограды, Кречет заметил вдали на площади перед Рейхстагом патруль. Это были парни из «Молнии». Остановившись на минуту, Кречет мечтательно посмотрел в их сторону. «Этой осенью я надену серую форму!» – твёрдо сказал он себе и зашагал вдоль ограды. Поднявшись на тротуар у здания штаба, решительно добавил: «А весной пойду к отцу Любомилы и попрошу её руки!»
Поравнявшись с передними шасси «Адольфа», выступавшими на полтора метра перед кабиной, Кречет сошёл с тротуара, обошёл левую переднюю тележку и, выйдя на середину дороги, быстро присел и посмотрел под парусником. Ему показалось, будто он заметил какое-то движение. Свет от фонарей падал на растрескавшийся асфальт асимметричными полосами, чередуясь с тенями от двенадцати четырёхколёсных тележек, на которых стоял парусник. «Показалось», – решил Кречет, выпрямляясь.
Ефрейтор вернулся на тротуар и пошёл между парусником и штабом, поглядывая на кряжисто оттопыренные от вагонных бортов тележки, каждое колесо в которых было ему по грудь. Таких тележек у «Адольфа» было по шесть на каждый вагон, – три справа и три слева, – сорок восемь колёс. Над колёсами вдоль бортов вагонов тянулись лёгкие алюминиевые мостики с перилами; на крышах такие же мостики, но с более частым креплением, в полтора раза увеличивали площадь верхней палубы – ровной площадки, выстланной лёгкими алюминиевыми листами. Нижние мостики и верхнюю палубу связывали алюминиевые же лестницы, по две на борт каждого вагона, нижние площадки которых были рядом с дверями, ведущими на нижнюю палубу, а верхние – над третьим по счёту, если считать от двери, окном. Реи с мачт головного вагона были сняты и вместе с зачехлёнными парусами уложены вдоль верхней палубы. Мачты стояли просто потому, что высота их превышала длину вагона, – их снимала команда на короткое время, когда парусник требовалось протолкнуть, например, под дорожной развязкой, или мостом.
Дойдя до смычки между вагонами, Кречет снова сошёл с тротуара, прошёл между тележками шасси, – расстояние от последнего шасси головного вагона до первого шасси прицепа было около пяти метров, – и осмотрел закрытый бронелистами трёхметровый переходной мостик, параллельно которому от вагона к вагону тянулись толстые масляные амортизаторы. Вверху, над бронированным переходом, крыши-палубы вагонов соединялись ещё одним мостиком, подвижным алюминиевым.
Смычка-переход освещалась с двух сторон двумя уличными фонарями, тени здесь не было. Кречет осмотрел сцепку, присел и посмотрел под вагонами. Никого. Развернулся, чтобы вернуться на тротуар и в этот момент человек, уже несколько минут сидевший, пригнувшись за бронелистом на мостике, встал, зажал нож зубами, чтобы освободить на время обе руки, рысью перемахнул с мостика на амортизатор, осторожно, будто медля, взял нож в правую руку и прыгнул на Кречета сзади. Левой рукой нападавший обхватил голову ефрейтора и рванул её назад, а правой нанёс точный колющий удар ножом сверху вниз чуть пониже кадыка в блуждающий нерв. Кречет умер мгновенно. Человек в застиранной «флоре» не дал телу упасть и быстро оттащил его назад, за шасси второго вагона.
Уложив труп часового в тени под вагоном, человек быстрым шагом направился к ограде со стороны улицы Алексеевой. С другой стороны ограды тотчас подошёл ещё один, высокий, мосластый, с длинным чубом на лысой голове, вислыми усами и с золотым кольцом в левом ухе. В одной руке у него был увесистый рюкзак, в другой – АК-74 калибра 7,62 с красно-коричневыми деревянными прикладом и цевьём, и с магазином из рыжего пластика – легендарное «Весло». Собственный автомат – «Ксюха», с такими же прикладом и цевьём и таким же рыжим магазином, только под патрон 5,45 – у него висел на груди, а за спиной был точно такой же рюкзак, как и тот, что он держал в руке.
– По красоте сработал, Миша, – тихо сказал подошедший, передавая автомат между прутьев ограды. – Уважаю.
Взяв оружие, Миша Пельмень прислонил его к стене здания штаба фашистов, потом принял сначала свой рюкзак, потом рюкзак товарища.
– Давай, Серьга, перескакивай и пошли минировать «Гитлера»! Я в этой твоей взрывчатке нихрена не соображаю.
– Эт ничего… – ответил ему Серьга, перебравшись через ограду. – Взрывному делу я тебя прямо щас обучу… А вот как ты лысого уконтрапупил – эт прям искусство!
Тем временем, в военном городке…
В военгородке было тихо. Подрагивали живыми огоньками фонари на столбах, где-то лаяли собаки. В окнах домов, служивших фашистам то ли казармами, то ли общежитиями, было темно. Насколько могли видеть искатели, свет горел только в штабе, в паре окон на первом этаже, где сидел дежурный по гарнизону офицер, в здании бывшей школы, где располагались караул и резерв патруля, и на отгороженной территории группы «Валькирия» (у этих свои караул и патруль).
До железобетонного забора с колючкой, за которым стояли здания арсенала, сумки с аммоналом донесли в три приёма. Сначала пришлось пару минут посидеть в кустах, пропуская патруль. Двое пехотинцев шли медленно, расслабленно и трепались о чём-то своём, не глядя по сторонам. Заметь эти олухи искателей, Молотов привалил бы обоих, те «мама» сказать бы не успели. Потом следовало убедиться, что часовой внизу, во дворике, а не на караульной вышке, что торчала над забором в углу огороженной территории арсенала.
В прошлые посещения искателями военгородка (посещения эти были всегда ночью) часовые на вышку не поднимались, а ходили кругами по арсенальному дворику, – это было видно, если на несколько минут залечь в кустах в двадцати метрах от ворот и смотреть на щель под воротами: бетонированный дворик арсенала хорошо освещался, и часовой при каждом проходе отбрасывал в сторону ворот длинную тень.
«С вышки наблюдать удобнее днём», – заключил Молотов, анализируя результаты разведнаблюдения военгородка. «Ночью на вышке делать нечего». Он сам и Олег Щука наблюдали за арсеналом две ночи подряд. Ни разу, ни один из сменявшихся каждые два часа часовых на вышку не поднимался. И, тем не менее, наличие вышки немного напрягало.
Арсенал фашистов располагался в двух одноэтажных кирпичных зданиях, не довоенных, а построенных недавно, специально под хранение оружия и боеприпасов. Здания были одинаковые, примерно десять на десять метров, с плоскими крышами, узкими забранными частой стальной решёткой окошками с трёх сторон, а на четвёртой имели широкие ворота. Территория вокруг зданий забетонирована и обнесена железобетонной оградой с колючей проволокой и двумя воротами напротив ворот в зданиях. Снаружи, прямо перед глухими железными воротами с калиткой, – калитка была только в одних воротах, вторые, по всей видимости, использовались нерегулярно, для погрузочно-разгрузочных работ, – горел фонарь, в свете которого останавливалась смена караула; ещё этот фонарь удобно подсвечивал с двух сторон вышку. Но если часовой станет в тени, в дальнем углу вышки и не будет шевелиться, то его можно и не заметить. Тогда будут проблемы…
Лежать в кустах долго не пришлось. Не прошло и минуты, как полоску света под воротами перечеркнула тень часового.
– Порядок, – с облегчением тихо сказал Вечному Молотов.
Выждав минуту, он встал, снял с плеч рюкзак – двенадцать килограммов пластита и ещё примерно семь кило всякого другого полезного и нужного сейчас мешали – и, ступая бесшумно с пятки на носок, быстро прошёл к калитке. В калитке имелось решетчатое окошко, к которому при смене часовых подходил и показывал лицо разводящий, и которое при необходимости часовой вполне мог использовать в качестве бойницы. Молотов встал справа от окошка, держа пистолет перед собой двуручным хватом, и стал ждать. Территорию арсенала освещали висевшие на вбитых в стены зданий крюках фонари. Со стороны ворот фонарей было всего четыре, на углах зданий, они заливали бетонированный дворик тёплым желтоватым светом. Стоя сбоку от калитки, Молотов смотрел во дворик через зарешёченное окошко и ждал.
Часовой появился через минуту, вышел из-за угла правого здания, закрыв собой крайний правый фонарь и отбросив длинную тень, побрёл вдоль запертых на навесной амбарный замок ворот. Это был пехотинец в форме цвета хаки с карабином Симонова, который висел у него на плече. Вообще-то часовым во всех армиях в эпоху огнестрельного оружия полагалось в ночное время держать это самое оружие в положении для стрельбы стоя, но этот, похоже, пренебрёг требованиями устава. Ещё часовым полагалось быть бдительными, но этот таковым явно не был. Лишь мимолётом скользнул он рассеянным взглядом по окошку в калитке, за которым притаился Молотов. Едва он отвёл взгляд, Молотов шагнул влево, прицелился и два раза нажал на спуск. Неожиданно громко дважды лязгнул затвор «Макарова», дважды хлопнул глушитель, обе пули попали часовому в спину между лопаток. Фашист упал, громко стукнув о бетон карабином. Молотов прицелился в лежащего, выждал пять секунд, – часовой не шевелился, – после чего быстро пошёл обратно, к Вечному, на ходу поставив пистолет на предохранитель и убрав его в кобуру на разгрузке.
– Вот теперь совсем порядок, – сказал он, закидывая оставленный рюкзак за спину и беря сумки с аммоналом. – Погнали, Ёся! Времени у нас в обрез.
Они зашли за угол ограды, в тень от караульной вышки, Молотов подсадил Вечного, и тот ловко обрезал кусачками колючую проволоку. Затем Вечный взобрался на стену и поочерёдно принял у Молотова рюкзаки и сумки, аккуратно перекинув их на другую сторону, после чего помог взобраться на стену Молотову. На всё ушло минуты две.
Тело часового затащили в узкий – не больше метра – проход между зданиями. Единственный фонарь в проходе прикрутили так, чтобы светил, но неярко. Отсутствие одного из источников света в таком месте, как арсенал, могло привлечь внимание патруля, а вот на изменение яркости могли и не обратить внимания, – обычное дело для неэлектрического освещения, – да и для работы был нужен свет.
Способы подрыва арсенала обсуждались разные, от подкопа и сверления в стенах шпу́ров, до вскрытия ворот и минирования помещений складов, но от всех этих способов быстро отказались в пользу наиболее оптимального. Точной толщины стен искатели не знали, но удалось выяснить примерное расстояние от поверхности стены до оконных рам – 20 сантиметров. Решили попросту заложить окна аммоналовыми шашками и подорвать посредством хитрой комбинации из капсюлей-детонаторов с детонирующими шнурами, заведёнными в сросток с ещё одним капсюлем-детонатором, оживляющим, который, в свою очередь, «оживлялся» тлеющим фитилём с запасом горения на пятнадцать минут. Но теперь, когда у отряда появились пластит и электроника, схему доработали: фитиль заменили специальным радиоприёмником с электродетонатором, а аммоналовые шашки, в которые вставлялись капсюли-детонаторы – брикетами ПВВ-5А. Хорошая получилась схема.
– У нас двадцать минут… – сказал Молотов, посмотрев на наручные часы с красной звездой и надписью: «Командирские», когда они подошли к расположенным друг против друга окнам посередине зданий.
– Цигель, цигель, командир! – Вечный принялся доставать из рюкзака вощёные брикеты пластиковой взрывчатки, шнуры, отдельно упакованные капсюли-детонаторы, радиовзрыватели и заряженные батареи-аккумуляторы. – Успеем!
Молотов стал быстро закладывать один из оконных проёмов шашками аммонала. Выложив ряд, развернул брикет пластита, нарезал ножом, словно сало, проложил поверх шашек и снова пошёл выкладывать шашки, крепко впечатывая их в густое тёмно-зелёное тесто. Вечный тем временем соорудил четыре фугаса с детонаторами из брикетов взрывчатки и влепил их в кладку Молотова. Потом открыл одну из сумок с аммоналовыми шашками и начал сноровисто закладывать ими окно напротив. Одновременный подрыв обеих закладок направит взрывные волны в прямо противоположных направлениях – то есть, внутрь зданий, создавая там избыточное давление…
Через семнадцать минут они были уже в теплотрассе, а ещё через шесть подползли к чуть приоткрытой крышке люка, – это было знаком, что Пельмень с Серьгой уже вернулись с задания и сейчас наверху, встречают товарищей.
– Ну, как сходили, командир? – тихо спросил Пельмень, подавая Молотову руку.
– По плану. У вас что? – выбравшись во двор, Молотов принялся помогать Вечному.
– Гитлер готов сделать капут, – доложил искатель. – Тёзка твой его крепко заминировал.
Район ж/д станции Гниловскáя, 3:51
До Верхне-Гниловскóго кладбища Молотов с товарищами добрались за двадцать минут. Забрали велосипеды и по Бойцовскому и Рыболовецкому переулкам спустились к Верхнему Железнодорожному Проезду, по которому, повторяя маршрут тройки Сапожника, двинулись к месту сбора – четырём железнодорожным путепрово́дам через Портовую улицу, рядом со станцией электрички Гниловскóй. Поначалу Молотов планировал по Портовой и отходить, но после едва не состоявшейся встречи с патрулём валькирий пришлось немного план откорректировать.
Видимость для ночи была наилучшая, – появившаяся за час до полуночи полная луна висела над городом-призраком, заливая холодным светом заросшие деревьями улицы. Ехали быстрее, чем когда только перебрались через Дон, – луна выше – видимость лучше. Вдоль «железки» дорога оказалась не сильно хуже, чем на Портовой. Здесь Молотову бывать не доводилось, – правый берег Дона разведывал Паша Сапожник с теми самыми ребятами, с которыми теперь отправился к концлагерю, – Молотов работал по «Новому Городу», но как командир разведотряда обстановку знал. Дорога была относительно чистая, остовы машин попадались редко, подлесок от заросших лесом дворов подступил к асфальту вплотную и местами даже пробрался на проезжую часть через крупные трещины, но пока не захватил дорогу. Пройдёт ещё лет двадцать или тридцать, и вот тогда здесь будет сплошной лес, а пока можно проехать, даже с ветерком.
До 2-го Поселкового переулка, которым заканчивался проезд Верхний Железнодорожный, домчали минут за пять, дальше – по улице Циолковского, ещё минуты три, потом по Судостроительной поднялись на улицу Святых Страстотерпцев (бывшую Войкова) и по ней – до станции Гниловскóй, на которой до Войны располагался музей Северо-Кавказской железной дороги.
Перед станцией свернули в Казачий переулок, чтобы через него выехать на Портовую, – тащиться через заставленную паровозами и тепловозами, заросшую молодыми деревьями станцию – терять время. А время поджимало.
Свернув в переулок, Молотов посмотрел на часы, светящиеся радием стрелки показывали: 3:51, – у фашистов скоро смена караула. Минирование ещё не обнаружено. Серьга заминировал парусник так, что, если бы обнаружили и полезли разминировать, уже бы рванул. А вот с арсеналом – там всё просто: отсоедини радиовзрыватель, отнеси подальше и можно разбирать остальное… Смена в четыре часа ровно. Оставалось девять минут.
Впереди слева за нехитрым забором сваренных крест-накрест железных труб меж столбиков из красного кирпича высилось трёхэтажное здание школы, из такого же кирпича. Перед зданием – асфальтированная площадка. А на площадке – уже знакомые валькирии, то ли самоподготовкой занимались, то ли просто дурачились, то ли отношения выясняли. Две девы молотили друг друга руками и ногами, умело крутя «вертушки», ставя блоки и уворачиваясь от ударов, а другие две наблюдали за процессом. Искатели ехали молча, при необходимости обмениваясь знаками, их велосипеды были в идеальном состоянии – ничего ни у кого не скрипело, не гудело и не щёлкало, девы же махали ногами усердно, пыхтя и повизгивая и, судя по всему, не слышали приближения велосипедистов. Но как только искатели оказались в поле их зрения, среагировали на удивление быстро: тотчас похватали лежавшие на асфальте луки и бросились врассыпную. Молотов так и не понял, кто из валькирий была старшей. Они просто рассредоточились, прикрываясь кирпичными столбиками ограды, и в искателей полетели стрелы с такой интенсивностью, будто дев было не четыре, а все шестнадцать.
– К бою! – громко скомандовал Молотов, соскакивая с велосипеда и отщёлкивая крепления, удерживавшие вдоль велосипедной рамы пулемёт.
Искатели последовали примеру командира. Сноровисто и вместе с тем бережно побросали «коней педальных» в подлесок справа от дороги, за которым просматривался сплошной металлический забор из ржавого профиля (не укрыться!). Подлесок бережно принял технику.
