Пулемёт и два автомата загрохотали одновременно. «Пиздец конспирации!» – выругался про себя Молотов.
Острая как бритва стрела огнём ожгла левый висок. Сантиметр бы правее и…
Молотов принялся материться непрестанно и поливать лучниц короткими очередями, непрерывно перемещаясь.
В это время Серьга, ехавший замыкающим, забежал во двор школы через открытые ворота в самом начале ограды и дал из своего укорота длинную, во весь магазин, очередь вдоль забора. Потом быстро уронил на землю пустой магазин, вставил новый, дёрнул затвор и снова дал очередь.
Обстрел стрелами прекратился.
– Прекратить огонь! – рявкнул Молотов, опуская на асфальт ПКМ с на треть опустевшим патронным коробом. – Андрей, Миша!
– Я! – отозвался Серьга.
– Я! – отозвался Пельмень.
– Проверить. При необходимости контроль.
– Есть!
Серьга с Пельменем пошли вдоль забора, проверять побитых воительниц.
А сам Молотов направился к лежавшему на дороге Вечному Жиду Ёсе.
Вечный был мёртв. Одна стрела вошла в правый глаз и застряла в черепе, другая пронзила грудь, выйдя между лопаток, третья попала в бедро. Смерть наступила мгновенно, при попадании стрелы в голову, остальные поразили уже мёртвого искателя.
– Ну вот и всё, братец… – тихо произнёс Молотов, обращаясь к погибшему. – Ну вот и всё.
Басовито бахнул одиночным автомат Пельменя.
– Чисто, командир! – послышался его голос. – Что с Ёсей?
– Нет больше Ёси.
Молотов говорил по-прежнему тихо, но товарищи его услышали.
Он посмотрел на часы. Стрелки показывали: 3:56. «Всего пять минут», – сказал он себе.
– Андрей, подойди, помоги размотать антенну! Она в Ёсином мешке.
Сам Молотов достал из своего рюкзака устройство, похожее на небольшую рацию с выдвижной антенной. До военгородка по прямой – километра четыре с половиной – достанет и с выдвижной, но до продскладов – все семь…
Серьга действовал быстро, – часы у него тоже были. Достал из рюкзака погибшего моток провода, протянул Молотову конец со штекером, развязал бечёвку, которой моток был перехвачен посередине, и быстро пошёл в сторону Портовой улицы. Длина дополнительной антенны была около пятнадцати метров. Вечный говорил, что сигнал на подрыв можно послать хоть с Западного моста, достанет. Подрывать собирались от назначенного места сбора. От запланированного графика они отстали, ещё когда выбирались из «Нового Города». Патруль лысых из «Молнии» заставил искателей прождать в лёжке лишнего. Молотов уже хотел было фашистов пострелять, но те в последний момент ушли дальше по маршруту, освободив отходящей группе дорогу. А теперь ещё и эти бабы…
Подсоединив к устройству дополнительную антенну, Молотов выдвинул на всякий случай основную, откинул предохранительный колпачок, перещёлкнул тумблер питания, а за ним – второй тумблер…
…По городу-призраку загремели взрывы. Один, за ним почти одновременно другой (это в «Новом Городе»), следом ещё один, совсем негромко (это на севере, где ж/д станция Ростов-Западный), и ещё четыре, где-то вдали на северо-востоке (это рвались закладки на продовольственных складах в Ленинском – который теперь «Незалежний» – районе). Рвануло везде одновременно, просто звук от дальних взрывов слышался с задержкой.
Взрыв на севере – это здание охраны концлагеря, которое заминировали через коммуникации. Охрану на постах должны были снять ребята Паши Сапожника. В ближайшие минуты в концлагере начнётся восстание. Взрывы на продскладах вызовут сильные пожары, а тушить эти пожары, благодаря действиям группы Олега Щуки, сейчас будет некому. Молотов не сомневался в том, что и у Сапожника, и у Щуки всё получилось.
Взрывы были громкими, хотя и не такими, каким бывает настоящий гром. Через несколько секунд наступила тишина.
– Не взялся арсенал? – с сомнением спросил, ни к кому не обращаясь, Миша Пельмень. Он хмыкнул и наклонился над телом Ёси, чтобы поднять его на руки, – негоже оставлять павшего товарища посреди дороги, – когда началось…
В «Новом Городе» долбануло так, что вздрогнула земля. Потом ещё, и ещё, и ещё, и ещё… Это рвались арсеналы Рейха.
Все три группы встретились не под путепрово́дами, как договаривались, а на перекрёстке Портовой и Жлобинского переулка. Группы Щуки и Сапожника прибыли на место раньше времени и, услышав перестрелку, оставили велосипеды и выдвинулись к месту боя пешим порядком.
Тело Вечного зафиксировали на его же велосипеде, который взялся катить Молотов, отдав своего «коня» Серьге. Потом, когда отряд соединился, Вечного усадили на багажник, а Молотов сел за руль, закрепив свой велосипед на багажнике у Серьги. Нужно было уезжать из Ростова как можно скорее.
Тело Иосифа Кагановича – Ёси, Вечного Жида или просто Вечного – похоронили в реке Дон – застегнули в спальном мешке вместе с автоматом, привязали к мешку четыре аккумулятора, взятых из стоявших на дороге машин, и сбросили на середине Западного моста. Его верного «коня педального» тоже сбросили, чуть в стороне. Постояли минуту, помолчали, потом сели на велосипеды и отправились домой, на Кубань. Отряд поставленную задачу выполнил.
15 июня 2077 года, бывшая Россия, Кубанская область, Усть-Лаби́нский район, станица Ладожская, район улиц Протоиерея Петра Ансимова, Белая, Зборовского и Театральная, раннее утро
В 5 часов утра рейхсмайор Велемудр поднялся на верхнюю палубу «Степана Бандеры» с кружкой чая и уселся на стоявший там специально для него металлопластиковый стул. Осторожно отхлебнул из горячей кружки, глядя на восток через Кубань, где над вековыми лесополосами и поросшими мелким кустарником полями уже поднялся солнечный диск.
Пункт временной дислокации небольшого гарнизона Вооружённых Сил Нового Славянского Рейха, представленных в этом районе Диких земель командами «Бандеры» и «Власова», расположился на южной окраине станицы Ладожской, на улице Белой (бывшая Красная), на пустыре возле выгоревших когда-то давно дома культуры и детской библиотеки. Рядом, через дорогу, были руины ещё одного культурного заведения с большим залом внутри и, правее от заведения, уцелевшая церковь из красного кирпича с большим золотым куполом, внутри которой обнаружилось великое множество человеческих костей (несколько сотен черепов). Место для ПВД выбрали по причине его близости к мосту через Кубань, к которому от улицы Белой вела дорога, начинавшаяся возле церкви и под крутым уклоном спускавшаяся к пойме реки. Через этот мост две недели назад ушла к Новороссийску разведгруппа майора Родомира, прибывшая сюда на «Власове», а вчера – прибывшая на «Бандере» группа сержанта Добромысла.
Сейчас в гарнизоне было 27 человек, только команды парусников – двенадцать власовцев и пятнадцать бандеровцев. Все прибывшие на парусниках разведчики – три разведгруппы численностью от десяти до пятнадцати человек – были на заданиях в так называемом «Содружестве». Командиры групп регулярно докладывали по ЗАС-связи на радиоузел «Генерала Власова» о ходе деятельности своих подразделений, передавали разведсведения, а узел уже отправлял доклады дальше в Новый Город. Маленький гарнизон в Ладожской был постоянно занят делом, никто не бездельничал. Все, от офицера до рядового, за исключением командиров кораблей, радистов и поваров, несли караульную службу и ходили в патрули. Кроме того, раз в несколько дней в «Содружество» отправлялись группы с продовольствием.
До прихода «Бандеры», гарнизон состоял из одной команды «Власова», и командовал им командир крейсера рейхсмайор Боян, но теперь, когда парусников стало два, и в гарнизоне появилось два рейхсмайора, потребовалось как-то распределить роли. И в Штабе ВС НСР распределили: назначили Бояна начальником гарнизона, а Велемудра – его заместителем.
С Бояном у Велемудра отношения были не сказать, чтобы дружеские, но и прямых конфронтаций между ними не было. Боян был моложе Велемудра на пять лет, звание рейхсмайора и третью молнию на череп он получил уже после назначения на должность командира крейсера. Велемудр считал это назначение несправедливостью по отношению к нему – заслуженному солдату Рейха, бывшему с Колояром с первых дней существования Вооруженных Сил НСР. Велемудр считал, что это он должен был стать командиром «Власова». Но полковник Колояр – а значит и сам Фюрер – решил иначе. Потом, когда начали строить «Сварог», Велемудр таил надежду, что уж этот корабль точно отдадут ему, но самый быстрый, самый манёвренный и проходимый, самый надёжный парусник Рейха вручили какому-то Яросвету – лейтенанту, которого перед назначением повысили в звании до капитана, а Велемудр снова остался на своём товарном вагоне.
«Степан Бандера» стоял на самой улице Белой, перегородив дорогу к мосту, а «Генерал Власов» – на пустыре возле руин дома культуры. Дома вокруг имели вид ненамного лучший, чем у ДК и культурного заведения с залом. Крыши просели, окна выбиты, дворы заросли лесом. Человек покинул станицу, замёрз, умер, съел сам себя, и на место человека пришла нелюдь. Когда «Власов» только прибыл в Ладожскую, разведчики прочесали станицу и перебили пару десятков дикарей, в ней обитавших. Теперь здесь не было никого. Рейхсмайор подул на чай и сделал ещё глоток. Посмотрел на «Власова».
Выкрашенный в тёмно-зелёный цвет трёхмачтовый парусник «Генерал Власов» был собран на основе пассажирского плацкартного вагона. Крейсер стоял на шести разнесённых в стороны четырёхколёсных самолётных шасси, поднимавших его над землёй на полтора метра (двигаясь по дорогам и улицам, «Власов» обычно занимал проезжую часть почти полностью). Ощерившийся во все стороны пулемётными стволами, «Власов», бывший фактически половиной «Адольфа Гитлера», состоявшего из двух сцепленных вместе таких же вагонов, выглядел весьма внушительно. Куда внушительнее «Степана Бандеры». Впечатление усиливали торчавшие из оборудованных в окнах вагона бойниц пулемёты ПКБ, по три на сторону, и закреплённый на носу крейсера пулемёт конструкции Никитина, Соколова и Волкова «Утёс» калибра 12,7 миллиметров. Велемудр отвёл глаза от корабля, которым мечтал командовать и командиру которого завидовал. Посмотрел снова вдаль, на восход. Тёплые солнечные лучи приятно грели лицо рейхсмайора, воздух был свеж, небо – чистое. Ни тучки. Тишина.
Внезапно на «Власове» открылась задняя дверь, и наружу выскочил ефрейтор Яроврат, связист с «Бандеры», откомандированный на радиоузел крейсера. Увидев Велемудра, ефрейтор припустил бегом к родному кораблю.
– Что случилось, боец? – спросил его рейхсмайор, когда тот подбежал.
– Там это… на Новый Город напали! – сбивчиво зачастил ефрейтор, забыв про форму доклада. – Арсенал взорван… склады, зернохранилища, фермы… «Адольф Гитлер» сгорел… в лагере унтеры взбунтовались… часть разбежалась, другие перебили охрану, захватили оружие… на западе идут бои…
– Что с Фюрером? – Велемудр вскочил со стула, отбросив кружку в сторону.
Кружка покатилась по палубе.
– Фюрер жив, господин рейхсмайор! – ефрейтор наконец взял себя в руки и встал смирно, задрав лицо на командира корабля.
– Бояну доложили?
– Господина рейхсмайора пошли будить.
– На узле связи люди есть?
– Есть, господин рейхсмайор.
– Тогда давай наших поднимай, кто в отдыхающ…
Рейхсмайор не договорил. В небе послышался свист, сначала тихий, низкий, потом свист стал выше, пронзительнее и… купол церкви, до которой от «Бандеры» было около полусотни метров, взорвался – бóльшая часть покрывавших купол золотых лепестков взметнулась и разлетелась в разные стороны, один из лепестков чиркнул по шее Стоявшего на крыше-палубе рейхсмайора – он инстинктивно прижал к шее ладонь, из-под которой обильно, толчками полилась алая в свете восходящего солнца кровь.
Ефрейтор-связист в ужасе уставился на командира, который, не отнимая руки от раны, сделал шаг вперёд к окружавшим палубу перилам, как-то неловко развернулся, медленно наклонился вбок, а потом обмяк и кулем перевалился через перила, упав между колёсами прямо перед ефрейтором. В этот момент в небе снова послышался свист, и через секунду «Бандера» вздрогнул, внутри закричали… Снова свист… мина легла в четырёх метрах от ефрейтора, и его разорвало на части. Следующая мина прилетела точно в крышу-палубу «Бандеры», за ней ещё, и ещё, и ещё… Мины сыпались с неба одна за другой. Свист, рёв, взрыв, свист, рёв, взрыв… вопли боли. 5-я мина, 6-я, 7-я… Крики боли, огонь… На «Бандере» запылал пожар… 10-я… 12-я… 15-я… от 16-й мины рванул боекомплект на «Власове»… 17-я, 18-я… свист, рёв, взрыв, свист, рёв, взрыв, пронзительный вопль безногого бойца… взрыв… взрыв… крик боли…
Обстрел продолжался три минуты. Когда обстрел закончился, оба парусника имели вид жалкий, превратившись в металлолом. Создатели их попросту не рассчитывали на то, что противник станет применять против них оружие тяжелее ружья, или автомата… В «Степана Бандеру» попало четыре мины; в «Генерала Власова» – восемь; остальные легли вокруг. Несколько мин угодило в рядом стоявшие дома; досталось и дому культуры с детской библиотекой, и другому культурному заведению.
Из двадцати одного человека, находившихся в пункте временной дислокации (шестеро были в это время в патруле), в живых остались только двое: один техник по ходовой части с «Бандеры», второй – фельдшер с того же парусника. Этим двоим повезло, – на момент начала обстрела оба находились в нужнике, под который приспособили один из близстоящих домов. Рядом с тем домом тоже упала одна из мин, но бойцов спасли стены; оба залегли там же и молились Роду, Перуну, Велесу и другим богам, и даже Солнцу, пока обстрел не закончился.
Из отсутствовавших в ПВД шестерых патрульных живы были только трое – один из двух патрулей. Второй патруль уже полчаса как пребывал в мире Нави. Уцелевшие же патрульные (все трое с «Генерала Власова») перед обстрелом двигались по улице Белой в восточном направлении. Они подходили к перекрёстку с улицей Длинной, когда позади них грохнул первый взрыв. Эти трое тоже залегли, как и посетители нужника, а когда обстрел закончился, капрал Любобрат, старший патруля, рванул вместе с подчинёнными к ПВД, намереваясь соединиться с уцелевшими товарищами и оказать помощь пострадавшим. Встретив бежавших им навстречу двоих выживших, капрал развернул малодушных и приказал следовать с ним, увеличив таким образом свой маленький отряд численно.
Тремя километрами северо-восточнее лагеря фашистов, пересечение улиц Мельничная и Широкая
Отряд искателей из хутора имени Иосифа Виссарионовича Сталина под командованием члена Комитета Безопасности Содружества Миши Медведя вышел на позицию для обстрела за час до рассвета. Для успешного проведения операции требовалось вначале уничтожить вражеский патруль, маршрут которого проходил по улицам Мельничной и Широкой, перекрёсток которых был наиболее удобной точкой для ведения миномётного огня. Патруль появлялся в этом месте примерно раз в сорок минут и мог помешать сталинцам в самый неподходящий момент. Устроили засаду, и без единого выстрела врукопашную умертвили троих фашистов, после чего без лишних нервов и суеты собрали миномёт – 2Б14-1 «Поднос» калибра 82 миллиметра, которым разжились на Объекте в Верхнебаканском – и приготовились к стрельбе. Работать предстояло с дистанции три километра, ориентир – купол церкви, рядом с которой сосредоточились «корабли» фашистов.
Миномётный расчёт состоял из пяти человек, среди которых наводящим был сам Медведь; двое искателей должны были закидывать мины в ствол, и двое – на подаче снарядов. Ещё трое – два снайпера и пулемётчик – обеспечивали безопасность миномётчиков.
Ровно в пять часов по времени Содружества (по московскому давно не жили, да и было ли теперь в той Москве своё время?..), когда первые лучи восходящего солнца позолотили церковный купол, Медведь выставил прицел, с расчётом положить первую мину левее сверкающего золотом ориентира, и скомандовал заряжающему: «огонь!»…
…Миномёт выплюнул боеприпас в утреннее небо и, спустя долгие пять секунд, мина угодила точно в церковный купол! Медведь на мгновение замер, потом неловко перекрестился и стал корректировать прицел…
Дальше дело пошло. Подающие и заряжающие принялись по очереди закидывать в трубу мину за миной, а Медведь – следить за тем, чтобы мины эти ложились точно по адресу. Мины летели с интервалом в 4-5 секунд и за три минуты было израсходовано две трети из привезённого отрядом боезапаса – ровно сорок мин.
Отстрелявшись, Медведь достал из кармана разгрузки радиостанцию – Р-43П-2 «Дуэт» (таких в Верхнебаканском нашлось всего десять штук) – и впервые за сутки воспользовался голосовой связью:
– Хохол Медведю.
– Хохол на связи, – тотчас отозвалась рация голосом Степана Хохла, командира отряда искателей из деревни Варениковки и по совместительству тоже комитетчика.
– Мы всё, – коротко сообщил в рацию Медведь. – Работайте, братья!
– Принял. Работаем, – ответил Хохол.
Лагерь фашистов, десять минут спустя
Отряд Хохла из двенадцати человек подошёл к месту стоянки фашистских «кораблей» со стороны улицы Зборовского (бывшей Коммунаров). «Корабли» уже догорали. Всё, что могло взорваться, в них уже взорвалось. Повсюду валялись разбросанные человеческие тела, похожие на тряпичные куклы, некоторые – по частям; несколько тел горели. Раненых видно не было. На трофеи после Медведёвской артподготовки нечего и надеяться, – всё в хлам.
Хохол уже хотел вызвать по рации Медведя и сказать тому, что его отряду поработать так и не пришлось, когда из-за церковного кирпичного забора по ним открыли огонь сразу из трёх автоматов. Двое из шедших рядом с Хохлом искателей упали мёртвыми, остальные залегли и стали отстреливаться. Двое – пулемётчик и снайпер – ушли из-под обстрела в здание дома культуры, и повели оттуда огонь. Сам Хохол залёг на обочине дороги со стороны ДК, но место оказалось неудачное: несколько пуль ударили в асфальт в опасной близости от Хохла, ещё несколько впились в лежавший на дороге между ним и стрелком труп фашиста без головы.
Прижавшись к земле, Хохол достал рацию.
– Медведь Хохлу!
– На связи, – тут же отозвался Медведь.
– Братуха, мы тут нарвались, нужна поддержка. Сможешь ещё один гостинец положить?
– Куда надо?
– Как в первый раз, в церковь, только метров на десять левее. Это двор церкви. Там лысые. Нас огнём давят. У меня уже два двухсотых.
– Одна минута.
– Принял, – сказал Хохол в рацию и, отпустив тангенту, громко скомандовал своим: – Отходим! Колян!
– Я! – отозвался из ДК пулемётчик.
– Прижми козлов!
– Есть! – крикнул Колян и принялся усиленно поливать поверх церковной ограды.
В промежутках между очередями долбил одиночными снайпер Петруха.
Лежавшие в кювете четверо искателей на локтях, под дружественным пулемётным огнём отползли за горящий ещё остов «корабля», названного фашистами в честь бывшего советского генерала, ставшего предателем. Хохол что твой варан переполз через дорогу и укрылся за стоявшим аккурат между домом культуры и ещё одним культурным заведением кирпичным сортиром. Там до него уже обосновался один из его бойцов, Дима Конь, постреливавший в сторону церковной ограды из «Ксюхи». Толку от такого огня было мало, но всё равно, хоть какое да беспокойство вражине.
– Сейчас Миша им мину кинет… – сказал Хохол Коню. Тот в ответ только кивнул: мол, слышал твой разговор по рации.
Мина прилетела даже быстрее, чем ожидал Хохол. Долбануло точно посреди церковного двора. У Хохла аж в ушах заложило. Стрельба тут же прекратилась, и за церковной оградой послышались крики боли. Тотчас ожила рация:
– Хохол Медведю.
– Хохол на связи, – ответил Хохол.
– Попал?
– Попал. Дай ещё разок туда же…
– Сейчас сделаю.
Послышался знакомый свист и ещё одна мина взорвалась за церковной оградой. Криков больше не было.
– Отлично! – сказал в рацию Хохол. – Пока отбой, проверяем.
– Принял, – ответил Медведь.
– Отряд, слушай мою команду! – громко объявил Хохол. – Сеня, Паша, Щуп, Арсен – справа! Илья, Даня!
– Здесь! Здесь! – послышались голоса со стороны культурного заведения. Хохол увидел высунувшихся из-за угла здания искателей и продолжил:
– Вы вместе со мной и с Конём – слева!
– Есть!
– Колян, Петруха! – громко позвал он обернувшись к дому культуры.
– Здесь! – выкрикнул засевший в ДК вместе с пулемётчиком снайпер.
– Смотрите в оба! Кто полезет наружу, всех в решето!
– Есть! – последовал ответ.
– Давай за мной! – приказал Хохол Коню и, пригнувшись, и выставив перед собой «Калаш» с тёртым деревянным прикладом и таким же цевьём, первым побежал к глухой стене культурного заведения, у которой их уже ждали Илья и Данила.
Далее четвёрка искателей пробежала к церковной ограде и вдоль ограды цепочкой двинулась в сторону улицы Протоиерея Петра Ансимова (бывшей когда-то Комсомольской). Пробежав до середины огороженной территории, четверо перемахнули через ограду и тотчас встретились с товарищами из второй четвёрки, которые уже были внутри церковного двора. Часть забора с восточной стороны оказалась разобрана, причём давным-давно (кому-то, похоже, понадобился строительный материал).
Двумя группами искатели обошли церковь, где перед ними предстала такая картина: тела четверых фашистов – трое лысых, в серой форме и один короткостриженый в форме песочного цвета – были натурально размазаны взрывом по кирпичной ограде. Пятый фашист, парень лет восемнадцати, не лысый и без татуировок на висках, одетый в застиранную песочку, был жив и даже не ранен. Он сидел в обоссаных штанах в дальнем углу забора, скулил и трясся, глядя на сурового вида людей в разномастном камуфляже, с автоматами и пулемётами, которые явно были причастны к тем ужасным ужасам, которые довелось пережить ему в последние полчаса.
Связавшись по рации с Медведем и сообщив тому, что всё в порядке и артподдержка больше не требуется, Хохол подошёл к обоссанцу, которого на пинках пригнали Щуп с Арсеном.
– Как звать тебя, военный? – спросил обоссанца Хохол.
– Л-люб-бомир, – заикаясь, произнёс обоссанец.
– Любомир… – произнёс задумчиво Хохол. – Это значит, миролюбивый или как-то так, да? – Искатель усмехнулся, окинув взглядом обоссанца.
Тот был мéлок, тщедушен, с жиденькой мальчишеской бородёнкой и усиками, стрижен под расчёску, глаза его бегали.
– Д-да! Люб-бящий м-мир… – закивал головой фашист-обоссанец. – Я н-не стрелял в ваших! Не стрелял! Я техник… отвечал за ходовую часть корабля! Я не стрелял, господин… – он запнулся, не зная в каком звании был стоявший перед ним длинноногий плечистый моложавый мужик в старинном камуфляже с чисто выбритым суровым лицом, сжимавший в широких ладонях «Калашников» под патрон 5,45.
(К слову, старинный камуфляж, в который был одет Хохол, это – ВСР-84 «Дубок», он же «Бутан». Таких названий обоссанец Любомир, конечно же, не знал и обмундирование это видел впервые.)
– У нас нет господ, – сказал Хохол, – и званий тоже нет. Я командир отряда искателей. Подчинённые обращаются ко мне по имени, или по прозвищу, или: «товарищ командир». Но ты мне не подчинённый и не товарищ, поэтому обращайся по имени-отчеству: Степан Васильевич.
– Я не стрелял, Степан Васильевич! Не стрелял, честно! Не убивайте!
– Не убьём, – сказал Хохол. И, помолчав, добавил: – если будешь сотрудничать…
– Б-буду, Степан Васильевич, буду сотрудничать! – решительно пообещал фашист-обоссанец.