Юрий Гнездиловых
Захват
«Прошлые заслуги, так думаю: действительно ценны» – услыхал переводчик;
– Да уж; потому и сказал… Бесценны. Неужели не так; право, – уточнил секретарь.
– Так-то так, – Мёрнер, подойдя к толмачу: – Верно. Как-нибудь наградим, позже, – но и, с тем наряду польза, принесенная вами некогда, в минувшую пору меньше приносимых казне в нынешние годы потерь… Выставил страну победительницу, можно сказать – собственную, как бы, – ввернул с гневом, – ради барышей на позор! Главное – поля без крестьян. Как вам это нравится, Ларс? Выискался мне, опекун гильдии прохвостов, куратор!.. Не можем покрывать казнокрадов, предателей, – изрек генерал более спокойно; – да, так; не властны, – проронил губернатор, для ушей толмача. – Гемланд не прощает измен. Так-к болтать!.. Гемланд…
«По-свеянски: отчизна, – с горечью подумал русак. – Где она, хотелось бы знать: тут ли, в запустелом краю, за тридевять земель от родной, силком, в безгосударное время отсунутой на полдень, за Лугу, некогда великой Руси? Там? Больше побратим виноват; скрылся, заманив к чужакам. О Брянщина, о родина-мать!.. Оба виноваты, ну да. Поздно разбираться: ушло. Крепенько-таки нахренил!.. Далее, с дружком разошлись, напрочь совершенно как есть; да уж. Не возмог удержать – выбежал. В пургу, на мороз… На́шивал худой тягеляишко, дыра на дыре.
Вот-тось как теперь: одинец!.. Помнится, тогда же – зимой, выбежав Серьга уносил содранный в пылу разговора, злого побратимовский крест. Собственный; в литовскую брань как-то разменялись, по дружбе, канувшей навеки с Ненадобновым… С полу подняв, тут же – за порог, в никуда… в мир божий, – мелькнуло в душе. – Ну и побратим! Да и так: то, что и ронять не годится, поелику грешно, гадина такой, святотатец – под ноги, швырком, сгоряча.»
Воспоминание исторгло из недр самобичевателя стон.
– Худо? Успокойтесь… Воды? – с участием изрек губернатор: – Самое большое – тюрьма, – вскользь проворковав; – подойдет? лучше бы, на месяц: рудник.
– Или же, на выбор… получше, – присовокупил секретарь, – можно бы ему предложить, ваше высокопревосходительство зачислиться в полк местных волонтеров, крестьян.
– Как-к?!
– В будущий; получше… гм гм… не оговорился – полегче, то есть, вполне по-человечески… Ну да, писарьком… Кстати, на двух, только-то всего и не больше каторгах, которые хуже, старых, доносил комендант крепости – нехватка гребцов; лучших, – уточнил секретарь, – худшие отжили свое.
– Думается вот как поступим. – Выговорив, Мёрнер примолк. – Рискованно, а все же придется. Громадная ответственность? Что ж. На то и генерал-губернатор… Белка в колесе, господа!.. Сложности – на каждом шагу. Попробуем пожалуй. Да нет, – чуть поколебавшись вещал, как бы для себя одного: – слишком опрометчивый шаг. Русские, конечно не все, – потрагивая пальцем висок, в задумчивости, – знаете, Ларс… именно: в пример: Иванов, штадтский переводчик – подводят. И, с другой стороны – двойственное – как ни послать? Новенький, Аррениус болен. С третьей стороны, – произнес, чуточку помедлив, с кивком в сторону ковра, на ходу: – полных тупиков не бывает. Можно бы попробовать… Гм.
– Понял! – воссияв, секретарь.
– Вряд ли, – возразил губернатор, напустив на чело крайне озабоченный вид, с тем как приближался к столу – и, подмигнув продолжал: – В Московию направлен гонец, как знаете не хуже меня, – молвил проявив доверительность, как будто вещал не для посторонних ушей: – Только что узнали: гонец все еще сидит в Лавуе! Вот именно: с пакетом правительства, что хуже всего; нарочный застрял, на границе. Приставленный к нему переводчик, выяснилось: перекрещенец. Можете такое представить? Я – нет. Недавно перешел в православие, а был протестантом. Ясно же, что мы отказались от услуг неофита, отступника от веры, предателя по сути вещей, нового – взамен – воевода округа, увы не нашел. Не хочет заниматься, по-видимому этим… Как быть?
– Неслыханно! – вскричал Таббельсверкеринг: – Крестили – насильно?
– Вряд ли… Да какая вам разница! – вспылив, губернатор: – Нечего встревать в разговор. Нате вам какой отыскался поборник человеческих прав!.. Лучших переводчиков нет, как знаете, – изрек генерал более спокойно, в ходьбе, с шагом в направлении к гостю, – стало быть, с гонцом за рубеж, в русскую столицу – на Волге, будто бы, в Посольский приказ предлагается поехать… да, да: вам, оверсаттаре, Дунаефф.
– Можно бы, – ввернул секретарь.
– Помалкивайте, Ларс… Ну так вот, – Мёрнер – переводчику: – Знайте… Ожидается торг с русскими, о тех, кто сбежал… гм переселился. Вчера, кстати утвердил приговор. Жалобщик наказан, за кляузу; отделался штрафом. Вдруг тот крестьянин, выяснится, все-таки прав? Что это, возникнет вопрос: взяточность, ошибка Фемиды или разбойник с покровителем? бывало, споются. Если это вправду грабеж, как утверждал потерпевший – виноват губернатор!.. Не смейтесь, господин секретарь. Вдруг кто-нибудь в державном верху, придворные, да мало ли кто, завистники об этом узнают? Столичные замашки борцов за собственный успех при дворе, общества людей укоронных, выразимся эдак известны: тут же, за подножкой – толчок… Зря конфирмовал приговор! Чуть поторопился, ну да. То же, разумеется: штад: помельче, но и здесь, у Невы достаточно таких мастеров; завистники – порода людей, – приговорил резидент, прохаживаясь подле ковра, – то есть недовольных имуществом и властью, которых требуют все больше и больше, корыстолюбивых умеренно, – изрек генерал с полуоборотом к почившему в боях королю[27], под коим восседал Таббельсверкеринг, – а честных купцов, порядочных все меньше и меньше, город переполнен лазутчиками вашей Москвы, как знаете об этом прекрасно сами, господин оверсаттаре, кишит на торгу правозащитниками всяких мастей, как, скажем резиденс тараканами, – а тут, вам – свои, судьи подложили свинью.
– Подкупленные вашею милостью? – ввернул секретарь в сторону того, кто внимал гневному, на вид генералу. – Предатели!
– Не так… Не совсем. Перебежчики. Ну да, в королевство. Именно… И были, и будут… Несколько таких перешло, чем-то недовольных людей – грамотные, в общем; писцы… Ларс! Дома отсыпайтесь, не тут. Дайте-ка сюда, – резидент, в мертвой тишине, помолчав: – Дело, разумеется. Здесь?
– Как же; приготовил, – клеврет. – Извольте получить, – Таббельсверкеринг, немедленно встав;
С тем во одночасье, как встал, поглядывая в сторону полок, третьему сказалось, в дожде, снова припустившем судилище: «Базар, балаган… срам! Воистину, – подумал русак; – это называется суд? Ладилось не в пользу, но вдруг старший, председатель собрания и два по бокам судьи, молодые на вид разом, как один захворали, дружно, разойдясь по домам, вызвали каких-то иных… Чудом оправдался; эге ж. Выскочил сухим из воды. Ну, как пересмотрит, носач?»
– Тут вам не тюрьма, переводчик, – выцедил, вручив секретарь: – каторгою пахнет… галеры.
– Самое меньшее. Итак? Или поезжайте один, коли неохота с гонцом. Правда что: узнают – пропал; вздернут, за былые грешки. Цель? Гм. Следовало б раньше сказать. Разведаете где обитают беглецы за рубеж. Главное: пройти города Тверь, Тихвин, Новгород-Великий, желательно.
– И, также Москву.
Нет… Лучше за Онежское озеро. Единственной целью будут поименные списки. Нужен двусторонний реестр. Для переговоров; для торга. Выведайте, скажем хоть так где они осели, сбежав. Каждая персона – риксдалер. Земский переводчик – гроши… Ларс? как? Благодарю за подсказку; и по деревням походить; безопаснее, – добавил тишком, еле уловимо на слух.
Стрелка, поломавшись для виду, хмурый как осенняя туча обликом идти согласился; «Эх бы увидал побратим: так дерзать!.. В денежники! Ну и дела, – вскользь проговорилось в душе. – Справимся пожалуй; а то».
Выслушав ответную речь Дунаева клеврет улыбнулся; «Честно, по-людски сговорились: просто и легко и по-нашему», – отметил помощник – а его господин, прохаживаясь подле окна, за коим проглядывало солнце деловито изрек: – Чтоб добрые наши разговоры не кончились подобно дождю, ничем, – проговорил для ушей толковника, с оглядкой назад, в сторону девиц на лугу, красивших настенный ковер: – милости прошу повторить сказанное в письменном виде… грамотный. Бумагу на стол! чистую. Закончилась? Гм. Шутите по-моему, Ларс; лишнее. Прошу изложить, херре оверсаттаре волю. Присаживайтесь… Чью ж еще? – вашу, – пояснил резидент. – Я не принуждаю писать. Лучше на родном языке – вот вам недурной образец, – молвил, подступая к столу: – Се аз… и прочее. Понятно сказал? Подвиньтесь, господин секретарь.
Стрелка пишет;
Кончил.
– Дайте-ка. – Присыпав песком рукопись клеврет изошел, скрылся на какой-то часец;
Приглашают переводчика – свеина, – отметил русак; «Аррениус? – мелькнуло в мозгу: – выздоровел? Отт чудеса!..»
Некто неизвестный письмо, – виделось Матвею проверил;
Послухи;
Толковник ушел; приложив руки, оба доброхоты – свидетели отправились вон.
– Всё, – проговорил губернатор. – Впишите в протокол совещания, – изрек генерал издали: – как только вернется – позже – предоставить ему, в ратуше, но можно и тут, херре секретарь, в резиденс более доходное место. – Выговорив, с тем приумолк, деланно, с натугою крякнул, привлекая внимание помощника и, несколько раз кашлянув, незримо для Стрелки пошевелил у вытянутых трубочкой губ, видел собеседник перстом.
– Как скажете, мин херре, – подручный, в сторону стенного ковра: – Сделано; уже записал.
– То-то же. Хвалю, молодцом.
– Деньги? – переводчику, Ларс – молвил, перебив толмача: – Денежки потом, господин; по предоставлении списков. Каждая персона – риксдалер. Мало ли? – напомнил клеврет, с легкой укоризною, вскользь. – Выплатим. А как же еще? Торг – по-человечески, честный. Делом занимается Верх, то есть государственный канцлер, правая рука херскаринны… граф… Аксель… Оксеншерна. Вперед! – (Fram, – проговорил Таббельсверкеринг, понятная вещь – молвя на родном языке). – С Богом, – произнес под конец: – Коли не случится нежданного чего-нибудь, там… где-нибудь – в кармане успех.
30
Кончилось!.. Почти, не совсем. Дождь кончился – и только. Светлынь, – думал между тем губернатор, медленно-премедленно двигаясь чуть-чуть в стороне, около стенного ковра: – Овцы побелели, в кустах, выше мрачноватого замка, – походя отметил, – поярче – латник, на двуглавом коне. Странно!.. да не так, чтобы очень. Кажется, едва ли не все видимое в жизни – двойное. Стало быть, двуличие в нас, людях – единичный пример двойственности; ложь не порок. Что же из того, что двуличны? Правильно устроил Господь. Всяческого рода обман – средство неустанно идущей в нашем государстве борьбы за первенство, не в том, так в другом. Не было бы розни в борцах за лучшее – и не было б жизни, рвения все дальше вперед – развития, словечком жены. Кто скажет, что не надо стремиться к лучшему? Отдельный вопрос; медленнее надо идти; дабы, – промелькнуло в душе склонного впадать в размышления о будущем Карла, – в ходе оголтелой борьбы за самое большое и лучшее на полном скаку в рай где-то впереди не взорваться… брюхо переполнил – конец… Более приличный пример: общемировая резня.
То, что происходит в приемной, двойственное… лучше сказать: двойное, или даже тройное, в некотором роде – находка для неудачников… не так, не совсем; правильно: не очень счастливых. Марта все не едет, не едет, женушка в заморскую глушь. Все-таки, хоть что-то – спектакль. Насильники, что тот, что другой, невольные, по воле правительства, – с другой стороны, лучшей – получил удовольствие. Таков человек; не может не сражаться, увы!.. слаб. Странно, – рассудил губернатор: – сильные – и, с тем наряду не можем… не дано обойтись, в гонке за все более лучшим, то есть за мечтами без войн.
– Да уж… неборьбы не бывает, – произнес для себя, вслух, под королем секретарь: – Правильно; чем больше, тем лучше. – Мёрнеру: – Всё-всё записал. Дорожные расходы – в риксдалерах?
– Подумаем, Ларс… Ресх'елп? На дорогу? да? – рек, переспросив генерал. – Выдадим в московских рублях. Помните о главном, разведчик: наш долг усерднейше служить херскаринне!.. Тругет тьённа син херскаринна, – повторил губернатор, медленнее, вспомнив столицу и, вообразив на мгновенье призрачный вдали хувудштад представил на коверном лужке рядом с королевой жену.
– Подробности узнаете завтра, – объявил секретарь, вписывая нечто невидимое Карлу и Стрелке, вставшему поодаль. – Пустяк… мелочь, – резиденту, клеврет: – Срок предоставления списков… Именно.
– Хвалю, молодец.
Грохнул далеко-далеко, где-то за стенами один, слышал переводчик, затем – ближе, с небольшою задержкой, не во одночасье другой, раскатистее пушечный выстрел: с моря приближался корабль;
«Опасный, – промелькнуло у Стрелки, – знаемо, видали; а то ж; – бранники явились, военные, тудыт-т твою мать! Русьские суда-корабли плавателей к морю – без пушек… С Волхова, от Ладоги; ну. Всякие; с товаром на Готланд. С пушками – чужие, не наши. Наши… Не наступит ли день… Всякое бывает; а вдруг как-нибудь, потом переменится? – подумал русак: – Не было ни штада, ни Карлы, чтоб ему пропасть, губернатору, ни пушек – и вдруг… то бишь не совсем, – постепенно всякое такое пришло, исподволь, незримо для глаз – к худшему, похоже на то, судя по всему изменилось. Да уж, получается так.
Двоица, скорее всего бранных кораблей, не один. Важно ли? – явилось на ум, – главное: идти к своему. Прочее, помимо деньжат, пенязей – чужая игра; лишнее. Чем больше в краю, Ингрии оружных судов, с пушками, тем выше доход, с полуразоренных крестьян? Не думается. Больше того, что у деревенских осталось нипочем не прибудет. Лучше бы, взамен кораблей подати всеякого рода, лишние поборы скостить. Что проку от военных судов? Брани, переделы земель с помощью оружных, солдат – дело именитых людей. Лучшего, чем есть, небольшого сельщина, увы не получит.
«По-вашему – экскурсор… прогулка, в Руссланд, – услыхал переводчик: – Опасно?» – «Да не так, чтобы очень… по-моему». – «Получит?» – «Не вдруг… Сколько-то. А впрочем, как знать; выяснится позже… Посмотрим. В некоторой степени – наш… мой».
«Наш?? наш? Соббаки!.. делятся. Пол-лучим своё. Как-нибудь; потом… Неужель?»
Все-таки забавная мысль!.. Всё в мире то и дело меняется. Ну да. Погоди! – С этим, обложив про себя матерного бранью наместника толмач приосанился: – Военный корабль? Ну-ка ты подвинься, опасный! В сторону! – озлился экскурсор, и, в сердцах поместив рядом с бастионами крепости русийский фрегат, с пушками на палубе, сник.
«Лёйтнант?» – прозвучало в тиши.
На западном валу Нюеншанца резко – дребезнуло в стекле – выгромился встречный салют;
«3-захватчики!» – подумал русак; если бы Матвей находился в южной стороне городка, он бы, в непосредственной близости, возможно увидел: с тем, во одночасье привратный воин с бердышом, алебардщик – сторож на часах у ворот крепости, за Охтою вздрогнул в ждании ответной пальбы, а неподалёку, в низах верка[28] с лепетнувших осин сдернуло воздушной волною несколько багровых листков.
«Чо с-сетовать на долю толковника? Чужой? Да и пусть. Главное: идти к своему… Вот именно: чем больше, тем лучше; правильно сказал секлетарь. Кажинное имя – риксдалер! спробуем. Служить, так служить… Карле? Табельверкину? Шиш… Двойственно, как всё на миру. Этим – заодно, немчуре. Поборемся, по коням, вперед!.. фрам», – определился толмач, слушая о чем говорят главноуправляющий краем и его секретарь.
– Боже, до чего я устал, – произнес, больше для себя одного находившийся по комнате Мёрнер.
«Ясно… Да и как ни устать» – голос прозвучал от стола, за коим восседал Таббельсверкеринг.
Матвей обернулся: «Быть того не может!.. Носач? кто это? – мелькнуло у Стрелки, бросившего взгляд на ковер: – Ни малый, подпевальщик во всем Карле, губернатору края, чтоб ему пропасть, ни король… павший, говорят на войне…
Странно!.. Изрекал губернатор – секлетарь ни гугу, помалкивает. Как понимай?» – Стрелке показалось, на миг: отклик изошел не оттуда, где один на один с бумагами сидел секретарь, но из генеральского рта.
– Нужно бы, наверное гостю, выразимся так, – произнес медленно-премедленно Карл, не договорив до конца: – следует снабдить оверсаттаре, существенно… пас…
В полуотворенную дверь снова заглянул, перебив начатую, было в тиши Карлою, – отметил русак, вслушиваясь в речь, – Олденгрнн.
– Что там происходит?., шумок.
– Пришел очередной кандидат, – встав из-за стола, секретарь.
– В копи? – с хохотком, генерал. – Двое, говорите?
– Увы!.. Только-то всего и не больше, – Мёрнеру, со вздохом клеврет.
– Все-таки; хоть что-то, да есть… Проще; по-людски, – резидент. – Именно. Чем меньше, тем лучше. Акселю не видно вдали что это за дьявольский труд, – молвил, подмигнув королю.
– Да уж, – подтвердил секретарь.
– Можно проводить, до крыльца. По-моему достаточно, Ларс. Кончили на этом… Фарвёл![29] Встретимся, – изрек губернатор, мельком обернувшись назад: – Временно свободны… во всем.
31
Чуялось, еще погромыхивало, или опять били на плацу в барабан, – предположил переводчик, выбравшись на двор из палат – мнившаяся, было в стенах дома, тесноватой коморки вечною, гроза унеслась. По краям чистенькой, в сиянии солнца деревянной дороги (новая, отметил мужик – не было в минувшем году), пенясь, ворковали ручьи; справа от тесовых ворот – желтые, не то что дворец, черный, – сопоставил скользком, шествуя вовне городьбы (новая, опять же) – разлив: маловодная, обычно – Чернавка виделось Матвею, как шел мимо вратаря, переулком порыжела и вздулась так, что на углу резиденции лизала с пяток брегоукрепительных свай – блёсткие, пониже ворот – западнее черной громады волночки с ошметками пены шли к генеральскому двору;
«Дождь кончился, – мелькнуло у Стрелки перед Королевскою улицей, – и тут же, вослед начало кусать комарьё.
Улица не так чтобы очень, новая постольку поскольку; сразу же за карловой изгородью ни мостовой, к ратуше углом повернула, ни стриженных в довольную меру придорожных кустов. Это называется – штад?»
Ехать? – омрачился Матвей.
Выглянули тени Можайска: хутор с кабаком на пути в сторону Смоленска, худыш некий оборванец, корчмарь; воинство, загаженный зимник, с грудами погибших коней, вороны, Серьга – побратим;
«Эт-та мне литовская брань!..»
Вспомнив о былом, переводчик заглянул на пути шествия по новой дороге до дому, в родное село;
«Эх бы навестить межи делом Брянщину! – подумал русак: – Все еще, собаку влечет. Просто и легко, по пути: Новгород Великий заказан… Двойственное что-то; ну да. Можно бы проведать – одно, а пойти дальше Новгорода – нечто иное; как бы то: всеячески разное, с любой стороны; Брянщина подалее Новгорода в несколько раз: конному доехать – умаешься и, кроме того вряд ли, – промелькнуло, – сестра мешкает все там же откуда вывезли, в отцовском дому».
В городе, считаем – один; вот судьба!.. Все полуприятели, трое – перекатная голь: служащие; Фликка – не в счет; богатая, постольку поскольку – таможенница, Криговадочь. Был друг, Ненадобнов Сергей… Офонасьич – скрылся, неизвестно куды… Бросил одного, в немчуре – и поминайте как звали. Предал своего земляка!.. Двойственно; и сам виноват; меньше, разумеется; ну. Ели, на путях в никуда едево на талой воде, кашу – на двоих котелок, там же, у границ побратались; Ненадобнов сие предложил, скрывшийся куда-то земляк… Изотечеством не вышел? Зато надобен бывал на войне, да и кашевар хоть куды… Где-то на шляхту, за деревней Клепики менялись крестами. Вслед… позже навестили родных, Брянщину, и после чего выбрались, тайком на Литву. Канула родная сестрица!.. именно. Нигде не нашли.
Ладим, побратимо на Выбор, сказывал однажды Серьга после занапрасных шатаний одаль, в померанской земле. Выучив язык немчуры, легкий – не поддался на зов лучшее чего-то искать… В позапозапрошлом году снова появился, вдругорь; с тем, канул, видимо уже навсегда, скрылся в окружающий мир. Дважды приходил в Нюенштад: осенью и, другорядь в лютом, то б то: фебруарий, по-новому – в разгаре зимы; так-то не суровая бысть.
Ну и побратим называется, – мелькнуло в душе: – бросил! А, с другой стороны: в чем-то примыкает к чему-то самопроизвольно раздваивающемуся на половины: лучшее, чем было упущено? А кто виноват? Лучше было бы не отказываться от приглашения? И тот нахренил, бывший побратим, однокашник…»
Далее пошла, вперемежку с выкриками словная брань. «Ну, так оставайся, один, – сам…»
Сам, дескать наживется, раз так… Сиденем назвал, осердясь… «Или уходился искать, тля крестовая? Закис, перелётчик? Выдумал сестрицу затем, чтобы изменить господарству нашему, Великой Руси? Использовать надумал товарища для собственной выгоды? А, так? Вот так так: хитростью склонил, земляка выбежати вон, за рубеж». Зрадник, получилось – предатель…
Вот как: по-еговому: вор. Надо же такое сбрехать, будучи, к тому же в гостях. Лжец? Тля крестовая?! – задергался он; как забыть? «Грязью облепил сотоварища, былого дружка, – вскользь проговорилось в мозгу: – Выместил свои неудачи – не нажился, увы», – думалось как взвидел за ратушею, одаль кабак. – «Яз? крестовая?» вскричал под конец в сторону нежданного гостя – и, во одночасье рванул с шеи побратимовский крест… Ай нехорошо получилось! Дурно, по великому счету правильнее было б изречь; да уж так. С тем, гнусная собака, вспылив – под ноги швырнул, сгоряча».
Синие, глаза побратима, бывшего… К чему вспоминать? Все еще сидит на уме; каб ни Табельверкин, с драгунами (в уланах дрались, путаник) – не стал бы… Глаза бывшего, Серьги побелели – в ярости, не зная, по-видимому что говорить некогдашный друг онемел; «Покаешься еще, святотатец» – выразился, вздев на плеча стеганый кафтан тягиляй, тот же, что купил у жидов Брянщины в минувшую брань; (ну и крохобор-економ! – рвань сущая, дыра на дыре). Только-то всего и сказал, душу волевую свою, твердую по-прежнему взяв накрепко в железную руку. Выговорив, тут же – в метель… Завеялся куда-то, ушел. К Выбору? Не важно итак. Или же пустился на Брянщину, в родные края… Лучше: сам себе господин.
«Эх-х поворотить бы назад быль-годы-время, взвыть трубам, так, чтобы стеколье тряслось, – думал, нерешительно встав подле кабачка «На Углу»: – Вновь? Зачем? Противу кого? у Невы?? Где-нибудь подальше отсель. Заново – иной разговор; важно ли в какой стороне. Главное, понятно зачем. Каб ни угодили в полон, пьяные – достали б ужо как-нибудь, по случаю в брань воинскую славу, почет, злотые, поболее тех, коими ссудил на шляху денежник жидовин, корчмарь… Жертвою несчастного случая, с напарником стали.
Мог бы раздобыть на поля дюжину рабов. А чего: некоторым, кто не в пример нищему Сереге Ненадобнову, кто понаглее да посмекалистее бранный поход – благо; неужели не так; именно. Таким на войне жалуется верный успех… Не то, что – путешествие в Русь, экскурсором. Придумает, Карл!.. Нечто наподобие сицевого, брани: завод прибыльного дела купцом; Юкко Невалайнен – в пример, собственник поставленных им новых, для кирпичной работы обжигальных печей;
Рать выгодна, обмолвился Карл в ходе разговоров и тем, что непроходимый раздор, межиплеменная борьба по установлении мира, Столбовского какого-то впредь (что кажется, единственно правдою во всем что сказал) будет продолжаться века; ежели угодно, изрек: сицевое, брань благотворна кое для кого из людей, праведных, что есть полуправда… Или же, что то же: неправда полная; воистину так, – думалось, когда, постояв некоторый час передумал сунуться в кабак «На Углу»: – правильны глаголы о бранях, поелику военный, все-таки – самих по себе.
Мата, по-еговому: снедь? ясла кормовые – корыто? Кормушка; приблизительно так; именно… Не каждому – плен. Мог бы, совокупно с рабами, дюжиною вязней коров сколько-то – поменьше, с пяток (реже попадались) пригнать. Худо ли? Не то, что теперь: нищий, по великому счету, земский переводчик – гроши; маль… Что б ни переделать судьбу?
Девка пропадает на выданье, не бедная – дочь главного таможника в штаде и под городом, Фликка… Рядышком, не так далеко – за Охтою. Наследство: Карвила… И, чаятельно Красный Кабак.
Тяжко? Наплевать, победим; коли замахнулся, так бей. Жаль, что не совсем по-людски – не просто, не легко и не вдруг. Тяжко, а, с другой стороны: хошь по-генеральски питаться – по-воловьи трудись, – думал на подходах к жилью. – Справимся пожалуй; а то. Памятен, не стар, предприимчив делавшись, когда выпадал где-нибудь, в минувшую брань случай заграбастать свое. В сече за Можаем, под Клепиками, в свальном бою действовал не хуже Серьги; так же, приблизительно (пеший, без коня – по-драгунски), было, на обочине тракта, Нарвского на днях воевал.
К лучшему – поход за рубеж: Фликку… белобрысая курица… не важно какая (мыза, на Карвиле – существеннее, да и кабак) голыми, за черные кудри, сказывал хозяин поместья, нонешный руками не взять. Что за иждивение: срам… стыд. «Поз-зорище!» – изрек, постояв под вывескою «Завтра – бесплатно».
32
Каждая собака – в борьбе, – думал, победив искушение зайти в кабачок: – Вывеску сменил, сатана. Во изобретатель… Каков! Там, через недельку, не завтра что-нибудь набавит, шельмец; простительная ложь; по-людски – в гражданах, и даже окрест, выше пристаней городка. Выд-думал!.. Туда же – купцы; в ратуше, иные… да все. Хотят безостановочно денег, талеров – на каждом шагу. Безумие какое-то, дичь… хворь. Больше, больше! Ни удержу, ни совести. Гм. Странно; это ж как понимай? Некогда особо раздумывать.
Бороться, бороться! По-своему, не так, – подержал некоторый час в голове: – Кончилось военное время[30], да не кончилась брань, мирная, так будем считать – холодная, без пушек война. Коль скоро неборьбы не бывает, по словам секретариуса (прав Табельверкин!.. – будем воевать за свое, упущенное встарь кошельком; не саблею. – «На то и подряд, – вскользь проговорилось в мозгу: – По коням, застоялись. Даешшь Клепики!.. Большую Карвилу».
Якобы – по-новому, – старь; вот именно: нелжи не бывает; честная борьба за свое, по правилам – бесстыдная ложь. По-честному воюют лишь те, кто немощен, не может сражаться за большее, чем есть по-людски. Что это – казистая брань, ежели не гнусный обман? Приглядная не стоит гроша. Неблагопристойно? Плевать. Честно состязаться в миру стяжателей богатства и славы, штадтских обывателей глупо: выведай соперник в борьбе по правилам, в открытую цель иных поползновений на лучшее – и всё, и пропал; шиш тебе, с придачею шишки… Да уж, так… По-людски! Тем же наградят в ратоборстве по-честному за некую власть.
Фадер белобрысой, таможенник по-своему прав: пенязи – всему голова. Нетути, так будут; потом, по предоставлении списков. Главная помеха женитьбе невеликонькой чин. Стало быть, по Сеньке и шапка – невеликий доход. Как не согласиться с родителем, все так… И не так: в случае успеха экскурсии, добычи реестров беженцам – завидный жених, думается Карло не врун; тысячи сулил. О-го-го!.. Фликка – приложение к мызе? А, пожалуй. И тут кажется вполне по-людски…»
«Вот еще, забыл сообщить» – рек, нехорошо усмехнувшись, из-под короля Табельверкин, – вспомнив, чертыхнулся жених, – «наш высокочтимый таможенник, хозяин Карвилы, зоркий на досмотре судов с товарами, решительно всех в том, что не касается службы поразительно слеп»;
«То есть? Не понятно. И что ж?» – Карло, у рогатой стены.
«Дочь этого хозяина, Фликка встретилась» – клеврет, генералу – «можете представить себе, с кем бы вы подумали, херре (высокосиятельство?) – с ним… беседовали… был не один».
«Да? вот как» – произнес губернатор, продолжая ходить мелкими, в пол-альма шажками от стены до стены; «С этим» – лепетнул Табельверкин: – «видели».
«А с кем же еще: с вами, господин секретариус?» – едва ли не в крик молвил вне себя резидент, оборвав на полуслове и так еле уловимую речь: «Где благовоспитанность? А? Стыдно, Ларс! Личные дела оверсаттаре, да будет известно», рек в негодовании Карл… «Тоже? И, тем более вас, херре щелкопёр не касаются. Понятно сказал? Ну, так соизвольте молчать!» Рыкнул, показалось на миг, в сторону стола – королю…
Видимо следили за ним, сволочи, – подумал русак: – в гавани, скорее всего, вечером, когда провожал девку от причалов домой. Тропками ушли, на Дубок, верхом крепостной стороны… Посветлу спровадил, отец.
«Нате вам накинули службишку! – явилось на ум некоторый час погодя: – Цель жизни – получать удовольствия? Раз так, потрудись. Лучше бы, что видим в купечестве, среди горожан: вкладывать в работу грядущего, во имя утех в будущем поменьше трудов; или, по-иному сказать: больше раздобыл – хорошо, меньше утрудился – отлично.
Станется, добудем свое, мызу-ту Большую Карвилу!.. за год; на Великой Руси. Якобы – изменщик, – не то; пред… Предприниматель, ну да. Юкко Невалайнен – в пример… Так ли? Не совсем. Да и пусть. Главное: имети в дому риксдалеры, чем больше, тем лучше.
…Лучшие места у свеян, неоткуда браться деньгам. На руку подряд, по-людски. Нечего сказать: изоброчили! А все почему? Голь. Двойственная правда? продался? Вроде бы. Причиною – зависть. Эх бы наиболее знатных, тысячников города – в копь. Враз бы отыскались ваканцыи. Положим, не всех. Мёрнера бы можно не трогать: в некоторой степени – свой; ну; работодатель итак.
Бодатому козлу да имети, к норову такому покрепше виденных у Карла в приемной, чтоб ей провалиться, рога!.. Коли отказался бы ехать на Великую Русь денежки – чужие; тю-тю. Выгодный, считаем подряд…»
Чается добудем успех, – произвелось на уме с выходом за площадь; ну да; выбьемея из подлых низов. Истинно сказал резидент: бейся – и получишь своё… Или не получишь. В любом случае – иди до конца. Твой час пробил! Как тут не использовать случай в знании своей правоты? Прав можный пересиливать слабь… Можется! Раз так, победим. Было бы за что воевать. Видели, – припомнил мужик, в кухне воеводы Ензера, сыщика с чем кашу едят.
Случай, или можно сказать, также: корабельник помог правиться на лучший удел; так бы не сподобился чести побывать в резиденс. Издавна хотелось нажиться – и, таки повезло. В некоторой степени; ну.
…Хоть двойственна, по сути вещей. Можно говорить: слабина, можно – сила. Свойство человека стремиться к лучшему, побольше иметь даже у богатых в крови, тем более все больше и больше хочет маломожный, толмач. Тешиться прибавкою жалованья в будущем – вздор, лучшее – усадьба под городом, Большая Карвила. Совестно? Да как поглядеть. Истинное проще простого: вилла, на хорошей земле – кригово поместье… и лес, к северу, и Красный Кабак все-таки значительно лучше жалкой половины домка с видом на соседский забор. Как-то не совсем по-людски выглядит – владение малым. Фликка, говорила однажды – склонна окрутиться, по-свейски (люторскую веру блюдет), фадеру, без денег – не нужен. Будут! Неужели не так?