Внезапное, глухое молчание. Тишина.
Кира сидела, и ей казалось, что всё вокруг кружится, даже его лицо.
– Теперь ты всё знаешь. Всю правду.
Её было даже слишком много, этой правды. Особенно после порции, которую Кира уже получила не так давно. Она словно повторно сиганула в воду с вышки, и у неё отбило слух.
И всё же это произошло. То, чего она боялась и ожидала. Он легко оправдался, легко и непринуждённо переманил на свою сторону. Даже не запыхался. И она снова всецело доверяет Никите.
Как иначе после такого рассказа?
Кира даже ни секунды не потратила на сомнения. Сразу поняла – правда. Просто каждое его слово целиком и полностью соответствовало её собственному восприятию Саблезуба, его характера и вещей, на которые тот способен. И каждое слово Никиты словно заполняло пробел необъяснимого, которое его окружало. Расставило всё по местам.
Однако правда оказалась слишком правдивой, без прикрас. И мозг сам собой от этого всего отгородился.
Впрочем, шанса разобраться, насколько восстановился уровень её доверия, у Киры не было. Они отправились дальше, и Никита не пытался больше с ней сблизиться. Будто больше не был заинтересован в чём-то большем. Может, и не был.
Он держался так, чтобы случайно не задеть, ни прикоснуться и не подать руки. Если он передавал предмет, то оставлял его на земле и отходил. Если воду – то в вытянутой руке. Словно его дыхание ядовитое. Шёл с отрывом впереди, даже когда дорога была широкой.
И Киру это устраивало.
Они продвигались всё дальше. После признания Никиты Кира перестала его дичиться, перестала дёргаться, но в душе, словно заноза, сидел его секрет. Когда Кире хватало сил об этом думать, то она думала, что эта история звучит, словно мечта фрика, пересмотревшего аниме. До ужаса нелепо. И полное доверие тут же сменялось сомнениями. Он не мог врать. Она всем своим нутром чувствовала, что не врёт. Но как такое могло быть правдой? Такое?!
Впрочем, Никита так и сказал: в том и проблема, что никто ему не поверит. Как? Как такому можно поверить?
Кира чуть не свихнулась. Иногда перебирала в памяти его рассказ. Сверяла факты – то, что видела и в чём участвовала сама.
Вспоминала Саблезуба и его поведение. Никита всегда был рядом – сколько она помнила, всегда. Он молчал и не отсвечивал, однако мельтешил за спиной «хозяина», словно суфлёр за сценой. Но Саблезуб никогда не обращался к нему прилюдно. Когда он рассказывал о планах захвата катера. Когда командовал там, на мостике… Когда уже на планете перечислял, что они выяснили…
Нет, не настолько у Киры была прекрасная память, чтобы вспомнить каждую деталь тех сцен. Кто как посмотрел, кто у кого просил взглядом одобрения, чей голос когда дрогнул?
Она просто не помнила.
Дни шли. Несколько ночей они провели на скалах – благо, тех вокруг было в достатке.
Пейзаж тем временем менялся. Стало очень мало деревьев-пышек. Из-за этого стало сложней искать воду, хотя самих источников было всё так же много. Пару раз они находили даже мини-озёра, жаль, что оба раза берега у них были такими, что добраться до воды не было возможности. Только и оставалось, что посмотреть издалека, вздохнуть с сожалением и плескаться в ручье.
На время купания и стирки они разделялись. Кира, конечно, сразу подозревала, что Никита станет за ней подсматривать. Разве могло быть иначе?
Но она ни разу его не поймала. Если он и подсматривал, то как-то совершенно незаметно. Но Кира продолжала стирать вещи по частям, чтобы не оставаться совсем голой, и продолжала поминутно оглядываться, то и дело пытаясь выхватить из зарослей его лицо.
Нет, не удалось.
Конечно, в глубине души она прекрасно знала, что он не подсматривает. Просто думать о нём ТАК было куда проще, чем думать о нём, как о порядочном человеке.
А вот сама она однажды застала Никиту в одном белье. И не потому, что он специально это подстроил. Нет, просто как-то быстро высохла одежда, попались удобные плоские, разогретые солнцем камни. И поэтому Кира вернулась с купания быстрей, чем обычно.
Никита сидел у ручья, подставив лицо небу. Его одежда была аккуратно разложена вокруг. Вид полуголого мужского тела неожиданно доставил визуальное удовольствие, заворожил. Кира снова отметила, что Никита окреп. Странно, да? Тогда, в первый день на катере, он был тощим, кости отовсюду так и выпирали. А сейчас набрал вес и мышцы нарастил. Вот она – рыбная диета, какой, оказывается, сногсшибательный эффект она может произвести.
Никита повернулся на звук. Спокойный и молчаливый, как всё время после того непростого разговора. Они едва перекидывались парой слов и снова шли, и если обращались друг к другу, то строго по делу. Иногда Кира думала, что так проще, а иногда – что хотела бы наладить отношения. Но как? Она не знала, как подступиться. Боялась заговорить первой, ведь для этого придётся вернуться к разговору о Саблезубе. А это словно добровольно прыгать в гниющее болото.
Но все эти неурядицы меркли на фоне нависающей над ними угрозы. База. Им нужна была база.
Кира тогда отвернулась и убралась подальше, чтобы дать ему время одеться.
И они снова шли, и ещё, и ещё.
Никита объяснил однажды, что ориентируется по солнцу, которое всегда на севере, и только когда садится, закатывается на юг. Это Киру успокоило: теперь она понимала, что они не просто блуждают наугад, а действительно идут в нужную сторону.
Также Кира считала ночи. Мрачные, изнуряющие ночи, которые ей пришлось провести на твёрдых камнях. Семь, включая первую. Остальные ночи, к счастью, были не такими холодными. И даже оставалось немного времени перед закатом, чтобы собрать травы и веток, сделать хоть какую-то подстилку. Правда, помогало мало. Иногда, особенно в моменты, когда она просыпалась на рассвете, Кире казалось, она в жизни ничего другого не ела, кроме пресной рыбы, пышек и корней. Что она не знает вкусов – ни солёного, ни острого, ни сладкого. Что она никогда не сидела целый день на месте, а всегда куда-то шла. И что она всегда спала на твёрдом, а упругий матрас просто придумала.
Хорошо, хоть Никита был настоящим. Живым, тёплым, только немного чужим. Или много.
Зато рядом.
И вот однажды среди редких деревьев всё чаще стали попадаться невысокие камни, похожие на клыки. Такие же, только огромные, обозначали место дислокации базы.
– Мы приближаемся, – отметил Никита.
– Похоже на то, – с благоговением ответила Кира. До чёртиков приятно было видеть, что они потратили столько сил и времени не напрасно! Что кровавые мозоли на ногах натоптаны не зря.
Очередным утром они проснулись в полумраке. Светало как-то медленно, лениво, но всё равно нужно было вставать и идти. Какое-то проклятье!
Но они встали и пошли. Как делали день за днём.
И вот впереди показалась скала. Высотой метров двадцать, она торчала из тёмной земли как больной зуб, а вокруг был многометровый навал из камней. Пришлось обходить.
К счастью, им нечасто попадались места, которые приходилось обходить. Пару раз обрывы, три раза трещины в земле, которые бурно заросли мхом. Никита любые такие места, в которых был не уверен, обходил стороной. После трещин Кира была вынуждена признать, что в их случае эта тактика – единственно верная.
И вот они пошли в обход. И даже с радостью пошли, потому что скала являлась доказательством – они на верном пути. Деревья в этой местности полностью пропали, теперь они были вынуждены бродить по скальным завалам. Можно сказать, попали в какой-то каменный лес. Местами камни, похожие на плиты, стояли на торцах, как будто вытянулись в полный рост, и закрывали обзор. Наверное, поэтому они не сразу поняли, куда вышли.
Перед ними расстилался карьер. Ну, или что-то очень похожее. Огромная яма в земле, правильной формы, с довольно крутыми стенами. Но не было видно дорог, балок, хоть каких-то следов человеческой деятельности. Может, и не карьер – мало ли что могла сотворить местная природа. Да и разработки в таких масштабах тут вряд ли проводились.
– Не подходи к краю, тут могут быть оползни, – Никита поднял руку, перегораживая путь, и сам медленно попятился обратно.
– А там что? – Кира показала влево. Там, где заканчивался карьер, к нему словно приклеились несколько небольших провалов в земле, каждый метров десять в диаметре.
– Понятия не имею.
И всё бы ничего, но в одном из провалов, самом ближнем, в отвесной стене виднелась огромная дыра.
Кира сглотнула.
– Давай посмотрим.
Никита некоторое время с сомнением хмурился, но потом кивнул.
– Ладно. Только близко не подходи.
– Не буду.
И правда, Кира совсем, что ли, без головы, чтобы подходить к краю бездны? Если она навернётся отсюда, спасения не будет. Тогда ей повезёт, если сразу насмерть расшибётся, а вот если нет… Это будет не самая приятная смерть.
Они осторожно двинулись к провалу в земле. До сих пор не рассвело, видимость была не ахти. Метрах в двух от края Кира остановилась, вытягивая голову, и попыталась рассмотреть нору. Никита замер рядом.
– Кажется, похожую нору видели девчонки в том лесу, куда ушли курсанты, – отчего-то шёпотом заговорила Кира. – Мы думали, из неё вылезают личинки. Из-под земли. Но они пропали – не знаю, куда.
– Может быть.
Никита, в отличие от неё, заговорил нормальным тоном. Громко.
И, словно в ответ, раздался дикий рёв.
Или визг. Звук, похожий на те, что издают кит или слон. Что-то огромное. Там, внизу.
Кира вначале онемела, а после плюхнулась на живот и полезла вперёд, к краю. Никита поступил так же, только держался метрах в двух правей.
Схватившись руками за камни на краю обрыва, Кира осторожно подтянулась и заглянула вниз.
Там, на неровном дне, усыпанном камнями, лежала огромная личинка. Бело-розовая. Из сегментов. Точно такая же, какую они представляли, рассматривая с Зои и Снежной Девой по тепловизору. С одной стороны она заканчивалась коротким тонким хвостом, с другой на голове было несколько ярко-жёлтых глаз, которые открывались и закрывались с разной периодичностью – каждый жил словно сам по себе.
Личинка, видимо, была повреждена. Она судорожно вздрагивала, пыталась выгнуться, но словно натыкалась на стену, снова падала и издавала этот отчаянный вопль. Земля вокруг неё была заляпана розовой жидкостью.
– Что это? – еле выговорила Кира.
– Похоже на то, что ты описывала.
– Это личинка, да. Но как она здесь оказалась?
– Думаю, она упала из той дыры.
– Как упала? Не верю, что она могла высунуться из дыры настолько, чтобы упасть. Думаю, если она не чувствует почвы под собой, то вперёд не полезет.
– Конечно, не полезет. Она просто выпала. Вместе с землёй. Похоже, был обвал. Видишь, сколько камней внизу? Она частично засыпана. Она была в земле, и случился обвал. И её унесло вниз.
Да, похоже, так и произошло.
Кире даже стало жалко эту неповоротливую личинку. Как любое живое существо, которое страдает от боли.
Личинка крикнула ещё раз, громче прежнего.
И под Кирой дрогнула земля. Что-то зашуршало и загремело.
– Отходим, быстро! – крикнул Никита, не заботясь ни о чём, быстро вскочил на ноги и протянул ей руку. – Давай!
Но было поздно. Под Кирой провалилась земля.
– КИРА! – Она ещё слышала этот отчаянный вопль. Эхо, отпрыгивающее от окружающих скал и затихающее где-то вдали.
Похоже, последнее, что она услышит в жизни – голос человека, который отчаянно выкрикивает её имя. Так, будто его сердце разрывается.
Хм.
Кира почувствовала, как пальцы цепляются за камни, а ноги во что-то упираются. Вокруг ещё сыпались мелкие камешки, стуча по голове и по плечам, но она… она застыла и не двигалась. И всё ещё была жива. Стояла на чём-то твёрдом. Прижавшись щекой к неровной поверхности и вцепившись в выступающие из неё камни.
Она не упала вниз. Каким-то чудом задержалась и застряла на одном из торчащих из стены крупных камней. Глянула вверх – до края обрыва было всего метра три. Всего три. Но совершенно непреодолимых.
Кира почувствовала, как медленно леденеет кровь вместе с осознанием того, в какую беду она угодила.
Она чудом удержалась, потому что под ноги попался каменный выступ. Но толку-то? Ведь верёвка лежит в рюкзаке, который висит у неё за спиной. Ползти по отвесной стене? Даже не смешно. Ждать, пока Никита найдёт другую верёвку? Как найдёт? Сбегает по-быстрому к Снежной Деве?
Вокруг нет деревьев, чтобы сорвать ветку. Рукой он до неё не дотянется.
Попробовать слезть вниз? Но по этой стене она не слезет – та ведь из песка и сыпучего щебня. Да и внизу огромная личинка, которая легко задавит Киру, просто повернувшись.
Получается, вот и всё?
Кира хлюпнула носом. Мышцы начинали болеть. Рано или поздно ей придётся разжать пальцы, и она не удержит равновесие. И тогда всё.
– Кира, – раздался голос сверху.
Она снова хлюпнула носом, сильнее прижимаясь к стене и зажмурилась, потому что вокруг ещё не осела мелкая острая пыль, от которой слезились глаза.
– Кира. Ты слышишь?
Она сжала губы. Нижняя дрожала.
– Пожалуйста, отзовись.
Но какой смысл? Пальцы болели, немели, и скоро всё закончится. В последние моменты, говорят, вся жизнь проносится перед глазами. Важными становятся те вещи, на которые прежде ты не обращал внимания.
Жаль, что у них ничего не получилось. Но если она начнёт сейчас кричать, просить помощи и умолять, то он запомнит её такой. Жалкой трусихой.
Пусть он помнит меня сильной, подумала Кира, чувствуя солёный вкус на губах.
– Кира! Если ты не ответишь, если ты собираешься просто сдаться, то я не пойду дальше. И плевать, пусть все сдохнут. Я не пойду один, слышишь? Я не пойду без тебя, с места не двинусь. И пропади всё пропадом!
Кира снова всхлипнула. Никита сказал – так и сделает.
Но как можно оставить без помощи Пустоту?
Но что делать?
– Кира?
– Да, – голос срывался, но ей удалось выговорить ответ.
– Слушай меня. Ты крепко стоишь на ногах?
Она медленно посмотрела вниз. Левой ногой она стояла почти полностью, только пятка висела, правой на носочке. Трудней всего было не смотреть ещё ниже, на дно ямы, где шевелилось что-то огромное, но ей как-то удалось расфокусировать зрение. Само собой получилось. Видимо, какой-то инстинкт сработал.
– Да.
– Тебе нужно убрать одну руку, снять рюкзак, прижать его животом к стене, расстегнуть и достать верёвку. Рюкзак бросить вниз. Верёвку – мне.
– Как?!
– Как бросить верёвку? Начинай делать, что я сказал, я расскажу, как.
Под чужой уверенный голос Кира рискнула отнять одну руку от камней. Странно, что она даже не пошатнулась. Впрочем, страха не было всего миг. А когда пришлось опустить руку вниз, чтобы стряхнуть рюкзак, чтобы заставить его лямку сползти по плечу, она тут же снова замерла от ужаса.
Но если ничего не делать, даже не пытаться… Пустота будет преследовать её и на том свете. Если он есть. Ладно, если нет, тогда можно не волноваться и умирать спокойно, а если есть? Зои и Снежная Дева, Вафля и Пустота… Что с ними станет, если Кира даже не попытается?
– Кира. Медленно вдохни. Ещё раз. Действуй тоже медленно, словно ты в воде. Не спеши. Но и не стой неподвижно – мышцы затекут. Ты правильно делаешь, теперь правую руку вниз. Слышишь? Очень плавно.
Она опустила руку, повела плечом. Рюкзак сполз. Так стремительно, что она испугалась: он упадёт и, конечно же, утянет за собой на дно. Вытащила из лямки руку и судорожно схватилась за камень, прижалась снова к стене всем телом и щекой. Больно. Щеке было больно, но она только крепче прижималась. Раз больно, значит, она живая.
– Молодец. Передохни минутку. Теперь отнимай вторую руку. Но опускай ещё медленнее, в три захода. Чтобы лямка скользила еле-еле. И как только она опустится на локоть, держи рюкзак и переноси его перед собой. Давай, на счёт три. Раз, два, три!
Обычно Кира не слушалась никого беспрекословно, на автомате. Хотя таких, как сейчас, случаев в её жизни попросту не было. Наверное, она всё же послушная, потому что просто делала то, что сказали, просто исполняла приказ.
Может, из неё вышла бы отличная курсантка!
Или голос у Никиты был таким, что не ослушаешься. Не зря даже Саблезубу не удавалось это сделать, ой, не зря! Прямой и крепкий, словно стальной трос, с ним не поспоришь, не возразишь. Ему нужно просто подчиняться.
Рюкзак сполз к локтю, и Кира остановила руку, а потом аккуратно завела рюкзак к стене и тут же прижалась к нему животом. Вот он, милый, дорогой рюкзачок, а верёвочка внутри лежит. Довольно легко Кира открыла его – благо, только затягивала горловину, а не завязывала верёвку, которую использовала вместо молнии. Старая верёвка, ещё из первых, созданных Снежной Девой. Теперь эта верёвка истрепалась, так что Кира её не затягивала. А всё из-за лени – лень ей, понимаете ли, было завязывать, а потом ногти сдирать – развязывать. Поэтому просто стянула, а теперь легко открыла и нащупала её. Верёвку.
– Осторожно вынимай. Если зацепилась – вдохни и попробуй другой стороной. Она внизу или наверху?
– Наверху.
Судорожный всхлип ей, видимо, послышался. Человек со стальным голосом не мог всхлипывать.
– Хорошо. Вынимай.
Рюкзак улетел вниз, и Кира крикнула, чтобы не слышать звука его падения.
– Кира!
– Всё в порядке.
Она не смотрела вверх – не могла так сильно задрать голову. Но Никита находился прямо над ней. Оставалось надеяться, что нового обвала не случится, иначе они улетят вниз вместе.
В горе и радости, до самой смерти.
– Теперь размотай её и один конец возьми в зубы. Отмерь от другого метра четыре. И попробуй раскачать вверх-вниз вдоль стены. Вдоль любой, главное, чтобы держать было удобно.
Инструкции – это прекрасно. Это изумительно – инструкции!
Только зрение слегка нарушилось – то ли от пыли, потому что глаза щипало, то ли от пристального вглядывания в стену.
Кира медленно отмеряла метра четыре – ну, насколько смогла точно – и стала раскачивать левую руку, размахивать верёвкой, словно пакетом, которым машешь, возвращаясь из магазина налегке. Иногда та задевала за выступы, но, в общем, скользила вдоль стены плавно.
Вверх-вниз, вверх-вниз. Будто ничего и не происходит. Кира просто так, от скуки, решила побаловаться, занять руки.
Вверх-вниз!
И ничего не происходит, и пусть. Это так отвлекает, когда есть чем заняться.
Вверх-вниз.
Вдруг верёвка застряла, и Кира по инерции дёрнулась и…
– Держись! Это я поймал! Кира, держись.
Она так и не смотрела вверх. Просто вцепилась обеими руками в верёвку, еле держась на ногах.
– Теперь тебе нужно обмотать её разок вокруг запястья. Слышишь?
Отпустить верёвку?
– Нет! Я не отпущу её. Нет!
– Не нужно отпускать, просто ослабь и накинь петлю за запястье.
– Нет!!
– Тогда держись!
Кира вцепилась в верёвку так, что казалось, волокна смешаются с кожей и мясом. Потекла тёплая кровь. Тёплая и… скользкая. Нужно было послушаться, попытаться намотать верёвку, как сказано, хоть на одно запястье. Она и сама понимала, что нужно. Но в Кире словно резерв смелости исчерпался, испарился, исчез. Она завизжала.
– Вытащи меня! Вытащи!
– Тебе нельзя висеть на руках. Слышишь? Кира! Посмотри на меня.
И она впервые подняла голову вверх.
Такого белого лица у Никиты она никогда прежде не видела. До него было всего метра три, такая малость… тем обидней, что эти три метра были почти непреодолимы.
Он через силу улыбнулся.
– Кира, слушай меня. Смотри на меня и слушай. Тебе нужно упереться ногами в стену. Я буду поднимать, а ты упирайся и иди вверх. Перебирай ногами, будто идёшь по полу. Иначе… Просто сделай ещё раз то, что я говорю. И помни: без тебя я оставлю их всех гнить на этой планете и пальцем не пошевелю! Мне никого, никого не жалко! Пусть все сдохнут!
Нашёл время угрожать!
Кира стиснула зубы и поставила одну ногу, упираясь в стену. Вздохнула.
– Давай!
Перенесла вес на руки. Они тут же задрожали от чрезмерного напряжения.
– Не спи, Кира!
Ещё и огрызается!
И вот верёвка дёрнулась и потащила Киру вверх. Хвала Снежной Деве, что она такая крепкая! Да ей медаль за такое нужно выдать! Нет! Памятник поставить! Внести её имя в историю!
– Ноги переставляй!
Голос с отдышкой.
– Кира, быстрее! Темнеет!
Шагать по отвесной стене сложно. Но, кажется, не так сложно, как висеть на одних руках.
Кире казалось, она перебирала ногами целую вечность. За это время уже можно было два круга на академическом стадионе намотать, а эти проклятые три метра никак не заканчивались.
Ладони жгло огнём. Внизу снова застонала личинка. Теперь можно было слушать. Но главное – идти. Нужно было держаться и идти. Вечность длилась, и не было ей конца и края.
Но вот уже в её запястье вцепились пальцы Никиты, и он буквально выволок её наверх. Потом, тяжело дыша, оттащил на несколько метров от обрыва. Прямо так, волоком. Тут же упал спиной на землю, а Кира осталась лежать, как он оставил. Смотрела широко открытыми глазами на какой-то мелкий камешек перед носом и думала, что вот такое состояние и называют – пустая ракушка.
Но всё уже закончилось, верно? Рядом был Никита, он её спас. Не будет удара о камни с высоты и мгновений, а то и часов боли перед тем, как сознание затуманится. Она жива. И остальное больше не имеет значения. За последние несколько секунд, когда Кира думала, что умрёт, вместе с ужасом ей было жаль. Жаль, что она так и не помирилась с ним по-настоящему.
Взгляд медленно переместился в сторону. И наткнулся на кучу рваной обивки, которая когда-то была рюкзаком. А теперь напоминала ворох широких полос.
– Что это? – тихо спросила Кира.
– Где?
– Что с твоим рюкзаком?
Его грудь высоко поднималась от тяжёлого дыхания.
– Верёвка. Я пытался сделать верёвку.
– Зачем? Она не получилась бы достаточно длинной.
Он взглянул ей прямо в глаза и коротко ответил.
– Я знаю.
Кира почувствовала, как сжимается горло. Никита пытался сделать верёвку. На случай, если бы она не смогла достать и добросить свою. Пытался, даже понимая, что всё равно ничего у него не выйдет.
За неё никто и никогда так не боролся. И сейчас он через силу улыбнулся и сказал:
– Кажется, у нас больше нет рюкзаков. И посуды.
Его голос звучал гулко и пусто. Словно в последние несколько минут всё перегорело, и теперь не осталось даже углей.
– Что случилось с твоей?
Она поискала глазами. Чуть ниже лежал кувшин с отбитым горлышком. Второй сгинул на дне карьера вместе с Кириным рюкзаком.
Да, тары у них тоже больше не было.
– Разбилась.
И тишина.
Молчание затягивалось, но оно было каким-то лёгким и приятным. Кира вздохнула полной грудью и только тогда кое-о-чём вспомнила. Темнеет! Он сказал – темнеет! Резко подняла голову. Небо наливалось чернотой. Один в один как в тот день, когда с бухты-барахты наступила полуночь. Сейчас то же самое!
– Нужно куда-нибудь спрятаться, – сказал Никита, проследив за её движением, но не двинулся с места.
– Да, – согласилась Кира. Но тоже не двинулась.
А потом над головой раздался знакомый свист. Когда Кира подняла глаза, то ничего не увидела. Эта летающая штука, вероятно, очень быстрая. Пару раз она пронеслась где-то высоко, не разглядеть. А может, на ней маскировка.
Потом в яме заверещала личинка. Свист замер, снизился, резко куда-то рванул, а потом… раздался такой звук, будто включили циркулярную пилу и начали пилить что-то твёрдое.
И личинка взревела.
– Что это?
Кира попыталась встать, но Никита тут же остановил её, положил руку на спину.
– Тихо. Не вставай.
– Что происходит?
– Нам нужно отползти подальше. Главное, не вставай.
– Но что…
– Просто ползи за мной. И не слушай.
Кира выполнила его просьбу. Первую. Но не слушать? Это невозможно, она же не могла заткнуть уши.
Они доползли до первой вертикально торчащей плиты, когда темнота стала густой.
– Сюда.
Кира ориентировалась только на голос. Нащупала рукой камень, уходящий вверх, рядом Никиту. Рука упёрлась ему в грудь, и он тут же схватил её своей рукой и сжал.
А потом раздался оглушительный вопль. И дребезжащий звук, словно бур пробивал себе путь в глубину.
– Что…
Никита вдруг прижался к ней, обхватил её голову руками.
– Не слушай.
– Оно что… оно убивает личинку?!
Над головой негромко взвизгнул другой аппарат. Оба замерли. Штука зависла прямо над ними и слегка посвистывала. Рука Никиты красноречиво переместилась Кире на рот, прикрывая его. Молчать. Надо молчать.
Кроме звуков, на существование летающего аппарата ничего не указывало. Ни единой вспышки света или волны воздуха.
Но оно висело над ними.
Эти визги живого существа, которое умирало, были ужасными. Просто ужасными! От них кровь стыла, а в мозгу рождались чудовища. И они длились бесконечно.
Кире стало так жаль это существо, которое не причинило ни одному из них вреда, что слёзы полились по щекам. Зачем? Зачем это делают?
Штука, которая висела над ними, наконец, куда-то умотала. Никита тут же перевернулся на бок, притянул Киру к себе и обнял. Она уткнулась лицом ему в шею и заплакала. Старалась не плакать, но не вышло.
– Молчи, Кира, главное, молчи, – прошептал Никита.
Не зря. Эта летающая тварь тут же вжикнула и снова зависла над ними. Кира зажмурилась, хотя видно и так ничего не было, и замерла. Окаменела.
Если бы не Никита, она не смогла бы лежать тихо. Но он был рядом, это успокаивало. Он был с ней, он её спас и главное – он знал, что делать. В то время, когда Киру бросало из крайности в крайность из-за страха и неуверенности, Никита просто говорил то, что нужно. И оказывался прав.
Вскоре крики затихли, личинка замолчала. Однако звук распиливания ещё долго вонзался в мозг. Временами он захлёбывался, погружаясь во что-то, потом будто выныривал на воздух. И эти звуки никак не заканчивались, всё длились, и длились, и болела голова, и ныли зубы, а во рту стало сухо, как в пустыне.
Все эти безумные последние часы что-то изменили в Кире – может быть, что-то сломали. Она то впадала в забытье, то вздрагивала от холода, и тогда Никита гладил её по спинке и шептал что-то ласковое. Как ребёнку.
И вот стало светать. Летающие твари пролетели над головами в последний раз и пропали. Тишина казалась какой-то скорбной. А уж встать как было сложно! Все тело затекло и болело, ладони покрылись ссадинами и пульсировали. И нужно было срочно обработать раны, иначе точно будет воспаление.
Но первым делом Кира встала на четвереньки и поползла к краю обрыва. Сказать, что ей было страшно – ничего не сказать. Но она продолжала ползти. А в самом конце легла на живот и осторожно заглянула вниз.
Личинки не было. Только дно карьера было перерыто, земля пластами свалена друг на друга.
Какая знакомая картина. Так вот что случилось на том участке по дороге к Изумрудным Лужам. Вот что там произошло… Там убили личинку, может, не одну. Эти искусственные летающие твари режут их на кусочки и зарывают обратно под землю. Зачем-то.
Или нет? Но другого объяснения не было.
Тут больше делать было нечего. Кира отползла обратно и встала на ноги. Подошла к Никите. Тот уже собрал в кучу остатки своего рюкзака и рассматривал их с тоскливым видом. И правда, снова как-то склепать из них рюкзак не было ни малейшей возможности.
Итого, из вещей у них осталась верёвка (спаси небо Снежную Деву!) и кувшин с обломанным горлышком. Ну, и два ножа, которые они носили в карманах. На земле валялись несколько оставшихся от припасов вяленых рыбин и пара десятков плюшек.
Сюда бы пакет. Простой пакет за три копейки, которые горами лежат в супермаркетах. Их можно взять сколько угодно, а как только стали ненужными – выбросить.
– Придётся нести в руках, – Никита замотал еду в подвядшие листья. Хорошо, хоть листья были, иначе пришлось бы заталкивать рыбу в карман и за шиворот.
Кира подняла кувшин и зашипела от боли. Ладони пульсировали и горели огнём.
– Нужна вода. Ты можешь идти?
Она кивнула. И через минуту уже плелась следом за Никитой.
В этот раз рассвет наступил быстро, даже тучи разошлись, показывая неласковое солнце. Привычно засвиристели, переговариваясь, жабо-суслики. Прямо над головой то и дело носились местные птички, похожие на собранные в кучку палочки разной длины. И вместо птичьих трелей до них доносились постукивание и щелчки.
Никита и Кира брели между валунами, которые теперь напоминали им кладбище с могильными плитами. И с радостью бросились к первым же зарослям, подальше от этого страшного места.
Вот и ручей. Кира тщательно промыла раны, умылась, намочила голову, смывая пыль. Искупаться бы, да сил не было. И ладони дико болели. Никита развёл костёр и подогрел воду в полу-кувшине. Они выпили её по очереди, заедая рыбу. Потом Кира села у огня и стала смотреть, как горит пламя и слушать, как трещат ветки. Никита сел неподалеку, но на расстоянии.
Тепло и спокойно. Вот как это было.
Она некоторое время смотрела на него. Как можно поблагодарить человека, который спас тебе жизнь? Скорее всего, дважды – ведь эта летающая тварь, вполне вероятно, могла поступить с ними так же, как с личинкой. Не зря же она висела над ними, будто к чему-то прислушивалась? Не зря рыскала, будто что-то выискивала?
Так какими словами можно отблагодарить за то, что тебя спасли? Разве такие слова вообще есть на белом свете?
Никита повернул голову и слабо улыбнулся. И Кира вдруг вскочила и бросилась к нему, обняла и зашептала всё вперемешку. И что он её спаситель, и что она его, кажется, любит, и что давно уже простила его за всё. И что она ни разу не видела человека лучше. И пусть он тоже её простит. Верно, она его тоже обидела, и была неправа. И пусть он никогда её не покидает. Пожалуйста, пожалуйста!
А Никита только обнимал её всё крепче и не мешал говорить, хотя Кира почти сразу поняла: ничего-то из её исступленного бормотания от не разобрал. Вернее, слова, которыми она захлёбывалась, не разобрал, но понял саму суть послания.
Выговорившись, Кира отлипла от него на секунду, но только чтобы поцеловать. В щёку, и в уголок глаза, и в нос. В губы. Но сразу разрыдалась. Никите пришлось ещё долго держать её на коленях, обнимать и раскачиваться вместе с ней из стороны в сторону. Ладони так жгло, что она расцепила руки, чтобы не завывать от боли.
– Я тебя простила, давно уже простила, – сказала, наконец, Кира. – А ты, знаешь что? А ты пообещай мне, что если со мной что-то случится, ты найдёшь базу и поможешь остальным.
– И не подумаю, – без запинки ответил Никита. Даже не обдумал просьбу! Ни секунды не думал!
– Почему?!
– Нет. Если ты от меня уйдёшь, я ничего для них делать не буду. Слышишь меня? Не вздумай никогда больше сдаваться. Никогда!
– Но почему ты не хочешь сделать что-нибудь для них? – рыдала Кира и размазывала слёзы тыльной стороной ладоней по лицу. Сама понимала, как это глупо выглядит, но не могла остановиться. Будто весь запас слёз, который подспудно копился в ней, теперь вылился наружу.
– Даже не проси, Кира. Или ты со мной – и я самый хороший на свете человек. Или я никто.