Всё всегда заканчивается. Даже страх. Как бы ты ни боялся, но если в моменты самого дикого ужаса твоё сердце не остановилось, и ты выжил – значит, страх тоже рано или поздно закончится.
А вот что произойдёт после того как страх закончится, никто не знает. Возможно, на его место придёт нечто другое. Или там, в этом самом месте, останется зияющая пустота.
Ваське казалось, она внутри пустая. Хотя по факту всё было совсем наоборот.
В последнее время ей вдруг приходили в голову необычные мысли. Например, что она может решить, чего хочет. Вот просто сесть и сказать: я хочу того и этого! Конечно, она понимала, что озвученные желания вдруг не исполнятся, но сама возможность решить, чего хочешь, показалась ей чем-то необычным и даже драгоценным. Знать, чего хочешь… Нет, она, конечно, периодически хотела есть, или пить, или спать. Но чтобы вот так глобально – чего она вообще хочет от жизни? Васька о таком прежде не задумывалась.
Чего может хотеть девчонка, которая входит в десятку самых богатых невест мира? Можно только догадываться.
Возможно, она хочет вечной жизни. Единственного, чего не хватает людям, которые владеют всем остальным. Вечной жизни и молодости.
Или она мечтает покорять сердца мужчин одним лишь взглядом. И наслаждаться их падением, и ходить по их трупам, пинать их носочком своей туфельки.
Или не против доказать всему миру, что она – талантливая певица или актриса, которая выбилась бы в люди, даже если бы пришлось родиться в бедной семье.
Так чего может хотеть такая девчонка? Можно только догадываться…
Васька всегда хотела лишь одного: чтобы на двери её комнаты был замок.
Она, наверное, привыкла к этим ночным посещениям отца. Они случались столько, сколько Васька себя помнила. С самого раннего детства. Стоило заснуть, как он появлялся, настежь распахивал двери, врывался в комнаты и включал свет. А потом пинал игрушки, если те оставались неубранными.
– Вставай!
Васька послушно выползала из-под одеяла, становилась босыми ногами на пол, опускала голову так, что спутанные волосы закрывали лицо, и ждала.
– Что выучила сегодня? Ну? Чего добилась? Я слушаю.
Он садился в кресло и притворялся, будто бы расслабился. Но каждую секунду только и ждал, когда Васька срывающимся голосом скажет что-нибудь не то. А она всегда говорила что-нибудь не то. Не важно, какие слова она произносила – хватало всего нескольких.
И отец вскакивал и начинал орать.
Васька – тупая ослица от такой же тупой матери. Эта наследственность, черти её дери! Проклятущая наследственность! Позор! Вечный позор! Она никогда не станет умной. Это его кара – дочь, которая позорит отца. Вечное пятно в его роду. Она не может учиться. Она не занимается спортом. Не поёт и не танцует, не рисует милые родительскому сердцу рисунки. У неё нет никаких талантов. Непонятно, как у него могла родиться такая серая и невзрачная дочь!
Последние слова он всегда повторял с отвращением и вселенским разочарованием.
Потом уходил и с силой хлопал за собой дверью.
Васька после этого ещё долго стояла посреди комнаты, хлюпала носом и стряхивала слёзы с ресниц. Правда, чем старше она становилась, тем меньше оставалось воды в глазах.
Наверное, это, и правда, её вина – то, что она такая плохая дочь. А отец имеет право злиться, ведь других детей у него никогда не будет. Что-то случилось, когда он был совсем молод, произошло какое-то несчастье – и он лишился возможности получить потомство. К тому времени одна из его любовниц выяснила, что беременна. В другой ситуации она просто прервала бы беременность, но теперь выиграла карт-бланш. Денег, которые она получила за рождение и передачу отцу ребёнка, ей хватало на безбедное существование до сих пор, хотя прошло уже более двадцати лет. Когда Васька была подростком, она пыталась найти мать… но та не отвечала на сообщения, а просто помещала Ваську в чёрный список. Во всех сетях, раз за разом. Она жила своей жизнью, прошлые дети её не интересовали.
Отец очень хотел мальчика. Но родилась Васька. И даже с этим он бы смирился, как сам не единожды говорил. Если бы единственный ребёнок не оказался откровенно тупым, некрасивым и не позорил отца одним своим существованием. И хуже всего – других попыток у отца не будет. Всё провалено, ему некому оставить своё состояние, некому продолжить род, а значит, жизнь прожита зря.
Тяжело знать, что ты не такая, как нужно. Что ты не оправдала ожиданий и из-за тебя собственный папочка несчастлив.
И, наверное, очень стыдно так думать, но Васька всем сердцем хотела не стать хорошей, чтобы папа был доволен, а замок на дверь, чтобы он не смог больше приходить к ней и устраивать эту моральную порку.
Пожалуйста, что угодно, только не это!
Но устанавливать замок ей было категорически запрещено. Несколько попыток заговорить об этом были прерваны решительно и грубо. Никогда. Замка на её двери не будет никогда – и точка!
И Васька каждый вечер ложилась спать, смотря на дверь, которая вот-вот распахнётся.
Странно, что именно эти воспоминания всё чаще приходили в последние дни. Раз за разом, всё в больших подробностях. Рубашка отца, всегда белоснежная и отглаженная, тёмно-серые классические брюки без единой пылинки. Квадратная челюсть, красное от злости лицо и невероятно холодные зеленые глаза. Память то и дело подбрасывала ей новые детали. Вероятно, потому, что Васька слишком много времени проводила без дела. Просто сидела у ручья и смотрела, как течёт вода. Она раньше и представить не могла, что это незатейливое занятие может быть таким увлекательным. Часами. Она смотрела на воду буквально часами. И не могла насмотреться.
В голове было легко и пусто.
Она ведь привыкла, что проблемы решаются без её участия. И тут всё решится само собой. Кто-нибудь найдёт базу, еду носят, а с некоторых пор ещё и с ней самой некоторые носятся как с писаной торбой. Зои не бросит.
Понять, что проблемы, как обычно, кто-нибудь решит, было просто. Так случается всегда. А вот понять, что тебя не оставят одну, даже учитывая, что твоя дорогущая краснокаратная банковская карта тут ровным счётом ничего не стоит… Что люди могут помогать тебе просто потому, что это правильно… в это поверить было очень непросто. После всего, чему учил отец. После всего, чему учила жизнь… Но Васька смогла. И успокоилась. И подумала: может, всё же человечество не такое уж и гнилое. Может, оно ещё как-нибудь себя реабилитирует.
Пустая надежда. Глубоко внутри Васька знала, что человечество рано или поздно само себя угробит. И в этом нет ничего ужасного. Люди – они заслужили. Зачем им существовать? Они только и делают, что всё портят. Развили науку до такого уровня, что умеют летать к далёким звёздам, а равенства и справедливости для самих себя так и не добились.
Вода текла и журчала.
Интересней всего было смотреть, когда в воду что-нибудь падало. Какая-нибудь палочка или листочек. Листья плюшек – самые забавные, похожие на маленькие лодочки-плоскодонки. Когда лист несло течением мимо Васьки, и он вертелся, как живой, она следила за ним, представляя, что стала крошечной и плывёт на этом кораблике по бурной реке. А впереди – пороги, препятствия и опасности. Но кто-то большой следит за ней и в случае чего поможет и спасёт. Подхватит большой ладонью и вытащит из пучины на сушу. И дыхание замирало, будто опасность настоящая. Потом лодочка уплывала из поля зрения, и Васька ждала новую. Чтобы на время стать кем-то другим.
А ещё Васька всегда сидела на одном и том же месте. Небольшой закуток в кустах, открытый только со стороны ручья. Напротив, через воду, только узкая полоса мелких камней и снова густые заросли. Не очень далеко от лагеря, чтобы даже случайно не заблудиться – и всё же достаточно далеко, чтобы никто другой здесь не появлялся. Васька не любила людей, чего уж скрывать. Ни мужчин, ни женщин. За что их любить? Разве что детей. Да, разве что детей…
Её ведь тоже никто не любил. Отец только требовал и требовал непонятно чего. По его убеждениям, ребёнок в пять лет вполне уже мог выучить иностранный язык, а в семь погружаться под воду с аквалангом. А Васька… она перестала напрягаться ещё в школе, в начальных классах. Даже учиться перестала. К чему? Какой бы высокой ни была оценка, папе она всё равно не казалась таковой. А учителя… ставили ей «отлично», даже если она на «отлично» не отвечала. Вначале это Ваську очень удивляло. За что? Она же ошиблась в цифрах или криво написала половину слов. А потом она просто привыкла.
В АМК-у она поступать не планировала. Она вообще ничего не планировала, просто плыла по воде, как эти самые сорванные ветром листочки. Правда, не верила, что за ней кто-то присматривает. Был период, когда Васька интересовалась религией. Это ведь так прекрасно, когда кто-то может за тебя вступиться.
Однако это заблуждение быстро прошло. В Васькиной голове не складывались вера в высшие силы и её нынешняя жизнь. Не складывались, и всё тут. Она хоть и свободный человек, но всегда должна делать то, что сказал папа. Он её царь и бог. Человек с требованиями, которые невозможно понять, но которым должно следовать.
Поэтому Васька, конечно, поступила в АМК-у. Правда, отношение отца от этого не изменилось. Но она давно уже не надеялась на подобное чудо.
Жизнь Васьки, оказывается, была неизменной и однородной. Год за годом… Пока она не встретила Его.
Папа никогда не стеснялся кричать на неё в присутствии слуг и охраны. Вышколенные, сотни раз проверенные, наёмные люди вели себя как истуканы, которые ничего не видят и не слышат. Именно за это им так хорошо платили. Вся жизнь Васьки прошла среди людей, но при этом они словно не существовали – как тени шуршали вокруг, делали всю работу и пропадали.
В тот вечер папа явился раньше времени. И был пьян. Его даже шатало, и рубашка выбилась из-за пояса брюк.
Он снова кричал, привычными словами, которые Ваську уже не трогали. Она не любила отца. Да, пришлось себе признаться: это совершенно посторонний ей человек. И ей всё равно, как он живёт, и даже если его не станет, Васька, наверное, не расстроится. Жутко звучит. Или нет? Она не могла определиться.
Васька слушала молча и рассеянно смотрела по сторонам, и от этого отец кричал всё громче. Нужно было сделать несчастный и виноватый вид, но почему-то Васька расслабилась и забыла об этом. А отец этого не прощал. Даже замахнулся один раз. И, как всегда, остановился. Он никогда не бил Ваську, ни разу за всю жизнь не ударил. Она не знала, почему.
Когда всё же отец выдохся и пошёл в свои комнаты, Васька посмотрела ему вслед с намерением убедиться, что он вдруг не передумает и не вернётся, чтобы продолжить высказывать претензии – так хоть и редко, но бывало.
Нет, уже точно не вернётся, он захлопнул за собой дверь. Периметр резной белоснежной двери, стилизованной под старину, вспыхнул зелёным контуром блокировки.
Можно выдохнуть.
Отводя взгляд, она вдруг наткнулась на двух охранников у отцовского кабинета. Охрана в их доме была круглосуточной, и Васька привыкла к этим незаметным людям. Даже если их лица менялись, в массе своей они, казалось, оставались прежними. И сейчас один из двоих вёл себя как все остальные: ровное выражение лица без тени эмоций, застывшая поза.
А вот второй… Второй смотрел ей прямо в глаза. Васька даже моргнула от изумления. Наёмный персонал никогда не смотрел ей в глаза! Это было прописано в контакте!
Но этот парень смотрел. И потом сделал такую гримасу: мол, забей, не обращай внимания. Поорал – и бог с ним, родители бывают такими придурками!
Васька растерялась. Так, как не терялась, даже когда кричал отец. Может, она ошиблась и это вовсе не охрана? Может, какой-нибудь посетитель, который припозднился в ожидании, ведь её отец имел привычку назначать встречи и не приходить на них. Хотя… с чего бы он назначал встречу дома?
Она внимательно осмотрела парня с ног до головы. Одет, как вся охрана: строгий чёрный костюм с пиджаком свободного кроя – так, чтобы оружие не бросалось в глаза. Короткая, почти под ноль стрижка. Блестящие туфли, на первый взгляд лёгкие и модные, но подошва у них настолько прочная, что он может бежать в них по гвоздям или по расплавленной лаве, и при этом не пораниться. И руки – крепкие руки, которые охранники имели привычку или держать скрещёнными перед собой, или опускать вдоль тела.
Охранник. Всё сходится. Тогда почему… он продолжал дружелюбно улыбаться? И выглядит значительно моложе остальных. Волосы в свете ламп почти серые – на солнце, видимо, будет пепельный блондин, и глаза серые. В лице нет породы, о которой любил упоминать отец, зато оно имеет черты, которые выдают человека без камня за пазухой. Все папины компаньоны носят за пазухой по камню, а этот парень – однозначно, нет.
Ничем не примечательная внешность, если бы не выражение лица.
Но тут его напарник одёрнул его. Напарник был гораздо старше и, возможно, работал в семье Васьки давно. Она не знала. Но он коротко что-то сказал, едва склонив к первому голову, и парень застыл, превратился в статую, а его ставший пустым взгляд прошёл мимо Васьки, будто она в одно мгновение перестала существовать.
Это всё было так странно и волнительно, что Васька даже ночью несколько раз просыпалась и вспоминала выражение его лица. Такое открытое, жизнерадостное, будто… он хотел её поддержать. Будто ему не понравилось, что кто-то кричит своей дочери такие слова.
Следующим утром Васька вышла из своих комнат, чтобы ехать в АМК-у. И по дороге к машине внимательно смотрела на всех охранников. Вчерашнего в их числе не было. Конечно, его смена могла закончиться, но что-то подсказывало: его наказали. Нельзя, нельзя так вести себя с теми, кто платит тебе зарплату! Нельзя по-свойски переглядываться с ними, будто вы друзья!
Васька целый день думала об этом странном поступке. Почему он ей улыбнулся? И ещё думала о том, насколько неуютно, оказывается, жить в доме, где чужое, даже самое крошечное сочувствие напрочь выбивает тебя из колеи. Как она будет жить, зная, что кто-то может ей так искренне улыбаться?
К вечеру она снова обошла весь дом. И даже в отцовский кабинет заглянула, хотя обычно старалась держаться от него как можно дальше. Но тёмные дубовые панели и современная хромированная мебель хранили тишину. И длинные коридоры особняка, и светлый зал официальных приёмов, и столовая, и игровая, и даже бассейн – нигде вчерашнего охранника не было.
Васька решила, что это к лучшему. Спокойствие поможет ей существовать дальше. Чужеродный элемент убран из сети, и она сможет функционировать как прежде, в сомнамбулическом состоянии.
Васька вздрогнула и подняла голову. Какой-то резкий звук выдернул её из воспоминаний, как луковицу из земли.
Она медленно осмотрелась. Над ручьём чуть ниже по течению сверкали брызги воды, которая билась о камни на перепадах высоты. Вокруг то и дело сновали местные суслики. Но звук был другим, не от них. Васька пристально уставилась на заросли по ту сторону ручья. Если это кто-то из девчонок, почему опять стало тихо? Они ведь всегда топают так, словно хотят оповестить о своём появлении все окрестности. Если уж начали шуметь, не остановятся.
Мальчишки ходят гораздо аккуратней, но тоже не особо стараются хранить тишину.
Ни те, ни другие не стали бы так делать – громко двигаться и вдруг замирать, и даже переставать дышать. Нет, это определённо не студенты. Тогда кто? Неужели какой-нибудь местный зверь? Но Зои и Кира говорили, что больших животных в окрестностях нет. А судя по звукам, животное должно быть размером с человека.
Васька поёжилась.
Может, на всякий случай стоит вернуться к костру?
Подумав пару минут, она отказалась от этого плана. Если она расскажет, что кто-то шумит в лесу, и не впервые, остальные покрутят пальцем у виска. Скажут, что ей мерещится. Васька временами и сама так считала. Особенно когда пару дней назад увидела в листве местных деревьев быстрый отблеск, как от камеры, которой снимают с дрона. Она так разволновалась, что даже вскочила на ноги и почти бросилась вперёд. Но отблеск пропал, в мельтешении листьев и веток ничего больше было не разглядеть, и тишина… в общем, рассказывать об этом происшествии Васька никому не стала. Поверить не поверят, а засмеют без вариантов. Алмазка ещё и обзываться будет, гадости всякие говорить. Ваську не очень задевали слова Алмазки, после отцовских-то, но всё равно было неприятно, что остальные слышат. Разве любой нормальный, умный человек не обидится на такие злые слова? Ваське всё равно только потому, что она дура и не понимает, как её оскорбили. А за оскорбление нужно мстить.
Пока она вспоминала уже эти случаи, в лесу снова захрустело. Сильно. И стали слышны настоящие человеческие шаги.
Теперь ни с чем иным не спутаешь. Васька невольно задрожала. Почему? Это ведь наверняка кто-то из лагеря. Но почему так далеко? Почему они на время затаились? Почему они идут со стороны леса?
Ничего необычного. Пошли за продуктами, сделали крюк и вернулись. Логично же.
Но Васька не смогла успокоиться. Наверное, это признак отсутствия ума, когда разум говорит: ничего страшного, а ты всё равно боишься и убегаешь. Не слышишь свой разум. И сейчас она не выдержала, развернулась и побежала к костру. Оказавшись среди людей, постаралась сделать вид, будто ничего не происходит. Поднялась на площадку у катера и села там подальше от остальных, чтобы не приставали с расспросами или насмешками. И только тогда вздохнула с облегчением.
От ручья на площадку то и дело поднимались студенты. Некоторые с добычей – тащили собранные корни и плюшки. И грибы. Васька ненавидела грибы, но рано или поздно всё равно придётся их есть. Так вот… каждый из них мог идти тем путём и быть тем самым человеком, чьи шаги Васька слышала. Это точно был кто-то из них! Но эта мысль её совсем не успокаивала.
Вечером, перед сном, прижимаясь к Зои и закрыв глаза, Васька снова вспоминала…
Охранник вернулся через два дня, и с тех пор вёл себя примерно. Играл роль деревянного истукана, добросовестно отрабатывающего свои деньги. Вначале Васька почувствовала нечто, похожее на сожаление, но это быстро прошло. Не стоит привязываться к незнакомцам. Чего можно ждать от них, если даже твой собственный отец – настоящий монстр?
Жизнь текла, как прежде.
Потом наступили какие-то праздники – Васька даже не знала, какие. Знала только, что придется сидеть дома, вместо того чтобы пойти в АМК-у. И самое паршивое – отец тоже будет дома. Это у него бзик такой – уверенность и демонстративное убеждение, что праздники следует встречать в узком кругу семьи. И Васька была вынуждена сидеть с ним за одним столом и держать на лице радостную гримасу, и смотреть потом на эти фотки фальшивого благополучия на страницах в социальных сетях отца и в официальных презентациях корпорации. Образцовая семья. Преуспевающий бизнесмен мирового уровня и его дочь – хотя и полная дура, зато шикарно одетая и облизанная стилистами и косметологами.
И вот снова настали праздники. Васька их не любила, от слова совсем. Но кто спрашивал её мнение? Хоть раз?
Приходилось просто терпеть: рано или поздно любые праздники заканчивались, и можно было уехать из дома в АМК-у, чтобы отвлечься и отдохнуть. А пока нужно просто превратить неотвратимое в более-менее терпимое.
Васька хотела успеть поплавать в бассейне до праздничного ужина. Когда ты в воде, вода многое смывает, многое смягчает, многое стирает.
В тот день она потеряла счёт времени. Просто лежала на спине, смотря в потолок, по которому скользили световые блики, – можно сказать, парила и ни о чём не думала.
А потом раздался рёв. Папаша явился.
Васька послушно вылезла из воды, обернулась большим полотенцем и стала пережидать очередной приступ отцовского недовольства.
В этот раз он длился дольше обычного. И хотя эффекта особого не оказывал, Васька через несколько минут задрожала. Ей стало зябко и очень некомфортно. Когда человек практически раздет, ему уже некомфортно, а уж если при этом с него стекает вода, и на него орут…
Когда отец ушёл, Васька попробовала пошевелиться. Мышцы затекли, пальцы не сгибались. Полотенце соскользнуло с плеч и упало к ногам. Васька почему-то даже не могла нагнуться, чтобы его поднять. Только голову опустила, и мокрые пряди облепили лицо, как змеи, а мокрая ткань чёрного купальника неприятно холодила кожу, отчего всё тело покрылось мурашками.
Тут раздались почти неслышные шаги. Тот самый охранник. И откуда взялся?
Он подошёл, поднял полотенце и молча накинул Ваське на плечи, стянул края и ждал, пока Васька схватит их и будет держать.
В этот раз он не улыбался, и ничего похожего на выражение «ах, эти безумные родители» на его лице не было. Наоборот, он был очень хмур. Губы сжаты, крылья носа подрагивают, глаза прищурены. Ваську заворожило его лицо – оно было настолько живым, эмоциональным, будто под коркой льда бурлит вулкан. И однажды рванёт.
Охранник отступил и только тогда посмотрел Ваське в глаза. Каким-то очень даже откровенным взглядом. Теперь, когда он не улыбался, черты его лица словно стали острее, опасней. И гораздо притягательней. Сила всегда манит.
Она почувствовала, как щёки заливает краска стыда за свою чисто женскую реакцию и буркнула:
– Мы с тобой не друзья!
– Конечно, куда уж мне, – язвительно ответил он. Потом вернул на лицо маску «ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу», отступил и ушел.
На праздники охраны в доме оставалось меньше, поэтому нарушения субординации с его стороны никто не заметил. Васька вздохнула с облегчением. Она не хотела, чтобы охранника наказали.
Через три часа должен был состояться праздничный ужин, на котором в большом зале за огромным столом будут присутствовать только Васька и отец. Вдвоём, но при полном параде: Ваську в малой будуарной гостиной уже ждала целая команда стилистов и косметологов. Несколько часов подготовки… для чего? Гостей отец не любил и приглашал лишь в крайних случаях. Обычно они сидели за столом вдвоем, по чуть-чуть пробуя огромное количество блюд, которых хватило бы на весь курс АМК-и, молчали, а спустя час, когда отец выпивал достаточно и решал, что вечер окончен, расходились по своим апартаментам. Очень редко бывало, что к ужину присоединялась текущая любовница отца, если та оказывалась достаточно настырной, чтобы настоять на совместном проведении праздника.
Тогда Васька наблюдала за ней. И пыталась угадать: эта нынешняя подруга встречается с отцом из-за денег, или он действительно ей нравится? Отец отлично выглядел для своих сорока лет – должна же найтись женщина, которая его полюбит по-настоящему? Тогда отец займётся ею и оставит, наконец, Ваську в покое.
К сожалению, отец становился старше, а возраст его подружек оставался на прежнем уровне – не более двадцати. Только однажды Васька видела с ним ровесницу – женщину, которая и сама была далеко не бедной. И главное, она улыбнулась Ваське по-настоящему, и говорила с ней ласково… но отец с ней почти сразу же расстался. Васька тогда расстроилась. И лишний раз убедилась, что никогда ничего не изменится. Её судьба – вечная заложница отцовского имени и амбиций.
Этот охранник чем-то неуловимым напоминал ту женщину, о коротком знакомстве с которой Васька вспоминала с теплом. Чем-то они были похожи. Не внешностью, нет – тут ничего общего. Взглядом. Искренними чувствами, которые проскальзывали сквозь маску, которую они не привыкли носить. Каким-то внутренним светом.
Возле них хотелось быть… Но не судьба.
Васька подготовилась к ужину – а именно, два часа сидела на месте и шевелилась только когда просили – и перед самым началом отправилась прогуляться в оранжерею. Правда, по пути обошла все точки, где базировалась охрана.
Васька застукала его, когда парень, вежливо улыбаясь, открыл дверь перед служанкой, чьи руки были заняты тележкой для уборки. Просто и буднично кивнул ей и помог, хотя проще было отморозиться, как делали все остальные.
Посмотрев издалека, Васька спряталась в тень и боком, под стеночкой, вернулась к столовой. Стыдясь, будто совершила что-то непозволительное.
Ужин в этот раз получился не таким уж невыносимым. А всё потому, что Васька думала об охраннике. Интересно, как его зовут? Надолго ли он тут задержится? Вроде отец платит очень хорошо – он сам объяснял, почему, когда учил Ваську управлять домом. В очередной раз учил тому, чего она так и не осилила. Платить нужно хорошо, чтобы в твой дом стояла очередь из первоклассных кандидатов. Тогда можно выбрать, кого угодно, тогда можно требовать, что угодно – и получать. Так что платили наверняка хорошо. Но у людей бывают и другие причины менять работу. Будет жаль, если он уйдёт, и в доме станет совсем пусто.
Она была так рассеянна, что даже не заметила, как отец перестал говорить. Очнулась от гнетущего молчания. Отец пристально смотрел на Ваську, его глаза щурились, будто он что-то подозревал.
– Что-то случилось? – спросил он обманчиво-спокойным тоном.
– Нет, папа, всё хорошо.
– Значит, я не говорю ничего настолько важного, чтобы слушать? – тут же процедил он.
– Прости. Скоро выпускные экзамены в АМК-е… я задумалась.
– Чего тебе переживать? Все экзамены я куплю. Как и всегда!
Отец зло бросил вилку и нож, они сердито звякнули о фарфор.
Васька покаянно опустила голову и продолжила думать о своём. Раньше она не размышляла, как выглядит в глазах прислуги. Какое ей дело? А сейчас вдруг взглянула на себя со стороны. Картина ей не понравилась. По дому ходит чт-то инертное и бесхарактерное, и оно больше напоминает домашнее животное, чем человека.
Это… это было больно видеть.
Лицо у Васьки стало очень расстроенным и, видимо, вовремя. Отец остался доволен.
Перед сном Васька хотела снова пройтись и взглянуть на охрану… но не стала. Она такая жалкая. Домашнее животное своего отца…
С такими мыслями Васька засыпала в тот вечер, с ними же заснула и сейчас, рядом с Зои, так далеко от дома, что сердце радовалось! Да ещё теперь, когда первый ужас от осознания катастрофы прошёл, и всё стало налаживаться. Было непросто адаптироваться, но Васька смогла. И даже стала думать, что, вероятно, всё к лучшему. Она научилась тому, чему никогда не научилась бы при своём прежнем образе жизни, когда ты и рта открыть не успел, а туда уже суют еду. Научилась стирать свои вещи. Искать пищу и рассчитывать, чтобы её хватило как можно подольше. Научилась обходиться без всего, что придумала цивилизация.
И даже научилась жить, будто бы не было Его. Кажется.
Впрочем, жизнь не давала спуску! Только Васька решила, что все страхи позади, как студенты отравились. Часы, когда она думала, что осталась одна, словно стёрлись из памяти. К счастью. Ведь представлять, как ты существуешь тут в одиночестве… просто пытка. К ней вернулся страх. Не за себя – за крошечную невинную жизнь, которая никому, кроме неё, не дорога. Пришлось собираться со всеми своими небольшими силами, чтобы успокоиться.
Потом очередная нервотрёпка – водоросли. То, как разумные люди могли массово набрасываться на эти растения с глазами, полными какой-то дикой бессмысленности, просто не укладывалось в её голове! И ещё более нелепым выглядело то, что они ничего особенного в этом не видели. А Васька видела… как они понемногу теряют человеческие черты. И это – первый шаг к деградации.
А когда вроде бы всё снова успокоилось и оказалось, что появление водорослей для них благо – появился этот проклятый запах…
Через два дня охранник влип в неприятности. Ушёл со своего места базирования, чтобы помочь очередной служанке разблокировать дверь, которую некстати заело. Васька наблюдала со стороны, как служанка, молодая девчонка, его упрашивает. Как она улыбается и вздыхает, показывая движениями, как дёргала дверь, но та всё равно не открывается. Охранник не сразу, но согласился. И как раз в это время мимо проходил начальник охраны, его Васька знала хорошо – квадратный такой дядька с белым ёжиком волос и тяжёлой челюстью. И он застукал своего подчинённого за фактом нарушения должностной инструкции. За такое нарушение сразу увольняли. Васька помнила, как однажды отец выговаривал начальнику охраны за то, что возле его кабинета не оказалось человека, который там должен был быть. Они не должны позволять себе отлучаться ни на минуту! И даже если отходят в туалет, кто-нибудь должен их подменять.
В общем, охранник встрял. Когда он вернулся, начальник тут же принялся ему что-то говорить – вроде негромко, но Василиса знала: выгонит. Выпнет! Ведь за воротами очередь из первоклассных кандидатов.
Это казалось ей несправедливым. Ладно бы, охранник отлучился с важного места, оставил без присмотра хозяина – это одно. Но он ведь просто наблюдает за коридором, и вокруг ещё с десяток людей из охраны; одним больше, одним меньше – особой роли это не играет. А если учитывать автономную систему ИИ-охраны, то все эти живые люди становились лишь способом подтвердить свой высокий статус.
В общем, лицо у парня посерело, он сжимал зубы и терпеливо слушал. Ваську словно током ударило! Может, она так же выглядит, когда стоит напротив отца: хотела бы сказать многое, но не скажет ничего.
Она, не подумав, бросилась вперёд и вмешалась.
– Это я приказала ему отлучиться, – непреклонным тоном сообщила Васька начальнику охраны. И уж конечно, не стала добавлять, куда и зачем – не его ума дело. И замолчала, всем своим видом давая понять, что не довольна. Даже не важно, чем. Просто не довольна, и всё!
Начальник был вынужден извиниться и уйти. Его спина так и пылала яростью, но он молча удалялся, потому что не тешил себя иллюзиями, будто можно идти наперекор Василисе. Как бы собственный отец к ней ни относился, от наёмного персонала он не терпел ни малейшего нарушения субординации. Мог выгнать любого.
Дождавшись, пока спина начальника охраны уберётся с глаз долой, Васька собиралась тоже уйти. Развернулась, даже не посмотрев на охранника. И вздрогнула. С недоверием посмотрела вниз, на свою руку.
Охранник держал её за запястье. Его пальцы почти впились в кожу, хотя и не больно.
– Завтра в восемь в клубе «Кислый век». Буду тебя ждать.
Потом он отпустил Ваську и, как ни в чём не бывало, отправился на место своей дислокации. И когда она уже подумала было, что ей послышалось, слегка обернувшись, охранник подмигнул. Его улыбка словно осветила собой этот мерзкий дом. Словно за мгновение придала стенам больше уюта, чем все дизайнеры, вместе взятые.
Васька всю ночь не спала. Она просто не знала, что происходит. Её никогда прежде никуда не приглашали. В смысле, молодые люди, почти ровесники. Ну конечно, не считая пачки приглашений, отправленных секретарями детей всех папиных компаньонов. Как и от её имени несколько раз в год приглашали десятки гостей на какие-нибудь развлечения. Она и сама эти вечеринки не каждый раз посещала. Вся молодежь её круга знала, как это устроено.