Юлия Мидатовна Аметова
Звезда пилота
18. Великий кавин
Поздно вечером Бентоль сидел на захвате, прислушиваясь к шуму реки и леса. Фери, Трагат и Валентин за его спиной перебрасывались отрывочными словами, Кояна мерял шагами лужайку, давя молодые аморфиты. Мади, Рена и Мики притихли в глубине дома. Все ждали.
Быстро стемнело, со стороны леса надвинулись тучи, подул ветер. Крупные, тяжелые капли дождя ударили по плечам, застучали по кожуре аморфитов. Обрывки аморфитов и сухой кожуры вихрем закружились на мосту, по реке побежала рябь. Валентин загнал робота за времянку и занес ящик с остатками сварочных патронов внутрь. Отключенные тирококсовые патроны могли постоять и под дождем, но если по случайности включится хотя бы один, от воды взорвется весь ящик.
И вот пришло то, чего они ждали. Смутное ощущение тревоги донеслось как будто издалека, из-за реки. Тревога росла, заслоняя все вокруг, полностью подчиняя сознание. На дальнем берегу что-то темное зашевелилось и заворочалось в лесу. Раскачивались огромные аморфиты, в лесных зарослях протянулась извилистая дорога. Кавины во дворе старика Иринга сбились в дальний угол двора, их лесные собратья выползли на край леса и рванулись к реке, будто надеясь найти там спасение.
– Все по местам! Объявляй эвакуацию! – Верховер выбежал из времянки и бросился через дорогу. Вукич вышел вслед за ним, остановился на середине дороги и заговорил в микрокомп четко и быстро. Громкоговоритель на башне студии грависвязи повторял объявление тревоги на весь город. Данилевский появился последним, остановившись возле аморфитов под окном.
Захлопали двери домов, замигали огоньки фонарей, зажужжали двигатели машин и крыльев – сомервильцы покидали город. Мади и Мики спрятались в грузовике. Изломанные молнии сверкнули над городом, удары грома загремели один за другим. Только грозы сейчас не хватало!
Тревога росла, приближалась, а потом пришел страх, какого Бентоль не помнил со времени взрыва у Супер-Проксимы. Он сосредоточился.
– Спокойно. Его можно выдержать. Стоять всем, стоять, – начал вслух внушать Бентоль, давая максимальную силу по всем направлениям. Фери, Кояна, Трагат и Валентин встали за аморфиты рядом с захватом, Бентоль занял свое место у переднего конца. Верховер остался рядом с грузовиком, вглядываясь в дорогу. Все с трудом удерживались на месте. Страх волной шел со стороны реки, продолжая приближаться – видимо, для внушения Первого расстояние было слишком велико. Притяжение внезапно ослабло, земля качнулась под ногами. Губернатор Вукич, бросив отключившийся микрокомп, остался стоять под ливнем на середине дороги. Из двери времянки высунулся Арт Вэлли, и тут же скрылся.
Бентоль всматривался в дальний берег реки, откуда шла самая сильная волна. За стеной дождевых струй закачались огромные аморфиты у дороги, что-то зашевелилось в их чаще, и он увидел. Что-то бесформенное, как отделившийся от леса аморфит, медленно вползало на мост. Оно двигалось бесшумно и неотвратимо, как во сне, занимая всю ширину моста.
Не переставая внушать спокойствие, Первый не отрывал глаз от того, что приближалось к ним по мосту. Черная ползущая масса разделилась надвое. Стали отчетливо видны два похожих на гигантские бочки предмета, покрытых, как бородавками, круглыми выпуклостями. Дождевая вода блестела на них при вспышках молний, из черных теней между выпуклостями светили яркие синие огоньки.
Две темных бочки двинулись друг за другом. Стало видно, что они не касаются поверхности моста, а плывут над ним на высоте около полуметра. Ни ног, ни других выступающих частей тела не было видно. Да и тела ли это были? Движение стало быстрее. Теперь неизвестные плыли со скоростью идущего человека. Белые искры, как звездочки, пробегали вереницей над блестящей выпуклой спиной то у одного, то у другого. Страх стал невыносимым.
Вот он, Великий Кавин! Он идет, и страх предшествует ему! Сияет огнями спины и бесчисленных… чего? Может быть, и в самом деле ртов?
Великие Кавины достигли ближнего берега. Тот, который двигался впереди, остановился, из глубины черной впадины сверкнул чистый голубой свет. Гибкий и подвижный язык огня, изогнувшись, дважды хлестнул по раме, стоящей перед баррикадой. Балки с грохотом и звоном посыпались на дорогу. Задетые огнем аморфиты с шипением оседали на обочину, сок бурлил и кипел под лучом.
– Новый композит на тирококсовой сварке – одним ударом!– охнул Валентин.
Бентоль из последних сил нажал внушением. Стоять на месте, всем стоять. Не двигаться. Великий Кавин, плывущий впереди, остановился у спуска с моста, блестя мокрыми бугристыми боками, второй замер на мосту. Белые звездочки мелькнули над ними и пропали. До людей и захвата оставалось метров пятьдесят. Губернатор Вукич, не сходя с места, поднял руки, привлекая внимание незваного гостя.
– Уходи! – крикнул Верховер. – Они не поймут!
– Я начну переговоры! – донесся сквозь шум ливня голос Вукича. – Я отвечаю за город, я должен использовать этот шанс!
Он стоял на дороге, на самом открытом месте, глядя на громадную бугристую тушу у моста. Рослый губернатор казался совсем маленьким и беззащитным. Хорошо бы прогнать его внушением, но Бентоль уже внушал спокойствие людям и Великим Кавинам, на внушение двух разных мыслей у него не хватало ни сил, ни внимания.
Вукич протянул вперед руки ладонями кверху, показывая, что в них нет оружия. Люди замерли, пришельцы не двигались с места, и вдруг на глазах у всех широкое голубое пламя вырвалось из черной массы и заполнило дорогу, с шипением поглотив губернатора. Он не упал, не сгорел, просто на его месте огонь сгустился, а потом снова стал прозрачным. Неужели конец? Синее пламя исчезло так же внезапно, как ударило, оставив после себя на дороге только черное выжженное пятно.
– Кто это? Почему? Человека, который пошел на переговоры? – проговорил за спиной Кояна.
– Астрион, – ответил Верховер. Бентоль и сам видел, что это астрион. В сделанных сорок лет назад записях было видно, как астрион точно так же не обращал внимания на сигналы и жег синим огнем попавшиеся на пути перехватчики. И возле Супер-Проксимы был тот же гибкий огонь!
– А эта броня? Ведь астрион – это звезда? – спросил Валентин.
–Видимо, скафандр, – ответил Верховер. Бентоль молча вглядывался в черную тушу над баррикадой. У астриона всегда есть темное ядро среди звездного пламени, а эта броня скрывает синий огонь под собой. Значит…
– То же, что ядро астриона, – сказал Бентоль вслух. Он на секунду прекратил внушение, и Великий Кавин снова двинулся к баррикаде из камней, запустив над собой вереницу белых искр. Второй ответил ему тем же. Что-то шевельнулось в аморфитах между времянкой и баррикадой, но смотреть, что это, не было времени. Всем стоять спокойно. Вот тот, что плывет первым, уже рядом с баррикадой, вот он остановился, пытаясь приподняться над острыми камнями, как огромная цистерна. Голубые огни замелькали в глубине впадин в его теле. До захвата оставалось метров двадцать. Не стрелять, решать мирно! Говорить, а не стрелять. Может быть, удастся убедить его? Люди стояли под дождем за аморфитами, подчинившись внушению. Окошко в боку Великого Кавина разгорелось яркой голубизной, и из него вырвался тонкий язык пламени, пробежав почти рядом с времянкой, аморфиты шипели и пузырились под огнем.
Ну, хватит! Не понимает по-хорошему, придется по-другому. Продолжая внушать спокойствие, Бентоль прекратил внушение миролюбия.
– Если это ядро астриона, надо бить регдондитом! Поднять захват! – скомандовал Верховер. Бентоль встал впереди, в одиночку держа узкий конец захвата с шарниром. Верховер и Фери молча бросились по своим местам в середине, Валентин и Кояна, самые рослые, встали в конце.
– Раз, два, три – пошел! – скомандовал Бентоль, продолжая внушать. Он двинулся вперед, направляя захват для удара. Конец с шарниром выставился вперед, как огромное копье. Тяжесть захвата то исчезала, то била по плечу так, будто пыталась распластать людей по земле. Шаг, еще шаг, скорее, пока Великий Кавин не развернулся! Ноги скользили и разъезжались по грязной дороге, струи дождя били по голове, заливая лицо. Только не поскользнуться, только не уронить! Вот он, уже близко!
– Вперед!
Бентоль прибавил ходу, направляя конец захвата в бугристый черный бок. Захват давил на плечо, страх невыносимо бил в сознание, земля уходила из-под ног.
– Давай!
Захват, как живой, устремился вперед, вырываясь из рук, и со всего размаха ударил в бугристую броню. Тупой удар, треск, струя синего пламени и взрыв, ослепляющий огненно-синим светом! Запахло озоном, дорога подпрыгнула под ногами, взрывная волна выбила захват из рук, он подпрыгнул и покатился, сбивая падающих людей с ног. Уже падая, Бентоль увидел направленный в него луч второго пришельца. Реакция спасла его, он изогнулся в воздухе, но язык синего пламени уже скользнул по его левой руке и ноге. Дикая боль ожога, шипение чего-то на боку и удар по плечу всей тяжестью захвата! Верховер что-то закричал без слов, захват загремел по камням баррикады, страх забился в сознании с новой силой.
Внушать во что бы то ни стало! Где все? Почему он не может подняться? Бентоль приподнял голову. Струи голубого огня метались в разные стороны, но ими бил только второй Великий Кавин. Верховер и добровольцы, согнувшись под огнем, тащили захват под навес. Они отступали, а огонь подходил все ближе к Бентолю. Как же болит левый бок, не говоря о потерявшей подвижность ноге! Надо уползти. Он попытался перевернуться на живот, но едва не потерял сознание от боли.
Синий язык пламени пролетел в полуметре над его головой, другой хлестнул по луже слева. Вода зашипела, испаряясь. К страху, сопровождавшему незваного гостя, добавился обычный инстинкт самосохранения. Спокойно. Сам он уползти не сможет, а другие заберут его только в одном случае. В случае победы. Что бы ни было, он должен внушать. Внушать, пока жив. Стоять всем спокойно. Мы победим. Страх уйдет.
Великий Кавин не реагировал на внушение словами. Белые звездочки пробежали над его спиной и погасли. Как внушать, чтобы он не жег, а бойцы с захватом смогли ударить? Не стрелять, убрать огонь, стоять спокойно…
Но почему так болит и не действует левая рука? Он скосил глаза на руку и попытался ей шевельнуть, но руки ниже локтя не было вообще. Ах ты, бамп-тест! Огненные лучи, будто забавляясь, ложились рядом, то с шипением срезая аморфиты, то заставляя кипеть лужи на дороге. Может, внушить, чтобы ушел? Нет, тогда разбегутся и люди.
– Бено, держись, я к тебе! – донесся слабый писк Мади. Куда она? Он внушал спокойствие, а не бред! Не двигаться!
– Ложись! – крикнул Бентоль. Она нырнула в аморфиты на обочине. Из-за баррикады вылетели красные огоньки и, разбрасывая искры, запрыгали по лужам. Это включенные тирококсовые патроны, они взрываются, если попадут в воду! Кто-то швырял патроны в лужи, чтобы отвлечь Великого Кавина! Новый язык синего пламени ловко слизнул красные огоньки, но еще две струи огня, хлестнули по дороге и лужам совсем рядом с лежащим Бентолем. Он попытался отползти, но голубой вихрь пламени заплясал с другой стороны, будто издеваясь. Страх стал нестерпимым. Как теперь внушать? А так же как всегда. Спокойно. Всем держаться. Не отступать.
– Эй, ты, смотри на меня! Я здесь! – крикнул мужской голос. Высокая темная тень бросилась от времянки наперерез огню. Синее пламя заплясало по дороге, будто выбирая цель.
– Стой, Ларс! – громыхнул голос Верховера.
Но Данилевский уже махал руками перед Великим Кавином, отвлекая его внимание на себя. С ума сошел, что он делает! Языки пламени взвились вихрем, слились в шипящее огненное облако, и человеческая фигура растаяла в огне. Бентоль дернулся, в глазах потемнело от боли. Данилевский погиб, чтобы он, Первый, жил. Значит, он будет жить. И внушать спокойствие, пока жив!
– Готовься! Я встану первым! – перекрыл шум грозы голос Верховера. Тирококсовые патроны снова полетели один за другим, сверкая и взрываясь от воды. Красные огоньки скакали по лужам перед самой баррикадой, будто дразня Великого Кавина. Ослепительные синие лучи разом повернулись в сторону времянки, где с треском плясали по воде патроны.
– Давай! – крикнул Верховер. Над головой раздался тяжелый топот, замелькали бегущие ноги, послышался глухой удар и новый взрыв. Столб синего пламени заслонил от Бентоля полнеба, Великий Кавин вздрогнул и всей тяжестью обрушился на баррикаду. Загремели камни, зазвенел по камням захват, и наступила тишина. Гравитация ударила Первого о дорогу, боль залила все тело, в глазах стало темно. Потом снова запахло озоном, страх отступил и все затихло.
Голова кружилась, дождь лил на грязное лицо, от жгучей боли хотелось выть и кричать, но еще больше хотелось кричать от возмущения. Как же так, почему эти Великие Кавины оказались неспособны ни к чему, кроме тупой злобы? Они даже не попытались понять! Они уничтожили губернатора Вукича, они издевались над ним, Первым, они сожгли Данилевского!
Зажегся свет под навесом и в окнах времянки, кто-то выбежал, топая по лужам. Чьи-то руки, большие и маленькие, подхватили Бентоля и понесли через дорогу к времянке. Он держался из последних сил, стараясь не кричать от боли. Отвлечься, не думать. Темные бугристые туши Великих Кавинов проплыли мимо. Вот черная дыра в броне одного из них. От отверстия размером в полметра во все стороны извиваются широкие черные трещины. Значит, действительно, до самого центра доставать не нужно. Во всяком случае, в условиях Стики. Получив пробоину, Великий Кавин взорвался сам. Ну вот еще немного…
В медпункте было светло и чисто. Верховер и Валентин положили Первого на пол у двери, вбежавшая за ними Мади принялась срезать ножницами с больного бока наполовину сожженную грязную рубашку. Сама она была еще грязнее, губы прыгали, из глаз катились слезы. «Как же он теперь без руки… Обезболивающее… Все сожжено, можно ли регенерировать? А может ли робот медпункта сделать большую регенерацию?» – метались ее мысли. Бентоль старался не слушать мысленных причитаний. Голова кружилась все сильнее, казалось, что пол снова уходит из-под него, бок и ногу жгла боль, сожженные пальцы болели, как будто были еще на месте. Спокойно. Сейчас ему помогут, главное уже сделано.
– Где медик? – гремел у двери медпункта командир Верховер. – Где Арт Вэлли?
Арт вбежал во времянку, на ходу сдирая с себя грязный комбинезон. Он был такой же мокрый, как все бойцы. Бентоль видел все как в тумане, пытаясь сосредоточиться на словах. В коридоре что-то загремело.
– Патронов почти не осталось! Хорошо, что пригодились! – услышал Бентоль голос Валентина. – Кто придумал тирококсом этого Кавина отвлечь?
– Это я, – признался Арт, устремляясь в душевую. – Ты в коридоре ящик оставил, я и воспользовался…
Остальное заглушил шум воды. Так вот кто шевелился за баррикадой и отвлекал Великого Кавина! Арт Вэлли оказался совсем не трусом… Но когда же он начнет лечение?
Валентин и Фери вымыли Бентоля в техническом поддоне, как могли. Мади принесла обезболивающее из лаборатории в грузовике, и сделала укол. Арт натянул зеленый медицинский комбинезон, выгнал всех из медпункта и включил своего робота. Робот оказался не хуже, чем на «Страннике», и с большой регенерацией работал отлично. Или это Арт Вэлли работал отлично. К рассвету Бентоль, оклеенный синими мешками с регенератором, подключенный к роботу и запеленатый, как египетская мумия, уже начал дремать. Максимальные дозы противовоспалительных, противостолбнячных и обезболивающих средств делали свое дело.
За дверью неясно слышались голоса Рены, Валентина и Мики. Никто не считал его чужаком, Бентоль Ходен был для всех человеком, и не просто человеком, а снова Первым, принявшим на себя самый страшный прямой удар. Мади устроилась в коридоре на ящике с тирококсовыми патронами, не в силах успокоиться. «Эти Великие Кавины шли по мосту, а не через реку, и под дождем взорвались от небольших пробоин. Может быть, им вода вредна?» – бежали ее мысли. Неглупо рассуждает. Если когда-нибудь она напишет книгу о биологии Стики, прославится не меньше знаменитого деда. Но откуда на Стике эти существа, которым нужна броня? Верховер гремел то в открытое окно, то в микрокомп, раздавая распоряжения.
– Слушайте, что я вам говорю! Гиндали, с сегодняшнего дня у вас в медпункте должно быть круглосуточное дежурство! Найдите себе помощника! Кояна, сейчас же найди четверых добровольцев, пусть включат все локаторы, какие есть! Их дежурство тоже круглосуточное! Чего тебе, Трагат? Только короче!
– Господин командир, я знаю, что нужно для защиты от этих Кавинов! Как сказал Еврипид, время дает все ответы, даже не нуждается в вопросах. Надо построить катапульты, как у древних римлян! У меня в книге есть чертеж!
Похоже, даже ночной бой не излечил Трагата от любви к древности. Однако мысль была неглупая. Швырять куски захвата катапультой куда безопаснее, чем бить вручную.
– Валентин! – загремел Верховер. Тот немедленно явился на крик. – Поспишь три часа и соберешь людей и роботов строить по чертежу, который даст Трагат!
Засыпая, Бентоль подумал, что видел и слышал в эту ночь в коридоре медпункта всех, кроме Марианны. Ее голос был слышен где-то в пультовой, но она не интересовалась ни защитой города, ни судьбой Первого. Но он об этом не жалел.
19. Ава Увигао
Бентоль вышел из медпункта, прихрамывая и раз за разом сжимая в левой руке тренажер. Держаться прямо было трудно, бок болел, а левая нога ступала тяжело и неуклюже. За четверо суток, что он пролежал на морфоместе в медпункте, рука восстановилась, как и кожа на боку, но Арт все еще заставлял робота оклеивать восстановленные места синими пакетами с регенератором. Впрочем, тренировать руку и ходить он только что разрешил.
Первый сошел с крыльца и, хромая, пошел через дорогу, стараясь не наступать на выжженные черные пятна. Еще недавно на Стике жили два человека, одного из них он знал всю свою жизнь, с другим был едва знаком. Смерть уравняла их, и что-то безвозвратно ушло вместе с ними. После их гибели остались только эти пятна да странная пустота, как будто в жизни не хватало чего-то важного.
После Великих Кавинов, а может быть, астрионов, остались только две пятиметровые бугристые бочки с черными проломами в боках. При свете дня они оказались не черными, а темно-серыми и мягким блеском напоминали Священный Камень аловского Хранителя преданий. Бентоль прикоснулся рукой к гладкой поверхности, на ощупь броня напоминала шлифованную керамику. Посередине каждого округлого выступа виднелись отверстия, закрытые тонкой керамикой с шероховатой поверхностью. Такие же шероховатые заглушки были и во впадинах – именно оттуда ночью бил огонь. В целом это было что-то вроде старинных тяжелых скафандров. Что-то блестело на их округлых спинах. Бентоль взобрался на баррикаду рядом с одним из бывших Великих Кавинов и увидел метровой ширины блестящую полосу, вытянувшуюся вдоль всего скафандра. Больше всего она напоминала солнечную батарею космической энергостанции. А может, ей и была.
Лаборатория в грузовике была открыта, но в ней никто не работал. Из-за дома Трагата поднималась сваренная из композитовых балок катапульта древнеримской конструкции. Новая баррикада перекрывала мост. Захват лежал на старом месте и за три дня успел изрядно зарасти аморфитами. Регдондитовое оружие снова превратилось в скамейку, но теперь было метра на три короче – огонь двух взрывов сжег конец, и срез выглядел точно так же, как торцы срезанных колонн на Нептуне. С другой стороны было снято несколько поперечин – видимо, они стали запасом снарядов для катапульты. Бентоль сел посередине захвата, прислонившись спиной к верхней планке, в таком положении левый бок не болел. Восстановленная рука уже начинала уставать, но он упрямо продолжал жать на тренажер. С высокой стороны захвата сидел Верховер, подняв над микрокомпом крупный мираж. Почему он сидит здесь в разгар работы?
В мираже мелькали яркие золотисто-голубые картинки и слышался голос Лорелеи Данилевской. « Слава увенчала старого героя, подарив ему бессмертную память соратников. Старый витязь безвозвратно и бесповоротно окончил свою полную подвигов жизнь, спасая наследника своего славного имени, старшего сына по крови и духу», – вещала бывшая богиня. Похоже, теперь ее цветистые фильмы посвящались последним событиям. Даже через четверо суток после ночного боя слушать ее пышное многословие было противно.
– Верно сказал Шекспир: «Отдав себя, ты сохранишь навеки себя в созданье новом – человеке», – негромко проговорил вслух Верховер. – Это не только о рождении, это и о смерти тоже.
Местная передача сменилась записью новостей с Земли. Судя по напряженному тону и серьезному лицу ведущего, новости были тоже серьезные. Это была сводка земных новостей за последнюю неделю. Что там случилось, если Верховер ради новостей даже бросил работу? Бентоль разжал усталую руку и сунул тренажер в карман. Передача продолжалась.
– Скончался Президент Союза Северного Полушария Эдвард Уоллес. Ушел из жизни человек, чей путь неразрывно связан с путем, пройденным народом и Отечеством… – чеканил слова ведущий. То, что Уоллес умер, не удивляло – президенту было далеко за сто лет, и его лучшие дни давно прошли. Удивительно было то, что появилось в следующей записи.
В мираже открылся зал заседаний Большого Государственного Собрания. Зал был переполнен, а депутаты, вместо того, чтобы работать на местах, выбегали на трибуну, как в старые времена и кричали на весь зал речи, жгущие, как огонь астриона. В речах мелькал «груз постыдного наследства, доставшегося нам от навсегда прошедших времен господина Уоллеса», за ним следовал «звериный оскал социального натурализма», упоминались «станции внушения, безжалостно подавляющие живую волю несчастных людей, выброшенных из общества». Один из депутатов обличал руководство, скрывшее от общественности факт влияния регдондитового излучения на мутации земных организмов после столкновения с астрионом. Регдондит разоблачался как «орудие порабощения народов Союза Северного Полушария и повод для растраты государственных средств», а дальние засветовые полеты – «абсолютным злом для человечества, которое давно следовало объявить вне закона». Еще один государственный муж договорился до того, что Центр Человека вообще и Девятка в частности – «источник реакционных теорий и порочных практик». Заседание закончилось дракой на трибуне, в процессе которой пять депутатов били четверых, а председатель поливал всех газированной водой из бутылки.
В следующем отрывке выступал новый президент по фамилии Кторов, только что принесший присягу и заверивший ее текст идентификатором. Его физиономия мелькала в политических новостях Союза Северного Полушария уже лет десять, а потому была давно знакома.
– Присяга принесена, и что же я могу сказать вам, друзья? – говорил он, изобразив открытое и добродушное выражение на своей длинной физиономии. – Я, как и вы, верю, что нашу страну, великий Союз Северного Полушария, с его славным прошлым и бурным настоящим, ждет великое и прекрасное будущее. А все, кто виновен в печальных событиях недавнего прошлого, больше никогда не смогут этого повторить. Я сделаю все, чтобы такие государственные структуры, как Служба Безопасности, космический флот или армия, были полностью очищены от лиц, сотрудничавших с преступной властью социал-натурализма. Будут отменены все категории, кроме двух – гражданин Союза Северного Полушария и социал-натуралист, поставленный вне закона и не имеющий никаких гражданских прав. Земля должна гореть под ногами врагов гуманизма! Исследования генетики человека будут поставлены под строгий государственный контроль, и те, кто пострадал от подобных исследований, получат соответствующую компенсацию.
– Надо же, до чего договорились, – вздохнул Верховер. – Теперь будут вместо мутантов отлавливать социал-натуралистов, и точно так же лишать их гражданских прав. Расставили всех по порядку номеров и считают: первый, второй, следующий… Сначала с одного конца считают, потом начинают с другого. А кто решает, с какого конца считать, и в чьи головы вживлять жуков? Все те же непотопляемые политики.
После ночного боя он полностью доверял Первому и разговаривал с ним в открытую.
– Что теперь будет с Девяткой – закроют? – вслух спросил Бентоль. – Когда в деревню летели погромщики, Мади переслала отчет Гардону в Девятку, но, видно, зря.
– Джесс Гардон все еще остается заведующим лабораторией, – ответил Верховер. – Я узнавал час назад через генерала Панина.
– Гардон боится начальства, – Бентоль вспомнил невозмутимого и вежливого нового заведующего. – Как он вообще занял это место?
– Не обязательно на всех давить и кричать, как Ларс. Джесс – хороший дипломат. Двенадцать лет назад после скандала он смог уберечь и Девятку, и научную школу, и, как я понимаю, тебя самого. Тогда он спас лабораторию, и теперь сможет. Так что ваш отчет в хороших руках. Да и я отослал дубликаты всех рапортов и отчетов прямо в Министерство Обороны с идентификацией. Там если и не дадут сразу хода всему этому, то, по крайней мере, не потеряют.
Он помолчал, слушая, как перебивая друг друга, рассуждают в мираже журналисты о начале новой эры. Бентоль тоже молчал, стараясь поудобнее устроить больную ногу. Когда-то он был всеми уважаемым Первым, потом превратился в отверженного мутанта, теперь мог снова стать полноценным гражданином, если бы вернулся на Землю. Будто угадав его мысли, Верховер заговорил.
– Но на Земле сейчас все меняется, Бено. И может быть, скоро ты получишь шанс вернуться. Пока ты только временный гражданский сотрудник в военном экипаже «Зари», и официально работаешь только на Стике. Если тебя будут считать пострадавшим от прежней власти, ты сможешь стать полноценным гражданином. А когда у тебя будут все права, любой адвокат докажет, что происходившее на «Солнечном ветре» – твоя самооборона плюс несчастный случай, а все последующее – вынужденные меры. Не скажу, что все обязательно получится, суд может принять любое решение, да и правительство тоже, но шанс у тебя будет. У меня шансов нет – слишком долго я был сотрудником Девятки. Я не расставлял учеников по номерам и не отправлял их на утилизацию, но я был там, и ничего не мог сделать. Поэтому я уйду в отставку и останусь здесь, на Стике.
Бентоль кивнул.
– Я знаю, что могу вернуться, но до сих пор не знаю, кто были эти, – он махнул здоровой рукой на пустые остатки брони над баррикадой. – И кто еще остался на полуострове. Этого никто не выяснит, кроме меня. С алами они говорили через камень, может быть, теперь и со мной поговорят.
Они снова замолчали, глядя на дорогу, где выскочив из-за домов, внезапно появилась Мади. Девчонка бежала к ним, и огромные карие глазищи сияли на ее темном от стикского загара лице. Темные волосы стояли дыбом, мягкие губы раскрылись в счастливой улыбке. На душе стало спокойнее, как будто, наконец, заполнилась пустота, и он увидел именно то, что хотел увидеть.
– Бено, ты встал? Арт уже разрешил выходить? Как здорово! Как все теперь хорошо! – зазвенел ее голосок. Да что с ней такое, кажется, тут не только то, что он вышел на улицу, это она еще вчера знала. Что она там думает? «И теперь у меня тоже есть… А что бы сказала мама? Неважно! Главное, что скажет Бено, но говорить ему все-таки страшно. Может, не говорить? Если надеяться будет не на кого, я сделаю все сама, и доктор Гиндали сказал… » – мелькало в ее мыслях. Что там она хочет от него скрыть? Глупость какую-нибудь?
– Выкладывай, что у тебя случилось, и что сказал Гиндали! – потребовал он. Девчонка оглянулась на Верховера, на грузовик и выпалила:
– У меня получилось!
– Что?
– Продолжение эксперимента природным способом! То есть ребенок! То есть два, они близнецы, у меня близнецовая наследственность! Робот в больнице уже обоих определил, девочка и мальчик! – облегченно затараторила она.
Когда это девчонка успела снять блокировку? В лесу, что ли? Ну, теперь уже поздно гадать. Она добилась своего – всегда хотела завести детей, причем от него, и теперь радуется! Вот бамп-тест в лаборатории! Сплошные восторги и природные инстинкты!
– Мади! Ты вообще понимаешь, что сделала? Они мое биополе унаследуют, а на Земле еще ничего не ясно! Как они будут жить?
Она посмотрела такими глазами, как будто он ее убивал, губы затряслись.
– Нас всех, Бено, никто не спрашивал, как и какими мы хотели бы жить. – сказал Верховер. – Но мы живем такие, как есть, а как проживем жизнь – зависит от нас самих.
Хорошо философствовать, когда у тебя никого нет, и можешь жить хоть на Стике, хоть на опорной базе! Но от детей, которые сейчас еще не родились, ничего не зависит! А зависит от Мади и, между прочим, от него, Первого. И что он теперь должен делать? Это же не только продолжение эксперимента, это его собственное продолжение. Он не знал, сможет ли когда-нибудь ради этого продолжения броситься под огонь, как Данилевский, но точно знал, что теперь это тоже часть его жизни. Однако связывать себя документами с женой и детьми он сейчас никак не может. Он только сомнительный гражданский сотрудник военного экипажа. Пока бьют друг друга на трибуне депутаты и разглагольствует новый президент, он должен не жениться, а довести до конца исследование. И обеспечить детям безопасность.
– Мади и детям нельзя возвращаться на Землю, им нужно жить на Стике. Но не в грузовике, и не в аморфите! – Бентоль оглянулся на Верховера. Бок заныл, но это было неважно. Полной и гарантированной безопасности у них даже здесь не будет, но надо хотя бы устроить им удобную цивилизованную жизнь.
– Я договорилась с доктором Гиндали! – оживилась Мади. – Он возьмет меня на место врача-помощника, с жильем, хотя я только биолог без диплома. И Рену он возьмет, мы нашу вакцину будем в больнице доделывать!
– Насчет денег на зарплаты и на все эксперименты – это я распоряжусь, – подвел черту Верховер. – Хотя какие тут, в Сомервиле, деньги…
Денег на Стике действительно водилось мало, но зарплата, выплаченная аморфитовым соком или пищевыми концентратами с заново запущенного завода, тоже могла решить дело. Хозяйственные вопросы не успели закончиться, как над мостом показалась торжественная процессия алов. Десятка два крылатых гостей в разноцветных накидках с бахромой и бусами вытянулись в цепочку над дорогой, опасливо оглядываясь на лежащую броню Великих Кавинов. Только Эо, летевший последним и без всякого одеяния, отважился нырнуть вниз. Видимо, аванигал был сильнее страха. Прикоснувшись к одному из круглых выступов пальцем, Эо тут же набрал высоту и вернулся в строй. Захлопали двери домов, застучали шаги по лесенке времянки, люди выбежали на дорогу, чтобы взглянуть на новое зрелище. Трагат уже нес миражный синтезатор, чтобы записать исторический момент для своей хроники.
