полная версия

Юлия Флёри
Всё, как ты захочешь

– Этого не было! – Подскочила, но Дима оставался холоден и беспристрастен, а взгляд… даже не знаю, как его описать… в нём не было обвинения, скорее, сожаление, наверно даже сочувствие. И я села обратно, ясно понимая, к чему он клонит, но продолжала смотреть на мужа. – Этого не было. – Повторила тихо, по сути, понимая, что где-то я ошибаюсь. Только вот где?

– Галь, так случилось, что это действительно произошло. Я не обвиняю тебя, ты была под действием наркотических средств. Более того, была уверена, что рядом с тобой я, поэтому и отвечала. Включив звук, сможешь услышать, как называешь парня моим именем.

Я покачала головой, отрицая очевидное, со злостью на мужа посмотрела.

– Ну… ну что ты сидишь?! – Подскочила, направляясь прямо к Диме, схватила его за ворот рубашки, несколько раз беспомощно тряханула, поражаясь спокойствию. – Что ты сидишь?! – Оттолкнула его от себя или, скорее, себя от него, вцепилась пальцами в волосы, сжимая голову с боков: я не верила. Я не верила, что это может быть правдой. Просто отказывалась верить. Приткнулась спиной к стене, не желая никого видеть, и закрыла глаза, скривившись от внутренней боли.

– Малыш, всё дело в том, что о произошедшем я узнал в тот же вечер. – Вздохнул Дима и напряжённо потёр ладони о свои колени. – Пока ты лежала в больнице, у меня было время это обдумать.

– Обдумать? – Не поверила я услышанному. Скривившись, посмотрела с обвинением. – «Это»? Так ты называешь то, что произошло? Просто «это»?! Но ты ведь знал, что я могу забеременеть… Дима… ты не хуже меня знаешь все числа, даты, когда можно ждать и когда может быть результат, а сейчас заявляешь, что у тебя было время обдумать «это»?!

Я задыхалась. От обиды, от возмущения. От предательства.

– Я консультировался с врачом и, принимая во внимание тот факт, что ты уже могла быть беременна… – Он поджал губы, – от меня… В общем, о экстренной контрацепции, к которой рекомендуют прибегнуть в подобных случаях…

– Дима, ты себя слышишь? Что ты несёшь? – Метнувшись к столу, я едва не налетела на него, не видя преграды, стукнула двумя кулаками по столешнице. – Ты проконсультировался? Рекомендуют прибегнуть?.. – Едва не взвыла с досады. – Да ты как актёр самоучка сейчас говоришь. Давно роль выучил?! Не думал, что я узнаю? А о чём ты вообще думал? О том, что будешь воспитывать чужого ребёнка?!

– Ванька мой. – Тихо прорычал Дима, но я не слышала, уже ушла в новую проблему, в трагедию!

– Но он отец! – Прокричала, сама не понимая, кого и в чём пытаюсь обвинить, но обвиняла, точно обвиняла.

– А я не отец?! Я – не отец?! – Взорвался Дима, готовый крушить всё на своём пути, кинулся наперерез, когда я попыталась отступить, схватил меня за запястья, сотрясая в воздухе. – Я ждал, пока наш сын родится! Я слушал, как бьётся его крохотное сердечко! Я знаю, почему он плачет и как улыбается по утрам. Я отец! Я! – Резко оттолкнул меня, словно противно находится рядом. Сделал несколько стремительных шагов в сторону и тут же вернулся на место. – Он мой сын. Поняла?! Мой! И я никому его не отдам! – Махнул дрожащим от напряжения указательным пальцем перед моим носом.

Взглядом Дима метал стрелы и молнии, а я не готова была ему уступить.

– Ты не имел права решать за меня. Ты должен был сказать!

– О чём? – Бросил с вызовом, надвигаясь. – О том, что какой-то ублюдок изнасиловал тебя и ты можешь быть от него беременна? О том, что я не могу с ним ничего сделать потому, что не хочу огласки? Я убить его готов был, Галя! Я не дал бы ему жить в одном городе с нами и, можно считать, что смерть была лучшим выходом. Потому что он знал, с чем придётся жить!

Я нервно сглотнула, понимая, что Дима говорит серьёзно. Убить готов? Да… наверно так выглядят люди, которые могут убить…

– Но ты знал, что я беременна от него и ничего не сделал?

– Да не знал я, понимаешь ты это или нет?! – Сжал он моё лицо до боли, до звона в костях. Рука, удерживающая щёки задрожала от напряжения, только тогда он смог разжать пальцы. – Я не знал. Я своего сына ждал. Своего растил. Своего люблю и буду любить, потому что мой.

– Кто-нибудь знает? – Запоздало опомнилась я, но Дима отмахнулся.

Обернулся в поисках чего-то, схватил в руки лежащий на секретере телефон, швырнул на стол, покопавшись в файлах.

– Посмотри. Это мне прислали перед выставкой. Что-то вроде компромата, шантажа… не знаю. Просто хотели, чтобы я выставил тебя после измены.

На дисплее были выведены несколько фотографий эротической направленности. Я с Антоном в откровенных позах, словно в блаженстве закатываю глаза. Отшвырнула от себя мерзость, отворачиваясь.

– Даже не буду повторять тот бредовый план. Просто просмотрел запись с видеокамер в твоей квартире и всё стало ясно. Никто не знает, Галя. Я один смотрел. И один всё понял. Да я понял и раньше… когда… – Он растянул губы и широко провёл по ним влажным языком. – Как только одеяло с тебя стянул. Кречетов со мной заходил, но я отослал его… сам в ванной все следы смыл. Не хотел, чтобы ты знала, чтобы помнила. – Горько усмехнулся. – Свечку в церкви поставил, когда понял, что ты не соображаешь, что происходит. До последнего не знал, что осталось в твоей памяти. Но ты не помнила ничего. Ни-че-го. – Повторил чётко и громко, словно для самого себя. – И до последнего верил в то, что Ванька мой. Я ни на секунду не усомнился. Если бы мог сам забыть, забыл бы.

– Но ты не удивился. Сейчас… ты не удивился. – С ужасом проговорила я, Дима посмотрел на меня ровно. – Ты делал тест на отцовство и раньше?

– Нет. Зачем? – Прорычал, сжимая кулаки. – Я уже сказал, что ждал своего сына. Зачем мне какие-то тесты?

– Ты не можешь иметь детей? – Поразилась я своей догадке, Дима как-то сразу сник, уголки губ опустились.

– Могу, – произнёс неуверенно, – наверно… У меня нет детей, я всегда предохранялся и… Ты считаешь поэтому я не стал ничего проверять?

– Я у тебя спрашиваю. – Прошептала, не зная, в какую крайность брошусь в следующую секунду разговора.

– Галь, Ванька мой сын. Как ты понять этого не можешь? Так же, как и твой. Это не обсуждается. Это без вариантов. Я полюбил его ещё до появления на свет, так неужели какая-то бумажка может изменить моё к нему отношение? Какая-то глупая формальность?!

– Это не формальность. Это родство. Отцовство.

– Да бред это всё! Ты или отец, или нет, и это не тестами проверяется! Это в сердце… не знаю… в голове, в восприятии мира. Я – отец. И никто не сможет этого изменить.

Я медленно осела в стоящее рядом кресло. Наступил эмоциональный спад. Пустота. Хотелось просто закрыть глаза и сделать вид, что этого не было. Что это сон. Что ошибка.

– И прекрати себя мучить. Ничего не изменилось. Есть я, ты, наш сын. Мы любим его и друг друга. А ты сейчас сидишь с таким лицом…

Я не могла больше выслушивать этот бред, поэтому подскочила как ошпаренная, выбегая из кабинета. Где угодно спрятаться, только бы не видеть никого, не слышать его слов, его голоса. Он не имел права. Он не мог так со мной поступить! Закрылась в ванной, тут же услышала удар кулаком о дубовую дверь.

– Галя, открой! – Прозвучало как приказ. – Сейчас же! Ты слышишь меня или нет?!

Ряд оглушительно громких ударов посыпался на дверь ванной комнаты, но она только жалобно скрипела.

– Открой! – Не прокричал – взвыл, ударяя с каждым разом всё сильнее и сильнее, но дверь не поддавалась, и только спустя несколько минут, обессилев, он стукнул по двери последний раз. Тихо и отрешённо: приткнулся к ней лбом – поняла я.

И хотела открыть, но не могла, задыхалась от рыданий и жалости к самой себе. Понимая, что это мелочно, что не правильно, что не себя сейчас жалеть нужно, но не могла остановиться и плакала, закрывая рвущийся изо рта вой, обеими ладонями. Рыдала до тех пор, пока всю обиду со слезами не вылила, всё, отравляющую меня боль и горечь. К тому моменту поняла, что онемело всё тело, ноги, он неудобной позы затекла шея и до ужаса болела пятая точка, ведь я так и сидела на кафеле, не в силах подняться.

Потом только, кое-как придя в себя и пережив первый поток пробежавшихся по телу колик, смогла подползти к умывальнику, поднялась, опираясь на него, закусила губу, глядя на результат стараний и хотелось заплакать вновь. Опухшее лицо больше напоминало бочонок с прорезями для глаз… а иначе откуда бы текли слёзы?..

Умывшись ледяной водой, насухо вытерла лицо полотенцем, до красноты растирая его, до боли. Откинула за плечи намокшие пряди и легко дёрнула за щеколду. Дима так и сидел у двери, спиной упираясь в стену напротив, широко расставив ноги. Руки, пальцы которых были сцеплены в замок, безвольно свисали. Я опустилась рядом с ним на колени.

– Прости меня… пожалуйста…

Приткнулась лбом к плечу и смогла дышать только в тот момент, когда тяжёлая ладонь опустилась ко мне на затылок несильно сжимая, когда сухие тёплые губы коснулись виска, прижимаясь ко мне с затаённой болью.

– Прости. – Прохрипел Дима в ответ, и улыбка облегчения коснулась его лица.

– Ты можешь встать? – Потянула его на себя, а Дима беззвучно рассмеялся, опадая обратно к стене.

– Старость – не радость, малыш. Сейчас встану. – Кивнул, понимая, что я тот час же брошусь его поднимать.

Покряхтел для приличия, но на самом деле легко оттолкнулся от пола ладонями и поднялся, притягивая меня к себе за шею.

– Как же я испугался. – Покачал головой, снова ко мне приткнувшись. – Как же я за тебя испугался. Веришь, нет… никогда себя таким беспомощным не чувствовал.

Он остановился посреди гостиной, меня остановиться заставил, за подбородок приподнял и пристально посмотрел в глаза.

– Никогда не смей отворачиваться от меня. – Произнёс фразу, с которой, по сути, и началась наша семейная жизнь. – Мне важно видеть, что ты рядом. Знать, что со мной.

А потом какая-то непонятная суета заняла нас обоих, а у меня внутри, не знаю… тихая буря, словно зовёт кто-то, словно я что-то упустила, не заметила, не поняла.

Мы выпили по чашке чая. Молча. Не глядя друг другу в глаза. Дима слишком громко поставил свою на стол, выпрямил спину, открыл рот, чтобы что-то сказать, как меня вдруг осенило: Лиза. Лиза была со мной в тот вечер.

Ничего не объясняя, едва ли не бегом понеслась к кабинету. К компьютеру, к той записи. Что я хотела там увидеть, зачем, ради чего?.. Но я бежала, потому что чувствовала обжигающий душу обман. Секунды хватило, чтобы переключить запись на нужный момент, когда на экране мелькнула знакомая фигура.

– Лиза…

Обернулась, услышав шорох и отшатнулась от стола: Дима, с бокалом виски в руках, стоял в дверях. Оценив мою реакцию, испуг, он усмехнулся, подходя ближе. Тут же захлопнул за собой дверь, громко, ткнув в неё ногой. Немного насмешливо скривился, а потом закрыл глаза, отрицательно качая головой. С закрытыми глазами сделал ещё пару шагов мне навстречу.

– Господи, один ты знаешь, как бы я хотел, чтобы моя девочка всегда оставалась маленьким солнечным человечком. – Вздохнул, обращаясь куда-то вверх, а потом слишком резко глаза открыл, так, что я дёрнулась снова и оступилась, едва не упав, удержалась за поверхность стола. – Как бы я хотел, чтобы ты никогда не снимала розовые очки, улыбалась всему миру только потому, что он улыбается тебе в ответ. Га-ля…

Дима снова покачал головой и безвольным грузом рухнул в кресло. Вытянул ноги, распрямляя их на всю длину, сделал пару больших глотков, поморщился с непривычки.

– К сожалению, все мы рано или поздно взрослеем, малыш. – Проговорил осторожно и приложил к горящим щекам ледяной бокал. – Каждый испытывает на себе боль измен и предательств. И это действительно убивает частичку тебя. Не грусти. – Вздохнул и еле уловимо улыбнулся. – Всё у тебя ещё будет. И друзья настоящие… и жизнь…

Он говорил, а я смотрела и не могла поверить в мысли, блуждающие в голове, и они, словно капля воды, которая точит камень. Больно, раз за разом, ударяет в одну и ту же точку. И каждый последующий удар кажется сильнее предыдущего. Каждый последующий удар кажется на грани возможности переносимой боли. И перед глазами всё плывёт от понимания истины, которая всегда была на поверхности.

Я, прислонившись спиной к стене, медленно опустилась, подперев в итоге её у самого пола. Подняла плавающий взгляд. Медленно, чтобы не упустить ни единой детали. И он, такой знакомый и такой непонятный одновременно, сидел напротив, уже отчётливо понимая, что происходит.

– Спрашивай. – Холодно улыбнулся и развёл руками. Подобрался, принимая более естественную для себя, напряжённую позу, уперев локти в колени, ладонями подпёр подбородок и для пущей убедительности кивнул мне, предлагая не медлить.

– Лизу изнасиловали. Примерно в это же время… Я разговаривала с Григорием Степановичем… Я…

Я ломала язык, пытаясь подобрать слова, а Дима продолжал улыбаться. Только улыба эта была чужой и опасной. Хищной. Угрожающей.

Он не удивился моим словам, не уточнил, не переспросил. Он знал об этом. Он знал об этом… Резко дёрнулся, убивая последние иллюзии, откинулся на кресле, приподнимая голову вверх. Потёр подбородок, явно отмечая, что пора побриться, перевёл взгляд на меня.

– Сворачивая на волчью тропу, будь готов жить по волчьим законам. – Пояснил просто. Так просто, словно карамелькой угостил. И посмотрел выжидающе.

– Это ты?

– По моей просьбе. Если ты это имела в виду. – Поправил, а я крепко зажмурилась, пытаясь скрыть рвущиеся наружу слёзы.

– Этого не может быть. – Прошептала так тихо, что и сама не была уверена в этих словах. – Этого не может быть. – Повторила громче, но глаза так и не открыла. Я боялась увидеть его перед собой. Такого чужого. Жестокого. Он всегда был таким?..

– Оно того не стоит, малыш.

– Оно того не стоит. – Отозвалась я эхом. Глаза открыла, а Дима уже готов сорваться с места и не понятно, что его останавливает. – Оно того не стоит! – Проговорила уверенно, а он только жёстко усмехнулся.

– Что? Что не стоит? – Сверкнул огненным взглядом. – То, что мою жену изнасиловали?

Подскочил с места, подлетел, сильно ухватил меня за подбородок, заставляя задирать голову вверх.

– Твоих слёз не стоит? Этого разговора и того, что ты сейчас чувствуешь?! Не стоит?!

– Ты не мог этого сделать! – Прокричала, отталкивая руку в железном захвате. Увернулась от повторной попытки удержать моё лицо. Встала, удивляясь появившимся ниоткуда силам. – Ты не мог! Ты не такой!

– С тобой – не такой.

– А с другими?

– А с другими поступаю так, как они того заслуживают. – Тихо пояснил Дима, собрав эмоции в кулак. Отвернулся, немного отступая, как всегда давая мне место для манёвра: для побега либо нападения.

Я выбрала сбежать, поэтому и метнулась в сторону двери. Дима не позволил, крепко сжав плечо ладонью, силой вернул на место, выставляя перед собой. Я отмахнулась, чтобы снова попробовать уйти, но он только рыкнул.

– Мы не договорили!

– Я хочу проверить Ваньку. – Всхлипнула, понимая, что мне снова нужно время. Много времени. Наверно, я смогу понять, принять. Только не сейчас, сейчас я не найду оправданий ни ему, ни себе. И от этого так отвратительно себя сейчас чувствую.

– Он спит.

Дима оттолкнул меня к стене, сам вернулся к двери кабинета, чтобы закрыть её на замок. На стол, между нами, поставил рацию от радио-няни. Махнул рукой, предлагая продолжить.

– Я не могу…

– Да брось! Взросление процесс необратимый. Если оно началось, отступать уже поздно.

– Я не знаю тебя… – Призналась ему в своих страхах, Дима оскалился.

– Я такой же, как и вчера.

Я покачала головой, смахивая набежавшие слёзы, его же это только взбесило и он приблизился, отрывая руки от моего лица.

– Я такой же, как и вчера! Каким был год назад. С каким ты познакомилась. Что изменилось? Ты можешь дать мне ответ на этот вопрос?

– Я тебя не знаю. – Повторила на удивление чётко, Дима от досады только отшатнулся, но не отпустил. Развернулся, чтобы тут же посмотреть в глаза.

– Я люблю тебя. И это то единственное, в чём ты можешь никогда не сомневаться.

– О какой любви ты говоришь, если…

– Если что?! Я обидел тебя? Я сделал тебе больно? Я тебя унизил?

– Настоящий мужчина никогда не обидит слабую женщину. – Произнесла я фразу, глупее которой на тот момент просто придумать не могла и заплакала. Заплакала оттого, как сильно сжались его руки на моих запястьях, от того, каким злом сверкнули глаза.

Дима приблизился к моему лицу так, что шевеление его губ можно было легко ощутить собственной кожей.

– Настоящий мужчина никогда не даст в обиду свою семью. Ты – моя семья. И это всё то, что ты должна знать о настоящий мужчинах. Наизнанку вывернусь, но тебя в обиду не дам. И никому другому не уступлю.

– Ты сам отталкиваешь меня.

– Просто прекрати себя жалеть. – Выдохнул Дима и отпустил, отступая. Присел на стол, потёр виски, скрестил руки на груди. – Давай не будем ничего усложнять. Нам двоим нужно время. Тебе, чтобы принять это, мне… мне для того, чтобы успокоиться.

Я обошла его стороной, чтоб выйти из кабинета, а Дима чуть повернул голову в мою сторону.

– И помни, что ты всегда останешься моей женой. – Посмотрел в глаза, а я уже и не пыталась скрыть слёз, смотрела на него. – Никого дороже вас с сыном у меня не осталось. Я тебя люблю.

– И я тебя люблю… – Пошевелились мои губы, наверно даже против воли. Потому что это истина. Потому что буду любить несмотря ни на что.

Поддавшись на душившие меня рыдания, отвернулась и вышла, прикрыв за собой дверь. Тут же прислонилась к ней спиной, всем телом ощущая своего мужа, стоящего так же с другой стороны. И его обиду на моё непонимание. Но слёзы не помешали разглядеть странные тени в саду, людей в чёрных масках, которые ловко укладывают штабелями охрану, подают друг другу какие-то сигналы.

– Дима? – Постучала я обеими ладонями по двери, в которую вжалась от страха. – Дима, там какие-то люди! – Прокричала до боли в горле, хотя голос казался мне тихим.

Глава 33

Он всё оценил слишком быстро. Хватило буквально нескольких взглядов, чтобы сделать выводы и принять решение. Подошёл к пульту управления охранной сигнализацией и заблокировал все двери кроме центральной. Шумно дышал, посмотрел на меня несколько раз, вытянув губы, словно прикидывая что-то в уме, кивнул сам себе, подошёл к центральной двери. На мой крик ужаса обернулся и нервно улыбнулся.

– Всё хорошо, малыш. – Растянул непослушные губы. – Как только я выйду, выставишь сигнализацию, закроешь двери.

– Не нужно…

Я вцепилась в его руки, в рукава рубашки, в его взгляд, и готова была стать с ним одним целым, только бы не отпускать.

– Сделай, как я сказал. – Приказал тоном, не терпящим возражений.

– Я не могу…

– Ваньку смотри! – Прикрикнул, окончательно возвращая меня в реальность, и вышел на улицу.

Быстро набрав код и включив максимальный уровень защиты, оставалось только смотреть, как моего мужа фактически избивают, заламывая руки. Громкий крик я заглушила прикушенным до боли ребром ладони, рухнула на колени, реально понимая, что такое страх, что такое ужас. Я не могла слышать, что происходит на улице, но, казалось, что чувствую даже дуновение ветра. Как в замедленной съёмке видела его вывернутые в неестественной форме руки, удар ногой в живот, заставляющий согнуться, удар по внутренней поверхности коленей, заставляющий прогнуть, опуститься на них. И человека. Единственного среди остальных, который не боялся показать лицо. Он смело шёл по заснеженной дорожке прямой наводкой к Диме, улыбался ему как старому другу, потирал ладони. Что-то сказал, а через секунду его улыбка исчезла, оставляя лишь звериный оскал, и перекошенное от злости лицо потемнело. Он кивнул одному из тех, кто держал Диму, мужчина, схватив моего мужа за шевелюру, заставил задрать голову и смотреть командиру в глаза. Тот, который был без маски, остался доволен, удовлетворённо ухмылялся, а затем посмотрел в мою сторону так, что лёд, казалось, пронзил тело насквозь. Умом я понимала, что он меня не видит, смотрит на опускающиеся металлические завесы, но всё тело передёрнуло от ужаса и страха. В панике я бросилась на второй этаж, к сыну, заперлась в его комнате и, только убедившись, что Ванечка спит, схватила в руки телефон.

Как набрала номер, не помнила. Да и чей набираю, тоже. Словно под действием инстинкта, а может оттого, что не знаю другого более близкого Диме человека. Алексей ответил сразу же, словно наготове был, словно ждал этого звонка. От уверенного грубого голоса, у меня даже язык онемел, а он и сам всё понял, выматерился в сторону.

– Где Шах? – Прорычал в трубку, а я захлебнулась потоком воздуха, поэтому вместо ответа получился лишь неопределённый всхлип.

Не плакала, но дыхание спёрло и говорить не получалось.

– Так, успокойся. Ты сейчас дома?

– Д-да. – Выдавила еле-еле, только головой кивала, не останавливаясь, а других слов не получалось. – На Диму напали. Я не знаю кто, в масках все, с оружием. Охранников вдоль забора уложили, Егора Владимировича тоже не видно. Дима сказал в доме закрыться, сейчас тихо всё, наверно, его увезли, что мне делать? Я… я не знаю, что с ним, где он…

– Его задержали, Галь. – Хрипло, на выдохе, произнёс Алексей и на мгновение замолчал. – В офисе сейчас налоговая инспекция работает, все счета арестованы. Я просто не смог до вас дозвониться. Ты не волнуйся только, приеду сейчас, хорошо?

– Что значит задержали? Какая налоговая? Лёш, его как в колонии строгого режима заломали!

– Я приеду и всё тебе объясню.

– Да не нужно приезжать, узнай где Дима!

– Я знаю, где он. – Зло процедил Леша и я смолкла.

– Это ты устроил, да?

– Что?!

– Это ты?

– О чём сейчас?

– Мне Дима говорил!

– Я сам тебе сейчас скажу всё. Ещё раз повторяю: успокоилась, быстро! Вещи мужу собери, и дыши глубже. Так глубоко, чтобы к моему приезду мозг хорошо отфильтровал информацию. Полчаса у тебя есть!

Он так кричал в трубку, что, казалось, будь сейчас рядом, вообще убил бы. А я просто не знала, что делать, в беспомощности на ребёнка смотрела: Ванька уже крутился, вот-вот должен был проснуться, а я моргала, не решаясь расплакаться. Потом всё как в тумане, а я, дрожащими руками, когда всё внутри колотилось, пыталась успокоить ребёнка. Естественно он моё состояние чувствовал и нервничал ещё больше. Крутился. Упирался. Не хотел есть, пить, не хотел, чтобы держала на руках. А у меня от этого нервы ещё больше взыграли: Ванька есть согласился, с минуту грудь мучил, а потом снова в крик, я и не сразу поняла, что просто молока нет. Ещё два часа назад всё в порядке было, а сейчас грудь твёрдая, горячая и без молока. Из рук всё валилось, в результате две разбитые бутылочки, голодный кричащий ребёнок, а мне самой кричать в голос хотелось, и чтобы пожалел кто, чтобы защитил.

Лёша, вопреки обещаниям, только через полтора часа явился. Злой, взъерошенный, на меня волком смотрит, а губы поджаты и чуть вытянуты вперёд, словно выругаться хочет, точно так же Дима делает, поэтому я знаю.

– Дай сюда ребёнка! – Первое, что он сказал мне, сам Ваньку из рук забрал. Можно было сказать, что вырвал, только руки мои и без того разжались, а внутри словно облегчение ухнуло. Слёзы из глаз покатились непрерывным потоком, а колотить стало так, что на расстоянии можно было услышать стук зубов друг о друга.

– Галя, успокойся. – Терпимо произнёс Лёша, но при этом поморщился. Не этого он ожидал.

Я спросить что-то хотела, а вместо слов, вой из горла вырывается. Отдалённо, через пелену слёз смотрела, как Лёша пытается с Ванькой справиться, укачивает, успокаивает, а тот ни в какую. Разрывается от крика.

– Он есть хочет. Там… на кухне…

Лёша понял и без моих воющих объяснений и на кухню двинулся, цыкнул языком, когда развал там увидел.

– Ты его смесью, что ли кормишь? – Послышалось, пришлось как-то в себя приходить, да и первая волна паники потихоньку отступала.

– Шесть мерных ложек, Лёш, воду я залила, а насыпать…

– Да вижу я. Сказала бы, что в таком состоянии, я по телефону и не определил как-то. – Перекинул заинтересованного Ваньку на одну руку, правой отмерял необходимое количество сухого порошка. – Лию нужно было с собой взять…

– Лёш, где он?

Тот на меня волком посмотрел, обернувшись, пожевал губами, взгляд стрельнул на высокий табурет у барной стойки. Я себя пересилила и присела, а, скорее, взобралась на него, буквально распластавшись по столешнице.

– В СИЗО. Ты вещи собрала? Я просил тебя.

Ответом ему послужила вторая волна моего воя, рёва, истерики. Наверно Лёша хотел влепить хорошую затрещину, так Ваньку с одной руки на другую перекидывал, но вовремя одумался, хотя, наверно зря. Что такое СИЗО, я могла судить только по просмотренным в юности фильмах о доблестных милиционерах, что, в целом, никакой информации не давало, но прозвучало ужасающе как-то, слово безвыходно.

– Иди и собери. Пару свитеров, штаны домашние, носки, бельё, бритвенные принадлежности, зубную щётку.

– Лёша, что ты такое говоришь?..

– Пока так.

– Что ты такое говоришь?!.

– Не беси меня! – Прорычал он в ответ на мои причитания и зло зыркнул, мысленно уже разрывая на клочки.

– А я знать хочу! – Стукнула кулаком, окончательно его взбесив, после чего Лёша приблизился так, что нас одна лишь барная стойка и разделяла. Одной рукой он придерживал Ваню, вручив ему в ручки бутылочку со смесью, другой ухватил меня за ворот блузки и на себя потянул.

– Слушай сюда, говорю первый и последний раз: я тебе не Шах, истерик можешь не устраивать. Закидоны свои тоже забудь. Гвоздь в стену вобью, за шиворот тебя на него повешу и будешь у меня, как Буратино, до полного осознания своей вины висеть. А потом быстро пойдёшь и всё равно выполнишь то, что скажу. Усекла?!

Я молча смотрела в его глаза, пытаясь взять себя в руки. Не слушала даже, просто уговаривала успокоиться. Ванька с бутылочкой не справился, и Лёша с такой заботой её поправил, что в моей голове реально что-то щёлкнуло, я активно закивала.

– Галь, я понимаю, что ты испугалась, – продолжил он добродушнее и на порядок спокойнее, – я сейчас тоже на нервах, но Диме нужна помощь. Пока в виде тёплых вещей. Что будет дальше – не знаю и на вопросы твои ответить тоже не готов. Среди нас вообще мало кто понимает, что происходит. Так что давай, по возможности, быстро сориентируемся, успокоимся и будем решать, что делать дальше. Время работает против нас, но и козыри есть. Договорились?

– Ты ему поможешь?

– Я сделаю для этого всё возможное. Адвокаты уже работают, нужных людей я напряг. К вечеру, в крайнем случае, к завтрашнему утру всё будет куда понятнее. Вопросы?

– Что нужно собрать?

Лёша выдохнул с облегчением, наверно, в душе ликуя, что я, наконец, пришла в себя.

На самом деле я была рада, что Лёша приехал, что он взял на себя определённую ответственность, что вывел меня из панического транса и даже за то, что, в отличие от Димы, не холил и лелеял, а поставил перед жёстким фактом. Я себя даже почувствовала иначе. Соображать стала, всё как раньше, когда сама себе была хозяйкой. И его предложение пожить у них с Лией восприняла с охотой, мне нужна была поддержка, группа единомышленников, а ещё информация. Та информация, которой наверняка обладает Лёша, просто на данном этапе не планирует ей делиться.

Ночь была бессонной, и причиной тому как недавние события, так и взволнованный ребёнок. Молоко так и не появилось, поэтому Лия под утро забрала Ваньку к себе в спальню, чтобы я могла хоть пару часов отдохнуть, но глаз сомкнуть не получилось.

Лёши не было дома всю ночь и половину следующего дня. Вернулся он только к обеду. Растрёпанный, уставший и зой. Взглядом приказал мне не приближаться. А когда поел, позвал в свой кабинет.

В отличие от нас с Димой, жили они с Лией в городе, в просторной квартире, но едва ли были ущемлены в пространстве, здесь, скорее, кто что больше предпочитает, они выбрали более быстрый темп жизни, где всё на бегу. Квартира под такой ритм подстраивалась идеально. Кабинет, как и другие комнаты оказался просторным, но более официальным, представительского класса. Лёша сел во главе компактного, но наверняка удобного стола, жестом руки предложил сесть мне, и только после этого начал говорить.

– Даже не знаю, с чего начать, – невесело ухмыльнулся он, – наверно, начну с плохих новостей. «Пока мы были в пути, собачка могла подрасти» – говорят в таких случаях. Так и наши проблемы, Галина Анатольевна, подросли, пока мы разбирались с текущими вопросами. И если вчера Шаха арестовали до выяснения обстоятельств дела…

– Скорее уж, как закоренелого преступника. – Хмыкнула я, подытоживая увиденное вчера, Лёша терпеливо это пропустил сквозь себя.

– Сегодня с утра ему было предъявлено официальное обвинение.

– И в чём его обвиняют?

– Если опустить подробности и перейти к сути, то в финансовых махинациях, в том числе и с налогами. Что, кстати, объясняет такое задержание: у нас в стране лучше ты убей, чем укради у государства. Поэтому ты и видела то, что видела.

– Хорошо, с этим всё понятно. Ты, вот что мне скажи, ведь являешься финансовым директором, если я правильно запомнила. Вот и ответь, только честно, то, в чём его обвиняют…

Я начала помогать себе жестами, размахивая руками, но Лёша не спешил поддержать, только ухмылялся, так и дождался, пока я сдалась.

– Если сказать тебе с точки зрения руководителя финансов, то нет. Никаких нарушений не было, здесь Дима всегда работал по схемам своего брата, а тот был далеко не дурак. Что же касается фактов… – Я уставилась на него с перекошенным лицом, Лёша понимающе кивнул. – Если верить документам, которые мне не далее как сегодня утром предъявили в прокуратуре, то факт махинаций на лицо. Что происходит я сказать не могу, потому как даже не понял толком, откуда они эти цифры взяли. Но интуиция подсказывает, что раз уж они начали такую бурную деятельность, то явно не с фикцией на руках.

– Что значит, ты не понял?

– А то и значит, Галь. У нас работает целый штат сотрудников, которые занимаются денежными вопросами и, как бы тебе объяснить…

– При всём своём желании вы не сможете отследить нарушения, если они были сделаны группой лиц, начиная от простого бухгалтера, и заканчивая крупным руководителем.

– Примерно так. – Щёлкнул он пальцами. – Это хорошо, что ты соображаешь.

– Я столько детективов отредактировала, оно и не мудрено… – Вроде как похвасталась, на самом деле, улыбаться было нечему.

– В общем, пока в этом плане мы ничего не решим. Идёт следствие, я разгребаюсь с документами, пытаясь понять, откуда ноги растут.

– Так, а ты что-то говорил про хорошие новости…

– Они, как ни странно, тоже есть. – Ухмыльнулся Лёша, и потёр заросший подбородок. – В этом деле у заказчика может быть только две цели.

– Считаешь, что это могли быть конкуренты? – Встрепенулась я, понимая, что неспроста Дима уже год безуспешно пытался решить какие-то проблемы.