«Кажется, я навсегда могла запомнить то утро. То туманное хмурое утро на вершине горы с неведомым мне названием. Смотрела на свои руки… такие тонкие, болезненно-бледные руки с чёткими следами его пальцев. Да. Это были его следы, его отметины. Смотрела, и мой взгляд постепенно рассеивался, как и утренний туман, окутавший вершину.
Я пришла сюда одна. Я знала, что он ещё спит, но скоро проснётся и будет меня искать. Недолго. Потому что его дом, дом отшельника, стоит непроглядной стеной в гордом одиночестве на склоне глубокого ущелья, из которого есть всего один выход. Тот самый, от которого меня отделяет лишь шаг. Один шаг…
– Мари…
От громкого оклика я заметно вздрогнула, но не обернулась, и только тонкая спина до боли напряглась, демонстрируя идеальную осанку, которой меня учили долгих семнадцать лет. Рядом с ним я никогда не забуду о ней. Не могу себе позволить. Поэтому, делая над собой усилие, превозмогая боль, я каждый раз выпрямляю спину. Ведь ему это так нравится…
– Ты снова ушла…
Заметил он, останавливаясь рядом. Так же, как и я, смотрел вдаль. Только его руки были сложены за спиной.
– Ответь, Мари, ты любишь меня?
Задал он вопрос, который задаёт мне каждое утро. Не знаю почему… Неужели я не доказала ему свою любовь, бросив всё: родной дом, отца и мать, дорогих сердцу братьев и сестёр, и уехав сюда? В место, которое навсегда станет моим миром… и моей тюрьмой. В место, которое сделало меня счастливой и несчастной одновременно?
– Как вы думаете, Грэй? – несмело начала я, сдерживая рвущуюся из глубины души дрожь. – Можно ли полюбить человека… – Нет, наверно это не о нём… поэтому я замолчала, поджав губы. – Как вы думаете, Грэй, – продолжила тише, боясь своим дыханием нарушить это мгновение, – можно ли полюбить безумца, который не знает других чувств, кроме насилия… – Он повернул лицо ко мне, наверняка предлагая взглядом продолжить. – Можно ли полюбить того, кто расплывается в улыбке, причиняя боль? Можно ли полюбить того, чьим смыслом жизни стала МОЯ боль, МОЁ унижение?
– Можно, – с мягкой улыбкой ответил Грэй, и я подняла на него взгляд. – Но только в одном случае.
– Можно, – повторила беззвучно, одними губами и замерла от его вожделенного взгляда. – Но только в одном случае. Если ты так же безумен. Я люблю вас, Грэй. И вы заразили меня этим безумием, этой неправильной любовью.
– Маленькая моя Мари, – усмехнулся Грэй, приподнимая мой подбородок нежными и такими знакомыми пальцами, – ты ещё так мало знаешь о любви…
– Я знаю, что она там, где есть вы…
– Пообещай мне…
– Не нужно…
– Пообещай, – властно сверкнули его глаза, и тон принял металлический оттенок. – Пообещай, что никому и никогда ты не повторишь этих слов. Пообещай, что никогда не посмотришь на другого мужчину этим невинным и таким манящим взглядом. Пообещай! Потому что я не смогу спокойно уйти, зная, что ты одинока. Рядом с другим мужчиной ты навсегда станешь одинокой, потому что потеряешь меня.
– Я люблю вас, Грэй, – упрямо повторили мои губы за мгновение до того, как он улетел в пропасть.
Он. Мой единственный мужчина. Мой единственный мучитель.
– Я люблю вас, Грэй, – прошептала я в пустоту.
Прошептала и последний раз окинула взглядом, ставший моим последним пристанищем каменный замок, лучи солнца, которые только-только начали пробиваться за горизонтом. Последний раз посмотрела на его, теперь уже бездыханное тело и шагнула в пропасть. Чтобы больше никогда в жизни не быть одинокой.
Они опоздали всего на несколько часов. Отец Мари и её братья. Они освободили вход в ущелье от валунов всего на несколько часов позже, чем было нужно. Они застали лишь два бездыханных окровавленных тела, принесённых в жертву несчастной любви. И прокляли. Прокляли столь любимого ею мистера Грэя навсегда».
– Ну, наконец-то я закончила читать эту муру! – выдохнула миловидная женщина, закрывая толстенную книгу в твёрдом переплёте.
– Что, Джексон оказался женщиной? – понимающе усмехнулась экономка, вошедшая буквально пару минут назад, припоминая один из славных советских фильмов.
– Практически.
– Вы смогли отвлечься, Лора Витальевна?
– О, да. Я отвлеклась. Отвлеклась – это даже не то слово. Нет, вы представляете, он, пятидесятилетний мужик, страдающий неизлечимым заболеванием, задурил голову своей восемнадцатилетней воспитаннице, буквально выкрал её из семьи, увёз в горы, предлагая жить отшельниками. Два года избивал, насиловал, унижал, издевался всеми известными ему способами, прикрываясь якобы любовью, чтобы в итоге шагнуть в ущелье этих самых гор, потому что их любви не суждено продлиться вечно. Вы представляете?! – возмутилась хозяйка дома, широко разведя руки в стороны. Вера Петровна ей мило улыбалась.
– Но, как я помню из ваших предыдущих замечаний, она уехала с ним по своей воле, не так ли?
– Да, – Лора потупила взгляд, потому как неожиданный вопрос сбил с нужной мысли. – Но, во-первых, она тоже считала это любовью. И тому было причин несколько: и её неопытность, и желание отдаться любви… Восемнадцатый век всё-таки, чем там ещё занимались барышни из богатых семей?.. Во-вторых, она ведь не знала, что её ждёт, что он даст ей в обмен на трепет и нежность. А в-третьих…
– А в-третьих, – перебила Вера Петровна, – она всегда могла вернуться в свою семью, если ей так уж не нравилась новая жизнь.
– О, нет, всё не так просто, – Лора довольно расправила плечи. – Кроме того, что эта милая головка была толстым слоем запудрена его рассуждениями о своей больной любви, так Грэй ещё, войдя в это самое ущелье, взорвал единственный выход из него. Фактически отрезая все пути к отступлению. А в конце книги, когда из смотровой башни замка он увидел, как её родственники, которые всё же нашли парочку, расчищают этот самый проход и близки к успеху, как раз и подтолкнул несчастную девушку к самоубийству, шагнув в пропасть первым. А тут, знаете ли, тонкость психологии. За два года он настолько убедил молоденькую Мари в том, что без него ей свет не мил, что она принимала это как истину и, не зная другой жизни, смело шагнула вслед за своим мучителем. И я бы всё поняла, я бы даже могла оправдать его извращённую фантазию, но, извините, он смертельно болен и в возрасте за пятьдесят. Тут не сегодня, так завтра и в пропасть идти не будет нужно, но она! Она ведь только начала свою жизнь! Молодая и глупая…
– Каждый выбирает свой путь.
– Иногда нас заставляют выбрать свой, Вера Петровна. По разным обстоятельствам. Но в случае с этой девочкой, вы правы, – смутилась Лора, признавая истину, – едва ли я назову её жертвой. Мне порой казалось, что она, действительно, безумна ему под стать.
– Кто из нас не совершал ошибок? Правда, они не всегда так фатальны. К тому же это её первая любовь, – встрепенулась экономка, видимо, припоминая свои глупости в юности лет. – А вы, Лора Витальевна, помните свою первую любовь?
На этот её вопрос Лора загадочно улыбнулась.
– Помню, – ответила она тихо и непозволительно запоздало.
– Какой она была?
Лора даже закрыла глаза, пытаясь сконцентрироваться на ощущениях, так ей понравился этот вопрос.
– Сладкая, – выдала чуть погодя. – И безответная, – развела она руками и не сдержала смешинку, фактически, очередной раз, признавая правоту женщины. – Я его любила, а он делал мне больно. Я смотрела с замиранием сердца, а он отворачивался и уходил. Вы правы! – решительно заявила Лора. – Первая любовь всегда заканчивается трагедией. Не всегда острой, не всегда непоправимой, но в каждом, без исключения, случае, трагедией.
– Признаться, мне всегда казалось, что вы не способны на глупости, Лора Витальевна. – Вера Петровна присела рядом с хозяйкой, при этом была абсолютно серьёзна.
– Что так?
– Вы истинный реалист, который умеет слишком быстро оценить ситуацию. Да так это делаете, словно ещё в детстве с доскональной точностью знали, как проведёте всю свою жизнь. С каким мужчиной, с какой профессией, с какой целью. Вы производите впечатление на людей.
– О, нет, думаю, это заслуга моего мужа. Причём, целиком и полностью. До него я была другой. Правда, вот, вы сейчас сказали, я задумалась и… не помню, как это, быть другой. Да, словно, действительно, была собой всегда. Вот, именно такой, которой являюсь сегодня.
– Вы очень красивая пара. Достойная.
На это замечание Лора промолчала. У неё было своё, особое мнение на этот счёт.
– Да, пожалуй, ни с кем другим я не чувствовала бы себя так уверенно. Правду говорят, что настоящей женщина может быть только рядом с настоящим мужчиной. Единственное, что меня смущает, так это как раз та реалистичность, с которой мы оба воспринимаем окружающую действительность. Словно смотрим свысока, словно живём выше остальных. А ещё мы разучились мечтать, – произнесла она с некоторым сожалением.
– Считаете, что в розовых очках жить лучше?
– Не знаю насколько лучше, но проще – это наверняка. А ведь у меня тоже были когда-то эти самые розовые очки. Я точно помню. То время, когда ты веришь людям, их искусной лжи. А сейчас я смотрю и не знаю, что такое доверие. Это убивает во мне всю человечность.
– Скорее, делает вас более суровой, строгой.
– Да, да, я даже знаю, что вы сейчас скажете: что рядом с таким человеком, как мой муж, другая бы не выжила, и будете абсолютно правы, – подытожила Лора не без капельки грусти.
– Он вас очень любит.
– Только это и спасает. Но, скажу вам точно, очень опасно доверять свою жизнь другому человеку. Вот, так же как я, безоговорочно, без права на отступление. И… – она улыбнулась. – Словно в этой книге… я своими руками подорвала выход из ущелья.
– Вам пора собираться, Лора Витальевна, – опомнилась экономка, а Лора лишь посмотрела на неё, склонив голову набок, удивляясь способности женщины абстрагироваться самой и заставлять опомниться других.
Вера Петровна появилась в их доме два года назад. Интересная женщина с интересной судьбой. К пятидесяти годам похоронив всю семью, она разочаровалась в жизни, бросила преподавательство и решила связать свою судьбу с благотворительностью. Продала дом, квартиру, машину, отдала все сбережения, совершенно забыв о собственных потребностях, и едва не оказалась на улице. Наверно, она единственный человек, кого из прислуги Лора выбрала сама. Хотя общим для всех словом «прислуга» назвать женщину никак нельзя. Она, словно большая мама, заботится о них, оберегает, не даёт совершать ошибки. Только… Лора не знала такого слова, «ошибка» с того самого дня, как вышла замуж. И ещё. Какой бы железной леди её ни считали окружающие… внутри она оставалась другой. Из плоти и крови. Но об этом знает лишь один человек. Тот, что навсегда изменил её жизнь. Тот, рядом с которым она не боится произнести такого страшного слова «люблю». Ведь наши чувства – это наша слабость… Непозволительная для такого жестокого мира людей.
Да, ей, действительно, было пора.
К своим тридцати годам Лора добилась в жизни многого. Многого именно для женщины. Она руководила крупным благотворительным фондом, её имя имело вес среди уважаемых людей города и даже области. Но самым важным она считала уважение мужа. Была любовь, была страсть, но ценила она именно уважение. То, что он считал её равной по характеру, силе воли, силе желания в достижении целей. То, как он смотрел, как прислушивался к её мнению. Это было важно и особенно приятно.
Несмотря на сравнительно юный возраст, она славилась строгостью характера, жёсткостью в исполнении принятых решений, хладнокровием в ситуациях, перед которыми пасовали видавшие виды старожилы. Лора с лёгкостью выслушивала мнение завистников, которые считали её не более чем одной из протеже влиятельных мира сего. При этом не имела ни малейшего желания спорить и доказывать обратное. Её вообще мало интересовало чужое мнение, если это касалось личной жизни и карьеры. При этом Лора оставалась чуткой и внимательной к чужим бедам, которые и приводили к ней людей. Не утешала и не предлагала надеяться на лучшее, а просто помогала тем, чем могла помочь, находясь в своём положении.
А сегодняшний день знаменателен третьей годовщиной основания фонда «С надеждой по жизни». Лора верила, что это её дело: заботиться о тех, кому повезло меньше. Едва ли ей нравилось чествовать себя и других основателей ежегодным «пиршеством», как успели окрестить это мероприятие журналисты жёлтой прессы, но того требовали правила. Кем они были придуманы, сказать сложно, но для желающих оставаться на плаву, этих правил стоило придерживаться. Да и реклама легче привлекала толстосумов жертвовать свои сбережения на помощь больным детям. А, получая результат, грех гнушаться средствами к его достижению. Поэтому сегодня нужно поприветствовать публику и почтить их своим присутствием.
Несмотря на правила приличия и, так сказать, традиции, Лора вовсе не собиралась накинуть на плечи сиротский нарядец, а выбрала эксклюзивное дизайнерское платье. Скромное, уместное, но отнюдь не дешёвое. Мастер уже полчаса как закончил с причёской и макияжем, и, желая скоротать время, она взялась за недочитанную книгу.
Лора не любила подобное чтиво, но последнее время чувствовала себя слишком уязвимой, и, желая отвлечься, выбрала первое, что предложил небезызвестный издательский дом на своём сайте в интернете. Прочла, отвлеклась, но не почувствовала удовлетворения. Книга, скорее, оставила на душе горький осадок, чем приятное послевкусие, и поэтому решено было отправить её на дальнюю полку библиотеки. Почему? Да потому что заставляла задуматься и о своей жизни: а так ли она безупречна?..
– Лора Витальевна, звонили с поста охраны. Дмитрий Сергеевич прибыл.
На оклик Веры Петровны Лора чуть повернула голову в сторону.
– Машина готова?
– Ожидает у входа.
– Сейчас иду, – кивнула она, но не сдвинулась с места. Внутреннее беспокойство уже давно не позволяло дышать полной грудью.
Резко выдохнув и высоко задрав подбородок, Лора направилась к входной двери, по пути не забывая захватить подготовленную сумочку.
На въезде в коттеджный посёлок, действительно, стоял знакомый внедорожник. За рулём, без водителя и других излишних почестей, курил Дмитрий Сергеевич Германов. Неизменный помощник и правая рука фонда. Укрывшись от леденящего ветра, Лора быстро перебралась из одного автомобиля в другой и лишь тогда подняла взгляд.
– Добрый вечер.
– Добрый, Лора Витальевна, – Германов не постеснялся и окинул её долгим взглядом. – Сегодня обойдёмся без бриллиантов?
– Что?
– Мне плохо видно из-за вашего нового норкового манто, – не скрывая иронии, он ухмыльнулся и завёл двигатель.
– Дмитрий Сергеевич, во-первых, бриллиант – это не мой камень, а во-вторых, моё материальное положение вас должно заботить в последнюю очередь.
– Я беспокоюсь не за ваше материальное положение, – Германов развернулся к выезду на трассу, – а лишь болею за общее дело, которое вы этим самым положением заставляете краснеть.
Лора оставила комментарий без ответа. Привычку фыркать не имела, а спорить не было желания.
Германова она не любила, а если ещё точнее, то просто не могла терпеть. Он в долгу не оставался и испытывал к ней встречную неприязнь. Это чувствовалось, но ни разу за три года не было продемонстрировано ни друг другу, ни окружающим.
Причин у такой неприязни не было. Здесь, скорее, чисто человеческие отношения и если бы говорили о паре, то констатировали: они расстались, потому что не сошлись характерами. Но как к профессионалу претензий и нареканий к Германову Лора не имела и с удовольствием выслушивала его грамотные предложения и вполне воплощаемые в жизнь идеи.
На мероприятиях подобного рода они всегда появлялись вместе, и Лора была безгранично рада, что у Германова до сих пор не складывалась личная жизнь. Причина всего одна: появляться в гордом одиночестве не есть прилично, а так как личная жизнь всегда оставалась тайной за семью печатями, приходить ей было просто не с кем. Дмитрий Сергеевич такое положение дел не считал нужным комментировать, Лора же, мысленно благодарила его за чувство меры и такта.
– Дмитрий Сергеевич, Ева на месте?
– Она всегда на месте. Позвонить, сказать, чтобы встретила?
– Нет, я бы хотела дать ей одно поручение. Думаю, обойдусь без вашей поддержки, спасибо.
– Да, не за что.
Они как раз подъезжали к месту торжества.
Демократично украшенные стены ресторанного зала, чопорные белоснежные скатерти на круглых столах, импровизированная сцена с возвышением для докладчика – всё было готово для начала. Оставалось только дождаться дорогих гостей. Лора окинула зал придирчивым взглядом, и, не найдя изъянов, благодушно кивнула, что позволило администратору шумно выдохнуть.
– Я не нашла зону для прессы, – окликнула она удаляющегося молодого человека и тот нервно улыбнулся.
– Столик в углу зала недалеко от сцены, – глянул он в сторону указанного объекта и затаил дыхание.
– Да, но в отличие от гостей мероприятия, журналисты будут здесь на работе. Я вам это объясняла и не понимаю в чём проблема.
– Мы просто подумали…
– Думаю здесь я, вам остаётся лишь исполнять.
– Лора Витальевна…
– Лора Витальевна, я разберусь, – подоспел улыбчивый Германов, одним своим присутствием разряжая атмосферу.
– Дмитрий Сергеевич, логично предположить, что мини-банкет для прессы будет организован по окончании официальной части. Займитесь.
– Ева ждёт вас в холле, – улыбнулся он, предлагая удалиться и не мешать.
И в этом был весь Германов. Он старался взять на себя всё, особенно торопился сглаживать острые углы даже до того, как они успевали образоваться. Так и сейчас, не желая портить настроение ни Лоре, ни обслуживающему персоналу, взвалил на себя организационную часть, которую так безбожно проворонила любимая секретарь Лоры Витальевны, Ева.
– Лора Витальевна, прекрасно выглядите, – подоспела молодая девушка с искрами в глазах и такими же огненными волосами. – Германов сказал, вы меня искали?
– Да. Сегодня до нас доберётся губернатор, я бы хотела отсадить его за центральный столик.
– Лора Витальевна, – понимающе усмехнулась девушка, – вы режете меня без ножа. Он, между прочим, лично перезванивал, уточнял этот вопрос. Вы же знаете, что Радов его терпеть не может.
– Я тоже. Могу я пожертвовать одним из соучредителей ради собственного спокойствия, нет?
– Да, но тогда за нашим столиком остаётся пустующая позиция. Кого будем брать? Давайте Москвина, ну, пожалуйста, – девушка озорно стрельнула глазами и даже сложила ладошки лодочкой, моля исполнить просьбу, на что Лора, пусть и с улыбкой, но отрицательно покачала головой.
– Нет, у каждого гостя свои планы на этот вечер. Если он, конечно же, появится, то разместиться, как раз, рядом с губернатором. К тому же жена губернатора от него без ума.
– Так что, вам чужая жена дороже родного секретаря? – Ева надула губы, демонстрируя возмущение. Лора предпочла это проигнорировать и подошла к центральному зеркалу, поправила причёску.
– Ты можешь договориться с ведущим вечера, и он объявит белый танец, – скосила она взгляд на огненную девушку и сделала вид, что не заметила нервный румянец на её щеках.
– Только если вы на этом настаиваете, – пробубнила под нос Ева и предпочла удалиться, пока на поверхность не вылез очередной коварный план обольщения.
А потом всё как-то быстро закрутилось, завертелось, гости заполняли зал с завидным постоянством, а Лоре оставалось только улыбаться и вежливо склонять голову, приветствуя их у входа. Верный Германов стоял рядом, не жалея своего локтя, которому доставалось за всех, кого Лора видеть была не рада.
Когда гости собрались, пришло время для официальной части. Недовольная пресса растянулась у сцены, расставляя аппаратуру, молоденькие репортёры проверяли технику. Желая поскорее отделаться и ослабить узел галстука, слово взял губернатор. Следующая в очереди стояла Лора.
Его обещания по поводу льгот и поддержки, пресса проглотила на ура, информация о количестве обращений была безбожно занижена, но и это можно было ему простить, благодарственные слова основателям и руководителям высказаны. Всё. Ура. Отмучился.
– А теперь с удовольствием передам слово замечательной женщине, грамотному руководителю и просто красавице. Лора Витальевна, прошу, – выставил он вперёд руки, желая перекинуть груз ответственности со своих плеч.
– Я прошу вас, меньше пафоса, – тут же заныл Германов. Тихо и в сторону: держать лицо было для него обязательным условием.
– Дмитрий Сергеевич, – предостерегающе понизила голос Лора и сделала несколько шагов вперёд, выделяясь из толпы.
– Добрый вечер, уважаемые гости, представители прессы, я рада видеть вас на нашей своеобразной годовщине. Надеюсь, эта встреча в неформальной обстановке перерастёт в тесное сотрудничество и совсем скоро превратится в мощный остов будущего наших детей.
Сегодня я не стану упоминать о том, сколько мы сделали, не буду говорить о том, сколько ещё нужно сделать, а просто хочу поблагодарить всех вас за то, что неравнодушны. Поблагодарить за то, что не оставляете без внимания глобальную проблему человечества. Отдельное спасибо присутствующему здесь Валентину Сергеевичу Кропотовичу, ведущему хирургу областного онкоцентра за поистине неоценимый вклад в общее благо. Человеку, который буквально без выходных борется с тяжелейшими недугами, причём, проводит операции абсолютно бесплатно. Спасибо Елене Александровне Зощенко, благодаря помощи которой мы в полной мере снабжены необходимыми препаратами и новейшей аппаратурой. В момент, когда время против нас и отсчёт ведётся не то, что на дни, а на часы, именно эта помощь является первостепенной и такой необходимой. А также хочу отметить господина Торина, собравшего нас здесь, под своим крылом. В месте, где мы можем не просто обсудить, а реально помочь нуждающимся.
И спешу извиниться перед достопочтенной публикой за скромный ассортимент банкетной зоны. Сразу поясню: сколько раз нас, да и не только нас, а представителей любого фонда и организаторов благотворительных вечеров ругали за то, что сумма взносов ничтожно мала в сравнении со стоимостью самой организации вечера. За то, что мы с вами фактически проедаем то, что могли бы пожертвовать на помощь нуждающимся. Так вот сегодня именно тот день, когда ругать и полоскать нас точно не будут. Прошу отметить, что сейчас на ваших столах нет коллекционных вин, которые, действительно, входили в программу вечера, а вместо них стоит минеральная вода отечественных производителей. Нет изысканных закусок, а лишь то, что может поставить себе на стол каждый среднестатистический гражданин нашей страны. Отныне и навсегда это станет обязательной традицией проведения наших собраний. Отдельно отмечу тот факт, что сумму, равную той, которую планировалось потратить на организацию банкета, на счета фонда сегодня перевёл наш самый дорогой и горячо любимый основатель и, практически отец родной, Гастило Юрий Владимирович. Юрий Владимирович, вам слово.
Под редкие и неуверенные аплодисменты к сцене прошёл грузный и хмурый мужчина лет пятидесяти. Виски его были украшены сединой, прищур на глазах, казалось, не сходил никогда, оттого лучики морщинок расходились слишком уверенно и пролегали чрезмерно глубоко. Он наградил колючим взглядом всех стоящих у сцены, и лишь на мгновение этот взгляд смягчился, выдавая мимолётную улыбку. Лора в ответ смущённо опустила глаза, и улыбнулась одними губами.
Юрий Владимирович был редким гостем, и за три года всего второй раз предстал перед требовательной публикой. О его прошлом ходили легенды, переполненные слухами. Некоторые из них казались явным вымыслом, но те немногие, которым не посчастливилось столкнуться с этим человеком лицом к лицу, предпочитали об этой встрече не вспоминать никогда.
Так и сейчас, присутствующие не ожидали увидеть его, оттого и воцарилась гробовая тишина.
Несколько приветственных слов, несколько благодарственных, в большинстве своём, руководству фонда, пара обыденных пожеланий, и он ушёл, коротко кивнув Лоре Витальевне на прощание.
– После его взгляда хочется пойти и вымыться, – ворчливо пробормотал Германов в сторону, так, что только Лора и могла его услышать.
– Думаю, каждый человек, достигший определённых высот, обладает таким взглядом, – пожала она плечами, не оправдывая, а лишь констатируя факт. Тут же почувствовала, как Германов приблизился и посмотрел на её макушку с высоты своего роста.
– Да. Ты, например.
– Не поняла, Дмитрий Сергеевич?
– Ты так же смотришь на меня, – пояснил он полушёпотом. – С примесью отвращения, презрения и некоторой долей непонимания того, что же я делаю рядом.
– Вы преувеличиваете мои способности говорить взглядом, – слегка обернулась Лора, пытаясь перевести такое откровение в шутку. Тут же почувствовала, как горячая ладонь прошлась по спине, опаляя кожу сквозь ткань платья.
Лора тут же выпрямилась, сдерживая тошнотворную волну. Даже Германов своей слепой любовью смог ощутить, как ещё секунду назад податливое, расслабленное тело, превратилось в сплошной камень.
– Ещё одна подобная выходка и…
– Так сказала, словно она может стать последней в моей жизни, – холодно усмехнулся мужчина и, легко обогнув Лору со стороны, поднялся на сцену.
Германов любил её слишком давно, чтобы не понимать этой женщины. Нет. Не так. Он любил её слишком давно и безгранично безответно, но так и не смог понять… Не так… Он мог объяснить, найти тысячу причин, но не мог раз и навсегда запретить себе мечтать о ней. Лора была слишком неприступной, слишком гордой и высокомерной, чтобы заметить его любовь, его искренность. Иногда казалась сплошной ледышкой… И снова не то. Она была ледяной глыбой, айсбергом, с такой же мощью и такой же отдачей, но иногда… иногда она становилась женщиной. Мягкой, тёплой, нежной. Это можно было почувствовать, стоя на расстоянии вытянутой руки. Почувствовать, увидеть, оценить, как она горит, воспламеняется от одного взгляда…
Что её связывало с Гастило, можно было только догадываться. Криминальный авторитет, держащий в руках не просто всю область, а несколько соседних республик, мог одним словом заставить её измениться. Не поверил бы, если бы не видел сам. Именно Гастило сказал, что она будет руководить его фондом. Именно он дал понять, что это решение неоспоримо. Её он выбрал, никому не известную, на первый взгляд робкую и нерешительную. Да Германов готов был засмеять это решение в тот же момент, если бы не один её взгляд. Она подавляла им, уничтожала, клонила к земле и заставляла себя уважать. На Гастило смотрела, затаив дыхание. Потому что он знал о ней то, что не знает никто. Мог управлять её эмоциями, её сущностью. И Лора была ровней ему, предводителю.
Только его прикосновения она словно не замечала, любой другой мужчина тут же попадал в немилость. Она не терпела фамильярности, не дарила случайных улыбок, рядом с ней вообще не было случайных людей, но каждый знал своё место, и это закон. Сам же Германов за эти три года мог лишь глотать пыль из-под её ног и впитывать то презрение, которым Лора переполнялась при его появлении в комнате. Причиной тому стало неверно сказанное, точнее, непозволительно наглое признание. Он её хотел. Да, может, не столько её, сколько её подчинения. Чтобы она перед ним, так же, как и перед Гастило, готова была падать навзничь. Но Лора не то чтобы высмеяла… Она даже ЭТО не посчитала сделать нужным. Просто развернулась и ушла. Спустя десять минут перезвонила и прямым текстом сказала, что если он повторит подобную ошибку снова, окажется на улице. И Германов ей верил. Потому что этой женщине невозможно было не поверить. Её боялись, перед ней пресмыкались, но едва ли кого-то это спасало от независимого мнения свободной женщины.
И каждый раз он уходит от неё, поджав хвост, сам себя проклиная за слабость, за трусость, за то, что, как и все остальные, пасует перед непробиваемым словом. Так же как и сегодня, пытаясь сделать вид, что это всего лишь ирония, сарказм, то же раздражение, что и она демонстрирует ему.
Лора была женщиной симпатичной, не более, но внешность яркая, запоминающаяся. Прямые тёмные волосы, доходящие до середины спины, яркие голубые глаза, которые сверкали невероятным блеском только в моменты особенных, важных событий. Такие по пальцам можно было пересчитать за все три года. Хрупкая по телосложению. Тонкая, прозрачная и звонкая – можно было бы сказать в юности. Сейчас же порой казалось, что излишне истощена, но таким внешним видом лишь вводила соперника в заблуждение. По местам всё расставлял её взгляд. Непробиваемый. Непроницаемый. Жёсткий. Такой, как и она сама. Этим и привлекала. Этим заставляла смотреть вслед. Этим брала… а ещё своей неприступностью… хотя, насчёт этой самой неприступности у некоторых было своё личное мнение.