В шахматах важна не победа,
а изящество разыгранной партии.
Юлия Флёри
Всё началось с интервью. Неудачного, к слову. Она и свои вопросы-то задать не успела, так… только открыла рот. А ведь заготовленных тем был целый список и ничуть не меньше! Алёна спросила в лоб: «Была ли выгодна столь высокому чину смерть криминального авторитета Самохина?», на что получила даже не ответ. Это был оскал. Волчий. Опасный. Её рот закрылся сам собой, и земля будто ушла из-под ног – так жутко стало. А когда опомнилась, его уже и след простыл. Бортновский. А ведь с экранов телевизоров он мило улыбался и обещал избирателям если и не золотые горы, то навести порядок на вверенном ему участке, точно. Врал, конечно. Они все врут. Но этот, казалось, врал как-то особенно. Искусно. Вот, веришь ему, и всё! Алёна не верила, потому сейчас откровенно нарывалась на неприятности.
С момента громкого заказного убийства прошла неделя. Все, казалось бы, выдвинули свои версии, но ни один не решился прямо заявить о подозрениях. Алёна считала гражданским долгом, да и профессиональным тоже, открыть людям глаза. А ещё отчего-то верила, что у неё всё получится. Но если она в журналистике была откровенным новичком, то Бортновский в высших чинах власти давно стал своим и умел отмахнуться от любого вопроса, упрёка, подозрения. Так и сейчас. Ему даже говорить ничего не пришлось, а она внутренне задрожала. Странный человек. И страшный. А других, пожалуй, у власти и не держат. А ведь у него есть жена и, пожалуй, даже любовница… Интересно, что может испытывать приближённый такой вот акулы современной политики? Неужто тот же страх, что и Алёна сейчас? Быть такого не может! А что заставляет людей стать настолько жёсткими, самоуверенными? Или, быть может, они были такими изначально?
Алёна стояла и смотрела вслед удаляющемуся автомобилю представительского класса, на котором он укатил к лучшей жизни. Стояла, сжимала в руках крохотный диктофон, который даже и включить-то забыла, увидев Бортновского вблизи, в зоне досягаемости. Впервые, пожалуй, стояла настолько близко, и, признаться, растерялась ещё до того, как огорошила его своим первым вопросом. Или рассмешила… как вариант. Нет, мужчина, конечно, не смеялся, но то ликование в его взгляде, в момент, когда Алёна отступила… Да, это было сродни усмешке. Злорадной, тяжёлой и властной. Впрочем, у него всё выходило властно. Наверно, он достоин своего положения и является отличным руководителем, но эта прямая параллель между смертью Самохина и их напряжёнными отношениями… Только слепой не проведёт эту параллель. Алёна не относила себя к числу слепых и видела события, как белый день. Правда, не успела ни с кем поделиться умозаключениями – сразу ринулась в бой. И это, наверно, тоже было ошибкой. Всё же стоило обсудить интервью с редактором. Глеб Семёнович пусть и в отпуске, но дельный совет дал бы непременно.
Сейчас же оставалось только пинать мизерные камушки, которые отчего-то попались на глаза. Кстати, отчего? Может, оттого, что вот уже которую минуту она смотрит под ноги, не решаясь сдвинуться с места? Язык не поворачивался назвать себя
неудачницей, а вот мысли уже не раз завернули в эту сторону. Всё же криминальные новости – это не её. Вот только, окончив журфак, категорически не хотелось вести колонку о моде в глянце. Хотелось чего-то настоящего. Жизненного. Папин знакомый помог устроиться, и Алёне тут же доверили вести краткий обзор событий в городе и области. С поправками, со ссылками на старших товарищей, но всё же фамилия под обзором стояла её. Чуть позже Алёна узнала, что этот обзор специально для неё и нарисовался на финальном развороте. «Чтобы не скучала» – как оправдывался потом отец. И это заявление стало последней каплей. Тогда-то она и решилась на серьёзный шаг. И тут это убийство! Как не воспользоваться случаем?.. Алёна выждала время, собрала кое-какую информацию, и вперёд! А тут такой облом. Да не просто облом, а обломище!
Любимой мелодией отозвался мобильный телефон, но слышать никого не хотелось. Она сама себе не могла объяснить, зачем, вообще, ответила, но вот то, как грозно кричала Светуля из секретариата, быстро привело в чувства.
– Что? – выдала Алёна на автомате.
– В редакцию. Живо! – эмоционально окончила Светуля гневную тираду, смысл которой отчего-то ускользнул, и отключилась.
Уже через час Алёнушка стояла на пороге кабинета главного редактора. Дальше пройти просто не решилась, так он кричал. Вот просто рвал и метал!
– Нет, но это же додуматься надо! – под конец выкрикнул Глеб Семёнович, который отчего-то вдруг решил не ехать в тёплые страны, а предпочёл отчитать нерадивую сотрудницу. – Куда? Нет, ну, вот куда ты пошла?! К кому?! Зачем?! – понеслись бесчисленные и, в общем-то, бессмысленные вопросы, не требующие никаких ответов. – На что надеялась, что хотела получить? Ведь ты журналист! Ты же пять лет чему-то там училась, институт окончила с отличием! Так, ответь на эти вопросы, ведь чего-то ты от него хотела?
Редактор пристукнул кулаком по столу и в изнеможении опустился в своё кресло.
– В общем, так, от работы я тебя отстраняю, – заключил он в итоге, и Алёне не оставалось ничего другого, как открыть рот в немом протесте. – И не перебивай! – всё же нашёл он в себе силы, чтобы остановить даже этот её порыв. – Если хочешь знать, Бортновский вообще приказал тебя уволить, – редактор устало взмахнул рукой и опустошил стакан воды, который подготовил заблаговременно.
– Да за что?! – не выдержал пытливый ум несправедливости. – Я журналист. Это моя работа: задавать вопросы. В конце концов, я его пока ни в чём не обвиняла!
– Ах, пока?! – раскраснелся редактор, будто батарейка, зарядившись от одной неверно сказанной фразы. – Пока?! – приподнялся он, навалившись на упирающиеся в столешницу кулаки. – Да ты хоть представляешь себе, куда лезешь?! Во что впутываешься? Ты ещё спасибо должна сказать, за то, что человек вошёл в твоё положение!
– Какой ещё человек? – опомнилась Алёна. – И в какое такое положение? – недоумевала она, о чём и поспешила сообщить.
– Бортновский! – не стерпел редактор, и последним выкриком явно надорвал связки. – А положение твоё… глупой курицы, что так и просится на стол!
– Глеб Семёнович…
– Что?! Ну… Ну что ты мне можешь сказать? Зачем ты мне такая нужна? Я хочу спокойно уйти на пенсию, а не дожидаться, пока меня отсюда попросят!
– Но это же неправильно! Так быть не должно! Журналист обязан…
– Ты ещё поучи меня, как оно должно быть! – пригрозил редактор, пытаясь отдышаться. – Тоже мне… журналист… – с презрением бросил он, чем Алёну задел.
– А я уверена, что это именно Бортновский заказал убийство Самохина! – твёрдо и чётко проговорила она тогда и шарахнулась в сторону, глядя на то, как начальник, обтирая со лба холодный пот, аж присел, так перепугался.
– Ты что, Алёнушка? – нервно усмехнулся он. – Ты смерти моей хочешь? – опасливо оглянулся по сторонам. – Ты головой-то думай иногда. Какое убийство? Кто заказал? Да тебе стоит романы писать в жанре фэнтези, а не криминальные новости, – подавился редактор собственной шуткой.
Он опомнился, пришёл в себя, сменил окрас лица с багрово-красного на естественный, бледно-серый, и выпрямил спину.
– В общем, так: от работы я тебя отстраняю. На полгода как минимум. И это если дело не пойдёт дальше, и Бортновский не будет настаивать. И то, неофициально! – затряс Глеб Семёнович вытянутым указательным пальцем. – Ведь официально ты уже давно уволена, – махнул он рукой как на пропащую. – Уволена и, если мне не отказывает память, твоё заявление подписано вчерашним числом.
Тут же каким-то чудесным образом в руках Глеба Семёновича оказался завизированный листок с заявлением на увольнение «по собственному». С её, Алёниным, именем и фамилией.
– Если всё утихнет, через полгода вернёшься в редакцию и под моим чутким руководством будешь вести и дальше свой краткий обзор новостей, а если нет, переведём тебя в… Не придумал ещё, но куда-нибудь переведём, – мужчина мученически скривился. – Пока так.
– Да он же просто испугался! – удивляясь собственной смелости, выдала Алёна и выдержала прямой взгляд. – И не нужно так на меня смотреть. Я знаю, что говорю! Человеку, которому нечего скрывать, не придётся подчищать хвосты таким низким образом. Уволили меня? Сослали? А я всё равно не отступлю! Вы говорите, журналист должен знать, что и для чего делает? Так вот, я знаю! Я хочу добиться правды и я её добьюсь! Что-то этот Бортновский скрывает, – уличая, прищурилась Алёна.
Глеб Семёнович больше не кричал, он рассмеялся.
– Да ты чокнутая! – выдал в итоге и сделал вид, что пытается присмотреться внимательнее. – И как это я раньше не разглядел? – прицениваясь, погонял он эту мысль. – Да. В доме для душевнобольных тебе самое место! – заявил абсолютно серьёзно и, будучи в восторге от собственных умозаключений, даже прихлопнул ладонью по столу. – И это лучшее, чем может закончиться твоё желание добиться правды, – проговорил редактор уже другим, угрожающим тоном. – Алёна, опомнись, ты ведь даже не с винтовкой против танка прёшь, а с голыми руками! – взялся он за голову, понимая, что не находит отклика в её лице.
– А я не боюсь! Пусть он боится, – скрестила Алёна руки на груди, противопоставляя себя всему миру.
– А ему, дорогая, бояться некогда, его ждёт пост губернатора. И такая помеха, как ты, растворится на просторах нашей необъятной родины даже за попытку, за помыслы ему в этом помешать. Угомонись! Угомонись, и это мой тебе совет, как коллеги, кое-что понимающему в этой жизни.
– Глеб Семёнович, но это же нечестно! Я ведь даже…
– Ты посмела сказать ему в лицо то, о чём остальные боятся и подумать, Алёна! – перебил редактор категоричным тоном. – А ещё имела неосторожность во всеуслышание заявить, какую газету представляешь. Если тебе жизнь и карьера не нужны, так, представилась бы свободным журналистом!
– Да я не…
– Остальных зачем подставлять?
– Да я не представлялась и не упоминала ни о какой газете!
– Тогда тем более! Тогда всё ещё хуже! Или ты считаешь, что мы можем поспорить с фактическим хозяином города? Да если он захочет, уже завтра все и думать забудут о том, что были такие «мы»! – прогрохотал его голос, а потом выражение лица Глеба Семёновича смягчилось. – Нужно уметь найти подход. И не всегда идти напролом, а просчитывать варианты. Где-то перефразировать, где-то промолчать вовсе, – принялся он наставлять, а Алёна лишь гордо вздёрнула подбородок.
– Карьера такой ценой мне не нужна!
– Тогда тебе вовсе не стоило выбирать подобный путь. Иди… – махнул он рукой. – Иди к своему любимому, рожай ему детей и учись жарить котлеты. Все мужчины любят котлеты, – выдал редактор в какой-то безысходности.
– Вы говорите глупости, Глеб Семёнович, и я вам это докажу! И то, что Бортновский… – подавившись фразой, Алёна так и не договорила до конца. – Это тоже докажу! – разумно проглотила она добрую половину предложения. – Мы ещё посмотрим, кто кого, – выдала в заключение и выскочила из кабинета, не желая продолжать бессмысленный разговор, растрачивать себя на ненужных людей, и, уж тем более, раскрывать задумки, которыми и спешила поделиться, а вот теперь не была уверена, стоит ли.
Не успела она демонстративно хлопнуть дверью, как налетела на Свету, что так и стояла здесь в ожидании развязки.
– Ну? Что Семёныч сказал? – дёрнула она Алёну за рукав, а та потянула ладонь на себя, не желая отвлекаться от невесёлых раздумий.
– Ничего не сказал. Уволил, – недовольно отрапортовала она и вскинула взгляд к потолку.
– Как?! За что?!
– А-а! – досадливо взмахнув рукой, Алёна поморщилась, зная наверняка, что если сейчас хоть звук произнесёт – точно расплачется. – За то, что я мямля! – выдала она громко и уверенно. – Даже постоять за себя не смогла. А он? Неужели он считает себя настоящим журналистом, рассказывая мне, что нужно подстраиваться, прислушиваться и делать «правильные» выводы?! – вспыхнула гневом и тут же обмякла, усаживаясь на свой теперь уже бывший рабочий стол.
– Да ладно тебе. Семёныч покричит, покричит, да и отойдёт! Меня, знаешь, сколько раз выгонял? И ничего, сижу на месте, как видишь.
– Именно, что сидишь! А я хочу действовать.
– Так, действуй! – поддержала Света и тут же, устраиваясь на доверительном расстоянии, хитро повела глазами. – А что делать-то будешь?
– Я хочу вывести Бортновского на чистую воду!
– Ого! – Света присвистнула. – Лихо закрутила. А в чём же он, по-твоему, виновен?
– Не по-моему! Не по-моему, а виновен! В убийстве Самохина, – поделилась Алёна, как она отчего-то считала, тайной, а подруга лишь безразлично пожала плечами.
– Тоже мне, событие! – скептически скривившись, Света даже потеряла интерес к беседе. – Убили и убили. Одним психом в городе стало меньше! Ты что, всерьёз считаешь, что Самохин оценил бы твои рвения? Или, может, другой кто оценит? Да он стольких в могилу живьём закопал, что самому, небось, места не нашлось! А ты говоришь… Да если даже это и Бортновский, то ему впору медаль на грудь вешать, а ты… – Света махнула рукой как на недалёкую.
– Что ты такое говоришь?!
– Что думаю, то и говорю.
– Ты ничего не понимаешь!
– Так, объясни!
– Света, с тобой просто невозможно разговаривать!
Крепко зажмурившись, Алёна принялась отрицательно качать головой, на что подруга улыбнулась, мстительно прищурилась и твёрдо вытолкнула из себя воздух.
– А Глеб Семёнович, пожалуй, правильно сделал, что тебя уволил, – прикинула подруга и поглядела на Алёну свысока. – Без своих журналистских корочек ты не столько успеешь наворотить, прежде чем одумаешься. Не забудь их сдать, кстати, – кивнула Света на сумочку, которую Алёна сжимала в руках. – Выход там, – лениво бросила она и вернулась к секретарской стойке, в сторону девушки более не поглядывая.
Не ставила перед собой цель обидеть Алёну – это было понятно. Беспокоилась, скорее, переживала, и иных способов отговорить от необдуманных, а, порой, опрометчивых поступков, кроме как поставить ультиматум, Света не находила. Только когда Алёна уже не видела, проследила взглядом за неуверенной походкой и тут же отзвонилась в отдел кадров, чтобы её удостоверение наверняка осталось в личном деле, а не считалось утерянным.
Тут же набрала Дениса Туманова – у них с Алёной были отношения. Уже давно не дружеские, но весьма тёплые, плавно перетекающие в отношения молодой пары и, как вариант, будущей ячейки общества. И если бы Алёна не была увлечена мифической карьерой, то давно бы разглядела намерения молодого человека, а так… так все серьёзные события были отложены на неопределённый срок.
– Денис, привет. Есть важный разговор. Свободен? – выдала Света на выдохе и затаилась, в ожидании ответа.
– Привет, – отозвался тот несколько удивлённо. – По правде говоря, немного занят. Но если ты быстро и по делу…
– О, ещё как быстро и ещё как по делу! – заверила Света, чем тут же расположила парня к себе. – Алёну уволили. Она серьёзно настроена выступить со своей милейшей атакой против Бортновского. Допускаю, что ты не знаешь, кто это такой, но то, что человек серьёзный, можешь поверить на слово. Какая муха, а, скорее уж, пчела её укусила, я не представляю, но, отвечу авторитетно: что-то нашу девушку задело.
– Так, понял. И что делать?
– Ты у меня спрашиваешь?! – натурально ахнула Света, но тут же усмехнулась. – Займи её чем-нибудь полезным. Сделай предложение, например, – непрозрачно намекнула она и вполне ожидаемо выслушала протяжный вздох.
– Ты же знаешь, как Алёна относится к этой теме… Она становится просто невыносима. Закрывается и очень удачно прикидывается слепой, глухой и недалёкой.
– Да, но и тебе пора бы уже поднажать. Наломает дров – тогда поздно будет. Не знаю, что у них там с этим Бортновским произошло, но настроена она категорично. Кстати, именно из-за этой встречи её и уволили. Всё решил один звонок.
– Я поговорю с ней, – пусть и нехотя, но согласился Денис.
– Поговори, поговори, – Света поддакнула и закусила губу, раздражаясь на молодого человека за нерешительность. – Поддержи, увлеки, намекни, что с этим её увольнением жизнь вовсе не заканчивается, а перетекает в новое, более значимое для женщины русло. Ты же мужчина, убеди её, в конце концов!
– Я попробую, – отмахнулся Денис и отключился.
– Попробуй. Пока не нашёлся более настойчивый, – таким образом помогла Света собраться с мыслями, и в успехе этого безнадёжного дела была практически уверена. Знала, каким неуёмным становится нрав большинства представителей противоположного пола, если вопрос касается соперника.
День выдался, мягко говоря, неудачный. Бывало, конечно, и хуже, но именно сейчас на душе стало как-то особенно тоскливо и муторно. Алёна совершенно бесцельно шла по длинной аллее и рассматривала разноцветные листья, валявшиеся под ногами. Жёлтые, красные и оранжевые, они должны были создавать настроение, а на деле выходило, что лишь угнетали. Ведь их, эти самые листья, точно как и её только что, выбросили за ненадобностью. Сочли лишним, ненужным, а то и вовсе чем-то мешающимся. Выбросили и захлопнули следом дверь. Хотя дверью хлопнула она сама. И от Светы отвернулась первой, и, вообще… сколько ошибок человек может совершить за один день? Верно: бесконечное множество. И её ошибкам, судя по всему, до максимального предела было ещё очень и очень далеко.
Знакомой мелодией отозвался телефон – звонил Денис. Видимо, Света уже успела его предупредить, иначе с чего бы ему в принципе звонить ей? Нудный и скучный, он был настолько предсказуем, что иногда казалось, будто Алёна разговаривала сама с собой. Она задавала вопросы, точно зная ответы на них. Размышляла, советовалась, а в результате получала замыленное «тебе виднее, малышка» или «а ты бы как хотела?» Но ведь как хотела она сама, Алёна знала наверняка, а в построении отношений должны участвовать двое. Не больше и не меньше. Так и сейчас, ещё даже не принимая вызов, она была уверена в том, что Денис спросит банальное «как дела, что делаешь?», и тут же уведомит, что ему всё известно.
– Привет, – мило отозвалась Алёна, нацепив на лицо искусственную улыбку. В какой-то момент даже показалось, что Денис растерялся от подобного приветствия. Видимо, ожидал услышать что-то слезливо-сопливое, с непрекращающимся подвыванием.
– Привет, – наконец, собрался он с мыслями. – Как дела, что делаешь?
Алёна раздражённо выдохнула в сторону, а, вернувшись к диалогу, подавила рвотный позыв и улыбнулась.
– Дела в порядке. Гуляю, – она постаралась, чтобы голос звучал бодро и, наверно, даже себя в подобном убедила, потому как почувствовала прилив сил, энергии.
– Малыш, да я всё знаю. Света позвонила, – осторожно выдал он, боясь задеть тонкую душевную организацию, а Алёна надула щёки, понимая, что всё это уже слышала. От себя же, предугадывая ход беседы двух… мгм… влюблённых людей. – Ты только не переживай. Всё образуется.
– Ты мог бы дать мне шанс рассказать об этом самой, – намекнула она, но ничего стоящего Денис в замечании не рассмотрел, отмахнулся.
– Ты как там, держишься? Я только завтра смогу приехать. Чем займёшься? Может, наведёшь в квартире порядок, приготовишь что-нибудь вкусненькое?
– Как насчёт стирки? Ничего не требуется? – раздражённо выдохнув, Алёна стиснула зубы. – Денис, ты серьёзно сейчас?! Я журналист, а не домохозяйка! Я хочу работать, а не ждать тебя из очередной командировки! Почему мне приходится каждый раз объяснять это снова и снова?! Я не вижу себя дома, не вижу стоящей у плиты в кухне, не…
– Ладно, всё, я понял. Тогда, может, ты захочешь подыскать другой вариант?
– Что ещё за вариант?
– Другую работу. Гоняться за сенсацией – это занятие не для девушки твоего статуса.
– А какой, позволь уточнить, у меня статус? – вкрадчиво начала она, сдерживая мощнейший поток внутреннего протеста.
– Алён, мы, вообще-то, собирались пожениться.
– Что-то не припомню, когда это мы собирались совершить такой ответственный шаг, – продолжила сдерживаться она, хотя волна негодования давно захлестнула мысли.
– Год назад, на твой день рождения я сделал предложение и кольцо, позволь отметить, ты приняла.
– Допустим, и что?
– А то, что ты просила тебя не торопить, и я ждал. Целый год, заметь, ждал и молчал.
– Так, и?
– Что «и»? Ну что «и», Алён?! Я тебе тоже не мальчик. Я семью хочу, спокойную жизнь, жену, которая ждёт меня дома, и детей… Детей тоже хочу.
– Не слишком ли много «хочу» для весьма шаткого положения моего жениха?
– Мне двадцать пять. Желание создать семью – это нормально.
– А мне двадцать три, и подобные желания пока не посетили грешную голову. И что прикажешь делать?
– Когда не знаешь, что делать, следует спросить совета у более опытных товарищей.
– У кого, например?
– У меня. У своей матери. У моей матери, если хочешь.
– А если не хочу?
– Что не хочешь? – не понял Денис и затаился.
– Спрашивать не хочу. Семью не хочу, детей… Твои непрекращающиеся упрёки по поводу моей несостоятельности как женщины, слышать не хочу.
– Я тебя не упрекаю, – попытался было он отступить, почувствовав приближающуюся «грозу».
Не понимал даже, что вот эта привычка пятиться, раздражала ещё больше самих упрёков. Он будто и сам не знал чего хочет, но требовал от Алёны каких-то решительных шагов.
– Послушай, давай мы поговорим, когда я приеду. Ты расстроена и явно не намерена общаться, – заключил Денис холодно и отстранённо.
– Давай! – не унималась Алёна, наступая. – Это самый удачный вариант. А ещё лучше сделать вид, что этого разговора не было вовсе. Ведь именно так ты и намереваешься поступить, верно?
– О чём ты?! – выдавил из себя Денис со стоном отчаяния и неизменного раздражения.
– Да вот о том, что происходит всякий раз! Ты предлагаешь перенести неудачный разговор «на потом», а с наступлением этого самого «потом» просто переключаешься на другую, более спокойную тему. Например, рассказываешь, как прошла командировка, какая была погода, и чем ты был занят вне работы. А о том, что со мной происходит, ни разу спросить не догадался?!
– Действительно. Сейчас этот вопрос будет актуален. Алён, что с тобой происходит?
– Да меня с работы уволили, Денис! Ни за что уволили. Несправедливо, подло, да ещё и задним числом! А всё из-за чего?!
– Из-за чего?
– Да из-за того, что ты, и подобные тебе, всегда делают и поступают так, как удобно только вам!
– Алён, я здесь при чём, к твоей работе? – устало выдохнул Денис и было слышно, как принялся сопеть. Это Алёну тоже раздражало и отчего-то показалось, что именно сегодняшний день подвернулся как нельзя кстати, чтобы высказать все эти претензии, пусть и не в лицо, но хотя бы вслух. Все те претензии, которые, отворачиваясь, она глотала уже четыре года.
– Да ты вообще ни при чём! Ни к работе, ни ко мне. Мы словно существуем в параллельных мирах и иногда, по каким-то непонятным законам физики пересекаемся, чтобы тут же разбежаться вновь. О какой семье, о каких детях ты говоришь, если у нас даже нет общих интересов? Единственное, что связывает, так это родители, которые были бы совсем не против увидеть в нас замечательную пару. Скажи, неужели ты, действительно, считал, что из этой затеи что-то получится? Плясать под чужую дудку… – раздражённо взмахнула Алёна руками и поняла, что Денис молчит.
Она закусила губу, попутно соображая, что и кому сказала, а, главное, не понимала, зачем это сделала.
– Денис, не молчи! – воскликнула, осознавая, что этот возглас больше похож на каприз маленького ребёнка.
– Да я не молчу, я тебя слушаю. Что ещё?
– А что ещё? – не поняла она, а на самом деле, в порыве эмоций и не слышала себя, только постфактум понимала, что сказанула.
– Ну, ты так уверенно рассуждала о том, что между нами ничего общего… Только сейчас это поняла?
– Нет, то есть… то есть… – Алёна отчего-то испугалась и принялась заикаться.
– Так, да или всё-таки нет?
– Денис, давай поговорим об этом, когда ты приедешь, – выдала она фразу, глупее которой и придумать сейчас было сложно.
– Давай, – как-то странно согласился он, с вызывающей подачей голоса, с такой же интонацией. – Кажется, именно это я и предложил за минуту до того, как ты решила высказаться.
– А что я такого сказала? В чём была неправа? – Алёна снова вспыхнула, но уже не так явно.
– Да ладно, малыш, пожалуй, это я был неправ, – привычно отмахнулся он, и Алёна почувствовала себя виноватой. Почувствовала, но признать была явно не готова, потому и пропустила момент, когда Денис решительно выдохнул. – Наверно, нам стоит что-то пересмотреть в отношениях, – добавил, видимо, ожидая, что пойдёт на попятную и Алёна, но что-то пошло не так и не менее решительно, чем и Денис пару секунд назад, выдохнула она сама.
– А лучше сделать перерыв, – категорично проговорила. – На неопределённый срок, – посчитала нужным добавить и ожидала поддержки, понимания, но клинило сегодня и Дениса.
– В идеале, так, вообще расстаться! – нервно хохотнул он.
– Да. Раз уж нас ничего не связывает… – Алёна развела руками, но странное напряжение уже закручивало неведомую прежде внутреннюю пружину.
– И не созваниваться. Хотя бы пару недель, – очевидно, язвил Денис, но интонация не была воспринята должным образом.
– Да. Это было бы неплохо, – добавила она, уверенно кивнув, а Денис как-то странно, растерянно хмыкнул.
– Алён, мне показалось или ты… Это что? Всё, что ли? – как-то неуверенно пробубнил он. – Ты серьёзно сейчас?
– А ты разве нет? – запоздало опомнилась девушка, а он будто истерично рассмеялся.
– А я нет, моя хорошая. Я – нет! Я свадьбу планировал, дом присмотрел. Такой, как ты хотела. Помнишь? Как-то рассказывала… Чтобы озеро рядом, чтобы газон и качели на заднем дворе.
– Никогда не понимала в тебе эту привычку делать поспешные выводы, – невнятно пробормотала она, чувствуя, как пружина, та самая, внутренняя… как она понемногу отпускает, расслабляет и будто дарит успокоение, которого не чувствовала сегодня с самого утра. А ещё поняла, что не сожалеет. И виноватой себя не чувствует. Так странно… впервые.
Прежде была какая-то ответственность, возложенная родителями, а сейчас эта ответственность словно растворилась в общей куче проблем. Поблекла и не точила изнутри. Хотелось запомнить, задержать в себе эту лёгкость, потому Алёна гордо и предельно высоко вздёрнула подбородок и пристально посмотрела в светлое будущее, которое пусть и туманно, но маячило на горизонте.
– Это всё, Денис, – чётко и уверенно выдавила она из себя непростые слова.
– Что значит всё? Не глупи… Перерыв? – поторопился тот припомнить. – Кажется, так ты хотела? Давай возьмём его. Давай. Две недели – это отличный срок, – спешил заверить Денис, но Алёна не уступила.
– Ни к чему больше затягивать. И без того больно, – скрипя зубами, лицемерила она, ведь ничего особенного пока не почувствовала. – Четыре года – это более чем достаточно для принятия подобного решения. Что-то у нас не получается. Я ничего не чувствую. Усталость, – задумалась она и всё же согласилась со сказанными последними словами. – Да, наверно, преобладает усталость. Выдохлась я от этой игры в идеальную пару.
– Алён, что ты такое говоришь? – рыкнул Денис, но было понятно, что сдерживает истинные эмоции. – Я люблю тебя, – с нажимом в голосе напомнил он. – И не для того терпел все эти выходки, чтобы…
– Чтобы что?! – возбуждённо воскликнула Алёна. – Я не поняла сейчас… Терпел или всё же любил? Ты определись для начала, – притопнула она ногой, осознавая, что это пиковый момент не только для неё. И всё то, что прежде было на уровне подсознания, вот-вот всплывёт на поверхность.
– Алёна, давай мы вдвоём остынем, чтобы не наделать глупостей.
– Нет, ты всё же ответь, – невесело усмехнулась. – Или думал, что для меня секрет тот факт, что именно папа обещал тебе в приданое?
– Да при чём здесь…
– А что при чём? Выгодная я для тебя партия, не так ли? Ну, ничего, небось, и в этом конфликте они примут верную сторону, и тёплое местечко всё же останется за тобой. А я не у дел.
– Ты сейчас неправа.
– А я всегда неправа! Это нормальное для меня состояние последние года четыре как минимум. Давай. Что молчишь? Давай. Убеди меня в обратном!
– Я не собираюсь тебя ни в чём убеждать. Я хочу, чтобы ты одумалась, успокоилась и приняла трезвое, взвешенное решение. Решение забыть об этой глупой затее, – подсказал Денис.
Отчего-то казалось, что он и сам не был уверен в успехе безнадёжного дела. По крайней мере, Алёна почувствовала именно это. А ещё то, что в данном случае она сильнее, потому что права. В кои-то веки, действительно, права.
Молчание затянулось, и чтобы Денис не смел трактовать его как растерянность и неуверенный шаг в его сторону, Алёна прокашлялась, резко вскинула голову, напряжённо выдохнула.
– Нам надо расстаться, – проговорила чрезмерно спокойно. – Я сегодня же заберу свои вещи из твоей квартиры и поживу у родителей. Пока так.
– Алён…
– И это моё окончательное решение.
– Ты же понимаешь, что совершаешь ошибку?
– А ещё я хочу, чтобы на какое-то время ты забыл о моём существовании.
– Это глупость! Это твой детский эгоизм.
– Мне нужно побыть одной и успокоиться.
– Я сейчас же приеду и сам тебя успокою.
– Да, да, а ещё лучше позвони моим родителям, – невесело хмыкнула Алёна и отключилась, не желая продлять бессмысленный спор.
Закончив разговор, она вдруг почувствовала усталость. Ту самую, о которой упоминала до этого. Но если прежде это было общее впечатление от нежеланных, как теперь понятно, отношений, то вот сейчас, именно в эту минуту, реальное чувство, прибивающее к сырой земле, к мокрому асфальту. Точно как эти осенние листочки…
Домой она добралась в некой прострации. Двигалась будто на автомате, едва перебирая ногами, но, замерев на пороге и расслышав гнетущую тишину, захотелось расплакаться от безысходности. Уже знала: Денис воспользовался сектором «шанс» на барабане, и всё же позвонил родителям. И если папа был в командировке и никак не мог посодействовать, ведь беседа по телефону нужного внушения не даст, то вот мама… О-о… она умела надавить так, что беспрекословно признаешь свою никчемность. И тишина… она была лишь очередным напоминанием о том, что к диалогу мать подготовилась основательно.
– Что ты здесь застыла? – надменно проговорила она и включила свет, разрушая мнимое уединение.
Мама была очень красивой женщиной. Не в меру умной и идеально воспитанной. Она всегда держала голову прямо, спину ровно и была предельно собрана и холодна. Такой Алёна запомнила её ещё в своём детстве. Уже потом, когда отношения матери и дочери стали окончательно и бесповоротно разрушаться по каким-то непонятным причинам и неведомым обстоятельствам, Алёна об этом не задумывалась, и осталось только то самое, первое впечатление.