Клэр Уайт
12 новогодних чудес
Она снова уставилась на сверток. На нем не было ни наклеек, ни каких-либо опознавательных знаков вроде упаковочной ленты, по которым можно было определить отправителя. Просто нечто, завернутое в белый пакет и неряшливо украшенное стикерами-снежинками. Человек, занимавшийся упаковкой, не имел чувство стиля от слова «совсем».
Кита пожала плечами и вернулась в квартиру. У нее чай стыл на кухне, а это было на порядок важнее странных посылок.
Выдержки ей хватило лишь на половину кружки и два тоста – все это время девушка косилась на стул, куда положила загадочный сверток. Затем любопытство пересилило, и, отложив недоеденный завтрак, она принялась разворачивать упаковку. В пакете обнаружился другой пакет, поменьше и прозрачный. В нем лежал картонный конверт и небольшая открытка, на которой неровным почерком по-английски было написано: «От тайного Санты, Томасу М. Уверен, подарок придется тебе по душе».
– Томас М.? – удивленно пробормотала Кита, перебирая пальцами край картонного конверта. Она знала только одного человека с таким именем – ее одногруппника, больше известного как основатель и вокалист молодой, но перспективной рок-группы «SunRise». Его фамилия – Меймон – даже подходила под инициалы на открытке. – Нет, – одернула девушка себя, – такого быть не может. С чего бы вдруг ему баловаться такой ерундой? Да и вообще, как я могла получить посылку на его имя? Нет-нет, бред какой-то.
Кита осторожно распечатала конверт и заглянула внутрь, и сердце у нее ухнуло вниз. Внутри лежали две цветастые упаковки гитарных струн от Ernie Ball3. Тут с логикой уже было не поспорить.
Некоторое время Кита изумленно таращилась на конверт. Чай и булочка были забыты, ведь перед хозяйкой дома стоял непростой вопрос: что делать с подарком?
– Наверное, стоит передать ему… – решила Кита и сама испугалась своих же слов. И как она себе это представляет? Если она просто подойдет к нему на перерыве и вручит эти струны, он может не так понять. А как ему объяснить? Рассказать историю про странного курьера, который волшебным образом перепутал адреса? Томас, может, и поверит, а вот девочки из группы – вряд ли. Это только внешне они безобидные пташки, щебечущие всякий вздор на переменке. Дай фанаткам повод – и они превратятся в стаю шакалов.
Да и к тому же, как она будет возвращать ему столь нагло распакованный подарок?
– Ладно, – сказала она сама себе и сгребла струны вместе с упаковкой в охапку. – Проблемы будем решать по мере их поступления, да, Кита? Сейчас убираем это с глаз подальше, а потом будем думать. У меня сегодня куча дел, какой-то там подарок Томасу Меймону подождет.
Чувство, что она пытается убедить в этом саму себя, оказалось на удивление неприятным, словно едва уловимое горькое послевкусие после любимой сладости.
II
Кита пошла в технический колледж вовсе не по своему желанию. Тут, как это часто случается, влияние оказали родители.
Сколько себя помнила, Кита всегда испытывала тягу к рисованию. Все начиналось с невнятных детских художеств, среди которых были и желтые крокодилы, и треугольные елочки, и бесформенные губастые портреты мамы и папы. Однако довольно быстро простые формы стали ей надоедать. Тогда как дети довольствовались карандашами и бумагой, Кита брала в руки кисти, губки, тряпки, ватные палочки; выдувала краску из трубочек, лепила композиции из сухих листьев, пластилина и цветных кусочков журналов. В рамках обычных уроков рисования в детском саду и школе ей было тесно. И родители решили отдать ее в художественный кружок.
Кита росла с мечтой стать великим художником и продавать свои картины. Она много трудилась, познавала основы, оттачивала навыки, пробовала новые материалы. Рисование было тем, что по-настоящему ее увлекало. И она была уверена, что ее стремление подняться по этой лестнице родители поддержат.
Увы, этого не произошло.
В последний год обучения в школе, когда Кита заявила о своем желании идти в художественную академию, случилось то, чего она ожидала меньше всего – скандала. Ее самую дорогую, самую заветную мечту стать дизайнером, иллюстратором, зарабатывать деньги на своем творчестве попросту растоптали в грязи реальной жизни. «Кому ты нужна со своими рисульками? – кричала тогда мама. – Какие заработки? Не смеши меня. Хочешь превратиться в алкоголичку или наркоманку? Эти твои великие художники, которыми ты восхищаешься, в большинстве своем заканчивают именно так».
Сказать, что ей от этих слов было больно – все равно что не сказать ничего. Отец, присоединившийся к разговору несколько позже, дочь не поддержал. «Художники никому сейчас не нужны, – сказал он ей. – Технологии идут далеко вперед, и традиционный рисунок уходит в прошлое. Иди, обучись лучше чему-нибудь полезному».
А чему полезному может научиться человек там, где он не хочет учиться? Кита не хотела идти в технический колледж, но в итоге родители настояли. Одна радость – ей все-таки позволили выбирать самой, на какую специальность идти, и Кита выбрала направление прикладной информатики, в рамках которого преподавали компьютерный дизайн. Пусть и не то, о чем она мечтала, но по крайней мере близко.
С того дня все ее работы, упакованные в плотные черные папки, оказались на самой высокой полке шкафа и больше не видели света. Многие художественные материалы – краски, пастель, акрил – последовали за ними. Их юная художница доставала крайне редко. Единственное, от чего она не смогла отказаться – это от скетчбука и старого доброго простого карандаша. С ними она практически не расставалась: делала наброски дома, на занятиях, иногда даже в транспорте и в кафе. Но никому никогда не показывала… кроме Алис.
– Заведи инстаграм, – предлагала подруга. – Начни выкладывать туда свои рисунки, и кто-нибудь обязательно обратит на тебя внимание. Кто сказал, что для того, чтобы зарабатывать на рисовании, обязательно надо идти в академию?
Кита прониклась ее советом и на первом курсе попробовала завести страничку. В какой-то момент ей это даже начало нравиться. Однако, как часто бывает с неуверенными в себе людьми, один колкий комментарий способен загубить любое начинание. После того, как к одному из опубликованных набросков прикопался какой-то «знаток анатомии», Кита бросила свой инстаграм и снова спрятала ото всех свои рисунки.
***
Постепенно Кита стала привыкать к учебе в колледже. После того, как закончилась ее затяжная депрессия, а успеваемость пошла на лад, ее перевели в группу посильнее. Там она и познакомилась с «SunRise»… вернее, увидела их вживую: заводить с ними дружбу она не стремилась, а потому просто наблюдала со стороны.
В «SunRise» состояло пять человек. Томас Меймон, основатель рок-группы, отвечал за вокал и игру на гитаре. Внешне он немного походил на панка – растрепанные рыжие волосы, больше похожие на крашеные, пирсинг в ушах; его часто можно было увидеть в черных джинсах и красной рубашке, под которой виднелась футболка какой-нибудь музыкальной группы, вроде Nirvana, Skillet или Breaking Benjamin. Однако чем больше Кита за ним наблюдала, тем больше убеждалась в том, что Томас панком не был. Для него была характерна мягкость, дипломатичность и легкая харизма; с другими людьми он держался настолько естественно, что она даже немного завидовала.
Люк О’Милан, клавишник, производил впечатление человека из светского общества. В отличие от Томаса, в котором чувствовалась легкая небрежность, Люк выглядел гораздо более собранным. В его одежде прослеживались вкус и стиль; его пшеничные волосы подстригались под каре с длинной челкой, которую парень иногда убирал наверх. Конечно, можно было считать, что он просто принадлежал тем людям, которые заботились о своей внешности, однако его выдавали манеры, жесты, в которых была мягкость, гибкость, легкая элегантность – и ничего лишнего. Кита слышала, что его семья была довольно богатой. Удивительно, как такой человек попал в молодую рок-группу, только-только набиравшую популярность в городе.
Остальных членов «SunRise» Кита видела редко – они хоть и учились в том же колледже, но на других направлениях. Колин и Коди Джеймсы – близнецы-барабанщики – были известной на весь колледж парочкой с радиоэлектроники, и не столько из-за членства в рок-группе, сколько за свои шуточки. Их вечно взлохмаченные русые макушки узнавал каждый: кто-то бежал к ним здороваться, а кто-то – от них, чтобы не дай бог не попасть под раздачу их очередной шутки.
Последний из группы – Дилан Ройал – учился на логиста. Внешне угрюмый, неприветливый, похожий больше на металлиста, чем на исполнителя альтернативного рока, он был единственным, кого Кита знала еще до колледжа – можно сказать, с него началось ее знакомство с «SunRise». У них была давняя неприязнь. Причину этой нелюбви Кита не рассказывала никому, даже Алис. Однако только слепой не увидел бы, какими недружелюбными взглядами обменивались художница и басист, стоило им пересечься где-нибудь в холле.
Парней из «SunRise» Кита откровенно побаивалась. Дело было не только в их с Диланом конфликте (а ей казалось, что в их группе все ребята добродушные только с виду). Пусть «SunRise» и не были популярны в городе, но какую-то репутацию заработать успели. В колледже все девчонки сходили по ним с ума. Их увлечение музыкантами напоминало фанаток корейских поп-исполнителей: они буквально делили парней между собой, репетировали разговоры, тренировались петь их песни. Каждая вторая мечтала встречаться с кем-то из них, а самые смелые даже представляли себе совместную жизнь.
Ее, Киту, недолюбливали. Отчасти из-за того, что она хорошо училась и никому не давала списывать. Отчасти из-за того, что она не разделяла всеобщего восторга санрайзами. Поэтому, стоило ей задержать взгляд на Томасе или Люке или, не дай бог, подойти к ним и заговорить, как на нее тут же набрасывалась толпа разъяренных фанаток. Плата за такое преступление была суровой: гадили из-под тишка и по-крупному.
Впрочем, отделяться от остальных для Киты было и оставалось привычным делом. Потому она не пыталась ничего изменить – жизнь тихой мышки ее вполне устраивала. И ее совершенно не интересовало, что о ней думают другие.
***
– Вторую репетицию на неделе планирую поставить в то же время, что и обычно. – Сказав это, Томас скрестил руки на груди и выжидающе замолчал.
– У меня возражений нет, – отозвался Люк.
– Колин, Коди? Дил?
– Пойдет, – махнул рукой басист.
Близнецы переглянулись, после чего кивнули.
– Отлично. Тогда среда и суббота. Созвонюсь сегодня со студией.
Собрание «SunRise» было несколько спонтанным и случилось в кабинете, где у Томаса с Люком должно было проходить занятие по черчению. Этому событию обрадовались все их одногруппницы, которые теперь наблюдали за ними отовсюду, не скрывая обожаемых взглядов
– С синглом до Рождества успеем? – поинтересовался Люк.
– Надеюсь. На следующей неделе можно будет попробовать его записать. Я уже подобрал стриминговые сервисы, куда выложим сингл. Хочу попробовать в этот раз напрямую, не нравится мне комиссия у агрегаторов.
Краем глаза Томас заметил Киту, которая зашла в кабинет. Увидев музыкантов, она застыла, и вокалист был готов поклясться, что она смотрела прямо на него. За спиной послышался презрительное «хм» от Дилана. Кита тут же поджала губы; ее руки, которые до этого тянулись к сумке, замерли на полпути, а потом она спешно отдернула их и развернулась на каблуках.
Сидящие на первом ряду девочки слаженно зашипели, проводив Миасс неприязненным взглядом. Томас растерянно моргнул.
– Ты слышишь, Томми? – вернул его в реальность голос Коди.
– А?.. Прости, пропустил мимо ушей.
– На девочку запал, – захихикал Колин.
– Заткнись. Что вы там говорили?
– Время, время. Нас просят за младшими присмотреть после школы, пока мама Бекки с работы не вернется.
Близнецы всегда называли свою приемную мать так странно – не «мама» но и не «Бекки» – и причин не объясняли. Томас никак не мог к этому привыкнуть.
– А, да… После шести всех устроит?
– Половина седьмого, – поправил Коди.
– Хорошо. Люк, Дилан?
– Заметано.
В кабинете снова случилось какое-то движение. Томас обернулся: Кита до заднего ряда так и не добралась – ее подозвала к себе Лиэн, старшая в группе. После небольшого разговора Лиэн встала со своего места и вместе с Китой они направились к двери. За ними увязалось еще двое девчонок.
– Занятие скоро, – отозвался Коди. – Нам возвращаться пора.
Дилан что-то пробубнил себе под нос и тоже направился к двери. Томас посмотрел на часы и нахмурился.
– Минута осталась, куда они ушли?
– Чего? – не понял басист.
– Ничего, ничего. Не бери в голову.
Люк склонил голову и внимательно посмотрел на Томаса. Взгляд его говорил: «Меня не проведешь, выкладывай, в чем дело».
– Позже, – одними губами произнес тот, и блондин кивнул в ответ.
Спустя несколько минут в класс зашел преподаватель. Прошло еще некоторое время, и в кабинет прошмыгнули Лиэн с остальными. Киты среди опоздавших не было. Не появилась она и в течение занятия, что совершенно не походило на мисс отличницу. Томасу это совершенно не понравилось, и он решил разобраться с этим в ближайший перерыв. Он был почти уверен, что они, ребята из «SunRise», оказались к этому причастны.
***
После занятия, когда все собрали вещи и отправились на обед, Люк ожидаемо пристал к другу с расспросами. Клавишник сразу понял, что Томас беспокоился о Ките, которая так и не появилась.
– Сам же говорил, что она тихая и неприметная, – делился мыслями Томас, когда они шли в сторону буфета. – А наши девочки почему-то ее недолюбливают. Мне кажется, только лишь быть отличницей маловато для такой неприязни.
– Им просто нужен кто-то, на кого удобно спускать собак, – заметил Люк и поморщился, будто этих самых собак, грязных и лохматых, подсунули ему под нос. – Для этого серьезные поводы не нужны, достаточно иметь мишень, которая не сопротивляется.
– А Кита не сопротивляется?
– А что, походит на обратное?
Томас вздохнул.
– Ни за что не поверю, что ей нравится не иметь друзей.
У буфета парни встретили Дилана. Вид у басиста был задумчивый.
– Вот, – рассеянно отозвался он и сунул им в руки по сэндвичу с соком.
– Удачно ты, – ухмыльнулся клавишник. – Давно тут?
Дилан промычал что-то себе под нос и откусил свой хот дог.
– Я вот что думаю, – продолжил Люк, возвращаясь к недавнему разговору, – она сама выбрала такой путь. Быть может, она просто боится сблизиться с кем-то. Скорее всего, так и есть. Но в таком случае ей не помочь, если только она сама этого не захочет. И с провокациями она должна разобраться сама, только тогда у нее получится что-то изменить.
– Ты и правда так думаешь? – хмыкнул Томас. – А если ей попросту не хватает решимости? Или сил? Что если ей нужна поддержка?
– Ты думаешь, что можешь оказать ей такую? Том, я ценю твой порыв и сам был бы не против ей помочь. Но поверь, в действительности это не тот случай, когда наши действия могут на что-то повлиять. Возможно, они сделают даже хуже: не знаешь как будто, как та же Лиэн может отреагировать на наше вмешательство. Приревнует еще сильнее и станет гадить еще больше.
– Ненавижу это… – проворчал Томас задумчиво потер подбородок. – Слушай, последнюю неделю у меня было ощущение, что Кита как-то подозрительно часто обращала на нас внимание или оказывалась рядом. Даже сегодня мне показалось, что она хотела подойти к нам и поговорить, но увидев Дила…
– А что Дил? – тут же ощетинился басист. – Опять я крайний?
– Между прочим, о ваших с Китой разногласиях весь колледж знает, – фыркнул Люк. – Слухи самые разные ходят. Не это ли делает девушке дурную славу?
– Понятия не имею, – буркнул Дилан.
– Да все ты имеешь, – неожиданно рассердился Томас. – Сколько раз я тебя просил объяснить, в чем у вас проблема, так ты отмалчивался, как чертов партизан.
– А что я должен рассказывать? – огрызнулся тот. – Что она до сих пор обижена на меня за давнюю историю? И что, мне теперь вокруг нее прыгать и ручки целовать в знак извинений? Я себя виноватым не чувствую и распинаться перед ней не буду, ясно вам?
Томас и Люк растерянно переглянулись.
– Что еще за история?
– Эй, – раздался радостный возглас, и сквозь толпу студентов к парням протиснули Колин и Коди. Последний смерил взглядом сэндвичи. – А нам?
– Не хватило, – пробурчал Дилан.
– Чего-о? Это не смешная шутка, Дил.
Люк вздохнул и выудил из открытого кармана сумки басиста две упаковки с бургерами.
– Ничего нового.
Пока близнецы радостно уплетали свой обед, Томас продолжил расспрашивать Дилана:
– Так что за история?
– Да ерунда полнейшая. – Он скомкал упаковку из-под сэндвича и кинул его в урну. Она ударилась о стенку и отскочила к его ногам. Дилан выругался себе под нос и наклонился. – Где-то полгода назад мы с ней столкнулись… на перекрестке…
– Ты ее сбил? – охнул Люк.
– Нет, конечно! Ты меня за кого держишь?
Томас покачал головой. Из них пятерых только Дилан получил водительские права, и ребята этим пользовались, когда нужно было перевезти вещи или аппаратуру; иногда они даже выезжали за город. Манеру Ройала ездить с ветерком они знали хорошо. Бывало, Дилан нарушал правила, и единственное, что заставляло его хоть иногда осторожничать на дороге – бережное отношение к своему Nissan Teano, который достался ему нелегким трудом, и, как ни странно, пешеходы.
– Она выскочила на дорогу, я едва успел затормозить. Ну, и грязью ее обдал немного.
– Я так понимаю, ты не извинился…
– А с чего я должен? Она сама виновата, не следила за дорогой…
– Боже… – выдохнул Люк. – Не верю, что дело в такой ерунде.
Дилан смял в руках и без того помятую упаковку.
– Да дело-то не столько в этом… Я тогда из машины вышел и наорал на нее, чтобы она на дорогу смотрела. Вот она, наверное, и обиделась. – Поймав на себе два осуждающих взгляда, он подобрался. – Что?
– Теперь все встало на свои места, – вздохнул Томас.
– И что же именно тебе стало ясно?
– Не обижайся, Дил, но ты и толерантность – несовместимые вещи.
Дилан хотел огрызнуться и уже открыл рот, но почему-то передумал и отвернулся, засунув одну руку в карман.
– Чего вы вообще про нее вспомнили? – буркнул он.
– Я ж говорил, втрескался Томми, – хихикнул Колин с набитым ртом.
– А ну цыц, – приструнил их Меймон. – Только попробуйте слухи такие распускать. Ей же совсем житья не дадут.
– А чего ты так о ней печешься? Раньше ты не проявлял подобной заботы. – Дилан хмыкнул, повертел в руках скомканную обертку и прицелился. К несчастью, та снова пролетела мимо урны и на этот раз упала за ней. – Ну твою!..
Томас терпеливо дождался, пока Дилан выругается, и пояснил:
– Странная история сегодня случилась, вот и обратил внимание. Она всегда на занятия ходит, а тут ушла с девочками из нашей группы, а обратно не вернулась. Все черчение пропустила.
Басист застыл. Было видно, как рука в кармане сжалась в кулак.
– А я-то думаю, чего она в коридоре делала… – пробормотал он.
– Чего?
– Да я видел ее. Как раз перед занятием. Она меня заметила и как припустила.
– Куда? – не понял Люк.
– Откуда я знаю, куда? – Он задумался. – Мне показалось, к гардеробу.
– Убежала домой, наверное. – Томас вздохнул. – И что же такого ей Лиэн наболтала? Дура крашеная…
Дилан пожал плечами. Он не стал говорить, что видел цепочку мокрых следов оставленных Китой Миасс в коридоре.
***
Теплое пальто на меху – это, конечно, хорошо. Но увы, оно совершенно не спасает от холода, когда под ним насквозь промокший свитер.
Дорога от колледжа до дома занимала у Киты всего восемь минут, но этого вполне хватило, чтобы промерзнуть. На ее счастье, погода сегодня была безветренной, однако от минусовой температуры это все равно не спасло.
Будь Кита собраннее сегодня, то никогда бы не повелась на предложение «поговорить» от Лиэн. Все знали, что француженка была без ума от Люка и любое приближение к нему расценивала как попытку отбить у нее потенциального парня. Она походила на собаку на сене: никого не подпускала к парням, но в то же время сама не делала никаких видимых попыток сблизиться с ними. Кита же в последнее время постоянно искала способы незаметно передать Томасу его подарок от тайного Санты, и похоже, это насторожило Лиэн.
Сегодня Миасс была более взволнованной, чем обычно: с утра ей позвонил брат и сообщил, что приедет на выходных и погостит пару дней. Эта новость так ее обрадовала, что она совершенно забыла и о подарке, и о санрайзах, и о Лиэн. Опомнилась она лишь тогда, когда рядом с мило улыбающейся француженкой появились еще две девочки и затолкали ее в женский туалет, а в чувство ее привело ведро холодной воды, которое они же выплеснули ей на грудь.
Сменной одежды у Киты с собой не было, а спортивную форму она недавно унесла домой на стирку. Заявляться в класс, когда со свитера и волос бежит вода, было стыдно: ее попросту поднимут на смех. Никто и пальцем не пошевелит, чтобы ей помочь. Никому там не было до нее дела, да и сама она намеренно отказалась от их общества.
Но самым противным было то, что когда она бежала по коридору в сторону гардероба, прижимая к себе сумку, ее увидел Дилан. Отразившееся на его лице недоумение было невыносимым, и дожидаться, когда оно сменится презрением, девушка не стала – лишь ускорила бег. Не хватало, чтобы он видел ее такой.
Дом встретил ее теплом, но Кита никак не могла согреться. Замерзшими руками она едва стянула с себя пальто и свитер, после чего кинулась к упавшей на пол сумке. К ее огромному облегчению, содержимое не пострадало: в ней лежало самое ценное, что было у Киты – ее скетчбук.
– Теперь ванная… – сказала она самой себе, стуча зубами.
Горячая вода свое дело сделала: Кита наконец почувствовала, как кровь прилила к замерзшим рукам и ногам. Чай с лимоном и имбирем стал следующим в списке. Закутавшись в теплый шерстяной плед, Кита заварила себе огромную кружку и маленькими глотками принялась поглощать свое «лекарство». В груди приятно потеплело.
Однако вскоре после этого Кита зашмыгала носом. В горле появились странные ощущение, в которых она безошибочно признала начинающийся кашель. Ее начал бить озноб, как при повышенной температуре. Холод все-таки взял над телом верх. Оставалось надеяться, что Кита отделается обычной простудой.
***
С той истории в колледже прошло два дня. Кита продолжала валяться дома с температурой. Предупредить о причине отсутствия было некому, сама девушка об этом забыла, поэтому, когда куратор позвонил ей на домашний телефон, ей пришлось извиняться и объяснить ситуацию. Куратор сухо пожелал ей скорого выздоровления и отключился, словно бы Кита была лишь очередным пунктом в его списке не очень приятных, но необходимых дел, с которыми нужно было разобраться. Кита его не винила. У него наверняка были заботы поважнее.
Именно этим она и оправдывала тот факт, что не стала рассказывать куратору о произошедшем. Вообще, поведение Лиэн было неприемлемым. За такое ее вполне могли попросить из колледжа, если бы Кита пожаловалась куда следует. Однако Кита была из тех людей, кто предпочитал решать проблемы самостоятельно. Нельзя сказать, что она была для этого слишком гордой. Напротив, ей было попросту неудобно. Ей казалось, что все проблемы – только ее и ничьи больше, а какое право она имеет нагружать ими остальных?..
Алис уже не один раз ругала ее за то, что та взваливает все на себя одну. «Расскажи ты уже кому-нибудь, в самом деле! – отчитывала ее она. – Куратору, родителям… да хотя бы парням этим! Они же не слепые, видят все. Если попросишь, они за тебя заступятся, а что-то мне подсказывает, что для этих фанючек4 их слово будет законом».
Алис всегда называла их таким смешным словом – фанючки. Впрочем, другого названия они и не заслуживали. Да и в остальном Алис была совершенно права: Кита не умела и не любила просить помощи. В любом деле, будь то учеба или личное, она привыкла разбираться сама, от и до. Кита билась в своих попытках, неизменно доводила себя до истерики, если у нее что-то не получалось. И только потом, когда кто-нибудь обращал на это внимание и предлагал помощь, принимала ее.
В такую ловушку она попалась и ранним вечером четверга. Кита лежала в своей комнате на кровати, укутавшись в теплый плед, и вялой рукой водила по листу бумаги. Получались кривые наброски. Какие-то ей нравились, какие-то художница сразу вырезала ножницами и бросала в урну под столом. Голова была тугая, тяжелая, глаза сухие, словно состояли из песка. Сон, если и шел, то был неспокойным, поэтому Кита отключила мозги и развлекала себя каракулями.
Когда Кита выкинула в урну очередной рисунок, тишину нарушил резкий звук басов. Девушка едва не подпрыгнула на кровати и выронила карандаш, после чего приложила руки к стене. Ладони тут же почувствовали вибрацию. Звук определенно доносился оттуда.
«Сосед…» – подумала она с легкой досадой. О нем не было слышно с ноября, после того, как мама Киты в первый раз учинила ему скандал и отругала за громкую музыку. Сама девушка о деталях разборок была не в курсе и уже успела о них позабыть. Сегодня ей напомнили.
Музыка – судя по басам и звучанию, рок – стала несколько тише, как будто хозяин опомнился и подумал о соседях. Правда, стало немногим лучше: его квартира находилась как раз через стенку от комнаты Киты, и малейший ритм отбивал в ее голове глухую, пульсирующую боль. Кита стиснула зубы. Хотелось надеяться, что это ненадолго.
Но музыка не стихла ни через полчаса, ни через час. Девушка отложила скетчбук в сторону и съежилась на кровати, в мыслях сетуя, что никто до сих пор не пожаловался. На часах было без десяти шесть. Люди еще не успели вернуться с работы, потому и возмутиться было некому. Оставалась лишь одна Кита, больная, страдающая и приходящая в ужас от мысли, что ей придется либо терпеть, либо подниматься и самой идти к соседу.
Когда от отчаяния у Киты на глазах выступили слезы, она решила, что пора действовать. Она с усилием потерла лицо, поплотнее закуталась в плед. И нетвердой походкой направилась к двери.
Путь до двери соседа Кита преодолела с завидным упорством, то и дело цепляясь за стены и косяки. Когда же перед ее носом возникла темная металлическая дверь соседа, уверенность как рукой сняло. Девушка долго мялась, то подносила руку к звонку, то убирала, то снова подносила. В конце концов она мысленно обругала себя, выдохнула… и нажала на кнопку.
Сначала ничего не происходило. Кита переминалась с ноги на ногу, прокручивая в голове речь, которую выдаст нарушителю спокойствия. Варианты были самые разные, разной длины и степени вежливости. Когда музыка стала тише, Кита подобралась и набрала в грудь воздуха. Щелкнул замок, дверь открылась… и слова застряли у нее в горле.
Сосед был обескуражен не меньше – об этом говорили его темно-серые глаза, в которых застыло изумление. На несколько секунд повисло неловкое молчание, после чего он растерянно пробормотал:
– Кита?..
Шелест падающей из его рук бумаги вывел из ступора обоих: Кита попятилась, а парень спешно нагнулся, чтобы подобрать свои черновики.
– Томас… – Девушка закусила губу. – Извини… не знала… я пойду…
Она сделала еще один шаг назад и наступила на край своего пледа. Томас предостерегающе вскрикнул. Только что подобранные листы полетели в сторону, а музыкант бросился к девушке, когда та начала терять равновесие.
– Осторожно! – Он подхватил ее у самого пола. – Все нормально? Не ударилась?
Вместо ответа Кита съежилась… и заревела. Томас растерялся окончательно и в попытке утешить прижал к себе. Кита вцепилась в его футболку, словно тонущий в спасательный жилет. Плечи у нее тряслись, словно в припадке, а в звуках, которые она издавала, смешались горечь обиды, стоны отчаяния, всхлипы усталости, и все это объединялась тихой мольбой о помощи.
Прошло некоторое время, прежде чем Кита немного успокоилась. Томас терпеливо ждал, позволяя выплеснуть накопившиеся чувства, и поглаживал ее по спине. Когда она отстранилась и принялась вытирать слезы, он поднялся с колен и помог ей встать.
– Знаешь, у меня есть неплохое средство от дурного настроения, – задумчиво протянул он. – Пойдем. Тебе надо прийти в себя. Заодно и расскажешь, что у тебя стряслось. Чувствую, дело тут не только в простуде.
***
Средством от дурного настроения оказались свежие пирожные из пекарни на углу – Кита даже не знала, что там такие делали.
Пока Томас ставил чайник и накрывал на стол (предварительно с этого стола был убран ворох исписанной бумаги), Кита сидела на небольшом диванчике, подобрав под себя ноги и закутав их в плед. Кухня у музыканта была небольшой, навскидку – примерно пять-шесть квадратов. В воздухе витал запах корицы и свежей выпечки, что несколько ее удивило. Алис как-то сказала, что у парней, живущих в одиночестве, в доме может пахнуть только грязными носками. Честно говоря, Кита была даже рада, что квартира Томаса разрушила этот стереотип.
– Чай травяной, здесь имбирь и мята. Добавил еще лимона немного. – Хозяин налил горячий ароматный напиток в чашку и протянул Ките.
Та шмыгнула носом и послушно взяла ее в руки.
– Скажи, я ведь прав, что дело тут не только в простуде? – не стал ходить вокруг Томас. – Что-то стряслось в тот день?
Девушка потупила глаза. Разумеется, она поняла, о каком дне он говорит: на нее, прилежную ученицу, было необычным прогуливать занятия. Но рассказывать не торопилась.
– Я понимаю, ты не хочешь грузить меня своими проблемами, – правильно расценил он ее молчание. – Но – увы и ах! – ты уже меня ими загрузила, когда едва не свалилась у порога моей квартиры. Хотя, тут и доля моей вины есть…
Томас взлохматил рыжие волосы.
– Ладно, это не так важно. Важно то, что ты сейчас сидишь напротив и нежеланием говорить создаешь еще больше проблем.
Кита съежилась и спрятала лицо за чашкой. Вина и стыд обжигали ее, и если бы не распухшее от слез лицо, Томас наверняка бы заметил, как покраснели ее щеки.
– Извини… – прошептала она еле слышно.
Парень осекся. Его пальцы выдали по поверхности стола незамысловатый ритм.
– Нет, это я должен извиниться. Надавил на тебя.
Томас задумался. Он с самого начала догадывался, что просто так Кита не станет ему ничего рассказывать. В конце концов, они практически не знакомы, если один раз в колледже разговаривали – и то хорошо. Ему нужно было придумать, как вытянуть из нее откровение.
– Слушай. – Он встал со стула и присел на краешек дивана, чтобы их глаза были на одном уровне. – Я понимаю, делиться подобным с другими бывает непросто. Я и сам далеко не сразу научился доверять другим. Веришь или нет, в старших классах я здорово комплексовал из-за того, что моя мама бросила нас и ушла к другому. – На этих словах у Киты округлились глаза: откровение Томаса оказалось для нее неожиданным. – Рассказывать об том, что я живу с мачехой и отношения у нас, мягко говоря, не очень, было страшно – не хотелось, чтобы кто-то узнал о моей «неполной» семье.