Эрнест Ролле
Разбойник Кадрус

Глава LXI
Кадрус еще не умер

Наполеон догадывался, что принцесса придет его упрашивать, и потому назначил военный суд с расчетом, чтобы приговор был исполнен тотчас же.

Пока судьи рассуждали, пятнадцать человек ждали с ружьем в руке, когда настанет минута, чтобы всадить пятнадцать пуль в грудь Кадруса.

Заседание суда было публичное. В зале находилось человек двести, а на улице тысяч десять.

В полночь собрался совет. Пять минут первого Кадрус был введен, и толпа приняла его в глубоком безмолвии. Он был в своем меховом плаще, в своей черной шляпе. В руке он держал свою маску. Солдаты почти симпатизировали ему, восхищались его мужеством. Горожане были поражены его надменной наружностью; женщины находили его красавцем.

Председатель задавал вопросы со своей обычной торжественностью. Кадрус отвечал с гордостью:

– Я Кадрус. Мне тридцать лет. Ремесло мое – грабить на больших дорогах и в домах тех людей, которых я нахожу слишком богатыми и большими грабителями, чем я. Жилище мое было во Франшарских ущельях. Там, под скалами, я положил тысячи человек, посланных захватить меня, в жизни моей я убил тысяч пять. У меня в шайке никогда не было более трехсот человек…

Председатель хотел остановить его.

– Позвольте, полковник, – продолжал Кадрус, – теперь или после я скажу это, лучше уж теперь. – Он продолжал: – Я всегда нападал только на гнусных плутов, разжиревших от крови и пота бедняков. Я убивал только негодяев или врагов, которые принуждали меня защищаться. Более всего сожалею я о том, что был поставлен в необходимость уничтожить столько неустрашимых и храбрых солдат перед моим гротом. Я был неограниченным повелителем больших дорог, составлявших мою империю. Мое право было правом сильного – единственное право, посадившее Наполеона на французский престол. Он украл свою корону, а я украл свою. Следовательно, мы равны. С тремястами я сделал столько же и более, чем он с миллионом солдат. Я считаю себя великим полководцем. Теперь судите и казните Кадруса. Тело погибнет, а слава останется.

Он обвел толпу орлиным взором, принял как законную дань говор восторга и сказал, садясь:

– Теперь я не буду отвечать. Я сказал все. Действуйте.

Председатель понял, что он не добьется более ни одного слова.

Суд шел своим чередом; выслушивали свидетелей. После обвинительной речи председатель предложил говорить Кадрусу, который отказался защищаться. Потом залу очистили, суд стал совещаться. Толпа ждала приговора. Залу опять, отворили, и смертная казнь была единогласным приговором.

Потом председатель объявил, что приговор будет исполнен тотчас же на дворе тюрьмы в присутствии народа.

Кадруса отвели на двор среди десяти тысяч человек и поставили его к стене. Полковник, председатель совета, сам пошел наблюдать за казнью. Кадрусу хотели связать руки и завязать глаза, но он не согласился.

– Полковник, – сказал он, – я прошу вас уважать обычаи. Всякому энергичному человеку позволяют командовать самому.

– Хорошо, – сказал полковник.

Кадрус принял надменную позу перед взводом солдат. Он сказал им:

– Товарищи, я всегда хорошо обращался с моими противниками. Я прошу вас оказать мне единственную и последнюю услугу. Я хочу, чтобы мне выстрелили в грудь и чтобы пули пощадили мою голову.

Офицер обернулся к своим солдатам.

– Вы слышите? – сказал он.

– Да, – ответили они.

Полминуты отделяло начальника Кротов от смерти.

Глава LXII
Свидание Кадруса с принцессой Полиной

Пока Кадруса судили, в Тюильри происходили описанные нами сцены. Принцесса Полина выпросила у Наполеона приказание отменить казнь атамана Кротов. Но император приказывал в записке офицеру, который вез первый приказ, опоздать. Наполеон отдал эту записку своему камердинеру Констану, но тот не знал, что заключается в ней, для него ли эта записка или для офицера. Для этого он захотел прочесть ее Но принцесса шла за ним и почти что подталкивала.

– Друг мой, – говорила герцогиня, – спешите, дело идет о жизни человека.

– Герцогиня, – сказал Констан, – я спешу как могу.

– Побежим.

– Не могу. У меня в колене ревматизм.

Герцогиня не хотела слушать более и вырвала приказ из рук камердинера. Но, вырывая его, она увидела бумагу, оставшуюся в руке Констана, и заметила его бледную и встревоженную физиономию. Она поняла все.

– Дайте мне эту бумагу, – сказала она.

– Герцогиня…

– Дайте!

– Герцогиня!

– Берегись… Если ты не отдашь, то рано или поздно я тебя погублю.

Констан счел, что гораздо опаснее раздражить герцогиню де Бланжини, чем согласиться. Он подумал, что сможет извиниться перед Наполеоном, и отдал записку. Герцогиня прочла и задрожала от негодования. Но не время было предаваться упрекам. Она выбежала во двор и увидела ординарца, уже сидевшего на лошади. Там стояли также двое часовых, один верховой, другой пеший.

– Вот! – сказала она ординарцу. – Поезжайте, господа, и я сейчас еду с вами. Сойдите, друг мой, – сказала она часовому, – император приказал.

Солдат сошел с лошади, герцогиня быстро вскочила на нее. Она была превосходной наездницей и с головокружительной быстротой проскакала вместе с ординарцем Сент-Антуанское предместье и Сен-Манде, но у Венсенна, увидев столько народа на улице, герцогиня испугалась. На дворе взвод уже готовился стрелять в Кадруса.

Вдруг герцогиня закричала:

– Остановитесь! Приказ императора!

Кадрус был очень удивлен этим неожиданным помиловением, но вдруг в тени увидел женщину на лошади.

– Жанна! – сказал он.

Слезы сверкнули на его черных глазах. Он подумал, что его жена выпросила ему прощение и привезла его. Ах! Жанна сделала бы все, чтобы пробраться к Жозефине или Наполеону, но ей не удалось.

Между тем приказ императора был прочтен, и Кадруса велено было отвести опять в тюрьму. Комендант Венсеннской крепости вдруг увидел на лошади женщину, закутанную в длинный плащ. «Это, должно быть, его жена», – подумал он.

Он предложил принцессе, которая дорогой взяла плащ своего спутника, сойти с лошади. Она согласилась, и комендант отвел ее в сторону. Думая, что имеет дело с женой Кадруса, он сказал герцогине:

– Сударыня, он спасен! Сказать между нами, ваш муж очень интересный разбойник.

Полина вздрогнула, но не стала выводить коменданта из заблуждения. Он продолжал:

– Я понимаю, что вы любите его… несмотря ни на что. Хотите его видеть?

– Да.

Комендант повел молодую женщину в довольно удобную комнату. Там стояла железная кровать с белыми простынями и толстым одеялом. Стены были голы. Но все-таки это скорее походило на комнату, чем на тюрьму.

Когда комендант ввел герцогиню, Кадрус все продолжал думать, что это его жена. Комендант вышел. Кадрус прижал ее к сердцу, но тотчас же заметил свою ошибку.

– Как, это вы, принцесса? – сказал он.

Она зарыдала.

Глава LXIII
Разлука

Кадрус оценил изумительную преданность молодой женщины и почувствовал к ней безграничное уважение.

– Герцогиня, – сказал он, встав на колени, – не плачьте. Только моя гордость мешала мне до сих пор обожать вас. Но теперь, несмотря на Жанну, которую я люблю, я обещаю вам сохранить об этой ночи неизгладимое воспоминание. Я не смею сказать, что сожалею о прошлом, но клянусь вам, что будущее кажется мне теперь лучезарным, когда у меня в сердце пылкая страсть и глубокое благоговение.

– Друг мой, – сказала герцогиня, – я была подавлена волнением…

Через десять минут комендант постучал в дверь тюрьмы и спросил:

– Могу я войти?

– Да! – ответил Кадрус.

– Сударыня, – обратился комендант к герцогине, – проститесь с вашим мужем, я должен вас увезти.

– Благодарю, вы чрезвычайно деликатны.

Она протянула ему руку. Он любезно поцеловал ее. Герцогиня кивнула Кадрусу и ушла.

Глава LXIV
Самоотверженность Жанны

Как только герцогиня вернулась домой, она тотчас послала за Жанной. Та поспешила явиться.

– Милая моя, – сказала герцогиня, – ваш муж спасен, я выпросила ему помилование.

Жанна упала на колени; герцогиня подняла ее и поцеловала.

– Это еще не все, – сказала герцогиня, – он должен бежать из тюрьмы.

Жанна задрожала.

– Из тюрьмы? – прошептала она.

– Да. Я почти насильно выпросила помилование у его величества.

Она рассказала все, как было, а потом прибавила:

– Взбешенный император решил, что, так как мне это удалось, он не отменит своего помилования, но он хочет, чтобы ваш муж был отправлен в Тулон.

– Это ужасно! – сказала Жанна.

– Мы освободим его оттуда. Вы знаете, что можете поступить в орден сестер милосердия?

– Да, но теперь…

– Бедняжка, я понимаю! Теперь, когда он остался жив, вы хотите опять принадлежать ему. Будьте спокойны. Вы не вечно останетесь в монастыре. Вы знаете, в чем состоит обязанность сестер милосердия?

– Они ухаживают за преступниками.

– Именно. Они живут в Тулоне, куда будет отправлен ваш муж.

– О, понимаю! Я поеду в Тулон.

– Я рекомендую вас настоятельнице. Вы будете ухаживать за больными каторжниками. Обязанность ужасная, но это для него.

– О, я на все согласна!

– Вы увидите его. Он сделается болен. Потом, когда его отправят в лазарет, мы устроим ему побег.

Вдруг Жанна вскричала:

– Герцогиня, вы любите его так же, как и я!

В голосе молодой женщины была тоска. Герцогиня покраснела, а потом сказала откровенно:

– Да! Так же, как вы. Но нечего бояться! Если бы я только хотела…

Жанна ответила:

– Герцогиня, я не ревную – я восхищаюсь вами. Если бы даже пришлось отказаться от него, чтобы его спасти, я не поколебалась бы.

Обе женщины поняли друг друга и обнялись. Они условились, как им поступать, и расстались.

Глава LXV
Отъезд

Через час герцогиня призвала к себе вдову генерала Бильяра, которая была ее преданным другом.

– Милая моя, – сказала ей герцогиня, – я желаю ехать в Тулон.

– И берете меня с собой?

– Да. Я буду вашей горничной.

– Что это вы говорите!

– Так надо. Я уверю императора, что на два месяца удаляюсь в монастырь. Он не должен знать, что я делаю и где буду.

– О! – сказала госпожа Бильяр, бросив на приятельницу проницательный взгляд. – Я знаю, герцогиня, что вы замышляете в эту минуту.

– И вы меня осуждаете?

– Я не позволяю себе вас судить.

– Вы мне поможете?

– Да, вы всегда найдете женщину, которая окажет вам услугу из интереса, а я предпочитаю услужить вам из преданности.

– Благодарю, я ожидала этого от вас. Возьмите сейчас паспорт.

– Когда же мы поедем?

– Сегодня вечером.

– О, герцогиня, как вы любите его!

– Если бы вы знали…

Приготовления принцессы были очень просты. Она сделала вид, будто едет в Сен-Жерменский монастырь. Простилась с императрицей. Жозефина была очень добра, как всегда, и одобрила это желание уединения. От нее герцогиня пошла к императору. Наполеон был несколько сконфужен своей хитростью, не совсем достойной честного человека, и не знал, как ему держать себя с герцогиней. Наконец-то он находится в неприятном положении и боится объяснений! Но она хотела опять войти к нему в милость, так как знала, что будет иметь надобность в большом снисхождении. Герцогиня разыграла комедию с целью уверить императора, будто не видела второй записки. Она говорила себе, что Наполеон будет очень рад, если ему не придется краснеть за свое лицемерие.

Герцогиня рассчитала верно. Сначала Наполеон принял ее холодно и удивился, что она почтительно поцеловала ему руку.

– Государь, – сказала она, – я пришла вас поблагодарить.

– Вы насмехаетесь, герцогиня? – с удивлением спросил Наполеон.

– Что вы говорите, государь? Я не понимаю. Я пришла с сердцем, полным признательности, благодарить ваше величество, а вы говорите о насмешке. Не могу понять.

Император всмотрелся в лицо герцогини – оно было бесстрастно. По крайней мере оно дышало чистосердечием. Император сказал себе: «Может быть, она не прочла другого приказа».

– Любезная герцогиня, – сказал он, – вы вырвали приказ у Констана. Это неприлично.

– Правда, государь. Примите мои извинения.

– Потом вы забыли предписание, которое я прибавил к этому приказу.

– А, я этого не знала! – сказала она. – Что это было, государь?

– Несколько слов к губернатору. Я приказывал ему посадить Кадруса в приличную тюрьму. Но вы так спешили, что взяли только одну бумагу.

– О государь! Как вы добры, что подумали об улучшении участи этого бедного молодого человека, и какую надежду это мне подает!

– Позвольте. Не обманывайте себя пустой мечтой. Я сделал уже слишком много. Я еще должен вас побранить. Как, вы сами поскакали в Венсенн!

– Я была в таком нетерпении!

– Герцогиня, это очень важно. Три человека знают вашу тайну. Ординарец и двое часовых. Неужели это не пугает вас?

– Я немножко дрожу, государь. Но слухи прекратятся. Я их опровергну.

– Не очень тревожьтесь, герцогиня. Я призывал ординарца и сказал ему: «Полковник, если кто-нибудь узнает, что случилось сегодня, я найду для вас какое-нибудь очень неприятное место, куда вы отправитесь размышлять о последствиях нескромности». А сегодня вечером я послал к нему патент на чин бригадного генерала.

– Ах, государь, вы слишком добры!

– Потом, герцогиня, я призвал обоих солдат. Это ветераны, люди честные, преданные мне. Я заставил их поклясться молчать. Они будут молчать. Оба сделаны бригадирами. Видите, герцогиня, я поступаю с вами как отец.

Она бросилась к ногам Наполеона, который улыбнулся, считая это наивностью. Он закончил таким образом:

– К счастью, вы вздумали надеть плащ полковника, и в Венсенне вас не узнали.

Восхищенный оборотом, который приняло дело, Наполеон потирал руки.

Герцогиня сказала ему о своем намерении удалиться в монастырь. Император не разделил мнение императрицы.

– Это затворничество тотчас после ареста Кадруса кажется мне неловкостью. Вы показали сочувствие к этому человеку; пожалуй, станут подозревать, что вы влюблены в него, если я позволю вам сделать это. По-моему, Полина, вам надо попутешествовать.

Глаза герцогини засверкали.

– Куда, государь?

– Куда хотите.

Герцогиня обрадовалась этому позволению, которое давало ей право поехать в Тулон, если она захочет. Она была очень признательна, простилась с императором, а потом пошла готовиться к отъезду.

Герцогиня была в восторге. Ей не к чему было скрываться, не к чему разыгрывать роль. Она дала знать госпоже Бильяр об этой счастливой перемене и назначила свой отъезд на шесть часов вечера, восхищаясь возможностью на свободе все приготовить к побегу.

Глава LXVI
Император готовит возмездие

Наполеон, как показывают его письма, имел кошачью натуру и был способен хитрить. Полина думала, что обманула его, а между тем он сам ее провел. Только она ушла, как он пошел за Савари.

– Генерал, – сказал ему Наполеон, – вы желаете отмстить Кадрусу?

– Желаю, государь.

– Я не велел расстреливать этого презренного разбойника. Его отвезут в Тулон.

– Знаю, государь.

– Его отправят туда в почтовой карете.

Савари был удивлен.

– Да, – сказал император, – я оказываю ему внимание. Он меня спас. Я избавил его от смерти. Но я не буду жалеть, если он умрет.

– Государь, это легко.

– Как вы это понимаете?

– С экипажем может случиться несчастье…

– Плохое средство.

– Отравить?

– Это мне противно. Это похоже на убийство.

Савари увидал, что император составил уже план, и перестал придумывать.

– Что делает такой человек, как Кадрус, в остроге?

– Царствует над всеми.

– Знаю… но мне кажется, ему очень хочется оставить свое царство.

– Конечно, и я убежден, что Кадрус убежит.

– Тем более что вы ему поможете.

– Я?

– Да, вы. Я знаю даже еще одну особу, которая примет в этом участие.

– Кто это?

– Принцесса Полина. Она обязана ему жизнью и хочет возвратить ему свободу. Понятна ли такая прихоть?

– Государь, это очень естественно.

– Отправляйтесь к смотрителю тюрьмы и скажите ему, что герцогиня де Бланжини будет хлопотать о побеге этого негодяя. Пусть он хорошенько наблюдает за ее проделками и устроит так, чтобы Кадрус не считал себя под строгим надзором, а часовой или сторож застрелили его, если он вздумает перелезть чрез тюремные стены.

– Браво, государь!

– Вы хорошо поняли?

– О да!

– Поймите, что смотритель должен знать благородную причину, заставляющую принцессу заниматься Кадрусом.

– Я ему скажу.

– Пусть он сохранит это в секрете.

– Непременно. А вы уверены, ваше величество, что принцесса поедет в Тулон?

– Я посоветовал ей путешествие, и она выберет юг.

– Мне пришла в голову мысль…

– Какая, генерал?

– Я пошлю к герцогине полицейского.

– Берегитесь, она будет остерегаться!

– Он явится к ней как Крот и скажет, что пришел просить у нее денег, чтобы пробраться в Тулон и постараться спасти своего атамана. Принцесса условится с ним, и мы узнаем ее планы.

– Но если Кадрус будет переписываться с принцессой, то он захочет узнать имя этого преданного ему Крота.

– Ему скажут, что его зовут Белка. Это один из тех немногих Кротов, которые спаслись.

– А настоящий-то где?

– Должно быть, в бегах. Он не станет заниматься Кадрусом.

– Это возможно. Савари, я думаю, ваш план очень хорош… Но сумеет ли полицейский хорошо разыграть свою роль?

– Государь, это бывший каторжник.

– И вы поставите этого негодяя в сношения с принцессой?

– О, ваше величество, поверьте, каторжник, делающийся полицейским агентом, становится чистым как снег. Это все равно что крещение. Притом принцесса не боится каторжников, чему свидетелем служит Кадрус.

Император нахмурил брови, но выдал чек на свою казну Савари, который ушел и призвал своего агента. Это был человек ловкий. Генерал рассказал ему все, что он должен был знать, и приказал видеться с герцогиней не иначе как наедине. Он должен был для объяснения тайны, которой он окружал себя, сослаться на поиски полиции. Словом, ему даны были самые подробные и самые полные инструкции.

Вечером он послал к герцогине письмо такого содержания:

«Герцогиня, я Крот. Меня зовут Белкой. Я один из немногих оставшихся в живых из шайки атамана Кадруса. Я хочу его спасти. Мне нужны для этого деньги, и я подумал о вас, которую он спас от смерти, угрожавшей вам. Вы наверняка сделаете для него что-нибудь. Клянусь вам, что я хоть и разбойник, но честный человек. Я употреблю на побег моего атамана все, что вы мне дадите».

Герцогиня задрожала, читая это письмо, и спросила, кто его принес.

– Какой-то священник, – ответили ей.

– Пусть он войдет.

Агент по имени Люпен, впоследствии сделавшийся знаменитым, вздумал, для того чтобы лучше разыграть свою роль, переодеться деревенским священником!..

Герцогиня тем временем выслала всех окружающих и спрашивала себя: неужели священник мог взять на себя подобное поручение?

– Садитесь, – сказала она.

Агент сел. Она продолжала:

– Вы приняли на себя это поручение, вероятно, не зная, в чем оно состоит?

Агент рассмеялся.

– Извините, – сказал он, – я сам Белка.

Герцогиня изумилась. Люпен продолжал:

– Герцогиня, я вам доверяю. Посмотрите!

Он снял парик и очки. Она увидела молодого человека и вскрикнула. Разбойник сказал:

– Не пугайтесь, я уйду очень спокойно, если даже вы не дадите мне денег.

– Я не боюсь ничего, – сказала герцогиня, – я только удивляюсь, как вы прекрасно переоделись. Стало быть, вы любите Кадруса? – спросила она.

– Атамана-то! Я дам изрубить себя за него в куски.

– Ну, друг мой, я ему предана и еду в Тулон.

– Ах, боже мой!

– Я хочу его освободить.

– Возможно ли? Вы, герцогиня, такая знатная дама!

– Вы мне поможете?

– От всего моего сердца. Меня преследуют. Я спрячусь и отправлюсь в Тулон, не будучи узнан, потому что переоденусь, этот костюм годится только для Парижа, а в провинции…

– Почему же?

– Герцогиня, в провинции жандармы знают всех священников.

– Как же вы переоденетесь?

– Солдатом. У меня есть мундир.

– Не поехать ли вам со мной?

– Невозможно, у меня есть один недостаток.

– Какой?

– Я люблю балагурить.

– В этом нет ничего дурного.

– Я буду волочиться за вашими субретками.

– Фи! – сказала герцогиня.

– Потом я иногда напиваюсь.

– Вы воздержитесь.

– Ах, герцогиня, я сделался разбойником только для того чтобы балагурить и пить.

– Ну хорошо, поезжайте один. Но есть ли у вас план побега?

– Придумаю.

– Где я вас увижу?

– В Тулоне.

– Как я узнаю, что вы хотите со мной говорить, и как вы меня предупредите?

– Положитесь на меня. Меня недаром зовут Белкой, я сумею добраться до вас.

Герцогиня позвонила. Пришли слуги.

– Позовите моего управляющего, – сказала она.

Управляющий пришел.

– Господин Серре, дайте этому доброму священнику на одно благотворительное дело пять тысяч франков. Довольно этого, отец мой?

– Герцогиня, – ответил священник, – для того чтобы спасти это семейство, достаточно одной тысячи.

Герцогиня удивилась этой честности. «Какой деликатный разбойник!» – подумала она.

– Вы поможете и другим бедным, – сказала она.

Патер поблагодарил, пошел за управляющим, взял деньги и ушел.

Через час герцогиня была на дороге в Тулон.