Эрнест Ролле
Разбойник Кадрус

Глава LIII
Смерть Марии

Маркиза вернулась в грот с твердым намерением. Фоконьяк ждал ее и казался взбешен.

– Ступайте за мной! – сказала она.

Она привела его в свою комнату и продолжила:

– Я сейчас имела объяснение с вашим другом… последнее.

– Я догадывался. Что же, вылечились вы? – прибавил он с насмешкой.

– Нет еще. Но я знаю одно средство.

– Какое же?

– Любовь другого человека. Дадите ли вы мне свободу любить?

– Сделайте одолжение.

– Благодарю. Прощайте!

– Прощайте!

Фоконьяк ушел. Маркиза вынула из бумажника письмо и прочла его.

– Это, должно быть, от него, – сказала она.

Она пошла по гротам молча, ища кого-то между разбойниками.

Этот кто-то был молодым человеком из прекрасной фамилии, по имени Ришвиль, который имел глупость плутовать в карты, чтобы содержать любовницу, и чуть было не попал в тюрьму, бежал и сделался Кротом. Он был недурен собой и почувствовал безумную страсть к жене Фоконьяка.

Он играл в кости, когда маркиза подошла к нему и притворилась, будто интересуется его игрой. Потом сделала ему знак и ушла. Через четверть часа он был возле нее и стоял перед ней на коленях.

– Вы меня любите? – кричал он.

– Да, – сказала она, – но с условием…

– О, каково бы ни было условие, я берусь выполнить его!

– Берегитесь!

– Маркиза, если бы дело шло даже о том, чтобы изменить моим товарищам, что противнее для меня всего на свете, я не колебался бы ни одной секунды.

Маркиза пристально взглянула на него.

– Вы это сделаете? – сказала она.

– Да, – ответил он и очень побледнел.

– Тогда я буду ваша.

Разговаривали шепотом. Они были в комнате маркизы, которая думала, что находится с ним наедине. Вдруг явился Фоконьяк, но он имел деликатность постучать, прежде чем вошел, так что не застал Ришвиля на коленях.

– Знаете вы историю, Ришвиль? – спросил он.

– Знаю, – отвечал тот. – Но почему вы спрашиваете об этом?

– Потому, что этот грот похож на грот Дионисия. С известного пункта слышится малейший шум, таким образом я слышал ваш разговор.

– Капитан… – начал было Ришвиль.

– Мой милый, женщины должны были погубить тебя! Оставь в покое пистолет, я уже держу свой.

Ришвиль хотел выстрелить, но упал, пораженный пулей. Мария, как львица, бросилась на своего мужа. Вторая пуля остановила ее. Она пронзила ей грудь. Мария тотчас умерла, проклиная… Жанну! Жанну, а не Кадруса.

Странная логика у женщин!

Глава LIV
Уничтожение Кротов

Кадрус вернулся в ту минуту, как выстрел Фоконьяка лишил жизни Марию.

– Это что? – спросил Кадрус.

– Они изменили! – сказал Фоконьяк.

– Хорошо!

Более ничего не было сказано. Никакого объяснения не последовало. Испуганная Жанна прибежала. Кадрус указал ей на оба трупа.

– Они хотели нам изменить! – сказал он. – Плачь, но молчи. Он сделал хорошо.

Ночь и день прошли печально. В следующую ночь, к одиннадцати часам вечера, Кадрус услышал известный крик часовых, возвещавший ему что-то новое. Все разбойники тотчас были на ногах. Атаман и Фоконьяк прислушались. Часовые, стоявшие возле ущелья, еще не были убиты гвардейцами и подали сигнал.

– Черт побери! – сказал Фоконьяк. – Нам доносят о бесчисленном множестве врагов.

– Три дороги уже перехвачены, – сказал Кадрус.

– О, теперь ночь и путь будет нетруден, – сказал Фоконьяк. – Могут ли они окружить все?

– Нет, – сказал Кадрус. – У Волчьего ущелья есть такие тропинки и проходы, что оттуда мы можем свободно пройти. Спроси!

Фоконьяк спросил. Ему ответили. Все вздрогнули. Путь был свободен.

– Хорошо! – сказал Кадрус. – Убежим. Переоденьтесь все честными людьми и захватите все. Мы больше не вернемся сюда.

– Где же мы соберемся? – спросил Фоконьяк.

– В Провансе. В Корнишских ущельях.

– Вы слышали? – обратился Фоконьяк к разбойникам. – Атаман ждет вас через три месяца в окрестностях Ниццы.

– Хорошо! – сказала шайка.

Все переоделись, кто работником, кто земледельцем. Все надели пояса с банковыми билетами. А богатство начальников давно находилось в надежном месте. Когда все было готово, Кадрус осмотрел свою шайку.

– Товарищи, – сказал он, – мы никогда не совершали таких блестящих подвигов, как в последнее время, и я вами горжусь. Обещаю вам, что через три месяца мы будем действовать еще лучше. Мне пришла великолепная мысль. Я увезу вас в Америку. Мы сделаемся флибустьерами. Я хочу быть где-нибудь государем.

– Да здравствует Кадрус! – вскричали разбойники с неистовым восторгом.

Они размахивали оружием.

– В путь! – сказал атаман.

Шайка проскользнула в лес. Кадрус шел позади, Фоконьяк впереди. Женщин было трое. Вдруг на вершине ущелья показалась тень. Все подумали, что это часовой, и Фоконьяк ему свистнул. Но раздался крик:

– Стреляй!

Со всех сторон раздались выстрелы. В двадцать секунд половина шайки была убита или ранена. Но среди этого беспорядка раздавались два громких голоса: «За нами, Кроты, в грот!»

Это кричали Кадрус и Фоконьяк. Оставшиеся в живых разбойники столпились около своих начальников и прикрепили к дулам двуствольных ружей охотничьи ножи. Рукоятка вкладывалась в дуло.

– Вперед! – закричал Кадрус.

Быстрее молнии он напал на солдат, стоявших у входа в грот. Сто человек загораживали этот вход. Они выстрелили – более пятидесяти разбойников упали, но, несмотря на энергию гренадеров, линия их была пробита и остальная шайка прошла… Кадрус исчез. Он надеялся, что грот еще не занят. Фоконьяк был убит, Жанна спасена. Осталось всего-навсего тридцать два Крота.

Глава LV
Кадрус сдается Фриону

Старик Фрион был изумлен ловкостью, с которой прошли Кроты.

– Утешимся! – сказал он. – Надо сосчитать трупы и посмотреть, не убит ли Кадрус. Во всяком случае, их осталось немного, и мы скоро покончим с ними.

Фоконьяка нашли, а Кадруса нет. Сосчитали более двухсот человек, мертвых или раненых. Фрион рассчитал, что Кротов осталось очень мало.

Фрион собрал всех своих людей на вершину грота. Он надеялся, что Кроты вступят в переговоры, и громко закричал:

– Атаман Кадрус!

– Кто меня зовет? – отвечал голос.

Все вздрогнули. Фрион закричал:

– Я, начальник отряда, окружившего вас! Я хочу вступить с вами в переговоры.

– Очень хорошо! – ответил голос. – Идите сюда!

– Что? – вскрикнул Фрион.

– Разве вы сомневаетесь в моей честности? – спросил голос печальным тоном. – Хоть я и побежден, но все-таки я Кадрус, дворянин больших дорог.

– Если бы я точно знал, что имею дело с Кадрусом, то пришел бы.

– Я здесь.

Кадрус показался. Наступило продолжительное молчание. Все смотрели на молодого атамана.

– Хорошо, я иду! – сказал Фрион.

Он подошел к молодому человеку и поклонился ему.

– Здравствуйте, атаман! – сказал он.

– Здравствуйте, господа!

Кадрус с удивлением посмотрел на Фриона. Тот улыбнулся.

– Понимаю! – сказал он. – Вы спрашиваете себя, каким образом я, отставной лесничий, распоряжаюсь всем. Вот, прочтите.

Он подал ему полномочия. Кадрус прочел и сказал:

– Странно!

– Не правда ли? – спросил Фрион. – Но вы поймете. Вы в моей гостинице убили человека, у которого взяли сто тысяч франков.

– А, вы трактирщик Фрион! Да, помню! – сказал Кадрус.

– Так как вы убили моего гостя, я поклялся помочь захватить вас.

– Как вам это удалось?

Фрион вкратце рассказал. Кадрус несколько раз с испугом взглядывал на старого лесничего.

– Позовите вашего сына, – сказал он.

Фрион позвал. Тот пришел. Кадрус пожал ему руку.

– Вы славный молодой человек, – сказал он, – а отец ваш – честный и искусный человек. Я очень уважаю вас обоих.

– А я, – сказал Александр, – восхищался бы вами, если бы вы не были… – Он остановился.

– Разбойником, – подсказал Кадрус. – Полноте! Солдат Бонапарта, укравшего корону, тот же Крот в больших размерах. Но не будет говорить об этом. Хотите идти за мной?

Фрион с сыном доверчиво вошли в грот. Они увидели бледную Жанну.

– Милый друг, позволь представить тебе единственных людей во Франции, которые смогли захватить Кадруса!

Жанна поклонилась. Оба Фриона тоже сделали ей поклон.

– Теперь я кладу оружие, – сказал Кадрус. – Господин Фрион, вот мои пистолеты и мое ружье, берегите их хорошенько. А вы, сержант, возьмите мой нож. Это оружие драгоценное, оно сделается историческим. От меня, господа, вы ничего не можете принять, я это понимаю. Но от моей жены, конечно, вы можете принять подарок. От ее имени прошу взять это.

Он подал старику Фриону бриллиант высокой цены. Сержанту подал огромную жемчужину.

– Это вещи моей жены, – сказал он, – не отказывайтесь.

Сержант колебался. Жанна стала упрашивать. Он согласился.

– А теперь ведите меня, – сказал Кадрус. – Я прошу только об одной милости, чтобы не оскорбляли мою жену, чтобы не обращались дурно с моими подчиненными.

– Атаман, – сказал сержант, – я ручаюсь вам за это.

Разбойники вышли прежде, потом Кадрус. Потом сержант под руку с Жанной. Солдаты поняли поступок сержанта. Они были почтительны к этой женщине, которая имела мужество последовать за своим мужем в его опасную жизнь…

Через два часа Кадрус был в Фонтенбло. Потом его повезли в Париж. Император был в восторге и поклялся, что на этот раз Кадрус не убежит.

Глава LVI
Награда Фриона и его сына

Наполеон приказал скрыть известие о поимке Кадруса. Знали, что в Фонтенбло происходила схватка, но чем она кончилась, оставалось в неизвестности.

Утром Наполеон позвал к себе Камброна. Тот прочел императору рапорт своего сержанта. Наполеон с радостью и изумлением узнал, что только пятнадцать гренадеров были ранены. Он был в таком же восторге, как на другой день после победы. Он приказал Камброну молчать и отослал его, говоря:

– Сегодня вечером я приму обоих Фрионов. Приведите их ко мне.

После обеда Камброн привел в Тюильри обоих героев. Наполеон принял их в своем кабинете. На кресле лежали два мундира. Беспорядок необычайный у императора, человека аккуратного в высшей степени! Это поразило Камброна. Наполеон подошел к старику Фриону.

– Здравствуй! – сказал он. – Ты победил?

– Точно так, государь.

– Я очень рад. А вы, господин подпоручик? – обратился император к Александру.

Молодой человек побледнел.

– Что с вами? А, вы не знаете! После того как вы уехали, вы были произведены в подпоручики. Это повышение было решено уже давно. Не так ли, Камброн?

– Точно так, государь.

Император продолжал:

– На другой день после вашего отъезда мы получили ваш первый рапорт. Он был хорошо составлен и показывал большие способности. Вы, так сказать, были в походе, а в походе повышения производятся иногда без очереди. Тогда мы произвели вас в поручики.

– Государь!..

– Наконец, поручик, так как победа вознаграждается, мы производим вас в капитаны и жалуем вам десять тысяч франков.

Слезы текли по щекам Александра, который весь дрожал. Император обернулся к старику:

– Я делаю тебя начальником лесничих над казенными лесами. Жалованье двадцать тысяч в год. Звание эскадронного командира и аренда в шесть тысяч в год, которая будет переходить к старшему в твоем роде. Теперь, Камброн, вели им одеться и отведи к императрице.

Он вышел. Камброн позвал лакеев, которые помогли одеться новопожалованным офицерам.

– Какой стыд! – говорил Камброн старику Фриону. – Гвардейский капитан, а хнычет, черт побери! Это просто срам!

Он так начал ругаться, что прекратил волнение сына и отца. Констан, камердинер Наполеона, делал искусные комплименты новым офицерам.

– Как хорошо сидят на них эполеты! – говорил он. – Многие генералы не умеют так держать себя.

– Как, например, Рампон! – сказал Камброн, смеясь. – Смотрите, вот как нужно кланяться императрице. Согнитесь вдвое. А принцессам, герцогиням и тому подобным чертовкам надо кланяться вежливо, но голова не должна нагибаться ниже груди. Вперед, марш!

Глава LVII
Полина ставит императора в тупик

Император пришел к императрице с веселым лицом. Потом сел играть с принцессой Полиной и все насмехался над ней. Она дулась. Тогда он сказал ей:

– Герцогиня, отчего вы не в духе сегодня? Наверно, вы не получили известий от кавалера де Каза-Веккиа?

– Это правда, государь.

В эту минуту вошел Камброн с обоими Фрионами. Это были новые лица. Все посмотрели на них. Император встал и повел офицеров к императрице.

– Представляю вам двух храбрых офицеров, на которых обращаю ваше внимание. Они его достойны во всех отношениях, – сказал он.

Императрица была очень любезна, но она не знала, что сделали новые гости императора.

– Государь, – спросила она, – можно узнать, чем мы обязаны этим господам?

– Они сделали то, чего никто не сумел сделать до сих пор.

– Что же это такое, государь?

Император посмотрел на герцогиню де Бланжини и сказал иронически:

– Они только с тремя сотнями гренадеров захватили Кадруса.

Если бы герцогиня не сидела, она упала бы. Она побледнела, но с изумительной энергией тотчас преодолела себя.

Император продолжал:

– Из всей шайки – трехсот человек – осталось только тридцать два и сам атаман. Его заперли в Форсе. Эти господа хотели взять с собой только равное число солдат числу разбойников; они выказали мужество, за которое я очень им благодарен. Наконец, они лишились только пятидесяти человек. Герой больших дорог очень унизился, – прибавил Наполеон, смотря на герцогиню.

Глаза герцогини засверкали, но она сдержалась. Император, производя эффект, которого желал, пригласил гостей продолжить игру и сам опять стал играть с принцессой Полиной, которая начала дрожать – реакция после ее усилий сдержать себя.

– Герцогиня, вы дрожите, – сказал Наполеон. – Вы нездоровы?

– Нет, государь, – ответила она, – я встревожена.

– Чем?

– Тем, что глаза всех будут устремлены на вас. Самые ничтожные и самые значительные ваши враги будут подстерегать ваши поступки в продолжение целого месяца.

– Что вы говорите, герцогиня? Войны у нас нет, Европа спокойна.

– Спокойна, но исполнена ненависти, государь.

Наполеон не понимал.

– Объяснитесь, герцогиня, – сказал он.

– Государь, Кадрус пойман?

– Да.

– Что же вы сделаете с ним?

– Я? Я ничего. Его будут судить.

– И…

– Осудят.

– И…

– Палач его казнит.

– Уверены ли вы в этом, государь?

– Кто же станет между приговором и гильотиной?

– Вы, государь.

– Потому что я имею право помиловать?

– Да.

– И вы думаете, что Франция будет довольна, если я его прощу?

– Это и тревожит меня. Франция хочет смерти Кадруса.

– Вы в этом сознаетесь?

– Отчего же мне не сознаться? Я не защищаю этого человека. Хотя этот разбойник поступил рыцарски со мной, я слишком уважаю себя, для того чтобы заступаться за него. Но я тревожусь за вас. «Таймс» уверяет, что вы не можете казнить человека, который спас вам жизнь.

Герцогиня так громко сказала эту фразу, что все услышали ее. Она была мужественна и смело отвечала на все нападки. Император смутился.

– Стало быть, вы мне советуете простить? – спросил он.

– Сохрани меня бог! Париж станет вас проклинать, Франция возненавидит. Скажут, что вы ставите себя выше общественной пользы. Но как только он будет казнен, станут кричать, что у вас сухое и нечувствительное сердце. Вас больше прежнего станут называть корсиканским медведем, вампиром. Видите, я не советую вам ничего, я только говорю, что самый могущественный человек может находиться в затруднении… – Принцесса пронзительно расхохоталась.

Наполеон закусил губы.

– Вы увидите, – сказал он, – что придется созвать совет, чтобы решить этот вопрос. – Он пожал плечами. – Будем играть, герцогиня, – сказал он.

Партия продолжилась. Но император скоро окончил ее и ушел. Он велел позвать к себе Фуше.

– Герцог, – сказал он ему, – вы читали статью в «Таймс» о Кадрусе?

– Читал, государь.

– Что вы думаете о ней?

– Я оставил бы ее без внимания.

– Но… я обязан жизнью этому человеку.

– Государь, монарх обязан иногда забывать о благодарности.

Император с волнением стал ходить по комнате, потом вдруг сказал:

– Герцог!

– Что прикажете, государь?

– Пишите.

Он продиктовал:

– «Кавалеру де Каза-Веккиа. Его величество поручил мне поблагодарить вас, кавалер, за услугу, которую вы оказали ему сегодня. Он дает вам право оставить это письмо при себе и отослать его к нему в тот день, когда вы захотите просить у него какой-нибудь милости. Какова бы ни была эта милость, вы ее получите». – Император прибавил: – Подпишите!

Вдруг дверь кабинета отворилась, и появилась герцогиня де Бланжини. Император видел, что она готова лишиться чувств. Он подошел к ней.

– Фуше, – сказал он, – оставьте нас!

Он подвел молодую женщину к своему письменному столу и указал ей на письмо.

– Прочтите, – сказал он ей.

Она прочла и упала на колени.

– Государь, благодарю! – вскричала она.

Он поднял ее, поцеловал и проводил, громко говоря:

– Скажите императрице, герцогиня, что я благодарю ее за это внимание!

Он хотел скрыть цель прихода принцессы.

Потом он позвал Фуше.

– Герцог, отдайте это Кадрусу, – сказал он, – и поставьте то число, в которое он меня спас. Он потребует у меня помилования. Я обязан буду исполнить свое обещание, и все скажут, что я не мог его нарушить.

– Ах, государь, – сказал министр, – как ваше величество находчивы!

Глава LVIII
Тайная пружина

Оставшись один, император сказал себе:

– Этот человек никогда не унижался передо мной. Наконец-то он будет просить у меня помилования!

Вот почему Наполеон был милосерден.

Глава LIX
Кадрус не унижается

Фуше вернулся чрез три часа.

– Государь, – сказал он, – вот письмо, которое ваше величество приказали мне отнести. Пленник написал на полях то, чего он просит у вас.

Император развернул письмо и прочел:

«Единственная милость, о которой Кадрус просит Наполеона, состоит в том, чтобы жену его приняли в орден сестер милосердия, куда ее не хотят принять».

Наполеон с досадой бросил письмо. Фуше спросил:

– Как прикажете, ваше величество?

– Согласиться!

Он отпустил герцога, который злобно улыбнулся, удаляясь. Он был в восторге, что разбойник подавил гиганта, который подавлял его самого, а император раз двадцать повторял с бешенством:

– Побежден… побежден!..

Глава LX
Император хочет провести принцессу Полину

Расставшись с императором, Фуше отправился к императрице. Он хотел видеть герцогиню де Бланжини, которой желал отомстить. Молодая женщина столько раз осыпала его эпиграммами, столько раз насмехалась над его бессилием против Кадруса! Ненависть таилась в сердце герцога Отрантского.

Он нашел герцогиню выигрывающей, а потому очень счастливой и наполнявшей гостиную веселым смехом, гораздо громче, чем позволял этикет. Но императрица была снисходительна – герцогиня была ее балованным ребенком.

Министр сделал знак Савари, его вчерашнему сопернику и его сегодняшнему союзнику, потому что оба потерпели одно поражение. Другие захватили Кадруса, и Савари также хотелось заставить раскаяться герцогиню. Министр начал с ним разговор о посторонних предметах. Бросив значительный взгляд на своего собеседника, Фуше постарался встать позади герцогини и проговорил довольно громко:

– Знаете ли, генерал, что Кадрус совершил великолепный поступок?

– Он меня этим не удивит, – ответил Савари. – Это герой разбойничьего мира. Что же, однако, он сделал?

– Представьте себе, генерал, император послал к этому негодяю одно знатное лицо взять от него одно письмо с обязательством. В этом обязательстве его величество поставил себя в необходимость исполнить первую милость, о которой будет просить его кавалер де Каза-Веккиа, в котором он тогда не подозревал разбойника. Император предполагал, что Кадрус потребует жизни.

Все слушали. Даже императрица с большим интересом следила за этим разговором. Герцогиня ожидала какого-нибудь удара и собрала все свои силы.

Фуше продолжал:

– И вот посланный принес письмо и…

– Ваша светлость заставляет нас томиться в недоумении, – сказал Савари.

– Это оттого, что поведение Кадруса действительно великолепно. Он написал внизу письма просьбу. Угадайте какую?

– Быть расстрелянным, вместо того чтобы умереть на гильотине, – сказал генерал Рампон.

– Нет, – возразил Фуше, – он просто попросил его величество принять в орден сестер милосердия свою жену.

Рампон ударил себя в лоб кулаком. Поднялся говор. Императрица спросила:

– Что с вами, генерал?

– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Рампон, – но этот поступок Кадруса приводит меня в восторг. Вот так человек! Положим, что он убийца, но самые знаменитые разбойники никогда не делали ничего подобного. Это искупает множество преступлений в глазах энергичных людей.

Герцогиня де Бланжини встала и простилась с императрицей, которая сказала ей несколько ласковых слов. Через десять минут она явилась к императору, который не принял ее. Она обратилась к Констану.

– Друг мой, – сказала она ему, – скажите его величеству, что я хочу его видеть. Пусть лучше он выслушает меня.

Император согласился, но принял молодую женщину со строгим лицом и сказал ей:

– Герцогиня, все бесполезно. Вы напрасно будете меня умолять. Даю вам десять минут на стоны, слезы, мольбы, но через десять минут я попрошу вас оставить меня одного.

Герцогиня поняла, что стараться поколебать волю императора бесполезно, но она нашла в своих женских инстинктах средство более пригодное для успеха – помилования, которого она так горячо желала.

– Государь, – сказала она, – ваше величество ошибается. Я пришла не просить за этого несчастного молодого человека, а просто проститься с вами. Я поступаю в монастырь.

Император принял равнодушный вид.

– А можно спросить, в какой это монастырь вы поступаете? – сказал он.

– Орден сестер милосердия.

– О-о, счастливый орден! В него поступает герцогиня де Бланжини, императорской крови, и еще женщина хорошей фамилии, неудачно вышедшая замуж, но имеющая тридцать миллионов. Какой почет и доход этому ордену!

– Вы насмехаетесь, государь. Вы шутите. А я так печальна, что от ваших улыбок мне делается дурно.

Император несколько смягчился.

– Моя добрая Полина, – сказал он, – подумала ли ты, что при этом ты сделаешься безобразна? Ведь тебе придется обрезать волосы.

– Я решилась на это.

Наполеон не верил. Он столько раз видел, как великолепные волосы молодой женщины падали к ее ногам; он знал, с какой гордостью и с какой радостью наступала она на косы, лежащие на полу, когда причесывалась утром. Он знал, как женщина дорожит подобным украшением, которое ничто не может ей дать, как бы ни была она богата. Герцогиня поняла, что Наполеон не убедится, пока не увидит собственными глазами, что она способна на эту горестную жертву. Она схватила со стола ножницы и быстро отрезала одну из своих кос.

Император встал.

– Ты с ума сошла, Полина!

– Я просто решилась, государь.

Император взглянул на отрезанную косу, брошенную молодой женщиной.

– Как жаль! – сказал он.

Она хотела отрезать другую косу.

– Подожди! – сказал Наполеон.

– Слишком поздно, государь.

– Подожди. Парикмахер скроет все то, чего у тебя недостает, пока вырастет другая коса. О, женщины, надо им поддаваться! Заключим уговор.

– Говорите, государь.

– Я должен тебе сказать, что в эту минуту Кадруса судит в Венсенне военный суд, и как только приговор будет произнесен, а я заранее его утвердил, Кадрус будет расстрелян.

– Великий Боже!

– Я пошлю ему помилование с моим ординарцем, но с условием.

– Говорите скорее, государь.

– Если мой ординарец приедет слишком поздно, ты все-таки не поступишь в монастырь. Ты клянешься?

– Клянусь! Поспешите, государь.

Император позвонил и приказал явившемуся ординарцу:

– Велите оседлать лошадь и отвезите в Венсенн приказ, который я к вам пришлю. Скачите во весь опор.

Офицер вышел. Император начал писать и показал написанный им приказ трепещущей принцессе.

– Читай, – сказал он, – и позови Констана.

Она прочла и позвала. Но император быстро написал другой приказ и спрятал его. В приказе было написано:

«Полковник Дюпре должен опоздать».

Он спрятал эту записку в левой руке. Констан пришел.

– Возьми, – сказал ему император, отдавая ему оба приказа со значительным пожатием руки, – и отнеси дежурному ординарцу.

Император догадывался, что принцесса Полина захочет сама пойти с Констаном и видеть, как уедет ординарец. Он не препятствовал ей, думая, что бедная герцогиня обманута. И она действительно не подозревала ничего.